С 16 по 21 августа в Москве пройдёт один из крупнейших международных научных форумов – 37-й Всемирный конгресс востоковедов (ICANAS-XVIII). Генеральным секретарём конгресса стал исследователь истории средневековой Тувы, известный специалист по тюркской рунической письменности, профессор Дмитрий Васильев.
Если перечислить основные должности Дмитрия Дмитриевича, то станет понятно – встретиться с ним для интервью непросто: вице-президент Общества востоковедов Российской академии наук, заведующий отделом истории Востока Института востоковедения (ИВ) РАН, член секретариата Международного Союза восточных и азиатских исследований, профессор Российского Государственного Гуманитарного университета (РГГУ), директор российско-турецкого учебного центра РГГУ, один из администраторов Евроазиатского востоковедческого сервера ИВ РАН. А ещё и – подготовка к предстоящему конгрессу.
Но Тува для исследователя была и остаётся той темой, ради которой всегда найдётся время. Для Елены Александровны, спутницы жизни Дмитрия Дмитриевича со студенческих времён, тюркология тоже представляет профессиональный интерес. Она работает в посольстве Турции в Москве. Младший сын Александручится в МГУ, изучает турецкий, туркменский и казахский языки. Только старший сын Дмитрий отошёл от семейной традиции и стал кандидатом химических наук.
Можно сказать, что Дмитрий Васильев нашёл себя сразу. Он один из тех учёных, которые реализовали себя в области своих научных интересов, получили признание за работы, имеют новые планы и семейную поддержку.
Более того, связь с Тувой, возможно, была предназначением для коренного москвича. Если существует какая-то магия чисел, дат, то родиться 11 октября, спустя ровно два года после вступления Тувы в состав СССР, и каждый год отмечать один день рождения вместе с нашей республикой, считая её своим вторым домом, – значит, подтвердить представления о вселенских законах взаимосвязи.
Правда, рассказ учёного о себе и своей работе лишён мистических объяснений. Казалось бы, всё просто. Но, с другой стороны, за всем этим стоят целеустремлённость, большая заинтересованность и труд.
Результат: более ста научных публикаций, в том числе – четыре книги, почётная медаль имени Хубилай-хана Монгольской академии наук (1999 г.); почётный действительный член турецкого научного общества имени Ататюрка (с 2000 г.); обладатель звания «Рыцаря науки и искусства» и ордена Святого Георгия от Российской Академии Естественных наук (2000 г.).
– Дмитрий Дмитриевич, когда впервые вы попали в Туву?
– Это было в 1971 году. Я окончил Институт восточных языков при МГУ, и мои интересы были связаны со средневековой историей тюрок. Увлёкся письменными памятниками и много времени проводил за чтением текстов: древнетюркских, древнеуйгурских, чагатайских.
История кочевников центральной Азии меня очень заинтересовала. Захотелось посмотреть, потрогать руками памятники – свидетелей этого периода. Когда я защищал диплом, то отзывы на мою работу давали такие известные тюркологи, как Кляшторный и Вайнштейн. От них я много слышал о Туве. Поехал туда сразу после окончания университета, поступив на работу в Институт востоковедения РАН. Работал и писал диссертацию вне аспирантуры.
Тогда в Туве наиболее интересные находки были в основном исследованы экспедицией Александра Даниловича Грача. Экспедиция состояла из нескольких отрядов и была очень масштабна. Сейчас такую, наверное, невозможно и повторить. Финансирование шло от Саяно-Шушенской ГЭС.
Отряды работали по всему каньону. Связь между ними осуществлялась на моторных лодках, на вертолётах, машинами. То есть была серьёзная техническая база.
Меня пригласили как специалиста по надписям. Мне повезло. В первый же год были находки и у Грача, и у меня. По странному стечению обстоятельств «мой» камень оказался под номером 100 по счёту открытых в бассейне Енисея. Это было в районе Баян-Кола.
Сведения мы получили от местных жителей. Но точных координат не было, надо было искать по долине. Тогда не было водохранилища, и Шагонар, и Чаа-Холь были на старом месте. Мы переправились на пароме и к вечеру обнаружили стелу, которая была в прекрасном состоянии. Поскольку эта территория входила в зону затопления, её надо было спасать – вывозить. Мы её вывезли, и она сейчас находится в тувинском музее.
