«Вот огород вместе с сыном
посадили, осенью обязательно снова заходите, урожая отведаете», – приветливо
приглашает к себе в гости в дом по улице Салчака Токи Иван Алексеевич Родников.
В свои девяносто участник Великой Отечественной войны на здоровье не
жалуется. Только вот со зрением не всё в порядке. После того как в прошлом году
один глаз удалили, ни читать, ни смотреть телевизор не может. «Зато теперь всё
больше слушаю», – не унывает ветеран.
Не загадывал никогда
– Иван Алексеевич,
что же с глазом случилось?
– Да в прошлом году
в левом глазу как будто что-то мешать стало. Пошел в больницу, доктор
посмотрел, велел лечь на кровать, удалил из глаза что-то. Через неделю голова
стала так болеть, что даже прикоснуться к ней нельзя было. Глаз покраснел,
кровить начал.
В поликлинике
участковый врач сказала, что его надо удалять. И вот четвертого марта мне
сделали операцию, и глаз вырезали. Плохо, что теперь читать не могу, и
телевизор когда смотрю, всё расплывается, картинка мельтешит. Но по дому еще
управляюсь маленько.
– У вас в доме так
чисто прибрано, что даже и не скажешь, что здесь нет женских рук.
– Супружница моя
Валентина Степановна девять лет назад покинула меня: от сахарного диабета
умерла. А ремонт этот внучка Инна сделала, к девятому мая побелила да покрасила.
На семидесятилетие победы мэрия выдала тридцать тысяч рублей, чтобы дом в
порядок привели. Хотели сами ремонт нам сделать, да я отказался. Потом
приходили, проверяли, что сделали.
– Государственной
заботой об участнике войны довольны или есть претензии?
– Всем доволен. Из
департамента нашего звонят, интересуются, не надо ли какой помощи. Пока сами
справляемся. Участковый врач раз в неделю обязательно проведает, а еще уголь за
полцены продают.
Пенсия у меня тоже
хорошая, около полусотни тысяч рублей, как и у всех участников войны, кто до
этой пенсии дожил. Вот внуку в Подмосковье ипотеку, вроде так это называется,
помогаю выплачивать. А пять лет назад как участник войны однокомнатную квартиру
от государства получил.
Вот иногда сижу,
вспоминаю прошлое, много чего было. Но все-таки больше хорошего. С женой
пятьдесят пять лет прожил, трех сыновей на ноги поставил, в люди вывел. Вместе
со средним сыном Сергеем сейчас хозяйство ведем. Старший Алексей неподалеку от
нас живет. А младший Михаил в пятьдесят два года в реке утонул.
Внукам помогаю,
четверо их у меня, да трем правнукам. Разлетелись они кто куда. Дай бог, на
юбилее свидимся.
– И правда, Иван
Алексеевич, третьего сентября вы справите свой девяностый день рождения. Думали
ли, что такую длинную жизнь проживете?
– Не загадывал
никогда. У меня родова такая: кто в войну голову не сложил, долго жили. Брат
Николай в семьдесят девять лет умер, мама – в девяносто два, да и сестры
отмеренный богом большой срок прожили.
Читать, писать научился, чего ещё надо?
– А откуда вы
родом?
– Родился в 1925
году в деревне Листвянка Ермаковского района Разъезженского сельсовета.
Деревушка моя небольшая, в пяти километрах от села Разъезжее, на правом берегу
реки Оя.
Отца звали Алексеем
Ивановичем, мать – Акулиной Петровной. Нас было пятеро братьев и четыре сестры.
По старшинству назову: Арина, Андриян, Григорий, Татьяна, Федор, Николай, я,
Устинья да Дуся.
Отец мой сам был с
Курской области. Участник Первой мировой войны. Но о ней нам никогда не
рассказывал, не любил вспоминать. С матерью в Листвянке познакомился. Он в
деревне на богача батрачил, тот за труд справил ему хозяйство небольшое,
животинку кой-какую выделил.
В Листвянке колхоз
был небольшой. Всё как и везде: сеяли, убирали, скот держали. Пашни, поля были.
Наша семья сперва единоличное хозяйство вела. Две коровы, лошадь, овцы, свиньи
– всё свое. Небольшой надел земли тоже был.
