Прописка в
этом основанном в 1998 году городке России не требует формальностей. Подходишь
к шатру регистрации, называешь себя, свой город и страну, улыбаешься в
фотокамеру и спустя пару часов получаешь временный паспорт – бейдж с именем,
фамилией, фотографией. С ним ты становишься полноправным жителем
разместившегося на живописной лесной поляне вблизи города Чадана
Дзун-Хемчикского района Республики Тыва палаточного городка Международного
фестиваля живой музыки и веры «Устуу-Хурээ».
Одна тысяча пятьсот пятьдесят
четыре человека, от жизнерадостных грудных младенцев до бодрых пенсионеров, на
пять дней, с 22 по 26 июля, прописались в этом особом населенном пункте в 2015
году во время шестнадцатого по счету фестиваля.
Среди них – колоритная семья из
Санкт-Петербурга: высокий бородатый папа, стройная гибкая мама и девятимесячная
дочка, умными любознательными глазенками обозревающая этот пестрый мир с высоты
отцовских плеч. В их туристической экипировке особое место занимает
спецреквизит для огненных шоу.
Глава пламенного семейства Максим
Вадимович Захаров в свои тридцать один год – уже ветеран «Устуу-Хурээ»,
вписанный в его историю: девять лет назад он в составе питерской группы
фаерщиков впервые привез на фестиваль живой музыки и веры вылетающий из рук
живой огонь.
Чтобы чувствовать себя человеком
– Максим Вадимович, в Чадане во время
традиционного шествия хороо именно вы несли желтый флаг с эмблемой фестиваля
«Устуу-Хурээ». Размахивать им на ходу на вытянутых руках в течение двух с
половиной часов, пока длился десятикилометровый путь от палаточного лагеря к
храму, да еще на сорокоградусной жаре – дело непростое.
Почему именно вам выпала эта высокая честь?
– Я не всю дорогу его нес. Только последнюю
треть пути. Сначала красноярец Павел Чесноков знаменосцем был, потом Игорь
Дулуш передал флаг мне. Я был польщен, честно скажу. И старался: у флага было
короткое древко, поэтому и пришлось нести его на вытянутых руках.
– Ваш фестивальный стаж?
– Не такой уж большой, но протяженный по
времени. Первый раз приехал сюда в 2006 году, потом – в 2007.
Вот эта желтая футболка с фестивальной эмблемой
– подарок как раз того года. За восемь лет поистрепалась, она у меня почти
всегда с собой.
На Полярном Урале, когда в водный поход по реке
Каре ходил, очень над собой смеялся. Взял четыре футболки, думал, что
переодевать буду. В итоге как запаковался в этой фестивальной футболке в
скафандр для водного туризма, так и не раздевался ни разу. В ней весь путь по
реке – двести пятьдесят километров – и проделал.
В третий раз – в двенадцатом году – уже вместе с
Наташей на фестиваль приехал. До этого, в одиннадцатом, она здесь без меня
была.
Нынешний, шестнадцатый по счету фестиваль, для
меня – четвертый.
– Зачем он вам нужен?
– Чтобы чувствовать себя человеком. Фестиваль –
одно из главнейших событий в моей жизни. Каждый раз, когда сюда приезжаю,
сбрасываю счетчики. Здесь на многое по-другому начинаешь смотреть.
И фестиваль, и его люди заставляют по-новому
взглянуть на себя, задуматься о том, что и зачем делаю, кто я. Вот основная цель.
Отчасти магическая история
– Каким ветром вас впервые занесло в Туву?
– Это отчасти магическая история. Это точно
магия – то, как я очутился в Чадане.
Изначально было так: близкая подруга моей матери
Татьяна Рябкова, одна из ведущих археологов при Эрмитаже в Питере, когда
только-только привезли из Тувы в Эрмитаж скифское золото, сводила нас на него
посмотреть. Сама провела экскурсию, и я был очень впечатлен тем, что увидел: и
технологией, и мастерством исполнения.
Еще она рассказала нам забавную историю про
скифского воина, мумия которого находилась в цокольном этаже.
Бабушка-смотрительница, которая в этом зале дежурила, как-то задремала. И потом
рассказывала: воин этот к ней во сне явился и стал домогаться. Она ему: раз ты
такой бойкий парень, хотя бы имя свое скажи. Он помялся и говорит: ладно, для
тебя я – Андрюша.
