В
предсказания не верю. Жизнь жестко
научила
опираться только на собственные решения
и стойко отвечать за свои ошибки, не
оправдываясь безвольным: «Не судьба».
Но на этот раз сделала исключение, ведь
в роли ворожеи выступала коллега –
Лидия Херлииовна Иргит, член Союза
журналистов Тувы, регионального отделения
Союза журналистов России, с серьезным
стажем – с 1983 года. Обоюдный творческий
интерес представлял вопрос, на который
попросила ее ответить, разложив хуваанак
– камешки для гадания.
Хранит
она их в сине-желтом вышитом мешочке. А
мешочек – в войлочной шкатулке в виде
тувинской юрты, похожей на ту, в которой
родилась и выросла. В этой юрте-малышке
лежат и другие традиционные гадательные
атрибуты, тонкости обращения с которыми
переняла от деда и отца – четыре бараньих
косточки, маятник на серебряной цепочке.
Но
самое любопытное – камешки. Их сорок
один, похожих нет. Все – из разных мест.
«Вот этот, – раскладывает на голубой
ткани свое богатство Лидия, – на
автобусной остановке в Кызыле разглядела,
видишь, какой необычный рисунок – как
зародыш в животе матери. Этот, на улитку
похожий, на даче своей нашла, смотри –
пальцем надавливаю, и он шевелится, как
живой. Пестренький – с монгун-тайгинских
гор, с места, где наша осенняя чабанская
стоянка была. Белый блестящий – от
Енисея, а сине-белый – от Байкала. Вот
из монгольской степи, а тот, что рядом
– из Китая. Надо, чтобы набор был из
разных мест, тогда в нем особая сила. Я
их постоянно обновляю, а вот эти два у
меня неизменны, потому что особенные.
Видишь? Это – ребенок в пеленке, а это
– мать-птичка».
Свои
особые камушки Лидия Иргит нашла на
пляже у Чёрного моря, в Дагомысе, где в
2005 году ей довелось побывать на одном
из ежегодных фестивалей «Вся Россия»,
проводимых Союзом журналистов. Фестиваль,
хорошо известный всем профессионалам,
к 2016 году уже двадцатый, прочно завоевал
статус международного и стал главным
местом учебы, обмена опытом, встреч,
общения коллег со всей страны.
Два
журналистских фестивальных камешка в
комплекте для прогноза окончательно
убедили меня: вопрос – по адресу. «Будет
ли профессионально качественным,
полезным людям очерк, который готовим
сейчас к публикации?» Коллега сжала
свою коллекцию в переплетенных пальцах
рук, что-то пошептала над ними. Затем
стала раскладывать и перекладывать в
три ряда, меняя расположение по своей
особой системе. Нарисовала клеточки,
записала полученные цифры и вынесла
заключение: «Удача будет, дорога открыта».
Что
ж, отправляю в дорогу очерк Лидии
Херлииовны Иргит.
Надежда
Антуфьева,
главный
редактор газеты «Центр Азии», член Союза
журналистов России с 1984 года.
Близкие
звёзды
Моя
родная Монгун-Тайга – таинственная
незнакомка даже для жителей Тувы. Нелегко
добраться в этот суровый край, но тому,
кто отважится, почудится средь валунов
и саблезубых скал, что он находится на
другой планете.
Над
всем этим великолепием возвышается
величественная гора Монгун-Тайга. Если
она завернулась в лоскутное одеяло из
облаков, не жди хорошей погоды. В ясные
дни, открытая взору, величаво блестит
серебряной шапкой ледников, и кажется,
что вместе с людьми радуется жизни и
жаркому дню.
Наша
летняя стоянка была на одном из высоких
мест. В солнечный день из открытой двери
юрты, как в телевизоре, можно было увидеть
монгольскую степь: там прошла машина,
а вот перегоняют скот окрестные чабаны.
Девочкой
я часто ночевала под открытым небом.
Так близко, как в родных местах, мне
больше нигде не приходилось видеть
звезд. Глядя на небо, представляла, как
брожу среди звезд. И в детских снах,
неспокойных и будоражащих душу, часто
летала к ним.
