Галина Маспык-оол. А небо все равно синее.

Шестнадцать ступенек крыльца четырехэтажного Дома печати, две тяжелые двери, которые нужно открыть, поворот направо по коридору, потом вверх – двадцать две ступеньки лестничного пролета до второго этажа, там редакция «Шына» – «Правды». Еще пролет – третий этаж, здесь «Тувинская правда», четвертый – газета «Центр Азии», родной кабинет. Пробегаю этот вертикальный стадион на одном дыхании, не останавливаясь. А вот для моей сверстницы и коллеги Галины Маспык-оол путь даже до второго этажа становился преодолением ради профессии: добиралась, опираясь на костыли и здоровую левую ногу, отвергая помощь встречных: «Четтирдим – спасибо, сама».

Галина Дулушовна Маспык-оол – особый человек в Союзе журналистов Тувы, региональном отделении Союза журналистов России. В ее биографии – работа в районной газете «Улуг-Хем», республиканских «Шын» и «Тыванын аныяктары». И еще – 9 мая 2005 года, когда автомобильная авария разделила судьбу пополам, поставив перед выбором: сдаваться перед неподвижностью или продолжать жить и творить. Она предпочла второе. Два агальматолитовых пера, высшие награды республиканских конкурсов журналистского мастерства, – свидетельства не только ее верности профессии, но и силы духа.

«А небо всё равно синее» – удачный, точный заголовок нашла Галина Дулушовна для своего мемуарного очерка, подготовленного специально для газеты «Центр Азии» и проекта воспоминаний ветеранов Союза журналистов Тувы.

Надежда Антуфьева,

главный редактор газеты «Центр Азии»,

член правления Союза журналистов Тувы

Чип добра и любви

Память моя проснулась, когда приснилась ярко-рыжая огненная лиса – богатая, красивая. Только огромные глаза злые. От страха закричала, забилась в своей кроватке. Родители не знали, как успокоить. Позвали бабушку Баазан, тетю Байыр, даже шамана. При свете керосиновой лампы в сизоватом дыме артыша, по поверью отпугивающего злых духов, урывками, сквозь сон, проплывали озабоченные лица близких.

Эта ночь дала чувство защищенности, словно в меня на годы вперед вживили чип добра и любви, дающий силу, уверенность в себе и помогающий в дни невзгод вставать и снова идти по жизни. На целую жизнь с лихвой хватило той заботы и ласки, которой окружили меня в детстве родные.

Как и Большая река – Улуг-Хем, бежит река моей жизни. Впервые увидела ее на руках у отца: влажно золотились камушки, суетливо разбегались в разные стороны мальки, а над всем этим – бездонное синее небо. Незабываемая нежная красота моего детства.

Теперь прихожу на берег реки с детьми и внучками. Так же величественно несет свои воды Енисей, напоминая об утекающем времени. И всё чаще задумываюсь: кто я и зачем 12 октября 1957 года пришла в этот мир?

Коза в зеркале и запретная арака

Жили мы в селе Арыг-Бажы Улуг-Хемского района. Папа – Дулуш Бегзиевич Биче-Шыыр – был механизатором, мама – Сондуй Онгар-ооловна, работала прачкой в школьном интернате.

Когда родилась я – долгожданный и, как потом оказалось, единственный ребенок в семье, весь левый угол большой комнаты дома был оборудован под детскую: узкая железная кроватка, рядом маленький столик и детские табуретки.

На столике – куклы, неваляшка, большой плюшевый медвежонок, кубики, а еще – бочонки для игры в лото, шашки, шахматы. Позднее отец принес старую школьную доску, распилил на две части: одну половину укрепил на стене, другую – во дворе, на радость всем соседским ребятишкам, мы вместе играли около нее в школу.

Кроме игрушек, были забавные живые друзья детства: в конце декабря папа приносил в дом новорожденного теленка, оставлял в тепле на несколько дней, потом наступала очередь нескончаемых козлят и ягнят.

Утром, когда в дом приводили по пять коз, начинался шум и гам. Козлята истошно блеяли, зовя мам, окрепший теленок пытался бродить меж ними, напуганные куры, которые тоже переживали с нами холодное время, отчаянно кудахтали. Лишь петух воинственно хорохорился.