И вот с тех пор у этого скифского воина прозвище
Андрюша.
Вся эта экскурсия на меня большое впечатление
произвела. А потом был еще один важный момент: альбом тувинских коллективов.
Очень пафосное издание, помню, красная обложка у него была. Удивлялся такой
способности тувинцев музицировать – бесподобное чувство локтя. Если даже играют
по темпу криво, то обязательно все вместе.
Тогда уже крутил с ребятами огонь и играл на
барабане, сопровождая действо. И многие опытные барабанщики меня постоянно
подкалывали, что не держу четко ритм. Поэтому к альбому очень внимательно
отнесся: диск до дыр заслушал.
– Музыкальные увлечения – из музыкальной школы?
– Нет, музыкальную школу по классу фортепьяно я
не окончил. Начал ходить туда раньше, чем в обычную, но уже ко второму классу
обычной школы бросил.
Сначала мне очень нравилось, и всё получалось,
технические этюды любил играть, изображал из себя великого композитора. Но вот
в какой-то момент никак не мог понять одно произведение, мне даже на магнитофон
его записывали, пытались объяснить, но я в упор не понимал. В итоге закончилось
всё истерикой.
К великому огорчению бабушки Алевтины Семёновны
Юркевич. Её не взяли в консерваторию из-за того, что у нее когда-то был отит, и
она очень хотела, чтобы внук музыкальную школу окончил. Но нет, очень надолго я
музыку забросил.
Только в старших классах снова увлекся, и часто
просил бабушку, а она могла идеально исполнить любую услышанную арию, спеть
«Улетай на крыльях ветра» из «Князя Игоря» Бородина. Очень мне нравится эта
мелодия, даже на гитару ее переложил, она мне кажется чуть-чуть мелодически
похожей на тувинские мелодии.
Жесткий пироман
– Всё это – предпосылки, завязка вашей
магической истории знакомства с Тувой. А что послужило конкретной причиной
первой поездки?
– Увлечение огнем.
– И когда оно началось?
– С рождения.
– А рождение – когда и где?
– 17 апреля 1984 года в Ленинграде.
Мама моя, Светлана Игоревна Захарова, говорит,
что огонь – первое слово, которое я сказал, глядя на лампочку. Лет до
пятнадцати был жестким пироманом, абсолютно все вещества на горючесть
испробовал.
Поджигал всё, что мог, в пять лет чуть квартиру
не спалил. У нас был журнальный столик, под ним лежала коробка с газетами. Так
заманчиво лежала, что подумал: краешек газеты вытащу из коробки, подожгу, а
потом быстро потушить успею. Совсем чуть-чуть, только краешек.
Спички от меня тогда уже прятали, но хитрым образом
нашел их. Естественно, не смог потушить эту газету, только смотрел, как коробка
под журнальным столом всё сильнее разгорается.
А мама стирала в ванной. И я к ней с невинными
глазами бегу: налей мне тазик воды, кораблики попускать. Но она поняла, что не
просто так пришел, учуяла запах. Прибежала в комнату, одеялом стол накрыла и
потушила всё. Потом у меня очень долго пятая точка болела.
– А серьезно когда стали огненным спортом
заниматься?
– С конца две тысячи четвертого начал крутить
пои.
– Пои –
это такие шары на цепях, которые я заметила возле вашего рюкзака?
– Да. На тренировочный поях – шары, на боевых –
фитили. Пойстер – название для тех, кто пои крутит, мы иногда как ругательное
используем, потому что сейчас очень много молодых, которые исключительно на
технике заморочены.
Очень мало людей, которые вкладывают в это нечто
большее, чем умение располагать свои конечности в пространстве. Можно просто
фонарики взять и крутить. А если крутят живой огонь, это серьезно. Для меня с
самого начала это было неким обрядом, который без духовного посыла не работает.
– Но ведь и физические тренировки нужны.
– Конечно. Очень сильно прокачался, когда в 2005
году мамина подруга Татьяна Рябкова взяла меня в археологическую экспедицию.
Как раз тогда переживал болезненный разрыв, и это очень помогло, потому что
впахивали мы в экспедиции в полный рост. Плюс взял с собой очень тяжелые
тренировочные пои и каждый день тренировался.
