«Хоть с ногами и проблемы, но руки меня еще
слушаются», – говорит Александр Мургутеевич Салчак, поднося к губам
демир-хомус.
Этот один из самых маленьких в мире, умещающийся в
ладони музыкальный инструмент – верный спутник семидесятидевятилетнего мастера
и исполнителя на протяжении семидесяти трех лет.
С его помощью и плачу, и смеюсь
– Александр
Мургутеевич, за что вы так любите хомус?
– То, что скажу,
наверное, громко прозвучит, но я считаю, что хомус – это душа тувинского
народа. Посмотрите, это очень маленький музыкальный инструмент, но он может
передать все оттенки окружающего нас мира. На нем можно не только играть
музыку, но и разговаривать, подражать звукам природы.
За свою жизнь на всех
национальных инструментах играл: бызаанчы, дошпулуур, игил, чадаган, лимби.
Помню, как с Константином Чульдумовичем Тамдыном, великий мастер был, играл на
экспонатах тувинского музея. Их вынесли во двор старого здания музея, и мы
устроили небольшой концерт.
Был там кандан, который в
давнюю старину делался из бедренной кости умершей девушки, был бушкуур, это
длинная такая труба, которую поддерживают два человека. На конце – мундштук, в
него нужно дудеть.
Много инструментов держал
в руках, но демир-хомус – железный хомус – самый любимый и верный друг. В нем –
мои мысли и чувства. С его помощью и плачу, и смеюсь. Семьдесят три года я
вместе с ним.
– Получается, что вы
начали играть на нем в шесть лет?
– Именно так. Шестилетним
услышал, как моя самая старшая сестра Мандыл и ее подружка из соседнего аала
Сырга играют на хомусе. У меня четыре сестры было: старшие – Мандыл, Тапыл,
Манзырыкчы, младшая – Ажыкмаа.
Девочки играли на
демир-хомусе. Так он мне тогда понравился, что ходил за сестрой по пятам,
выпрашивая желанный инструмент. А Мандыл давать его не хотела. И как только
выпадал подходящий случай, я быстро хватал железный хомус, убегал подальше,
пытался играть на нем, внимательно рассматривал: из чего и как сделан.
– А из чего состоит
хомус?
– Из корпуса, который
имеет два прямых конца с внешними и внутренними гранями, их еще щечками
называют, а также язычка. У язычка есть колено и кончик. Корпус инструмента
изготавливался из гвоздя, а язычок – из тевене, толстой такой иглы, которой
шили ширтеки – войлочные коврики для юрты.
Уроки кузнеца Мортужука
– Когда сделали свой
первый инструмент?
– Так, дайте-ка
вспомнить. Родился я 27 мая 1936 года, в паспорте записано, что в селе
Кызыл-Даг Бай-Тайгинского района, но на самом деле на чайлаге – летнем стойбище в местечке
Мугур-Тал. Наш родственник, шаман Канчыыр-Хам, при рождении дал мне имя Сылдыс
– Звезда и еще в младенчестве проткнул мочку уха, чтобы злые духи не забрали
меня к себе.
А родители дали имя Шура
– в честь женщины, которая жила в соседнем аале и принимала у матери роды,
пуповину мою перерезала. Как появилось у нее это русское имя, мне неизвестно,
но благодаря нашей соседке стал Шурой, а потом – Александром.
Отец мой каждое лето
ставил возле нашей юрты еще две. Одну из них – для сильнейшего кузнеца того
времени Мортужука. Он ремонтировал чугунные чаши, котлы, делал на заказ
уздечки, удила, колечки – всё то, без чего не обходилось ни одно кочевье. За
свою работу получал баранов.
Помню, мне лет пять или
шесть: стою на чурбачке и помогаю Мортужуку выдувать меха. Тогда для мехов
использовали два козьих бурдюка: шея каждого навязывалась на трубку, служащую
соплом, а две ноги заменяли ручки и клапаны.