А самая решительная коза, подойдя к шифоньеру с большим, до пола, зеркалом, принимала боевой настрой и с маху ударяла рогами в свое отражение. Напившись материнского молока, козлята дружно брали разбег в кухне, мчались в зал, по ходу вскакивали на кровать, потом на диван и опять неслись на кухню. И так каждую зиму.

К своим заботам папа добавил еще одну – купил трех поросят. Вырыл для них землянку, раскидал внизу солому, сделал деревянный потолок, а сверху замаскировал копной сена, чтобы этот свинарник не заметили проверяющие: в то время людям не разрешали держать в личном хозяйстве много живности.

Русские друзья научили отца солить сало. Он многое делал первым в нашем селе: начал топить печку углем, купил велосипед, а самое главное – научился не только говорить, но и писать, читать по-русски.

Из запретного помню, как готовили араку – молочную водку. Тувинский самогонный аппарат напоминает забавную куклу. На большой напоминающей пиалу чугунной чаше сидит бочка с носиком, на ней, как шапка, маленький чугунок для воды, основательно укутанный плотной тканью.

Горят дрова в очаге, в чаше кипит хойтпак – заквашенное молоко. Всё пахнет, пыхтит и капает. Сначала появляется запах сухого дерева, потом немножечко пара, следом – одна капля, другая. Капли выстраиваются в струйку, которая постепенно набирает силу.

Пока на улице светло, играю на улице и зорко слежу: если появится незнакомый, надо быстро сообщить отцу. Трижды наполняли котел хойтпаком, за вечер выходило три литра араки.

Пристройка к дому, в которой секретно готовили араку, просторный двор, где с баночкой для доения гонялась за козами, большая лиственница, верхушечку которой оторвала молния – всё это не обветшало в моей памяти.

Уплывшая красная туфелька и урок с плевками

Папа любил радовать дочку. Яркая картина детства: мне пять лет, жду его возвращения из райцентра – города Шагонара.

Вот вдали, за лесом, закрутилась пыль, вскоре показался маленький юркий автобус. Подъезжает к остановке, выходят пассажиры, последним, не спеша, отец. Берет меня за руку, идем домой. В руках у папы сумка, а в ней точно что-то лежит. Пытаюсь узнать: что же? Но он только загадочно улыбается. Дома вынимает из сумки картонную коробку: смотри. Открыла и обмерла – красные туфельки с черными кнопками по бокам. Примерила, как раз впору.

Даже не стала есть вкусности, которые отец тоже купил в городе, помчалась к тете Байыр, чтоб покрасоваться перед двоюродными сестрами. Они жили за небольшим леском с речушкой, которая разделяла две главные улицы нашего села. По дороге несколько раз останавливалась, снимала туфли, любовалась ими, протирала, опять надевала и кружилась в радостном танце.

Наконец, добралась до речушки, а когда перепрыгивала через нее, одна туфелька соскользнула и упала в воду. Бежала следом, пытаясь поймать, но она красным корабликом плыла всё дальше, пока не добралась до места, которого боялась детвора и называла водопадом: вода падает с метровой высоты, а внизу – пенные брызги.

Сидела и ждала, надеясь на чудо: вдруг папин подарок выплывет из этой круговерти? Но оттуда появлялись только щепки, листья, потом вынырнул жук. Моей обновки не было.

К вечеру отец нашел меня у водопада под большой лиственницей – зареванную, с одной туфелькой в руке. Ночью спала беспокойно, а проснувшись, так переживала, что родители стали беспокойно переглядываться: как бы не заболела.

На следующий день папа специально поехал в Шагонар и привез мне новую пару – точно такую же.

Бывало, что отец и наказывал. Предпочитала водиться с мальчишками, гонять с ними на велосипедах. У них научилась лихо сплевывать через зубы. Как-то сидим дома – обедаем. Мне захотелось показать свое мастерство. Подошла к умывальнику, плюнула, потом снова. Когда возвращалась за стол в третий раз, папа встал, за плечи развернул к умывальнику и твердо сказал: «Стой здесь и плюйся, сколько душе угодно. Не мешай нам обедать». У мамы – слезы на глазах, а ему хоть бы хны.

Минут тридцать до ухода родителей на работу стояла и плевалась, пока во рту не пересохло. И усвоила урок: навсегда рассталась с этой дурной привычкой.

Когда вижу, как взрослые люди смачно плюются на улицах Кызыла, недоумеваю: неужели у них не было отцов, сумевших наглядно показать недостойность такого поведения? Мой папа сумел.