Я
не обижена звездным небом, сторицей
награждена им: оно дало дар выражать
свои чувства прозаическими строчками
и стихами, которые благодаря моим
замечательным переводчикам вышли из
родных берегов.
А
начиналось всё там – под монгун-тайгинскими
небесами.
Снег
материнской седины
Детство
мое – постоянная перекочевка: летняя,
осенняя, зимняя, весенняя стоянки.
Нас
у отца и матери было тринадцать: Елизавета,
Хулер-оол, Лина, Александр, Лидия, Борис,
Галина, Иван, Уран-оол, Наталья, Андрей,
Байлакмаа, Чойганмаа. Погодки. Одиннадцать
детей мама родила в юрте и только двоих
– Ивана и Байлакму – в больнице.
В
юрте нашей всё было так, как заведено у
кочевников: продумано, рационально, для
каждого предмета и человека – свое
место. В центре круга – очаг: железная
печь с тубой, выходящей в хараача –
верхнее отверстие для выхода дыма. За
ним, у дальней от входа стены – деревянная
кровать родителей.
Левая
половина – мужская, там размещались
мальчики, правая – для девочек. Спали
мы на мягком белом войлоке, стеганном
овечьей пряжей. Днем этот общий войлок
убирали. Тувинские подушки, традиционно
длинные, служили местом для хранения
одежды и были набиты детскими вещами –
летними или зимними, смотря по сезону.
На них мы укладывались по двое или трое.
А
вот одеяло из теплых овечьих шкурок у
каждого ребенка было свое, за этим мама
строго следила. Став взрослой, я поняла,
что таким образом она оберегала наш
покой и подчеркивала нашу индивидуальность.
Папа
наш, Херлии Конгурович Иргит, весь был
в постоянных хлопотах о совхозном скоте,
о скромном нашем личном хозяйстве. Глядя
на то, как мама заботится о нем, как
первому подает пиалу свежего чая с
молоком, мы с малых лет уяснили, что ача
– отец – главный в семье, его надо
слушаться, уважать и почитать.
Мама,
Чечек Мунзуковна Салчак, для нас была
всем: выдумщица, певунья, режиссер
сказочных постановок в юрте, первая
учительница. Выросла она сиротой: едва
появилась на свет, умерла ее мама.
Воспитывалась у многочисленных
родственников, с детства пасла скот,
приглядывала за детьми своей тети
Эртине.
В
1935 – 38 годах, еще при Тувинской Народной
Республике, училась в летней школе на
чабанской стоянке. Была очень способной,
тянулась к знаниям, но у сироты не было
возможности продолжить образование
дальше. Об этом жалела всю жизнь и
требовательно следила, чтобы ее сыновья
и дочки хорошо учились в школе.
Дети
чабанов с рождения живут в гармонии с
природой, с населяющими ее живыми
существами. Мама, рассказывала, что
малышкой я очень жалела в морозы снегирей,
которых называла птицами в красных
жилетках, и просила у нее зерно, чтобы
покормить их.
Утром
во время окота мы просыпались под блеяние
проголодавшихся за ночь новорожденных
козлят и ягнят, играя, подражали тому,
как взрослые ловят арканом коня. В шесть
лет я уже ходила за отарой, хорошо
ориентируясь среди гор и запоминая не
только наши привычные пастбища, но и
места, где пасутся овцы, коровы, лошади
соседей.
Мама
знала множество тувинских загадок,
частушек, прибауток, пословиц. «Тенек
баш бут човадыр» – «Дурная голова ногам
покоя не дает», – этот аналог русской
пословицы приговаривала она по-тувински,
откладывая вечерами свое постоянное
шитье и врачуя мои ноги, расцарапанные
колючками в погоне за очередным сусликом,
которого пытаясь догнать.
Папа
наш ушел из жизни первым, и мама одна
продолжала заботиться обо всех нас:
доучила, выдала замуж дочерей, женила
сыновей. Очень ценила она присвоенное
ей высшее материнское звание «Мать-героиня»
и соответствующий ему орден, и всегда
надевала его в торжественных случаях,
прицепляя к своему тону – национальному
халату.