Но нажали на нас
сильно, налогом задавили. Поэтому пришлось в колхоз вступить. Отдали всю
живность, только коровенка осталась. Всё общее стало. В колхозе больше рожь,
лен, кукурузу сеяли, а пшеница плохо росла. В тайге ведь дожди часто, а пшеница
влагу плохо переносит.
Сразу за нашей
оградой кедрач начинался, поэтому худо-бедно, но не голодали даже во время
войны. И дети, и взрослые работой были заняты. Большую часть урожая государству
сдавали, а себе маленько оставалось.
В деревне
четырехлетняя школа была. После ее окончания ребятишки шли учиться в соседнее
село Разъезжее. Я начал было в пятый ходить, да там речку надо было переходить,
опасно, вот родители и решили, что четырех классов достаточно. Читать, писать
научился, чего еще надо?
– Ваше самое яркое
воспоминание из детства?
– Как мы с отцом
капканы на кротов ставили. Повадились они в один год посевы колхозные портить.
В день по восемь – десять кротов попадалось. Шкурки их высушивали и сдавали в
Заготпушнину, что в Ермаковском была.
А еще помню, как с
отцом осенью на белку ходили. Мне тогда лет десять было. Тайга на делянки
поделена была. Каждый из мужиков только на своей территории охотился. Отец – с
берданкой, а я – на подмоге. На месте разделывали тушки, мясо – собакам, шкурку
опять же в Заготпушнину несли.
И мой черёд пришёл
– Иван Алексеевич,
а как узнали о том, что война началась?
– По радио сказали.
Оно у нас на улице на столбе висело. В районе сразу же мобилизацию объявили.
Всех подходящих по возрасту мужиков и парней на фронт призвали, в колхозе одни
женщины и малолетки остались.
Мои старшие братья
Андриян и Григорий в самом начале войны на фронт ушли. А брат Федор уже там
был. Он срочную проходил, когда война началась. Кабы не война, он должен был
осенью вернуться. Федор в погранотряде служил в Брестской крепости, которая
приняла на себя первый удар фашистов. Там и погиб.
Андриян под
Ленинградом голову сложил. Григорий – в Смоленске: тяжело раненный лежал в
госпитале, который немцы разбомбили. Брата Николая в сорок втором году
призвали. А за ним – и меня.
Перед этим успел на
тракториста выучиться. В сорок первом приехал в деревню председатель
сельсовета, езжай, говорит, в Ермаковское, на тракториста учиться. Из нашей
деревни я да из соседнего Разъезжего Максим Ефремов три месяца в МТС отучились.
А осенью меня сразу же – на поля. До ноября сорок второго на тракторе пропахал.
А потом и мой черед
пришел.
– Куда же вас
направили, Иван Алексеевич?
– А не сразу и
направили. В первый раз нас, трех парней из Листвянки – Виктора Гаврилова,
Костю Казакова и меня, в ноябре сорок второго призвали. Сопровождающий привез
нас на Абаканский вокзал, а сам смотался куда-то. Трое суток мы там просидели.
Есть, спать хочется, а куда пойдешь?
Ну, и махнули мы
обратно в деревню. Приехали и сидим, молчим. Нас так ведь и не хватились. А
через пять месяцев, в марте 1943 года, опять нам повестки приходят. На этот раз
проволочек не было.
Провожали нас всем
селом. Мать лямки к мешку приделала, и мне – за плечи. А в нем каравай хлеба да
кусок сала. Отец своего самосаду насыпал целый куль.
– А вы уже курить
умели?
– Баловался разве
что, тайком на задворках покуривал. Но после военного лагеря как отрезало. Да
так, что всю жизнь потом ни разу папиросу в руки не взял, ни разу не затянулся.
Не зависеть от своей слабости
– И что же
случилось?
– А вот что. Из
деревни нас на телеге привезли в Ермаковский райвоенкомат, оттуда на грузовиках
всех призывников привезли в Абакан на автовокзал. Переночевали там, а утром –
прямиком в Бердск. В то время рядом с этим городом военные лагеря были, навроде
пересылочного пункта.
Вот там увидал, как
солдаты за самокрутку последнюю пайку хлеба отдавали. И такая злость меня
взяла. Ведь покурит солдат, а кушать-то нечего: еду-то на табак обменял. Я
тогда весь отцовский табак бойцам раздал, просто так. А сам решил, что никогда
в жизни не буду зависеть от своей слабости. На фронте от махорки, что по
солдатскому пайку мне положена была, сразу же отказался в пользу товарищей.