Журавлиный поклон

Дорога моя в мир книг началась со сказок. Их долгими зимними вечерами читала вслух мама. Особенно завораживала история про хана Кезер-Мергена. «С одной стороны десять девушек, с другой тоже десять причесывали дангыну». Пыталась представить: как же выглядит эта удивительная принцесса с такими шикарными волосами?

Или вот это: «Каждое утро подданный кланялся повелителю, словно журавль». Безумно интересно. Надо попробовать. И по утрам, проснувшись, отвешивала журавлиный поклон сначала отцу, потом маме. Нас этот ритуал очень веселил.

Прекрасным сказочником был дедушка Тумат Давааевич Чамбал из рода ак-туматов, муж родной тети моей матери. В его доме родители оставляли дочку, когда уходили на работу. Вечерами дед ножиком вырезал из кусочков дерева игрушки – длинноухого зайчика, резвого коня – и тихим голосом рассказывал сказки, разные истории про животных. Под них частенько засыпала возле дедушки. Приходил папа, ласково говорил: «Козлятки не спят, плачут, зовут тебя». И уносил домой.

Вместе с дедом ловила сусликов. Он потом снимал шкурки и сдавал, их принимали за пять копеек за штуку. Иногда уходил в тайгу, приносил белок и варил мясо во дворе на костре. Бабушка Баазан, проходя мимо, зажимала нос.

Еще пуще гневалась, когда мы варили курицу. Однажды дед захотел подшутить и велел мне отнести бабушке курятину. Она так рассердилась, так замахала на меня руками! Оказывается, ей, рожденной в год курицы, нельзя было есть ее мясо.

Последний подарок отца

Папа был знатным книгочеем. Когда ездил в Шагонар, обязательно заходил в книжный магазин, и покупал новинки на русском и тувинском языках, так что у нас образовалась хорошая домашняя библиотечка.

По его примеру и я пристрастилась к чтению. С особенно увлекательными книгами не могла расстаться и ночью. Когда родители засыпали, читала под одеялом, освещая страницы фонариком: «Четвертая высота» Елены Ильиной, «Сын полка» Валентина Катаева, «Васёк Трубачев и его отряд» Валентины Осеевой.

Как и отец, была постоянной читательницей нашей сельской библиотеки, разместившейся в маленькой комнатке при клубе. А когда училась в пятом классе, библиотекарь Александра Тюлюшовна Сюктермаа огорчила нас, сказав: «Дорогие мои, вы прочли все книги, которые у нас есть, теперь могу предложить только подшивки журналов».

На мой двенадцатый день рождения – 12 октября – папа подарил настоящие наручные часики. Только приходить в них в школу учительница запретила, строго сказав: тебе еще рано.

Это был последний подарок отца. Летом он ушел из жизни. Мало кто в селе знал, что отец тяжело болел. Ночами не спал от боли, мучаясь, бродил по дому. Долго лечился, ездил на курорты за Саяны, но рак пищевода не дал шанса.

У ледяной проруби

Когда папы не стало, не сразу осознала, что его больше нет. Но постепенно стало пусто и холодно в доме и во дворе. Двух наших коров украли. Мама разрывалась между работой и хозяйством, не успевала.

Январским воскресным днем, когда она работала, я спохватилась: у нас нет ни капли воды. Сунула ноги в тяжелые подшитые валенки, поверх зимнего пальто и шапки повязалась большим платком, затянув его концы за спиной, поставила тяжелую флягу на санки и пошла к проруби. Увязая в снегу, стараясь не выбиться из проложенной трактором колеи, долго шла под мохнатыми елями, с которых в полной тишине раздавалось пугающее карканье ворон.

У проруби, к которой ходило всё село, от расплескивающейся воды образовалась ледяная горка. Забравшись на нее, наклонилась и, стараясь не упасть в темную воду, ковшиком черпала ее, постепенно наполняя флягу. Закрыла крышкой, но тут сани, не удержавшись, помчались вниз и ударились о дерево.

Фляга опрокинулась, вся вода вылилась. С трудом опять втащила ее на санях в горку. Сил уже почти не было. Слезы превращались в льдинки, но я, стоя на коленях, всё черпала и черпала ледяную воду.

И тогда впервые по-настоящему осознала: папы больше нет, он не придет, не поможет, не защитит. Теперь всё надо делать без него: и учиться, и работать, и жить. Самой.