ЛЕГЕНДА О ЗАТОПЛЕНИИ
– Что вы нашли на этом камне – «юбилейной» находке?
– Там была эпитафия одному из героев-воинов. Этот и другие памятники правобережья дают нам сведения о нескольких поколениях.
В истории Тувы не было принято заниматься княжескими родами, аристократией. Сейчас у меня подготовлена одна работа, где впервые на основании этих текстов даны описания поколений аристократии. Это не были собственно тувинцы, это были их предки – жители, которые населяли долины Улуг-Хема в средние века.
В надписях (клеймах, тамгах) можно найти сведенияо владениях, имуществе, территориях, даны имена, в том числе военачальников, говорится о поколениях. Иногда встречаются указания на то, что основной наследницей становилась женщина.
На памятниках также отражены трагические события во времена становления Уйгурского каганата. Как известно, уйгуры довольно глубоко проникли на территорию Тувы. На озёрном острове на Тере-Холе близ Кунгуртуга был дворец уйгурского кагана Баян-Чора.
Был я там, и у меня сложилось мнение, что озеро искусственного происхождения. Его легко было создать.
Есть легенда об одном из уйгурских ханов, ставка которого была на месте этого озера. Хан увидел однажды в колодце рыбу. Это было сочтено опасным предзнаменованием, он увёл свой народ. А на это место сразу же хлынули потоки воды и появилось озеро.
– То есть реальные события были потом завуалированы легендой?
– Да, легенда допускает возможность искусственного затопления. Тем более, что у северных соседей мелиорация была развита, их специалисты могли быть привлечены.
Для культуры Тувы несвойственно такое кардинальное вмешательство в природу. Это необычное явление, выходящее из рамок обычной жизни. И, вероятнее всего, поэтому оно «обросло» легендами.
И ныне затопление такого большого количества территории, я имею в виду Шагонарское море, тоже стало событием, выходящим за рамки…
– Конечно, сейчас из этого красивую легенду не создашь – не те времена. Можно оценивать. Как вы оцените создание искусственного моря?
– Его последствия сложно оценивать однозначно. Не знаю…
В первые годы после затопления было страшно смотреть на эти места. Летишь на вертолёте над водной гладью и видишь по краям белые полосы. Что это? А это дохлая рыба. Лес, который спилили в период затопления, нельзя было вывезти. Всё оставили как есть. Когда район затопили, деревья всплыли и начали гнить. Получился такой страшный «компот». Рыба от недостатка кислорода погибла.
Но это было вначале. Любой ущерб требует восстановительного периода. Баланс потом восстановился.
– Сколько было у вас находок с тех пор?
– Потом почти каждый год я находил памятники. Трудно сосчитать общее количество. Много работал на разных территориях: на Алтае, в Хакасии.
Я не ставил себе целью именно поиск новых надписей. К тому моменту, когда я начал работать, даже специалисты не знали точно, сколько всего памятников, каков ареал их расположения. У многих надписей не было копий, были только некачественные зарисовки от руки.
Надо было, прежде всего, сделать хорошие фотокопии со всего, что найдено, и издать сводный альбом. В то время это было достаточно трудно сделать, но благодаря поддержке академика Андрея Николаевича Кононова удалось. В альбоме есть описания почти ста пятидесяти памятников. Считаю очень важным то, что этот «Корпус памятников тюркской рунической письменности бассейна Енисея» (Ленинград, 1983 г.) вышел под двумя грифами: Института востоковедения РАН и Тувинского научно-исследовательского института языка, литературы и истории.Это единственный пример совместного издания тувинской организации и московского академического института в деле изучения памятников тюркской письменности.
КОНФЕТЫ – ТОМУ, КТО ОТЫЩЕТ НАДПИСИ!
– Как вы проводили работу по объединению сведений?
– Объезжал все места, где были найдены камни, делал их обмеры, фотокопии, делал слепки, эстампажи (оттиски).
Работа была невозможна без сотрудничества с коллегами из разных территорий.
В альбом включен, например, Чаа-Хольский камень из музея в Хельсинки. В конце XIX века в Туве работала финская экспедиция, они вывезли из Чаа-Холя камень. Он очень бережно сохраняется там, имеет соответствующие надписи. Финны были очень любезны: прислали фотографии, описания.