У меня была своя
маленькая наковальня, молоток, зубила, клещи. С этого возраста уже знал, как
надо работать с железом. Например, после накаливания его не сразу в холодную
воду окунают, а постепенно. Пока железо красное, его напильником отделывают. В
этой кузнице и сделал свой первый демир-хомус. Десять лет мне было, значит, в
1946 году.
– Во второй юрте тоже
мастер жил?
– Да, очень талантливый
человек Хертек Шыырап. Он искусно мастерил седла, делал и расписывал тувинские
сундуки – аптара. Каждый цвет размешивал в отдельной фарфоровой чашечке, и его
краски удивительно пахли. Мне очень нравилось смешивать их, добиваясь нужного
оттенка.
В то время краски
покупались в Китае и Монголии. Они были такого хорошего качества, что
нанесенный узор оставался ярким долгие годы. Кисточки для рисования Хертек
Шыырап делал из волос хвоста колонка, белки и из ушного коровьего волоса.
Еще хорошо помню, как он
делал тувинское седло. В чугунной чашке долго вываривал рога марала, когда они
становились мягкими, как сыр, острым ножом нарезал из них ленты, обвивал ими
дуги лук. Переднюю и заднюю луки окрашивал ярко-красным китайским лаком. Эта
традиция осталась с боевого прошлого, чтобы противник в битве не заметил крови,
вытекающей на седло раненого всадника.
Вот так перебегал из юрты
в юрту, смотрел, как работают мастера. Помогал и учился у них. Уроки кузнеца
Мортужука очень пригодились. Свои хомусы я изготавливал по его методу холодной
ковки. Если язычок делать горячим способом, со временем он теряет упругость,
его звучание затухает. А холодная обработка – другое дело, мелодия становится
более яркой, звучной.
Работа – ювелирная
– Что самое сложное в
изготовлении железного хомуса?
– Изготовление язычка и
его закрепление к корпусу. Изготовление язычка – дело кропотливое: выпрямляешь
его, обтачиваешь, шлифуешь. Язычок должен быть упругим, достаточно твердым, в
то же время он не должен быть хрупким.
У каждого мастера – свои
секреты. Я, например, язычки хомусов делал из круглых стальных колец шириной
три миллиметра, которые доставал из поршневых цилиндров грузовой машины.
Зубилом раскалывал кольцо и получал две изогнутые пластинки.
Некоторые мои друзья
сомневались, говорили, что язычок кривым выйдет. Но я-то знал, что делал.
Экспериментировал со многими предметами, в дело шли и стальные линейки, и
лезвие косы. Но лучшим вариантом для язычка для меня все-таки стали поршневые
кольца.
Корпус хомуса вырезал из
полуторамиллиметрового пластинчатого железа. Ковать форму надо так, чтобы
конусность деки соответствовала конусности язычка. После этого наступает самый
сложный момент – подгонка и закрепление язычка к корпусу. Работа ювелирная: для
язычка вырезается и шлифуется небольшое гнездо. Здесь очень важно точно
подогнать язычок к граням корпуса, строго сохраняя определенный зазор.
– Размер хомуса влияет
на его звучание?
– А как же. Традиционная
длина демир-хомуса – от семи до восьми сантиметров. Но можно сделать и
покороче, тогда издаваемые звуки будут высокими и, наоборот, удлиненный хомус
будет звучать более низко.
Звучание не только от
размера зависит. Например, если сделать надсечки на вибрирующей пластинке,
загнутой в конце в прямой угол, обер-тоны будут более низкими, бархатными. Чем
тоньше отшлифовано основание клинообразного язычка, тем ниже звучание
инструмента.
Хомус играет на одной
ноте. Этот звук называется основным тоном.
– Как одна нота дает
такое богатое звучание?
– Используя зубы, губы,
рот, голосовые связки и дыхание, извлекают различные обертоны, которые и
становятся музыкой. При игре ротовая полость становится резонатором звука. Но
самое главное при игре, конечно же, правильное дыхание.