Как только
приехали, нас по землянкам распределили. В них нары трехъярусные, а стены
бревнами обложены. Выдали там нам бушлаты, все черные, замазанные, ботинки,
шапку и голяшки – обмотки такие двухметровые. Эти обмотки – такая штука
неудобная. Обвязываешь ими ноги до колен, затем надеваешь ботинки. А они то и
дело норовят с ног свалиться. Хорошо, что их потом заменили на портянки и
сапоги. Но это уже в Новосибирском автополку было.
В Бердске целый
месяц нас каждый день с криками «Ура!» по-пластунски да со станковым пулеметом
по полю гоняли. Еще не забуду, как мы наголодались в этих лагерях. В день
давали котелок с водой, в которой одна свеколка плавает, и кусок хлеба. Такой
липкий кусок, что сожмешь его, и пальцы потом с трудом разжимаешь.
Под конец так
оголодали в лагере, что нам уж все равно было: под пули идти или еще куда.
– Не страшно было –
под пули?
– Даже и не думал
об этом, по молодости, наверное. Убьют и убьют. Не я же один, всех убивают, так
рассуждал.
Через месяц
приехали покупатели: набирать солдат в полки и части для пополнения. Обо всем
спрашивали: где родился, кто мать, отец, кем работал, сколько классов кончил.
Я-то в летчики сильно хотел, да как узнали про четыре класса образования, сразу
меня завернули.
Первомайский парад
– Куда же вы
попали?
– В автополк.
Спрашивают: «Кто трактористом был?» Я и вызвался. Мои земляки Виктор и Костя в
пехоту попали, говорят: «Давай вместе держаться». Но я отказался, ведь
технику-то знал.
В автополк
двенадцать человек отобрали. Посадили нас в телячий вагон и прямиком – в
Новосибирск. С вокзала пешком – в часть, она на окраине города была. Жили в
двухэтажных деревянных казармах. Здесь кормили уже получше, не то, что на
пересылке.
Как прибыли, сразу
же начали готовиться к параду в честь Первомая. Месяц нас по плацу гоняли, с
утра и до вечера маршировали. Парад прошел первого мая на большой площади в
центре города. Народу много собралось, да всё больше старики, бабы и дети
малые.
После парада
отправили нас в город Богородск Горьковской области. Там тоже учения были.
Снова бегали и «Ура!» кричали. Потом на шоферов ЗИС-5 и полуторки начали нас
учить. В тридцать шестом автоучебном полку нам выдали военные права. А потом
меня сразу же определили в подвозчики снарядов к «Катюше».
Выстрелить и смотаться
– К той самой
легендарной «Катюше», реактивному гвардейскому миномету?
– К той самой. Как
закончили учебу, приезжают с воинской части и отбирают шесть человек, и меня
среди них, к более опытным шоферам на подмогу. На каждой полуторке – по два
шофера было. Мы снаряды не только подвозили, но и грузили их в машину.
В ящике – по два
снаряда, каждый из которых по сорок пять килограммов, да ящик сам весом в
десять килограммов. Вот и выходит, что центнерами таскали. Снаряды эти на станции
брали. Придет разнарядка, мы и забирали сколько нужно для своего полка.
«Катюши» то в
одном, то в двух километрах от передовой стояли. На передовой корректировщик
был, который определял по местности куда стрелять и передавал данные по связи.
А всего на одной установке было четыре заряжающих, командир, наводчик и
водитель.
– «Катюши» ведь
секретной техникой были?
– По первости – да.
Но под конец войны, когда мы немца гнать начали, уже такой секретности не было.
Просто когда «Катюша» отстреливалась, нужно было ее быстренько увести –
выстрелить и смотаться. Враг-то сразу засекал, откуда залп, и начинал бомбить
это место. Для него ничего слаще не было, как «Катюшу» уничтожить.
«Катюша» –
минометная установка БМ-13 – состояла из восьми направляющих рельсов. Вот с
них-то и стартовали реактивные мины. И звук при этом издавался такой, как
скрежет, а еще, как будто пар шипит.