«Век
живи – век учись», – постоянно повторяла
она, и этому ее наказу следую до сих пор.
От нее научилась я петь, сочинять
частушки, что позднее перешло к сочинению
стихов, и все они берут начало от
материнской любви.
И
сейчас, сделав какое-то хорошее дело,
думаю о ней: мама была бы довольна мной.
Не раз посвящала ей свои поэтические
строки, а самый любимый мною перевод их
на русский язык – о снеге материнской
седины – сделал поэт Евгений Семичев,
мой товарищ по Высшим литературным
курсам при Литературном институте имени
Максима Горького.
В
лучах искрящейся весны
Любой
сугроб растает.
Снег
материнской седины
И
по весне блистает.
Ах,
мама, всё своё добро
Ты
людям раздарила,
И
материнства серебро
Тебя
посеребрило.
Когда
блуждаю по земле,
Свет
твоего окошка,
Мне
в ноги стелется во мгле,
Как
лунная дорожка.
Ты
с каждым годом всё родней.
Я
– кровь твоя и дочка.
Ты
в полотне судьбы моей
Серебряная
строчка.
Из
слёз серебряных твоих
Твоя
медаль отлита.
И
мой слезой омытый стих –
Твоей
любви орбита.
Вынужденное
переселение
До
шести лет все называли меня тувинским
прозвищем – Чучак. А за год до школы
мама стала обращаться ко мне по-другому
– Лида. И всем домашним наказала, чтобы
называли меня только так – данным при
рождении именем.
Лидией
меня назвали в честь русской учительницы,
преподававшей в школе села Шуй
Бай-Тайгинского района, в окрестностях
которого я родилась. Было это 24 сентября
1954 года.
Как
же я, считающая, себя исконной
монгунтайгинкой, умудрилась родиться
в Бай-Тайгинском районе? Дело в том, что
там наша семья жила четыре года: с
пятьдесят третьего по пятьдесят седьмой.
Там и появилась на свет я, пятая в семье,
и шестой – Борис.
Когда
в 1953 году было принято решение, упразднить
Монгун-Тайгинский район и передать его
земли вместе с населением Бай-Тайгинскому,
отца с женой и четырьмя детьми обязали
сделать это незамедлительно: сын шамана,
хозяйство ведет единоличное. Вот пусть
и работает в тамошнем колхозе. Среди
переселенцев были и наши родственники.
Так
как не у каждого были выносливые и
крепкие кони, чтобы добраться по
охотничьим тропам до нового места, то
решили до наступления холодов переезжать
по очереди. Первой собрали юрту Херлии
Иргита, следующей наметили семью
Лопсан-оола.
«На
чужой стороне никто не ждал переселенцев,
никто не встретил», – со слезами на
глазах вспоминала наша мама. – Дней
через пять украли единственную дойную
корову. Косточки ее нашли возле леса.
Без молока остались и ребятишки, и
теленок. Вора нашел сам председатель
колхоза Кудурукпай Хертек. Он был очень
хорошим человеком, всегда спрашивал,
не нуждаемся ли мы, помогал, чем мог».
Председатель
велел похитителю выбирать: или под суд
и в тюрьму пойдешь, или пригонишь семье
другую корову. Тот, конечно, выбрал
второй вариант.
Родителям
моим было поручено ухаживать за колхозными
свиньями. «Никогда мы свиней прежде не
видели, в диковинку были, сначала даже
подойти к ним боялись, – смеялась мама.
– А запах-то какой неприятный. Но ничего,
привыкли». Позже отец стал работать в
строительной бригаде села Шуй.
Опасная
дорога домой
В
1957 году в Монгун-Тайге был создан совхоз
«Малчын». Узнав об этом, родители и
родственники решили вернуться в родные
места и работать в новом совхозе.
Долгой
и трудной была дорога домой. На самых
сложных участках – по узким тропам
вдоль склон гор – лошади и сарлыки шли
гуськом, след в след. Чуть зазевается
поводырь – упадут в пропасть и людей с
собой утянут.