Задание по литературе: встретить рассвет

Школу полюбила с первого дня в ней. Хотя поначалу и пришлось помучиться. Выяснилось, что я немного не такая, как все – левша.

В то время даже в этом нельзя было быть, не таким, как все, и в школе всех левшей обязательно переучивали на правшей. Первый учитель Биче-оол Туматович Сагды из урока в урок стоял возле парты и крепко сжимал мою левую ладошку, чтобы карандаш или ручка не перекочевали в нее. Переучил, пишу правой рукой, но и левой тоже могу.

Все учителя в нашей Арыг-Бажинской восьмилетней школе были молодыми, энергичными. Анай Онан, Валерий Намчак-оол, супружеские пары: Алдын-оол и Александра Серены, Кара-оол и Надежда Шалыки, Монгуш и Надежда Тановы, Чаш-оол и Зоя Сунгарапы, Ян-оол и Ирина Оюны.

Особенно выделялась преподаватель русского языка и литературы, Надежда Семёновна Попченко. Она после окончания пединститута приехала из Томска, и учила нас три положенных для специалистов, распределенных в сельскую местность года – с шестого по восьмой класс. Ее назначили нашим классным руководителем.

Всё мне нравилось в обожаемой учительнице: ясные большие глаза, копна каштановых волос, то, как она одевалась. Дефицитная импортная дубленка, модные сапожки на высоких каблуках – редкость в городе, что уж говорить о деревне.

И преподавала Надежда Семёновна Попченко тоже по-особенному. Когда изучали пушкинскую поэзию, предложила вместе встретить рассвет и сравнить увиденное с тем, как утро описано в стихотворении.

Еще затемно двенадцать мальчиков и девочек из нашего класса – половина, остальные проспали – собрались у школы. Встреча рассвета назначена на горе Ленин, имя вождя выложено на ее вершине большими камнями. Каждое лето школьников отправляли белить эти камни, чтобы надпись была видна издалека.

Но это летом, а морозным ноябрьским утром нам бы и в голову не пришло забираться на гору. Если бы не учительница. Наверху дул холодный ветер, но мы терпеливо стояли и ждали рождения нового утра.

Сельские ребятишки особо не интересовались солнцем – греет и ладно. А тут! Сначала узенькая светлая полоса из-за гор, потом всё шире, и вот постепенно появляется малиновый диск.

Скрип снега, идущий от таежной речушки пар, первые клубы дыма из труб печек родной деревни, и мы – на самом верху, почти рядом с солнцем. Это запомнилось на всю жизнь

Так же как и пушкинские строки:

Под голубыми небесами

Великолепными коврами,

Блестя на солнце, снег лежит;

Прозрачный лес один чернеет,

И ель сквозь иней зеленеет,

И речка подо льдом блестит.

Вскипячённый холодец

Очень любила я Надежду Семёновну и ее увлекательные уроки. Увлеченно писала сочинения, которые она читала всему классу, а одно – «Мцыри и свобода» – даже отправила на всесоюзный конкурс.

Учительница занималась с нами литературой и русским языком не только в школе, но и у себя дома. В выходные и в сорокоградусные морозы, когда по радио сообщали об отмене занятий, мы бежали к ней. Новая интересная книга, беседа о жизни, а в придачу – вкуснейшие шоколадные конфеты в чудных ярких фантиках. Их Надежде Семёновне присылали родные, и она щедро угощала нас.

Мы тоже старались порадовать учительницу: шефствовали над ней, городской, помогая в немудреном хозяйстве. В один из дней такого шефства со мной случился казус. После уроков зашла к Надежде Семёновне: помогла занести дрова, растопить печку. Она снова побежала в школу, а я решила дождаться возвращения. Поставила на разгоревшуюся печку чайник, чтобы успел вскипеть к ее приходу, а потом увидела у окна металлическую миску, которую сплошным ровным слоем заполняла неизвестная еда.

Что же это такое? Прикинула: «Вчера учительница ездила в Шагонар, наверное, там купила эту еду. Видимо, очень вкусная, раз везла из города». Решила позаботиться: придет усталая из школы, сразу и чаю попьет, и горячего поест. Выложила то, что было в миске, в кастрюлю и поставила на печку.

Представьте себе мой ужас, когда увидела, что на дне кастрюли в кипящей воде плавают лишь тонюсенькие волокна мяса, кусочки моркови и лука. Неужели таинственная еда была порченой?