Фаерщики частенько устраивают между собой
поединки. Первый такой серьезный поединок на поях с огнем был у меня на
фестивале «Майское дерево», он ежегодно проходит недалеко от Питера – в городе
Выборге. Там была очень интересная тусовка – лидер группы «Musica Radicum»
Виктор Рыбальский со своими ребятами, жили они прямо в самой главной башне
выборгской крепости. Великолепнейшие музыканты, без слов могли языком музыки
что-то объяснить.
А еще они крутили огонь, и Виктор, он был старше
меня, добрейшей души человек, к сожалению, он уже ушел из жизни, предложил
поединок: кто кого своим душевным выбросом переплюнет. Хотя техника, конечно,
тоже считалась.
Я его тогда, вроде бы, победил. Как потом
выяснилось, это было одним из аргументов почему Пама, она, к сожалению, тоже
ушла из жизни, вывезла меня в Туву.
Зов загадочной Памы
– Пама – ядовитая змея, живущая в тропических
лесах в Индии и на юге Китая. Это ведь не настоящее имя девушки?
– Нет, но ее все так называли. Даже не знаю,
почему Пама, и как ее фамилия. Пама была старше меня, и мне до конца ее
личность непонятна, мы немного совсем общались, и ушла она из жизни при
загадочных обстоятельствах. Но именно благодаря ей я и нашел фестиваль
«Устуу-Хурээ».
Я к тому времени уже отпочковался от семьи,
вписывался на разных квартирах. Сошелся с ребятами, моими ровесниками, которые
часто ездили на эти фестивали «Радуга», которые проводятся и у нас, и за
рубежом. Грубо говоря, это движение хиппи – фестиваль, на который съезжаются
люди из разных городов, поют мантры, играют на барабанах, читают друг другу
разные лекции про свободную экологическую жизнь.
Сам на «Радугу» ни разу не ездил, мне не очень
это хипанское движение нравится, как говорил один мой знакомый, всё начинается
с того, что у вас одна общая зубная щетка, а заканчивается общей женщиной. Но с
ребятами этими очень хорошо общался. Мы вместе снимали большую пятикомнатную
квартиру в самом центре Питера на Маяковской. Это был последний этаж, очень
хитрый, с улицы его практически не видно. Смотришь – дом четырех-этажный, а на
самом деле этажей пять.
Постоянно ходили крутить огни ко львам, как мы
говорили, это у Дворцового моста, там была большая площадка, где собирались
барабанщики и музыканты. Делали мы это практически каждый день, как раз летом
это было.
Единственная проблема – квартира в центре и,
естественно, у нас был проходной двор. Нисколько не рисуюсь, но до меня в тот
момент докапывалась куча девушек, приходилось, когда кто-то приходил, просить,
чтобы сказали, что меня нет.
Но Пама была очень настойчива. Сначала не
понимал расклада, думал, что опять до меня кто-то докапывается: дать там пару
уроков или еще что-то. Но она объяснила, что собирается на фестиваль в Туву –
крутить огонь. Сказала: «Мне говорили, ты мастер, поедешь со мной».
Насчет мастера, конечно, сильно мне польстила,
но, как понял, она после того «Майского дерева» долго искала, с кем поехать, и
ей меня порекомендовали.
В то время на эту квартиру приехал жить Лёха,
Алексей Быргазов, он тоже огонь крутил. Лёха, когда услышал, что мы поедем,
быстро собрался и – с нами. Так мы оказались в Чадане – внезапно, смело и
резко.
До Красноярска ехали на поезде, а оттуда – уже
автостопом. И после фестиваля еще поколесили по Сибири. У нас такой маршрут
был: приехали в Чадан, после фестиваля вернулись в Кызыл, потом поехали стопом
в Красноярск, оттуда – в Новосибирск, потом снова в Красноярск, а затем на
месяц – снова в Туву. И только потом домой вернулись. Так что 2006 год был у
меня годом-выстрелом.
А в следующем году уже сам поездку
организовывал: сначала по приглашению Ромы Рыженкова, с которым на
«Устуу-Хурээ» познакомился, поехали на фестиваль электронной музыки в
Республику Алтай. Потом с Лёхой и Андреем, который в Новосибирске к нам
примкнул – на фестиваль в Туву. А остальные, кого я до Новосибирска довез, в
Туву не поехали, сказали, что они еще не настолько чисты духом.