В
один из дней мне, трехлетней, и сестре
Лине выпало опасное испытание. Ехали
мы на первой лошади, которую вел в поводу
наш родственник. Сидели в арыках –
корзинках из прутьев, навьюченных с
двух сторон. Уставший поводырь заснул
на ходу и отпустил повод. Лошадь вырвалась
вперед и понесла. Испуганным взрослым
оставалось только смотреть, как она
ускакала.
Нашли
ее только вечером – спокойно паслась
между двух склонов. Неподалеку от нее
лежала Лина, голова – в крови. Чуть
дальше, в слезах, сидела я, пострадавшая
меньше, чем сестренка: только запястье
рассечено.
Хорошо,
что совсем рядом была юрта Одай-оола
Салчака. Там нас обмыли, перевязали и
наутро, напившись горячего чая, вновь
тронулись в путь – взбираться на
очередную гору.
Без
всякой больницы и врачей, где бы им
взяться в горах, всё обошлось хорошо.
Только у Лины до сих пор как память о
том трудном возвращении домой остался
на голове шрам, а у меня – шрам на левом
запястье.
Почему
люди живут в кошарах?
До
семи лет я не видела ни одного дома и
была уверена, что все люди, как и мы,
живут в войлочных юртах и кочуют по
горам и долинам из одного места в другое.
Когда пришла пора стать первоклассницей,
папа повез меня за восемьдесят километров
в село Мугур-Аксы. Было это в конце
августа 1962 года.
Увидев
непонятные сооружения – столько сразу
в одном месте – онемела от изумления.
Когда мы на конях – я за спиной отца, а
старшие ученики нашей семьи каждый на
своем – подъехали к дому родственника,
директора совхоз Шыдыраа Кара-ооловича
Сааи, огорошила папу вопросом: «Почему
люди живут не в юртах, а в кошарах?»
Деревянное строение ассоциировалось
у меня с большой кошарой – помещением
для скота. Только непонятно: почему
стекла на стенах?
Дети
легко осваивают новое, вот и я быстро
приучилась к другому образу жизни. И
учеба не доставила особых хлопот.
Благодаря маме я была подготовлена к
школе: знала все буквы тувинского
алфавита, считала до ста и решала
простенькие задачи, вроде вот такой:
«На ограде сидели три вороны. Прилетели
две сороки. Сколько всего стало птиц?»
Мою
первую школьную учительницу звали
Сенденмаа Сединовна Ооржак. Родом из
села Чыраа-Бажы Дзун-Хемчикского района.
В наши горные места приехала после
окончания Кызыльского педагогического
училища. Привлекательная, светлолицая,
волосы чуть вьются. Умная, начитанная.
До сих пор перед глазами: стоит Сенденмаа
Сединовна у доски и так четко, красиво
выводит на ней мелом буквы и слова. А мы
ею любуемся.
Два
директора Монгун-Тайги
Сейчас
в образовании проблема – не хватает
мужского воспитания, а в годы моей учебы
во всех школах нашего Монгун-Тайгинского
района директорами были мужчины. Во
всех – это громко сказано, школ-то на
весь район – всего две, по числу сел.
Директором
школы в селе Мугур-Аксы работал Адыг
Одучуевич Хертек, учитель истории. Адыг
в переводе на русский – медведь. Его
прозвали Великим медведем. Настоящий
сельский педагог – пример для всех
жителей, преданный делу просвещения,
которому посвятил всю свою жизнь. И
многодетный отец: восьмерых детей
воспитал.
Интеллигент:
никто никогда не слышал, чтобы он не
только кричал, но даже голос повысил.
Говорит кратко, веско и мудро. 4 сентября
2016 года ему 86 лет исполнилось, но он до
сих пор бодр и строен – спортсмен. Так
же интересуется всем новым, на столе у
него по-прежнему лежат газеты, которые
читает без очков: «Центр Азии», «Тувинская
правда», «Шын».
Доучиться
в райцентре мне не удалось: была
третьеклассницей, когда по весне нас,
детей, чьи родители чабанили у монгольской
границы, отправили поближе к ним – в
Моген-Буренскую школу-интернат села
Кызыл-Хая.