Вернувшаяся учительница не рассердилась, а рассмеялась и объяснила, что это такое русское блюдо, которое едят холодным, оно так и называется – холодец.

Надежда Семёновна и любовь свою встретила в нашем селе – офицера Валерия Бургундосова. Когда тот во время отпуска приезжал в Арыг-Бажы навестить родителей, они познакомились, а потом и поженились, уехали за Саяны.

Как Фрося Бурлакова

После Арыг-Бажынской восьмилетки всем классом продолжили учебу в Шагонарской средней школе. На одном из вечеров прочитала свое стихотворение «Осень» на русском языке. Опять все завертелось – преподавательница литературы Валентина Алексеевна Кудряшова взяла в оборот: дала задание выступить с докладом, выучить несколько стихотворений. Вместе с ней ходила на уроки литературы в девятые и десятые классы, читала Пушкина, Есенина, Блока, Маяковского – выступала в роли говорящего наглядного пособия.

Но с уверенностью, что знаю и читаю стихи на русском языке лучше всех, пришлось расстаться сразу и навсегда, когда в 1974 году, после окончания десятилетки, поступила на филологический факультет Кызыльского пединститута.

Документы подавала на факультет журналистики Ленинградского государственного университета, но не прошла по конкурсу: экзамены, а их принимали в Кызыле, сдала с одной тройкой по истории. С этими же оценками приняли на филологический факультет КГПИ.

Первокурсникам сразу же предложили определиться: какое из занятий ФОПа – факультета общественных профессий, на котором получали дополнительные знания, их привлекает. Выбрала, как мне казалось, самое легкое – художественное слово. И Галина Шаалы тоже, она приехала из села Шеми Дзун-Хемчикского района, в общежитии нас поселили в одной четырехместной комнате общежития, и мы с Галей сразу подружились.

Группу вела Светлана Максимовна Айыжы. На первом занятии, когда она предложила всем прочесть свое любимое, продекламировала отрывок из поэмы «Реквием» Роберта Рождественского. Жду аплодисментов, как в школе, а преподаватель говорит: «Плохо читаешь».

Я, как Фрося Бурлакова из кинофильма «Приходите завтра», в большом недоумении: как так, все хвалили, а тут – критика. Бедная моя головушка никак не могла уразуметь, что стихи читают не просто четко и громко, а с чувством, интонацией, выражая все эмоции.

Дальше – больше: Светлана Максимовна дала задание выучить стихотворение Агнии Барто «Болтунья». Прихожу на очередное занятие и заявляю, что не выучила его, потому что болтливая Лида – плохой человек.

Педагог терпеливо объясняет, что поэзия разной бывает, например – басни, в которых на примере животных раскрываются недостатки людей. С ходу ляпаю: «Так ведь они не человеки!» Девчонки засмеялись над этой ошибкой, я выбежала из аудитории. И перестала приходить на занятия.

Пришла пора первой зимней сессии, в зачетке – одни пятерки, но нет зачета по ФОПу. Упросила Светлану Максимовну принять его и прочла это стихотворение, как требовалось, вжившись в образ Лиды:

Что болтунья Лида, мол,

Это Вовка выдумал.

А болтать-то мне когда?

Мне болтать-то некогда!

Драмкружок, кружок по фото,

Хоркружок – мне петь охота,

За кружок по рисованью

Тоже все голосовали.

А Марья Марковна сказала,

Когда я шла вчера из зала:

«Драмкружок, кружок по фото

Это слишком много что-то.

Выбирай себе, дружок,

Один какой-нибудь кружок».

И так – до конца, весело щебеча и захлебываясь от восторга, но отчетливо, как учили. Зачет получила. Когда сама стала преподавать, с благодарностью вспоминала уроки Светланы Айыжы: дикция, хорошо поставленный голос очень важны для учителя.

Дорогие оба

В пединституте за пять лет из нас должны были подготовить специалистов широкого профиля, могущих преподавать одновременно русский и тувинский языки, их литературу, поэтому лекции читали педагоги двух кафедр. Они не просто давали знания, а были для нас еще и примером поведения во всём: в манере вести себя, одеваться.

Александр Чайбарович Кунаа – всегда элегантно одетый, тактичный, на его лекциях мы сидели так тихо, что были слышны звуки фортепьяно, доносившегося из окон соседнего училища искусств. Ираида Михайловна Бородич с ее умным, понимающим и бесконечно добрым взглядом. Высокая, стройная, вся в черном Галина Ивановна Принцева. Бичен Кыргысовна Ондар, которая еще будучи студенткой пятого курса стала нашим куратором.