В начале войны эта
установку ставили на ЗИСы. А как появился американский «Студебеккер», стали
использовать его. У него и мощность больше была, и проходимость.
«Катюша» могла
одновременно и шестнадцатью снарядами пальнут, а могла и несколькими. При
стрельбе сзади от нее огненный хвост вырывался. Поэтому позади нее нельзя было
стоять, а только по бокам и то на расстоянии нескольких метров. Дальность
стрельбы – примерно восемь километров. Она зависела от того, насколько высоко
поднять установку. Выше поднимут – дальше стрельнет, ниже – ближе.
«Катюши» в бою
обычно после артналета применяли. А в промежутках между боями установку нужно
было маскировать. Мы ее ветками прикрывали.
– И как долго вы
подвозчиком снарядов прослужили?
– До самого конца
войны. И что удивительно, ни разу ранен не был, хотя под обстрелы попадал. Это
в Латвии было. Едем по дороге, а тут как начали в нас стрелять, то недолет, то
перелет. Однажды в лесу стояли, а тут обстрел начался. Осколки так и стучат по
кузову. Но ничего, уцелели.
Под Осташково, это
в Белоруссии, наша установка как-то раз стояла. Мы снаряды подвезли, старшой
говорит: «Иди узнай, нужны снаряды или нет». Я и пошел, дурья башка, напрямик.
Тут немецкий пулеметчик заприметил меня и давай строчить. Только успел
пригнуться и под откос сигануть.
Среди подвозчиков
снарядов к «Катюшам» потерь мало было. Мы ведь не на передовой, а далеко позади
нее стояли. Это пехота почти вся погибала. Два моих земляка, с которыми вместе
призывался, как раз в пехоту попали. С фронта-то живыми вернулись, только Костя
Казаков без ноги, а Виктор Гаврилов сильно контуженным. Так и не оправился от
этого, умер вскорости.
– Победу где встретили?
– За Ригой. Тогда
весть пришла, что немцы в кучку собираются. Вот мы и приготовили свои «Катюши».
Ждали только команды: «Огонь!» Но стрелять нам так не пришлось. Седьмого мая
приказ: «Отставить». А девятого мая о победе объявили.
– Какой наградой вы
больше всего гордитесь?
– Медалью «За
отвагу». Это моя единственная боевая награда, остальные – юбилейные. Награждали
нас в Биробиджане, в сентябре 1945 года. Нас туда после Риги, как только о
начале войны с Японией стало известно, загнали.
Без единого выстрела
– Так вы и в войне
с Японией участие принимали?
– Да. Только без
единого выстрела. Вот как это было. После Биробиджана направили нас в село
Бабстово, это там же в Еврейской автономной области. Жили мы в лесу в
брезентовых палатках. Но учений шибко не было. Все ждали приказа о наступлении.
Как только он был получен, отправились к Амуру, а там, где переправа, понтонов
нет. Пришлось на катерах переправляться.
Высадились на тот
берег и прямиком в Цзямус – китайский портовый город на реке Сунгари. Пока мы
до города добирались, Япония белый флаг подняла. Вот нам и пришлось
возвращаться, не сделав ни одного выстрела.
А после войны
парней сорок третьего года призыва дослуживать оставили. Вначале в белорусском
городке Куколевка служил, там военные гарнизоны были. Через два года – приказ:
на Дальний Восток, в город Петропавловск-Камчатский. В семидесяти пяти
километрах от него военная часть находилась. Меня определили шофером в
хозчасть. Там до сентября 1949 года и прослужил.
К тому времени отца
и сестры Арины в живых уже не было. Отец сильно простыл зимой в тайге. На нем
шабурышко был плохонький. Это навроде фуфайки из овечьей шерсти. Мама
смастерила. Он как слег, так и не встал. Арина тоже от болезни умерла.
Брат Николай в
сорок шестом вернулся. В леспромхозе стал работать, что в двенадцати километрах
от Листвянки был. Лес заготавливал
И я, как приехал,
решил паспорт справить, чтобы с колхоза уйти. А чего там делать-то? Техники
никакой, на чем работать? В ЗАГСе, в селе Ермаковском, выправил паспорт, там же
и остался. Это был 1950 год. Неподалеку от села как раз ГЭС начали строить.
Стал шоферить на самосвале, камни, землю возил.