Село
крохотное – домиков двадцать, несколько
юрт в отдалении. Наш интернат – на
отшибе. Когда темнело, сидели при свечах,
электричества не было. Позже появились
электролампочки, они зажигались, если
запускали сельский движок.
Директором
школы и учителем истории был Орге
Сагаанович Салчак – удивительный
человек. Он рано потерял жену и всех
своих восьмерых детей вырастил один.
Вставал в пять утра, доил корову, стирал,
готовил ребятишкам завтрак, а в семь
часов, подтянутый, в строгом костюме,
был уже в школе. Он не пил, не курил.
Позволил себе жениться второй раз – на
учительнице математике, однокурснице
своей первой супруги, только когда все
дети подросли, стали студентами.
Сорок
лет – с 1966 по 2006 год – проработал в
родной школе Заслуженный учитель
Тувинской АССС Орге Сагаанович Салчак.
Вызываю
дух Ленина
Сейчас,
вспоминая годы учебы в Моген-Буренской
школе, понимаю, какая смесь из
октябрятско-пионерского советского
воспитания и шаманских традиций – того,
что мы видели и слышали в юртах от бабушек
и дедов, была в наших детских головушках.
И как только в них всё уживалось
одновременно?
Вечерами,
когда воспитательница, строго велев
всем спать – отбой, уносила свечу из
нашей девчоночьей спальни, мы, выждав,
когда затихнут ее шаги, тихонько выползали
из-под одеял и начинали гадания. Иногда
убегали к роднику и гадали там, это
делалось обязательно в полночь.
Пытались
узнать свою судьбу с помощью зеркала.
Излюбленным занятием было вызывание
духов предков – в полнолуние. Заранее
готовили книгу – обычный школьный
учебник, ножницы и ленту – обязательно
красную.
Ножницы
клали на книгу и перевязывали их лентой,
конец которой держали в вытянутой руке.
Получался своеобразный маятник, который
или колебался, или нет.
По
очереди произносили самодельную молитву
бургану – богу, прося его отправить дух
кого-то из умерших. Если книга с ножницами
не шевелилась, значит, дух не хочет
появляться и отвечать на твой вопрос.
Если поворачивалась по часовой стрелке,
это означало «да», если против – «нет».
Чаще всего девочки вызывали кого-то из
предков своего рода, а я любила
разговаривать с Владимиром Ильичом
Лениным.
Постоянно
задавала ему один и тот же вопрос: «
Скажите мне, уважаемый дух Ленина, получу
ли образование после школы?» Это было
моей мечтой. И вождь радовал, отвечая
утвердительно. Он всегда был за то, что
надо учиться, учиться и учиться.
Ахиллесова
пята
Хотя
дух Ленина и поддерживал, но я очень
сомневалась, что удастся поступить в
институт: там ведь только по-русски
преподают, так же надо и отвечать, а для
всех учеников села Кызыл-Хая, этот язык
был уязвимым местом – ахиллесовой
пятой.
Между
собой мы говорили по-тувински, уроки
наши учителя вели тоже на родном языке.
На всю восьмилетнюю школу – ни одного
русского педагога. И это понятно, какая
городская выпускница вуза сможет
выдержать суровую жизнь в наших местах:
ни дороги, ни света, ни подходящего
жилья. Их к нам и не отправляли. Кто
только ни проводил положенные по
программе уроки русского языка и
литературы: математик, воспитательница,
даже водитель.
Впервые
попала на урок к педагогу, для которого
русский был родным, когда снова стала
учиться в райцентре: в девятом и десятом
классах русский язык и литературу
преподавала Валентина Дмитриевна
Кузнецова. Позже она вышла замуж за
Анатолия Сергеевича Серена и стала
носить его фамилию. Наша учительница
была такой красивой, так модно одевалась,
что на уроках мы не сводили с нее глаз,
меж собой называя живой куклой.
В
десятом классе по просьбе Светланы
Иргит написала на тувинском первое свое
стихотворение – о любви. Подруге
стихотворение понравилось, она выучила
его и стала петь под гитару, на которой
хорошо играла.