Елизавета Ивановна Коптева – ею так восхищалась, что не могла насмотреться. Спускается она после лекции с третьего этажа, а мы Галей Шаалы следим: куда пойдет. Если не свернет на втором на кафедру, бежим вприпрыжку через ступеньки, чтобы на первом вновь полюбоваться ею. Однокурсник Олег Шунней, узнав, почему мы носимся туда-сюда, подшучивал: «Ну, детсад». А мы всё равно продолжали бегать.

Георгий Николаевич Курбатский и Доржу Сенгилович Куулар – их лекции по русскому и тувинскому народному творчеству накатывались одна на другую, как волны, и так захватывали, что не знала, кому отдать предпочтение.

Как-то перед первой парой, услышав, как Олег Шунней галантно спросил у кого-то из девочек: «Дорогая, можно сесть?», Курбатский весело и раскатисто продекламировал частушку, которая разогнала остатки утренней дремы:

Дорогой и дорогая,

Дорогие оба,

Дорогая дорогого

Довела до гроба.

В пединституте встретила и свою любовь – Вячеслава Кара-ооловича Маспык-оола, он учился на педагогическом факультете, в июле семьдесят седьмого сыграли свадьбу. Всё бы хорошо, но в семьдесят восьмом умерла мама, совсем сложно стало материально. Пыталась совмещать учебу и работу санитаркой в городской терапии, но не выдержала такого напряжения.

Решили с мужем: он доучивается, а я перевожусь на заочное. Окончив третий курс, так и сделала и уехала в Арыг-Бажы. Преподавала в родной школе русский язык и литературу. Вячеслав Кара-оолович, окончив институт, сначала учил ребятишек начальных классов, потом стал военруком.

Продолжение – в №20 от 24 июня 2016 года.

Очерк Галины Маспык-оол «А небо всё равно синее» войдёт тридцать седьмым номером в шестой том книги «Люди Центра Азии», который после выхода в свет в июле 2014 года пятого тома книги продолжает готовить редакция газеты «Центр Азии».

Фото:

1. Галина Дулушовна Маспык-оол, член Союза журналистов России с 2001 года, ветеран газет «Шын» и «Тыванын аныяктары». На книжной полке – две награды профессионального признания за победы в проводимых Союзом журналистов Тувы республиканских творческих конкурсах «Агальматолитовое перо». Республика Тыва, Кызыл. 24 мая 2016 года. Фото Ай-кыс Монгуш.

2. Гале Биче-Шыыр – три года. Тувинская АССР, Улуг-Хемский район, село Арыг-Бажы. Осень 1960 года.

3. Дулуш Бегзиевич и Сондуй Онгар-ооловна Биче-Шыыры – родители Галины Биче-Шыыр, в замужестве Маспык-оол. Тувинская АССР, Улуг-Хемский район, село Арыг-Бажы. 1962 год.

4.Педагоги и ученики седьмого класса Арыг-Бажинской восьмилетней школы. Слева направо во втором ряду: учитель географии Чаш-оол Кыргысович Сунгарап, завуч Александра Сундуевна Серен, заведующий интернатом Монгуш Соскутович Танов, пионервожатая Зоя Николаевна Сунгарап, директор школы Ян-оол Серепович Оюн, учительница русского языка и литературы, классный руководитель Надежда Семеновна Попченко, преподаватель физики Валерий Викторович Тутатчиков. Галина Биче-Шыыр – пятая слева в третьем ряду. Тувинская АССР, Улуг-Хемский район, село Арыг-Бажы. 1970 год.

5. Подруги Галина Шаалы (слева) и Галина Биче-Шыыр – бойцы студенческого строительного отряда педагогического института, работавшего на строительстве дома в городе Ак-Довураке Тувинской АССР. На девушках – форма, единая для всех студентов-стройотрядовцев СССР. Лето 1976 года.

6.Жених и невеста – студенты КГПИ Вячеслав Маспык-оол и Галина Биче-Шыыр, в замужестве Маспык-оол. 1976 год.

7.Преподаватель русского языка и литературы Галина Маспык-оол со своими учениками возле Арыг-Бажинской восьмилетней школы. Тувинская АССР, Улуг-Хемский район, село Арыг-Бажы. Апрель 1979 года.