– Помню, что в 2007 году вы с Алексеем
Быргазовым представлялись уже серьезно: артисты творческого объединения «Путь
огня», город Санкт-Петербург.
– Да было, такое громкое название. Тогда у нас
носы слегка подзадрались, стыдно сейчас за это. Но и теперь считаю, что работа
с живым огнем – это особый вид искусства.
Озарить чаданцев светом
– Благодаря вашей группе в 2006 году в Туве
впервые увидели, что это такое – огненное шоу. На меня оно яркое впечатление
произвело: сначала на ночной фестивальной поляне, а потом – в Чадане. А вы
помните, как это было?
– Естественно, помню. До этого ни разу не ездил
автостопом, была только одна попытка – доехать из Питера до Москвы, но она была
скорее неудачной. А автостоп очень выматывает. Плюс Пама. Несмотря на то, что
была человеком старшим, у нее были некоторые принцесские замашки, с ней было немного
тяжело.
Где-то под Минусинском попали на объездную
трассу и никак не могли ничего поймать, шли пешком с тяжелыми рюкзаками, в
которых керосин из Красноярска тащили.
Когда вернулись, наконец, на основную трассу, у
меня была душевная истерика: вот еду в волшебную страну к людям, которые
сохранили свой традиционный уклад, но зачем к ним еду? Хипан и хипан. Что я им
привезу? Мне было очень стыдно, что еду, как потребитель. В тот момент даже не
думал, что впервые приеду в Туву с огнем. Уже потом это осознание пришло.
Когда мы приехали, наконец, на фестиваль, был
очень тронут приемом Игоря Дулуша, совсем не ожидал такого, привык, что на
фестивалях всем друг на друга пофиг, плюс-минус. И был очень удивлен: как
только мы появились на поляне, Игорь нас, как орел, выцепил, поприветствовал,
познакомился.
Мы как-то расположились, у меня тогда даже
палатки не было, путешествовал только с пенкой и пледом. И вот мы вдумчиво жгли
костер и ждали момента. А потом, никого особо не предупреждая, вышли ночью
крутить огонь. И тут меня как будто пинком до небес подробило, особенно когда
нас начал сопровождать пением якутский коллектив «Айрхаан». Эти ощущения трудно
передать, но до неба я точно тогда долетел.
Потом Игорь попросил нас обязательно сделать это
в Чадане, сказал, что это сложный город, люди в нем трудно живут, криминала
хватает, и мы должны обязательно озарить чаданцев светом.
Выступали в кромешной темноте – между Домом
культуры и зданием милиции. Очень темно, очень много чаданских людей, плотно
нас обступивших. Леонид Аникин из Новосибирска на барабане играл, а тувинский
музыкант Владимир Ойдупаа – на своем баяне. Слегка невпопад играли –
импровизация, но энергетически очень мощно.
Это было очень круто, но буквально на лезвии
ножа. Керосин в темноте разлился, лежащая с лужей зажигалка вспыхнула.
– Чтобы крутить огонь, именно керосин нужен?
– Керосин, точно скажу, с учетом десятилетнего
стажа.
Идеально крутить скипидаром. Но только в
лабораторных условиях, потому что он очень взрывоопасен. Ты к нему с
незатушенным фитилем подойдешь – может вспыхнуть. А керосин так не сделает, его
можно в чашу налить, и если сам фитиль не нагрет, то не загорится, погаснет,
как в воде.
Керосин не такой вонючий, как солярка, которая
кое-как горит, но бережет фитиль, он в нашем оборудовании является самым
ценным. А бензин фитиль просто сжигает: температура горения слишком высокая.
Всякие там жидкости для розжига не годятся:
пламя быстро гаснет, чуть быстрее движение – всё, огонь погас. А керосин ярким
желтым шлейфом горит, он для фаерщика – наиболее оптимальное и безопасное
горючее.
Почему я погорел
– В 2008 году, когда мы вновь ждали вас на
фестивале, но вы не смогли приехать, так как в ночь 20 на 21 июня сильно
погорели в Санкт-Петербурге, именно горючее подвело?
– Отчасти. Это был керосин, смешанный с
уайт-спиритом, растворителем, который намного сильнее воспламеняется. Тот, кто
их смешал, не нарочно это сделал, просто такой человек несерьезный. Он только
через два года в этом признался.