– Как научиться
правильно дышать во время игры?
– Здесь главным является
вдыхание. Если во время одного удара сделать длинный вдох, то время звучания
увеличивается. Также нужно уметь дышать с помощью мышц живота, как если бы вы
качали воздух туда и обратно.
Постановка рук тоже имеет
большое значение. Большой и указательные пальцы левой руки придерживают
инструмент. Остальные полусогнуты. В это время прямой указательный палец правой
руки ударяет по язычку в направлении к себе и от себя.
И еще, я всегда учил, что
игра на хомусе должна заканчиваться восклицанием: «Эй!» Вот тогда финал звучит
очень красиво, законченно.
– За какое время можно
научиться хорошо играть на хомусе?
– Извлекать основной
звук, изменять его, играть простые мелодии научиться можно быстро, за несколько
недель. А чтобы овладеть всей техникой игры, нужны постоянные занятия, большое
желание и любовь к музыке хомуса. Также человек должен знать тувинские
частушечные мелодии.
Родовая сказка: верный куулар
– Выходит, вы с
детства росли в такой обстановке, которая сама по себе располагала к развитию
интереса ко всему, что вас окружало?
– Да, это так. Еще в
нашей юрте постоянно звучали сказки. Вечером, загнав скот в кошару, мы
усаживались вокруг очага рядом со сказителем дедушкой Даржаа. Он певучим голосом
начинал рассказывать волшебные сказки, и я уносился в удивительный мир, в
котором происходили такие захватывающие события.
Да и наша родовая
история, уруум, тоже на сказку похожа. Хочешь, расскажу?
– Конечно, хочу.
– Тогда слушай. Дело вот
как было. Мой дед, отец матери, Сотпа Оруспайович Салчак, был очень зажиточным
аратом. У него было огромное зимнее стойбище в местечке Самчыыр. Напротив кошар
возвышалась гора Сан-Салыр. Когда выгоняли скот на пастьбу, гора будто оживала,
двигалась – всюду паслись овцы, козы, лошади, коровы. Общее поголовье – около
девяти тысяч. Только дойных коров – до восьмидесяти голов.
В Коп-Соокском хурээ ему,
как богатому и влиятельному человеку, даже дали высокий духовный сан – хелин.
Так его все и звали: Сотпа Салчак хелин.
Несмотря на свое
богатство и знатность, мой дед был очень трудолюбивым человеком, несмотря на
слепоту, без дела никогда не сидел: то в юрте мнет кожаные арканы, то в лесу
дрова рубит.
А зрение он потерял,
когда женил своего старшего сына Дамдынчапа. Выделил из своего стада несколько
голов для новобрачных, но родственники невесты были недовольны подарком. «Сотпа
Салчак хелин – человек богатый, мог бы выделить скота и побольше», – говорили
они. Но дед твердо стоял на своем, тогда родственники невесты подговорили лихих
людей. Те завалили старика на землю, поколотили и засыпали в глаза мелко
порубленный конский волос. С той поры дед потерял зрение.
А в том, что потеряла
зрение и моя бабушка Манзыга, он сам был виноват. Дед часто ездил в соседние
аалы, в дорогу надевал богатый халат – тон с широкими манжетами из бобрового
меха. Когда он возвращался домой, его всегда встречала жена. Но однажды бабушка
не смогла встретить его, как положено, задержали домашние дела. Тогда хмельной
дед в ярости полоснул бобровым рукавом по глазам жены. После этого зрение стало
гаснуть и у нее.
Непростого характера был
дед. Было у него восемь детей: четыре парня и четыре девочки. И моему отцу
пришлось очень постараться, чтобы он отдал за него самую красивую из своих
дочерей – кудрявую Шожуму. Дедушка поначалу не принимал Мургутея, считал его
недостойным Шожумы.
И тогда влюбленный пошел
на хитрость. У него были выносливые отборные скакуны, и время от времени отец
пригонял к юрте деда самого лучшего коня. Сотпа-хелин вслепую ощупывал лошадь,
ее снаряжение и всегда оставался доволен.