Я очень благодарен тувинским коллегам. В первую очередь вспоминаю Николая Алексеевича Сердобова. Он тогда был заместителем директора ТНИИЯЛИ. В начале семидесятых годов я своей молодостью вызывал некоторые сомнения у Юрия Юрьевича Аранчына. Но Николай Алексеевич смело дал мне рекомендации и необходимые полномочия.
В экспедиционных условиях важны каждая мелочь и просто внимание. Надо договариваться и о транспорте, и о продовольствии. Очень мне помогала Тамара Чаш-ооловна Норбу. Она была председателем тувинского республиканского профсоюза и вполне профессиональным археологом. Без ее заботы и внимания многие научные проекты остались бы неосуществленными.
В экспедиции Грача всегда действовал спортивный детский лагерь, который был в ведении профсоюза. Школьники работали, но у них был облегченный день: в определенные часы трудились, потом им рассказывали об истории Тувы. У них была волейбольная площадка, были прекрасные палатки. Среди ребят были дети тувинской политической верхушки, которых родители с удовольствием отправляли на природу.
Ученые старались устраивать им интересные задания. Однажды вечером один из заместителей Грача, Сергей Астахов, специалист по палеолиту, сказал, что на одной горе должны быть каменные орудия. Кто найдет, тому была обещана премия – килограмм конфет, специально привезенных из Петербурга.
Рано утром слышим шум, просыпаемся, выглядываем из палаток и видим: ребятишки как муравьи лезут по всему склону. Еще до объявления подъема рванулись туда! (Смеется) Был спортивный азарт, была очень хорошая атмосфера.
– Замечательные условия для приобщения детей к знаниям.
– Да. Летний лагерь получился очень хорошим педагогическим мероприятием. Ребята знакомились с людьми, которыми гордится наука. Приезжал бард Юрий Визбор. Об этой экспедиции был снят фильм Свердловской киностудией «Археологи в центре Азии». Там Визбор пел свои песни.
А потом началось затопление…
Грач заболел, он уже не ездил. У каждого из нас были свои задачи, работали разобщенными группами. Были трудности с транспортом, другие проблемы.
Но спасательные мероприятия проводили не всегда успешно. Мне, например, очень не понравилось, что святилище Мугур-Саргол разломали на куски. Было принято такое решение, так как предполагалось, что все это окажется под водой. А там почти на два километра тянулись валуны с прекрасными рисунками! Решили хотя бы частично это все спасти, стали вырезать фрагменты, перевезли в институт. Сейчас эти обломки стоят перед ТНИИЯЛИ, видно с улицы Кочетова. А в итоге Мугур-Саргол остался над водой, оказалось, что можно было его и не трогать. Теперь уже неизвестно, откуда какой камень был. Комплекс нарушен.
Стелы, которыми занимался я, легче было спасать. Есть фильм «Зона затопления», в который вошли эпизоды вывоза одного из камней из района Эйлиг-Хема. Это было непросто, ведь надо было арендовать и кран, и грузовую машину…
ХАЗАРСКАЯ САБЛЯ С АРАБСКОЙ НАДПИСЬЮ
– В числе ваших любимых тем вы называли историю про саблю Багыра. Расскажите, пожалуйста, об этом.
– Грачом был раскопан в районе Эйлиг-Хема один курган в 1969-1970 годах. На кургане стояла стела, она сейчас в помещении музея. На ней очень короткая надпись, которая гласит: «Мое имя – Багыр». А в захоронении был найден меч, скорее палаш, с арабской надписью. Я ее расшифровал. Это сура из Корана, которая звучит примерно так: «Победа близка».
Всем понравилась находка, она вызвала большой интерес. У Грача был катер, он его назвал «Багыром».
Приезжали к нам многие тувинские поэты, литераторы: Емельянов, Кюнзегеш, другие. У Юрия Кюнзегеша сразу появилось стихотворение «Сабля Багыра».
После расшифровки надписи в научной литературе меч Багыра был назван арабским мечом.
Это было вполне возможно. У тюрков были столкновения с арабами. В середине первого тысячелетия нашей эры началась арабская экспансия на Среднюю Азию. Владетели Самарканда – согдийцы – очень тесно общались с тюрками. Это были торгово-экономические контакты. Согдийские колонии были и на Енисее.