В
1973 году я впервые приехала в город:
поступать в педагогический институт.
Жизнь в Кызыле поначалу была мучительна:
жара, духота. Так не хватало ледникового
горного воздуха и ветра! Год, пока училась
на подготовительном отделении, беспокоили
кровотечения из носа, эта напасть знакома
всем монгун-тайгинцам – жителям
высокогорья, спускающимся вниз с родных
вершин.
Хотя
и очень старалась, но русский язык мне
давался с большим трудом. До сих пор
считаю его своим уязвимым местом. По
остальным же предметам училась хорошо.
Студенческий
родник
У
меня выработалась своя методика
подготовки к институтским экзаменам:
обязательно письменно отвечать на
вопросы каждого билета. Если так
разберешься со всеми вопросами, то в
голове всё равно что-то останется. К
летним сессиям предпочитала готовиться
в парке. Казалось, что там, в тени деревцев
– на лавочке, а то и просто на травке –
и сложный материал лучше усваивался.
Любила
слушать лекции Григория Николаевича
Курбатского. Особенно запомнилось, как
на лекции по устному народному творчеству
он говорил, что, если в тувинском фольклоре
название местности или реки указывалось
и прославлялось, то в русском, такое
встретишь редко.
Готовясь
к лекциям и экзаменам Людмилы Петровны
Байыр-оол, штудировала труды прославленных
педагогов Макаренко и Ушинского.
Тувинскому языку училась у Шулуу
Чыргал-ооловича Сата, тувинской литературе
– у Доржу Сенгиловича Куулара, русской
литературе девятнадцатого века – у
Галины Ивановны Принцевой. Наши педагоги
передали своим студентам не только
знания, но и частичку души.
Лучшей
среди нас была Мира Бавуу-Сюрюн. Комсорг
группы, комиссар стройотряда. Глядя,
как она готовится к экзаменам, не вылезет
из читального зала, участвует в
общественной жизни факультета, никто
не сомневался, что у нее и в жизни всё
будет на отлично. Так и вышло: сейчас
Мира Викторовна Бавуу-Сюрюн – кандидат
филологических наук, профессор кафедры
тувинской филологии и общего языкознания
Тувинского госуниверситета.
Когда
училась на втором курсе, стала ходить
на занятия литературного объединения
«Дамырак» – «Родник», работавшего при
газете «Тыванын аныяктары» – «Молодёжь
Тувы». В «Дамыраке» тогда занимались
очень талантливые ребята, в будущем
ставшие известными литераторами: Мария
Кужугет, Клара Доржу, Антон Кужугет,
Василий Хомушку.
Нашим
наставником был маститый писатель Салим
Сазыгович Сюрюн-оол. Когда рекомендованное
им к печати мое стихотворение о маме 8
марта 1975 года появилось в «Тыванышке»,
радости моей не было предела.
Женская
тема
После
окончания института меня взяли в обком
комсомола. Принимая, Марина Михайловна
Фирсова сказала: «Пока будешь работать
инструктором отдела молодежи. Потом
посмотрим». Вскоре предложила: «Нужен
корреспондент на радио, для передач на
тувинском языке. Как ты, сможешь?»
Когда
показала свои стихи и заметки, напечатанные
в газете «Тыванын аныяктары», она
обрадовалась и сразу позвонила
руководителю комитета телерадиовещания.
Перед тем, как оформить на работу, мне
устроили настоящий экзамен: полчаса
отвечала на всевозможные вопросы.
Так
начался труд на радио – с должности
корреспондента редакции детских передач,
руководила которой Любовь Шулууевна
Шойдук. Она, добросовестный и бескорыстный
человек, очень тепло меня встретила,
терпеливо помогала осваивать тонкости
профессии. Мы и сейчас дружим.
Тридцать
лет отработала я с «Репортером» –
профессиональным магнитофоном – на
тувинском радио. Работая там, в 1983 году
вступила в Союз журналистов России.