Но главная причина – не в этом. Погорел потому,
что был тогда слишком зол и самоуверен. Придерживаюсь мнения, что ничего просто
так не случается. Всему есть причина. И любые беды, которые происходят с
человеком, так или иначе заслужены.
В июне в Питере – белые ночи, и мы пошли крутить
огонь в парк, где хоть чуть-чуть темнее. Крутить просто так, для себя. И вот в
таком нехорошем настроении, с неправильными эмоциями, я и набрал керосин в рот,
чтобы несколько раз огонь выдуть.
Элементарные меры безопасности не выполнил.
Когда выдуваешь, нужно всегда чувствовать, в какую сторону ветер дует. Против
ветра выдувать нельзя. Я не совсем против него дунул, но и не по ветру. Бороду
тогда не носил, но небритость была, где-то полсантиметра. И часть огня
зацепилась за щеку.
Подумал – фигня, я ж не знал, что это не чистый
керосин. Инстинктивно захотел огонь стряхнуть, а во рту еще остался керосин с
уайт-спиритом, и я эту смесь вылил себе на лицо и на руки.
– Как же вас потушили?
– Затушил меня посторонний человек. Мы в своей
компании тысячу раз оговаривали правила того, как правильно тушить, и то, что
не надо паниковать. Ни в коем случае нельзя суетиться, лучше подумать пару
секунд, чем сразу совершать какие-то хаотичные действия. Несмотря на это,
паника многих захватила. Кто-то даже махал передо мной футболкой, а надо ведь
только накрывать. А вот этот посторонний человек просто подошел и накрыл меня
курткой.
– Знаю, что после этого вы четыре дня в
реанимации НИИ Скорой помощи имени Джанелидзе находились.
– В реанимацию меня положили просто на всякий
случай – на вентиляцию легких и потому, что было подозрение на ожог третьей
степени «Б» на руке, ну и на уши, конечно, потому что если уши обгорели, они
уже не восстанавливаются. Но у меня ожог лица был минимальный и только одна
рука обгорела.
– Ничего себе минимальный: на фото 2008 года
после того неудачного факирства вы так выглядели, что я сильно за вас
беспокоилась.
– Да всё нормально было. Всё к лучшему, как
шутила надо мной хирург: люди специально ходят на платное омолаживание, лазером
кожу обжигают, а у тебя как раз эпидермис качественно сгорел.
А вот Ксюша, девушка из нашего огненного
профсоюза в кавычках, долго в больнице пролежала. Она еще до меня обгорела, и
сильно. Ей кровь нужна была, а моя не подходила, переживал, что ничем помочь не
могу.
Она уже две недели в реанимации лежала, когда и
я туда попал, а когда нас в общее отделение перевели, составил ей компанию и
шутил: специально обгорел, чтобы скрасить твое пребывание здесь. С ней сейчас
всё в порядке. В Канаде живет, у нее мать там художница, а она теперь занимается
театральной деятельностью.
– Бороду из-за ожогов отрастили?
– Нет. Про бороду так говорится: любишь ее –
отпусти. А я бороду люблю. И жена моя любит. Вдобавок – разумная экономия на
бритвенных станках и лезвиях.
Не метать бисер перед свиньями
– Опасное у вас увлечение.
– Всё в жизни достаточно опасно. Быть водителем
машины может, даже опаснее, чем фаерщиком. Всё зависит от того, насколько ты
чист в своих намереньях.
То, что по своей вине погорел, знаю.
Выпендриваться меньше надо было. Факир – тот, кто выдувает огонь, это целая
отдельная культура, даже к йоге отношение имеет. Это всё-таки турецкая
традиция, люди такие вещи делают, что просто закачаешься: годы специальных
тренировок. Этим надо отдельно заниматься. Так что после того случая больше огонь
не выдуваю, только кручу.
И то, отчего Ксюша сгорела, для меня тоже
секретом не является. У нее начался бабловый лом. Зарабатывала много денег,
показывала нам фотографии, на которых весь пол купюрами уложен, и она на них
сидит.
– А вы разве на огненных шоу не зарабатываете?
– Раньше – да, активно участвовал в коммерческих
шоу, и этот труд хорошо оплачивался. Но постепенно стал накапливаться негатив,
а это неприемлемо по отношению к огню.
