Дырбак Кунзегеш. Пастушка поэта

Редкое счастье – быть запечатленной в стихах большого поэта. Ей оно выпало. Дырбак Халбыновна Кунзегеш стала прообразом главной героини «Баллады о маленькой пастушке», поэтическим символом женщин новой Тувы – тех, что из юрты шагнули в неведомую их родителям жизнь.

«Нет, не могла тогда понять простушка,

Смешная семилетняя пастушка,

Что ей немая серая скала

Подарок дорогой преподнесла.

Что наступает звездный час открытий,

Что эта книга – первое звено

В счастливой золотой цепи событий,

Которые изведать суждено».

Эти строки народного писателя Тувы Юрия Шойдаковича Кюнзегеша – о той, кому первой читал рожденные ночами стихи. Золотая цепь событий связала их еще до знакомства друг с другом, не рвалась сорок восемь прожитых вместе лет, осталась прочной и после смерти поэта. К двадцати прижизненным

сборникам его произведений вдова прибавила еще четыре.

 

 

Наши горы расчудесны,

В них лежит большая книга!

 

– Дырбак Халбыновна, история с найденной книгой, ставшая основой «Баллады о маленькой пастушке», – это реальность или художественный вымысел поэта?

– Это правда. Юрий Шойдакович описывает в балладе то, что действительно случилось со мной в 1943 году. Только в стихах девочка семилетняя, а мне тогда одиннадцать было, в третьем классе училась.

Я ведь сут-хольская, Ишкин – родная моя река. В тех местах кочевали родители, с малых лет помогала им пасти овец. Земляки мои, наверняка, хорошо знают и помнят местечко Чамзылыг. Оно очень красивое: с одной стороны – гора, с другой – небольшой лесочек. Возле крайних лиственниц и нашла книгу. В стихах это местечко по-другому называется – Хадынныг, такое тоже есть в нашей местности.

А книга – та самая, о которой в балладе говорится – «Капитанская дочка» Пушкина в переводе на тувинский язык, еще с латинскими буквами. На обложке – темный силуэт.

Когда нашла ее, сразу узнала. Эту книгу вечерами читал нам наш учитель Алексей Арапчор. Он в нашу Кызыл-Тайгинскую начальную школу в сорок втором году приехал, после окончания второй кызыльской. Во времена Тувинской Народной Республики эта школа была кузницей кадров. Ее выпускники сразу на учительскую работу в районы направлялись. И вот что интересно: Алексей Арапчор был Юриным одноклассником. И оба они поэтами стали.

– Как же «Капитанская дочка» в тайге под лиственницами оказалась?

– Загадка. Когда я книгу нашла, Алексей Арапчор уже уехал от нас, его в другую школу перевели.

Может, он оставил ее кому-то из учеников, а тот потерял? Так и не удалось найти ее хозяина, и эта повесть стала второй моей личной книгой.

По вечерам в юрте при свете керосиновой лампы, подражая учителю, читала ее родителям. Они с таким удовольствием, с таким вниманием слушали. Сами читать не умели, хотя мама и пыталась научиться: ходила на курсы по ликвидации безграмотности и меня, тогда еще дошкольницу, с собой брала. Но постичь грамоту ни ей, ни папе так и не удалось.

– Если пушкинская повесть стала второй вашей личной книгой, то какая была первой?

– Тоже русская классика – «Конёк-Горбунок» Ершова в переводе на тувинский. Эту сказку мне папа подарил, когда во втором классе училась. В нашем маленьком селе книги не продавались, он ее из Чадана привез. «Конёк-Горбунок» стал первой книжкой, которую сама от начала до конца прочла.

Потом папа мне вторую книгу купил – уже тувинского писателя: повесть Степана Сарыг-оола «Белек» – «Подарок». А будущий роман Салчака Токи «Слово арата» вначале издавался под названием «Мои воспоминания». Я эти воспоминания уже в чаданской школе прочитала.

А еще читала газету «Шын», помню, в ней печатали стихи о войне. Мои четыре года учебы в школе села Кызыл-Тайга как раз на военные годы пришлись. Мы ее первыми выпускниками в сорок пятом году стали.

А знаете, кто моим одноклассником по Кызыл-Тайгинской школе был? Он большим государственным человеком стал – Чимит-Доржу Байырович Ондар. Мы и жили рядом, вместе кочевали, играли, соревновались в пословицах, частушках: кто больше знает. Их пели и рассказывали старшие, а дети запоминали. Когда запас известных нам народных изречений иссякал, пытались придумывать свои.

Юрий Шойдакович такой момент творчества вставил в свою балладу: маленькая пастушка, найдя книгу, сочиняет частушку:

Красотой своей известны

Девушки из Хадынныга!