Главной
в творческой деятельности стала женская
тема. Впервые задумалась о ее важности
во время войны в Афганистане, когда
увидела, как горько плачут, держась за
ограду Кызыльского военкомата, матери
призывников.
Сегодня
с большой тревогой и болью смотрю, как
многие матери пьют не хуже мужчин, как
увеличивается число молодых женщин,
оставляющих своих детей в районах на
старых родителей и преспокойно живущих
в городе.
Многочисленные встречи с активом женсоветов в районах республики, радиопередачи, которые готовила с 1980 года, стали прочной основой для трех моих книг на тувинском языке: «Женщины Тувы» (2007 год), «Орденоносные женщины Тувы» и «Наадым-2008 в Овюре» (2008 год), «Жизнь в труде» (2013 год).
В
очередной раз готовясь к встрече с
какой-либо матерью-героиней, вспоминаю
случай из детства. В 1965 году, когда во
время весенних каникул приехала в родную
юрту, к маме моей пришла тетя Бадымаа,
жена нашего родственника Сагаана
Салчака. За чаем она разговорилась:
«Ты,
Чечек, счастливая, у тебя и дочки, и
сыновья. У меня, ты знаешь, одиннадцать
детей, все мальчики. В прошлом месяце
купила в автолавке мешок муки. Да не
рассчитала, до следующего приезда
автолавки не хватит. Одолжи мне полмешка.
Переживаю, сыновей надо хорошо кормить,
досыта, всю тяжелую работу они делают.
Ребятам расти надо, потом в армию пойдут,
не дай бог, забракуют, стыда не оберешься.
Летом ничего, белой пищи много, да и мясо
тарбагана или рыбой прокормимся. Весной
туго, скот после зимовки тощий. Мечтаю,
что придет такой день, когда многодетным
матерям, как мы с тобой, каждый месяц
будут давать по мешку муки, а лучше –
два».
Обе
улыбались, представляли себе такое
замечательное время.
Еще
одно воспоминание о маме связано с
Хертек Амырбитовной Анчымой-Токой.
Когда, учась в девятом классе, приехала
домой на зимние каникулы, мама достала
из сундука платок и с гордостью показала
мне:
«Осенью
приехали к нам в юрту даргалары –
начальники – из Кызыла. Как же я
волновалась, когда Хертек Амырбитовна
расспрашивала, как мы живем, хорошо ли
учатся дети. При прощании сняла с себя
этот красивый платок и подарила нашей
Лине. Может быть, увидев девушку-чабанку,
она вспомнила свое нелегкое детство?»
Бережно
сложив платок, мама снова убрала его в
сундук, как большую драгоценность. Даже
во сне не могла она представить, что
пройдет время и ее дочка Лида будет
записывать рассказ легендарной женщины
и делать о ней радиопередачу. Это было
в 2001 году в селе Сарыг-Сеп, где проходило
торжественное собрание в честь столетия
со дня рождения ее супруга и вождя Тувы
Салчака Калбакхорековича Токи.
Наша
история – не мусор
Ярчайшей
личностью в истории Тувы была и Хертек
Шожульбеевна Долчанмаа. Увлекательно
рассказывала она мне о времени своей
молодости, когда была активисткой борьбы
с феодалами и перевода аратов на оседлый
образ жизни:
«Араты
не хотели жить в специально построенных
для них новых домах, а если после долгих
уговоров и соглашались, то убирали
несколько бревен на потолке, чтобы
сверху был доступ воздуха, как в юрте.
Мы учили женщин-араток купать новорожденных,
мыться в бане, сажать огород. Люди боялись
лечиться у врачей, приходилось убеждать,
что это нестрашно, доктор поможет лучше
шамана».
В
моем архиве есть редкая фотография:
похороны первого секретаря Тувинского
обкома КПСС Салчака Токи. Среди несущих
гроб от Дома политического просвещения,
ныне это Дом народного творчества, две
женщины государственного масштаба:
Байкара Шожульбеевна Долчанмаа и Тамара
Чаш-ооловна Норбу.
Снимок
этот попал ко мне случайно. В начале
девяностых, после распада СССР, когда
всем было всё равно – наплевать на
историю и архивы, вынула его в здании
нашей телерадиокомпании из мусорной
урны. И сохранила, потому что мне было
не всё равно: наша история – не мусор.