Согдийцы, когда им стала угрожать опасность, обратились за помощью в тюркский каганат. Тюркское войско под руководством одного из каганов совершило потрясающий по расстоянию и трудности переход. В составе войска были молодые принцы – будущий Бильге-каган и его советник Тоньюкук.
Тюрки в течение месяца без отдыха прошли практически весь Тянь-Шань и подошли к окрестностям Самарканда. Но в это время защитники Самарканда уже не могли сдерживать осаду арабов. Враги ворвались в город. Тюрки были совершенно обессилены. Они не одержали победу над арабами, но не пустили их дальше и приняли всех беженцев.
После этого мы наблюдаем реформу письменности тюрков – согдийское влияние. Согдийцы привнесли свои элементы в руническую письменность. Я не считаю, как, например, Кляшторный, что согдийцы целиком изобрели письменность для тюрок. Нет, это не так. Потому что в основе – собственная орнаментальная, графическая традиция: тамги и прочее. Руны напоминают тамговую графику. Но согдийцы в значительной степени реформировали примитивный язык. Не обогатили, а усовершенствовали.
Видимо, была создана какая-то лингвистическая комиссия в каганате, которая работала над этим. Задачей государственной важности было создание письменности, которую могли прочесть представители разных родов тюрок. И она получилась наддиалектной. И даже наш самый выдающийся востоковед – академик Бартольд – в двадцатых годах прошлого века писал, что для тюрок самой удобной письменностью была руническая. Именно она отражала строй тюркских языков. Ни арабская, ни древнеуйгурская, ни латиница, ни кириллица не отражают богатство и красоту тюркских языков так, как руническое письмо.
– Вернемся к истории про саблю.
– Да. Прочел я эту арабскую надпись, и этот факт стал широко известен. И саблю расценивали как трофей. Явно этот Багыр участвовал в том походе, захватил саблю и привез домой.
Но в 1995-1996 годах я устраивал большую выставку «Восточные истоки культуры народов Европы (По следам Атиллы) » в Венгрии и Австрии. Полтора года она ездила по городам Австрии и Венгрии. В это время я знакомился с коллекциями их музеев.
И там увидел, что это не арабский меч. Я увидел полный аналог и не один! Везде на все изделия всегда есть мода, есть своя хронология. Так вот – это хазарский меч! У хазар был принят иудаизм, но с арабами у них были тесные контакты. В Хазарии был распространен арабский язык.
Теперь можно говорить о том, что это не трофей. Дело в том, что тюрки в свое время отправляли свои посольства в Византию и, может быть, проходя через Хазарию, один из послов просто приобрел меч.
Таким образом, получается интересная картина: меч, изготовленный в Хазарии, имеет арабскую надпись и находится в Туве.
Видите, какие широкие связи были в те времена! Я сейчас готовлю об этом статью с одним венгерским коллегой.
МЕНЯ ЗОВУТ БОМБРОШЕМ
– Можно сказать, что Тува является для вас неисчерпаемым источником исследований и открытий?
– Основная территория, конечно, на которой я работал и работаю – это Тува. Но я всегда затрудняюсь говорить по современным границам. Скажем так: моя работа связана с Саяно-Алтайским регионом.
Тува стала моей научной колыбелью. Это моя вторая Родина. И я сохранил самые теплые воспоминания о людях, многих из которых нет уже в живых. Мне эрзинские аксакалы даже дали второе имя, правда, монгольское, – Бомброш («медвежонок»). Так меня и зовут, когда звонят близкие мне люди.
Все мои молодые годы связаны с поездками в Туву, долго после поездок переписывался с людьми из разных районов. Всегда посылал свои фотографии. Очень рад, когда мне присылают свои работы коллеги.
Одна из самых последних работ, которую я получил из Кызыла и считаю серьезнейшим исследованием, – работа Бориса Исааковича Татаринцева «Этимологический словарь тувинского языка». Считаю также Доруг-оола Алдын-ооловича Монгуша ученым, которым может гордиться не только Тува, но и Россия. Его работы всегда отличает фундаментальность, критическое отношение.