В конце концов,
неприступный дед согласился на брак. Молодым поставили отдельную юрту. Отец был
опытным охотником, метко отстреливал пушного зверя, мама шила меховые шапки.
Каждую потом обменивали на овцу. Вот так их стадо постепенно выросло до семисот
голов.
Маме не было и тридцати
лет, когда она умерла при родах. Родственники предлагали отцу найти новую
подругу, в ответ он так вскипал, что даже колотил таких советчиков. Мургутей
Дондукович Куулар так и дожил один до пятидесяти шести лет, оставаясь верным
кууларом – лебедем своей любимой.
– Красивая история. Но
если фамилия вашего отца Куулар, то почему вы Салчак?
– Как только я родился,
дед позвал отца к себе и потребовал, чтобы единственный сын его дочери носил их
родовую фамилию. А в те времена слово старших было законом. Так я и стал
Салчаком.
Меня, единственного
мальчика в семье, все очень любили. Бабушка Манзыга Доктаамаловна всегда
следила, тепло ли одет, не порвалась ли обувь или шапка, если находила прореху,
заставляла сестер заниматься ремонтом моего гардероба. Мои сестры были ее
глазами, а я – ее любимчиком. По утрам бабушка нюхала мою кудрявую голову,
называла ласковыми словами и угощала вкусными кусочками мяса.
Как волки мстили Горбоносому
– Каким запомнился вам
отец?
– Отца все называли
Шиш-Хаай – Горбоносый. Он был очень сильным человеком. Широкоплечий,
бритоголовый, на ногах – кожаные идики с узорчатым орнаментом, на голове –
лисья шапка, закрывающая уши и спину, на шее – шарф из лисьих хвостов. На
запястьях – нарукавники из лисы мехом внутрь. В стужу от его широких ладоней
всегда шел пар. Сыдым – кожаный аркан, который в морозы становился, словно
железный, он сворачивал голыми руками.
Зимой он носил теплую
шубу – негей тон, сшитую из овечьих шкур мехом внутрь. От снега, дождя,
колючего кустарника его защищали огдешки – две отдельные кожаные штанины, они
надевались поверх штанов и сапог.
В любое время года отец
повязывался прочным шелковым поясом красного цвета. За поясом носил улуг бижек
– большой охотничий нож. Его рукоять, сделанная из бересты, доходила до
двадцати пяти сантиметров. Начало и конец рукояти украшались овальными
трубками: темного цвета – из рога козерога, светлого – марала.
Нож этот имел стальной
клинок шириной до пяти, а длиной до пятидесяти сантиметров. В деревянных ножнах
было отделение и для маленького, очень острого ножика для резки мяса.
Снаряжение его коня у
всех вызывало восхищение: нарядное седло, уздечка, удила, сбруя отделаны
серебром. Отец был очень хорошим знатоком лошадей. Его вороные скакуны
отличались особой выносливостью и резвостью. У лошадей с крепкими ровными
ногами и сильным дыханием бег был, как у волка.
Отец мой был скорой
помощью для аратов: на своих быстрых конях привозил народных лекарей, никогда
не отказывал и в других просьбах. Больных на лошадях перевозил особым способом
– дожениг. Двум оседланным коням связывал удила, шеи и хвосты, затем между ними
закреп-лял своеобразные носилки – две жерди, связанные арканом крест-накрест в
виде сетки. Лошадей вел отец, сидящий на третьем коне.
Кони были его страстью.
Он и меня с детства заразил своей любовью к ним. В старину ведь как было?
Ребенок еще на своих ногах толком не стоит, зато на коне уверенно держится.
Отец специально заказал
для меня маленькое седло, в скачках участвовал с малолетства. Первые
соревнования – в местечке Бора-Булак неподалеку от Чадана. Не раз на верном
коне Эзир-Кара становился победителем. Однажды в награду мне дали восемь метров
китайского шелка. Шелк этот так высоко ценился, что отец обменял его на
кобылицу с годовалым жеребенком.