Продолжение в №31 ОТ 29 СЕНТЯБРЯ 2016 ГОДА
Очерк
Лидии Иргит «Сорок один камешек» войдёт
сорок третьим номером в шестой том книги
«Люди Центра Азии», который после выхода
в свет в июле 2014 года пятого тома книги
продолжает готовить редакция газеты
«Центр Азии».
Фото:
1.
Лидия Херлииовна Иргит: гадание на
камешках. Кызыл, 10 октября 2016 года. Фото
Ай-кыс Монгуш.
2.
Чабанская семья. В центре сидят Херлии
Конгурович Иргит с сыном Иваном, его
супруга Чечек Мунзуковна Салчак с сыном
Борисом. Впереди слева направо их дети
Лина, Лидия и Александр. Слева стоит
старший брат Херлии Иргита Успун-Доржу
Иргит, рядом – племянница братьев Калдар
Иргит. Тувинская автономная область,
Монгун-Тайгинский район, село Мугур-Аксы.
1958 год.
3.
Чечек Мунзуковна Салчак с орденом
матери-героини, которого была удостоена
14 августа 1964 года. Тувинская АССР, село
Мугур-Аксы, конец семидесятых годов
двадцатого века.
4.
Директор Моген-Буренской школы в селе
Кызыл-Хая Орге Сагаанович Салчак. 1988
год.
5.
Восьмиклассники Моген-Буренской школы
и их классный руководитель. Слева направо
в первом ряду: Лидия Иргит – тезка автора
очерка, Лидия Иргит – автор очерка,
Алексей Саая, Анна Хертек, Светлана
Иргит, и ее тезка Светлана Иргит, Ольга
Иргит. Во втором ряду: Александр Байыс,
Адар-оол Хертек, классный руководитель
и преподаватель математики Седип-оол
Баазанхоевич Хертек, Виктор Иргит, Иван
Саая, Владимир Чоргаар. Тувинская АССР,
Монгун-Тайгинский район, село Кызыл-Хая.
Апрель 1970 года.
6.
Выпускной 10 «а» класс. В первом ряду
слева направо: Светлана Иргит, Елизавета
Донгак, Татьяна Доктугу, классный
руководитель Валентина Дмитриевна
Кузнецова, Николай Иргит, Дуся Саая,
Валентина Ооржак. Во втором ряду: Лидия
Иргит, Зинаида Кыргыс, Дуся Салчак,
Надежда Белекчи, Долзат Донгак, Владимир
Чоргаар. В третьем ряду: Ольга Иргит,
Кызыл-оол Донгак, Михаил Кошкар-оол,
Балды Хертек, Санчат Адыгбай, Мерзе
Салчак, Алексей Ховалыг. Тувинская АССР,
Монгун-Тайгинский район, село Мугур-Аксы.
Май 1972 года.
7.
Лидия Иргит кормит ягненка: приехав в
отпуск домой, надо помочь родным.
Тувинская АССР, Монгун-Тайгинский район,
зимняя чабанская стоянка в местечке
Кара-Даг. Весна 1981 года.
8.
Однокурсницы: четвертый курс филологического
факультета Кызыльского педагогического
института. Слева направо Лидия Иргит,
Любовь Аракчаа, Зоя Барынмаа, Светлана
Саая, Татьяна Монгуш. Тувинская АССР,
Кызыл, студенческое общежитие, комната
№ 517. Осень 1977 года.
9.
Похороны в Кызыле первого секретаря
Тувинского обкома КПСС Салчака
Калбакхорековича Токи, умершего в
московской больнице 11 мая 1973 года. Вынос
гроба с телом из Дома политического
просвещения. Первая справа – Байкара
Шожульбеевна Долчанмаа, третья – Тамара
Чаш-ооловна Норбу. 15 мая 1973 года.
Лидия Иргит, член Союза журналистов России с 1983 года. irgiton@yandex.ru Литературный редактор Надежда Антуфьева, antufeva@centerasia.ru