Через два года
гидроэлектростанцию мы построили, перебросили нас в соседний Идринский район,
чтобы и там ГЭС строить. Но там только чуток отработал. Потому-что не дело: я
всё в разъездах, а семья-то в Ермаковском осталась. Сын Алеша в 1951 году
родился. Жена Валентина продавцом в киоске работала.
Сначала жили на
квартире у ее дяди, потом комнату сняли. Зарплата моя была четыреста восемьдесят
рублей. Вроде, неплохая по тем деньгам, а купить на нее нечего. В магазинах –
шаром покати. Голодно. Вот и решили в Туву податься. В это время здесь тесть
мой Степан Федорович Фурсин уже проживал, работал мотористом на Кызыльском
ремзаводе. И все в письмах звал: приезжайте, мол, сюда.
Лучшую долю искали и нашли
– Не боязно было
насиженное место покидать?
– Да нисколько.
Лучшую долю искали и нашли ее здесь, в Туве. Весной пятьдесят четвертого поехал
сначала один: разведать, что к чему. Правду писал тесть, что в Туве жизнь
намного лучше, чем у нас. В магазинах – всего навалом, чего в Ермаках и не
видывали: сахар, крупы, колбасы, рыба, материя. По осени перевез в Кызыл жену и
сыновей, к тому времени уже и Сережа родился. А младший Михаил в Кызыле в шестьдесят
третьем году на свет появился.
Устроился слесарем
в стройконтору Кызылского авторемзавода. Затем там же – шофером на грузовик
ЗИС. Директором тогда был Волченко, бухгалтером – Рощин. Работал с Сегаевым,
Щадриным, братьями Поповыми, Кукариными. Тогда по городу три АТП было. Мы
ремонтировали их автомашины. Из Минусинска и Монголии на ремонт тоже привозили.
На ремзаводе столярный, литейный цеха были, много подсобных помещений. Человек
двести работали, русские и тувинцы – все вместе.
А жена сначала с
ребятишками дома сидела, а потом много лет сестрой-хозяйкой в ресбольнице
проработала.
С ремзавода и ушел
на пенсию. Правда, еще долго потом, если просили, всегда помогал.
– Иван Алексеевич,
а война часто снится?
– Бывает, что
другой раз и приснится. Будто еду я на своем грузовике куда-то, а потом – раз,
и в другом месте оказываюсь. Но сны не страшные. Может, потому, что столько
времени прошло с той войны?
Фото Виталия Шайфулина и из личного архива Ивана
Родникова.
Интервью Юлии Манчин-оол с Иваном
Родниковым «Две войны Ивана» войдёт шестнадцатым номером в шестой том книги
«Люди Центра Азии», который сразу же после выхода в свет в июле 2014 года
пятого тома книги начала готовить редакция газеты «Центр Азии».
Фото:
1. Рукопожатие. Ветеран Иван Родников и глава
Тувы Шолбан Кара-оол перед парадом в честь семидесятилетия победы. Кызыл, 9 мая
2015 года. Фото Виталия Шайфулина.
2. Родниковы во дворе своего дома. Алексей
Иванович и Акулина Петровна с дочерями Дусей, Устиньей, Ариной. Деревня
Листвянка Ермаковского района Разъезженского сельсовета. 1938 год.
3. Ракетная установка «Катюша» – гвардейский
миномет БМ-13 – на шасси «Studebaker» в Центральном музее Великой Отечественной
войны в Москве.
4. После войны служба продолжилась. Военный
шофер Иван Родников у своей полуторки. Дальний Восток, город
Петропавловск-Камчатский, 1948 год.
5. Супруги Иван Алексеевич и Валентина
Степановна Родниковы. Красноярский край, село Ермаковское, 1950 год.
6. Иван Родников, водитель грузовика ЗИС, с
сыном Алексеем. Тувинская автономная область, Кызыл. 1954 год.
7. Сотрудники Кызыльского ремзавода.
Иван Родников – второй слева. Город Кызыл, 1956 год.
8. Ветераны войны и труженики тыла после
церемонии вручения юбилейных медалей «70 лет Победы в Великой Отечественной
войне». Иван Родников – первый справа во втором ряду. Республика Тыва, Кызыл,
Дом правительства. 19 марта 2015 года. Фото Виталия Шайфулина.