Наши горы расчудесны,

В них лежит большая книга!

Так частушка выглядит в переводе Марка Ватагина, а мы, конечно, их на родном тувинском пели. Я ведь до тринадцати лет ни одного слова на русском не знала, ни с кем, для кого этот язык родной, не встречалась.

 

Первая «Четвёртая высота»

 

– А когда впервые русскую речь услышали?

– Осенью сорок пятого, когда в пятый класс пошла, – в Чадане. Там, в семилетней школе-интернате, была только одна русская учительница – башкы Паршукова. Она и преподавала нам язык. Первые два слова, которые я услышала и запомнила: «Здравствуйте, садитесь». С них она начинала каждый урок. А в конце спрашивала нас: «Поняли?» Ученики, чтобы ее не огорчать, дружно головами кивали: поняли. Кивала вместе со всеми, а сама думала: ничего не поняла, ничего-то не знаю.

В шестом классе у нас появился Альберт Танов, будущий композитор. Как сейчас помню: был он в красном тувинском тоне – халате. Так вот он тувинского языка совсем не знал, как мы – русского. Он ведь до этого в Кызыле в русской школе учился. Седип-оол Танов, его отец, был тувинцем, государственным деятелем, мама – полькой. Когда она умерла, отцу сложно стало, и одного из трех сыновей он отправил к родственникам в Чадан. Но Альберт в процессе общения с нами быстро тувинский освоил. И нам благодаря ему чуть полегче стало русский осваивать: Альберт подсказывал, разъяснял непонятное.

Но всё равно очень сложно было. Помню, с каким трудом первую книгу на русском осилила, называлась она «Четвертая высота».

– Книга, которая после первого выхода в свет в сорок шестом году была весьма популярна у советских детей. О юной киноактрисе Гуле Королёвой, ее детстве, школьных годах, о том, как она на фронт ушла и героически погибла. Очень доступным языком написана.

– А я через нее, как через лес, пробиралась: тут – просвет, тут – полная темнота. Половину слов понимала, другую – нет. Но все равно не сдалась, до конца прочла. Наша башкы, в ту пору мы педагогов не по имени и отчеству называли, а уважительно обращались к ним со словом башкы – учитель, говорила: чем больше вы будете читать, тем скорее русский язык освоите.

– Ваша башкы Паршукова – это Прасковья Филипповна Паршукова, которая впоследствии институтом усовершенствования учителей руководила, заместителем министра образования была, Заслуженным учителем Тувинской АССР и Отличником народного просвещения РСФСР стала?

– Да, это она. В Чадане тогда сильные педагоги были, очень увлеченные своими предметами. Географию, например, преподавал Обус Маннай-оолович Монгуш, он в Ленинграде учился. И так преподавал, что и сейчас помню названия рек, гор, городов в разных частях света.

Только не подумайте, что такой уж примерной ученицей была: не раз сбегала из интерната.

 

Сут-хольская беглянка

 

– Причина побегов?

– Сильно по родителям скучала, по еде домашней. Особенно – по пирожкам, которые папа готовил.

У него свой рецепт был: двумя острыми ножами одновременно мелко-мелко крошил мясо в деспи – деревянном корытце, потом так же резал кулча – дикий лук. Фарш получался не таким измельченным,

как в мясорубке, оттого был вкуснее. Делал пресное тесто, лепил пирожки и жарил их в котле на топленом масле. Очень вкусными они у него получались. И такими ароматными!

А в интернате скудно кормили: на обед жидкий суп да кусочек просяного хлеба. Вот и повадилась убегать. Ускользала сразу после завтрака и, через реку Хемчик, – знакомыми тропинками в горы. Целый день шла, затемно до родительской юрты добиралась.

Мама и папа руками всплеснут, поругают меня, а потом мясом откармливать начинают. Но недолго. Дней через пять папа седлает коня и снова в Чадан везет: он впереди, я – за его спиной.

Единственной дочкой у родителей была, до меня рождались дети, даже близнецы были, но и до года не доживали. Мама с папой очень меня любили и баловали, но когда дело учебы касалось, отец был строг. Мама по доброте и жалостливости своей, может, и уступила бы моим просьбам, оставила

в юрте, но папа был непреклонен: «Мы с тобой оба неграмотные, так пусть дочка наша свет увидит. Надо учиться». Вот так два года и продолжалось: как убегу, отец – на коня, опять меня в школу везет.

Наш учитель тувинского языка Хомушку Саинотович Алдын-оол, он потом долгие годы ректором Кызыльского государственного педагогического института был, даже прозвал меня сут-хольской беглянкой.