Он и охотиться меня
научил. Отец слыл грозой волков. В то время серых хищников разрешалось травить
ядом, его отцу привозили из Кызыла. Весь процесс потравки помню очень хорошо.
Сначала отец поднимался на гору, прикуривал трубку, выбирал направление ветра,
чтобы запах яда не шел в его сторону. Потом резал козу, не полностью снимал с
нее шкуру, осыпал тушу ядом и вновь закрывал шкурой.
Смертельную наживку тащил
на санках в местечко Алысшат. Через некоторое время возле приманки лежал
огромный волк-вожак размером с жеребенка, а за ним на снегу – еще тринадцать
мертвых хищников.
Но не вся стая полегла в
тот раз. Те, которые остались в живых, стали мстить отцу: в многочисленных
отарах волки каким-то образом находили именно наших овец и отрывали им курдюки,
перегрызали горло, распарывали животы. Скот других людей не трогали.
Вот что еще интересно,
уруум: как и отец с матерью, мы с супругой Людмилой Тарасовной дали жизнь
пятерым детям. В разных местах Тувы, где мы с ней вместе работали, они на свет
появились: сыновья Слава и Стас – в селе Бай-Тале, Сайзана – в селе Кунгуртуг,
Саяна и Саида – в городе Кызыле.
Горько только, что нет
сейчас рядом со мной моей любимой жены и старшего сына Вячеслава. Слишком рано
они ушли от меня. Зато есть внуки и правнуки, их уже десять.
Всем детям мы смогли дать
хорошее образование. А вот мне, чтобы получить знания, пришлось из дома
сбегать: отец категорически не хотел, чтобы его единственный сын учился в
школе.
Окончание – в №44 от 27 ноября
Интервью Юлии Манчин-оол с Александром Салчаком «Семьдесят три
года с демир-хомусом» войдёт двадцать пятым номером в шестой том книги «Люди
Центра Азии», который сразу же после выхода в свет в июле 2014 года пятого тома
книги продолжает готовить редакция газеты «Центр Азии».
Фото:
1. «В нем – мои мысли и чувства». Александр Мургутеевич Салчак
играет на демир-хомусе – железном хомусе. Республика Тыва, Кызыл, 23 октября
2015 года. Фото Юлии Манчин-оол.
2. Александр Салчак: соло на бызаанчы. Республика Тыва,
Кызыльский район, поселок Каа-Хем, Дом культуры. 1994 год. Фото из личного
архива Александра Салчака.
3. Александр Салчак в своей мастерской вытачивает корпус
очередного демир-хомуса. В качестве защиты от металлической пыли приспособлена
маска для подводного плавания. Республика Тыва, поселок Каа-Хем. 2008 год. Фото
из личного архива Александра Салчака.
4. Александр Салчак: соло на игиле. Республика Тыва, Кызыл,
23 октября 2015 года. Фото Юлии Манчин-оол.
5. Александр Мургутеевич Салчак на коне справа. Уроки отца
пригодились ему во время участия в съемках фильма «Шестьдесят беглецов», снятом
в 1991 году в Туве Свердловской киностудией. Фото из личного архива Александра
Салчака.
6. Родные. На почетном месте в центре – Александр
Мургутеевич Салчак с бызаанчы. Слева от него дочь Сайзана Март-оол с внуком
Антоном Седеном, справа – внучка Милана Седен с внуком Максимом Седеном.
Стоят слева направо: муж дочери Саяны Муратали Исмаилов,
внучка Айзана Кыргыс, дочь Саида Кыргыс, внук Алимхан Исмаилов, жена сына
Станислава Алекмаа Салчак, дочь Саяна Салчак, сын Станислав, внучка Саглана
Салчак. Республика Тыва, Кызыл, 24 мая 2011 года. Фото из личного архива
Александра Салчака.