Бывают такие гламурные тусовки, организаторы
которых просто ставят галочки: должно быть это, это и это, потому что
престижно. Они просто ходят рядом и попивают свои коктейли. Ты душевно
выкладываешься, а им пофигу, что этот скоморох делает.
Помню, дают мне за такое выступление деньги, а
их даже в руки брать не хочется – настолько противно. И не в жажде славы дело,
не в том, что хочется, чтобы на тебя смотрели, а в том, что зачем, грубо
говоря, перед свиньями бисер метать.
Так что сейчас мы с Наташей редко огонь крутим,
только в ситуациях, когда это действительно уместно: если встречаются хорошие
правильные компании и чувствуется душевный порыв. Когда, например, Масленицу
встречаем в кругу друзей, и когда ездим сюда – на «Устуу-Хурээ».
– На фестивале «Устуу-Хурээ» – правильная
компания?
– Да. В основном. Люди разные бывают, фестиваль
большой. Все мы прекрасно знаем, что есть кто-то, кто может и непонятные песни
где-то в лесу после отбоя громогласно орать, и сухой закон нарушить.
– А вас сухой закон на фестивале не напрягает?
– Абсолютно нет. Я непьющий человек. Нет у меня
к этому болезненной склонности.
– До сих пор краснею за уродливый эпизод,
свидетелем которого вам пришлось быть, так как случился он рядом с вашей
семейной палаткой и пресс-центром Союза журналистов Тувы.
Это когда Радомир Куулар, заместитель директора
нашей местной телекомпании «Тыва», филиала ГТРК, устроил безобразную попойку и
пьяно орал в ответ на замечания членов оргкомитета фестиваля, что так он
празднует традиционный национальный праздник животноводов Наадым.
Очень стыдно было перед гостями республики и
коллегами-журналистами за этого заместителя по алкогольной части, по ошибке
попавшего вместо съезда алкашей на фестиваль живой музыки и веры.
– Да вы не переживайте так, я уже про это забыл.
Каждый должен своей головой думать, а жизнь всё равно спросит.
Мне кажется, что все люди, приезжающие в Туву на
фестиваль, проходят через какой-то путь очищения. Да и земля здесь непростая,
она и укусить может, если что.
Окончание – в №34 от 18 сентября 2015 года
Интервью Надежды Антуфьевой с Максимом Захаровым
«Живой огонь» войдёт девятнадцатым номером в шестой том книги «Люди Центра
Азии», который сразу же после выхода в свет в июле 2014 года пятого тома книги
начала готовить редакция газеты «Центр Азии».
Фото:
1. Огненная
семья – всегда рядом. Максим Захаров, его супруга Наталья Камагорова с
девятимесячной дочкой Кирой на руках во время шествия хороо. Республика Тыва,
Дзун-Хемчикский район, шестнадцатый Международный фестиваль живой музыки и веры
«Устуу-Хурээ». 25 июля 2015 года. Фото Виктории Лачугиной.
2. Максим
Захаров и Наталья Камагорова на поляне палаточного городка четырнадцатого
фестиваля живой музыки и веры «Устуу-Хурээ». Республика Тыва, Дзун-Хемчикский
район, город Чадан. Июль 2012 года. Фото Леонида Аникина.
3. Максим
Захаров, артист творческого объединения «Путь огня», город Санкт-Петербург, у
стен разрушенного храма Устуу-Хурээ во время девятого фестиваля живой музыки и
веры с одноименным названием. Республика Тыва, Дзун-Хемчикский район, 27 июля
2007 года.
4. Алексей
Быргазов, артист творческого объединения «Путь огня», город Санкт-Петербург, на
поляне палаточного городка девятого фестиваля живой музыки и веры
«Устуу-Хурээ». На поясе – бейдж фестиваля, в то время они делались еще без
фото. Республика Тыва, Дзун-Хемчикский район, город Чадан. 28 июля 2007 года.
Фото Надежды Антуфьевой.
5. Максим
Захаров после того, как погорел, неудачно выдувая огонь. Санкт-Петербург, июль
2008 года.
6. В
огненном круге – Максим Захаров. Санкт-Петербург, Дворцовая набережная. Осень
2007 года.
7. Пламенные
руки Натальи Камагоровой. Новосибирск, август 2008 года.