Но папа добился своего: в седьмом классе побеги прекратились: втянулась в учебу, привыкла к жизни интернатской. И питание в столовой наладилось, нам даже одежду казенную выдавать стали, а до этого кто в чем на уроках сидел.

Не все дети и их родные это испытание выдержали. В трех пятых классах начинали учиться девяносто человек, а через три года пятнадцать осталось. В мае сорок восьмого чаданскую семилетку окончили одиннадцать мальчиков, четыре девочки, и я в их числе.

Очень благодарна своим родителям. Халбын Додунмаевич и Мамайдок Сандаковна Ондары простыми скотоводами были, но во всём, что учебы касается, поддерживали, и до конца своих жизней нам помогали. Друг за другом они в 1957 году за красной солью ушли. Очень тяжелым этот год был. Умирает мама, через тринадцать дней я родила младшую дочку, а через 17 дней не стало отца – остановилось сердце.

Мы с Юрой с тремя детьми без поддержки родителей остались: Валере – четыре года, Наде – два, и новорожденная Вера.

 

Мой брат Кунзек

 

– Дырбак Халбыновна, а как вы с Юрием Шойдаковичем встретились?

– Я с ним первая встретилась – заочно, когда в седьмом классе училась. Газеты тувинские очень внимательно читала, ничего не пропускала. Особенно – стихи, в них публиковавшиеся. Авторы – Сарыг-оол, Саган-оол, Пюрбю, Кюнзегеш. Думала, что все они – старики. А когда в Чадан приехали две девочки, которые в Кызыле во второй школе учились и сказали, что Кюнзегеш – ученик их школы, так удивлена была. Как так: такой великий человек, в газетах печатается, и школьник?

А впервые его увидела в сорок восьмом, когда сама стала в Кызыле во второй школе учиться – в восьмом классе. Как-то после обеда мы, ученики, как обычно, все вместе в классе занимались: домашние задания выполняли. Речь зашла о поэте Кюнзегеше, о том, что он в прошлом году школу окончил. Потом семиклассник, который о нем рассказывал, вышел из класса, но вскоре снова вбежал: «Там сам Кюнзегеш в коридоре стоит!»

Мне так любопытно стало на самого Кюнзегеша посмотреть: какие они, поэты, бывают? Вышла из класса, делая вид, что по своим делам иду, прошла по коридору, у стенгазеты остановилась, изображаю, что внимательно ее изучаю, а сама краем глаза на стоящего у окна поглядываю. «Почитала» и назад пошла, ничего такого особенно великого не увидела: невысокий, худенький, одежда какая-то серая.

Он тогда в газете «Сылдысчыгаш» работал и часто в школу приходил к друзьям-старшеклассникам, больше ему пойти некуда было. Заглядывал к ним, когда самостоятельно занимались, по субботам и воскресеньям на школьные вечера приходил. И так постепенно мы с ним подружились.

Очень вежливый, добрый. И скромный, застенчивый даже. В сорок девятом он в Абаканский учительский институт учиться уехал, а потом на практику в нашу школу приезжал, на каникулы. Мы с ним в кино ходили, в парке гуляли, всё говорили и говорили, наговориться не могли.

Четыре года дружили, были друг другу братом и сестрой. Он ведь на пять лет старше, я его уважительно называла Кунзек акым – брат мой Кунзек.

А в пятьдесят втором стали жить вместе. Мой Кунзек акый всё в ЗАГС звал, чтобы расписаться, а я отказывалась: подружки сказали, что там целоваться заставляют, а мне прилюдно целоваться стыдно было.

А когда 2 марта 1953 года у нас сын родился, и нужно было оформить свидетельство о рождении, Юра уже сердиться начал: почему расписываться не хочешь? И через месяц после рождения Валеры мы зарегистрировались.

 

Буква Ю и буква Ө

 

– Вы называете мужа по-разному: то Кунзек, то Юра. Сразу два имени у поэта было?

– Нет, сначала одно – Кунзегеш, его ему при рождении лама дал. Он 17 октября 1927 года родился, в местечке Арбык, в тоджинской тайге. Кунзегеш из рода кол. А в школе его Кунзеком звали.

– Кол – известная в Тоджинском районе фамилия оленеводов и охотников.

– Отец его, Шойдак Агбанович Кол, охотником и был, а еще строительством занимался в селе Тоора-Хеме. Однажды упал с высоты, покалечился, потому хромал. Не стало его в 1955 году. Когда он заболел, мы приехали к нему в Тоора-Хем, он так радовался. Недели две там пробыли, собрались лететь домой, ждали в аэропорту самолета, но он так и не прилетел. Вернулись в дом отца, и в эту же ночь он умер. А мамы, Севекчик Булагановны, не стало, когда мальчику восемь лет было.

– С Кунзегешем понятно: когда в Туве после ее вхождения в состав СССР всем начали выдавать советские паспорта, он сделал имя своей фамилией – Кунзегеш. А почему выбрал имя Юрий?

– Почему? Интересный вопрос. Только ответа на него уже не получить: он об этом не рассказывал, да и я не спрашивала. Но буква «ю», с которой имя начинается, Юре всегда нравилась. По паспорту и по всем документам он Кунзегеш, через «у». А для своих литературных произведений выбрал фамилию Кюнзегеш, через «ю». Так и во всех его поэтических сборниках значится – такой псевдоним.

– Самый оригинальный в истории литературы псевдоним получился: только одной буквой от официальной фамилии отличается. Только как же ваши фамилии теперь писать в интервью: супруга – с «ю», а супругу – с «у»? Для истории и языка каждая буква важна, на своем месте должна стоять.

– Пишите мою фамилию по паспорту – Кунзегеш. А Юрия Шойдаковича обязательно так, как он подписывал все свои стихи – Кюнзегеш. Это его имя в литературе, он сам букву «ю» выбрал, и на его надгробии именно так написано.

А насчет точности в каждой букве вы очень верно заметили. Мне это профессиональное правило хорошо известно. Двенадцать лет в нашем издательстве редактором книг на тувинском языке проработала. Хорошо знаю, какой это скрупулезный и ответственный труд – редактура.

Коллеги рассказывали, что раньше, если находили серьезные ошибки в уже отпечатанных изданиях, браковали весь тираж и делали новый. И все – редакторы, корректоры, машинистки – покрывали расходы из своего кармана.

При мне подобного уже не было, но однажды случилось такое: в орфографическом словаре тувинского языка везде вместо заглавной буквы «Ө» с черточкой посередине, которая стояла перед перечнем начинающихся на эту букву слов, напечатали русскую букву «О».

Правило было такое: если в уже отпечатанном тираже книги находили не замеченную в корректуре существенную ошибку, то в конце каждого экземпляра вклеивали листочек с поправкой, с указанием страницы. А здесь-то как вклеишь, это же словарь!

– Действительно, караул: издательство допускает орфографические ошибки в орфографическом словаре. Весь тираж под нож пустили, а директоров издательства и типографии премий лишили с выговором по партийной линии?

– Нет, по-другому справились. В то время, а это в конце семидесятых было, металлические строчки и буквы отливали на линотипе. Отлили несколько правильных букв, раздали сотрудникам издательства, и мы всем коллективом целый день окунали эти литеры в типографскую краску и ставили их поверх неправильной буквы.

Окончание – в  №21 от 12 июня 2015

Интервью Надежды Антуфьевой и Елены Чадамба с Дырбак Кунзегеш «Пастушка поэта» войдёт двенадцатым номером в шестой том книги «Люди Центра Азии», который сразу же после выхода в свет в июле 2014 года пятого тома книги начала готовить редакция газеты «Центр Азии».

Фото:

1. Дырбак Кунзегеш – хранительница памяти поэта Юрия Кюнзегеша. 22 мая 2015 года. Республика Тыва, Кызыл. Фото Сергея Еловикова.

2. Десятиклассники. За первой партой в правом ряду слева направо – Комбу Монгуш и Дырбак Ондар. За второй партой – Доржу Бузур-оол, за ним – Монге Монгуш. За первой партой в левом ряду – Альберт Танов, Кызыл-оол Опай, Маадыр-оол Чымба. За второй партой – Биче-оол Донгак, Татьяна Куулар, Мамбар-оол Салчак. За третьей партой Сиилинмаа Тюлюш, Чычыы Бады-Лама, Кодан-оол. За четвертой партой – Салчак Чигжит, Владимир Монгуш, Март-оол Даржаа. Тувинская АССР, Кызыл, школа № 2. 1951 год.

3. Халбын Додунмаевич и Мамайдок Сандановна Ондары – в центре. Слева – их зять Юрий Кюнзегеш с первенцем Валерой, приемная дочь Хензиг. Слева стоит Дырбак Кунзегеш, справа – ее тетя Дарыймаа Тембрек. Сидит ее муж Николай с младшей дочкой Светланой, рядом – старшая дочь Галина. Кызыл, лето 1953 года.

4. Тоджинский охотник Шойдак Кол, отец поэта Юрия Кюнзегеша. Тувинская АССР, конец сороковых годов двадцатого века.

5. Юрий Кюнзегеш с сыном Валерой и супругой Дырбак. Слева стоит Ольга Ондар, сестра Дырбак Кунзегеш, приемная дочь ее родителей. Справа – Ханды Монгуш, двоюродная сестра Дырбак Кунзегеш. Кызыл, 1954 год.