Сейчас я заведую отделом истории, самым многочисленным, в институте востоковедения РАН. Это старейший академический институт, работающий с 1818 года. Кроме этого, в РГГУ я руковожу российско-турецким учебным центром. Там мы решили преподавать студентам не только турецкий язык и тюркские языки народов СНГ, но и тюркские языки народов России. С этой целью была приглашена к преподаванию тувинского языка доктор филологических наук Светлана Монгушевна Орус-оол.
В нашем отделе работает Зоя Васильевна Анайбан, я был очень рад ее принять. Считаю, что она очень интересный специалист, целенаправленно работает в новой для Тувы отрасли – занимается этносоциологическим мониторингом.
Появились в институте аспиранты из Тувы. Год назад блестяще защитила диссертацию Аяна Самдан. Она сейчас в ТНИИЯЛИ, оставила самые лучшие впечатления о себе. Сделала опись рукописей из Тувинского института, мы в институте готовим публикацию этой работы.
У меня были добрые отношения всегда с руководством ТНИИЯЛИ, с Юрием Лудужаповичем Аранчыном. Потом его сменил Чургуй-оол Доржу. Постоянные контакты у меня со Светланой Биче-оол.
Надеюсь, что контакты будут еще более оживленными в связи с предстоящим в конце августе Всемирным конгрессом востоковедов. Мы ждем группу ученых из Тувы.
– Вы назначены генеральным секретарем, то есть руководителем оргкомитета этого конгресса с российской стороны. Расскажите о том, что готовится.
– Конгресс проводится раз в четыре года. В России он проходил в 1886 году в Санкт-Петербурге, затем, в 1960 году, в Москве. Получается, что востоковеды всего мира собирались в России один раз в век. В девятнадцатом, в двадцатом и первый конгресс 21 века – у нас. Всегда проводится национальными научными обществами востоковедов, то есть организация сейчас лежит на плечах Общества востоковедов, а не Института востоковедения. Недавно, в 2000 году, нашему обществу исполнилось 100 лет.
Очень важные вопросы будут подниматься. В том числе – о востребованности востоковедения для новой России. Предполагается, что конгресс откроет Президент Владимир Путин. Во всяком случае, вся подготовка сейчас проходит под покровительством Администрации Президента.
В последний день конгресса состоится Всероссийский съезд востоковедов, где на двухлетний период будет избран новый президент Общества востоковедов РАН. Сейчас президентом общества и предстоящего конгресса является директора Института востоковедения РАН Ростислав Рыбаков. Почетным президентом постоянно является академик Евгений Примаков. Я почти десять лет избираюсь вицепрезидентом.
– В этот юбилейный для Тувы год проводятся различные мероприятия. Предполагается ли отметить как-то этот юбилей в дни работы конгресса?
– Я как раз говорил об этом с депутатом Госдумы Чылгычы Ондаром. Он заинтересовался конгрессом.
У меня есть мысль провести выставку тувинской камнерезной скульптуры. Для этого надо взять образцы из музея декоративно прикладного искусства в Москве. Эти шедевры находятся не в экспозиции, они хранятся в фондах. В советские времена была практика – все лучшее отправлялось в Москву. Поэтому там хранятся шедевры, каких не осталось даже в самой Туве.
Сейчас, правда, я слышал, что в камнерезном искусстве есть новаторские идеи: из агальматолита делают юрты. Хотелось бы видеть на нашей выставке работы художникакамнереза Владимира Салчака. Говорят, что агальматолитовую юрту подарили Путину. Если бы мы могли присоединить к старым образцам и новые изделия, то можно было бы сделать целую панораму по темам, типа «День тувинца»: расположить юрту, табунщиков, стада и пр. Из фигурок создать картинки жизни.
По поводу специального дня Тувы на конгрессе нет инициативы с места, а нам самим трудно это организовать. Хотелось бы, чтобы и живое исполнение тувинского искусства было. Всего на конгрессе будут представители более ста сорока стран: от Северной Африки до Дальнего Востока. Членом оргкомитета у нас является министр иностранных дел России, даны указания российским консульствам содействовать всем, кто едет на конгресс.
В этом году из-за всех этих дел мне не удастся поехать в Туву. Уже два года не ездил (грустно).
– Вы говорите об этом так, как будто лишены жизненного стимула, допинга.
– Похоже на это (смеется).
Надеюсь, что в следующем году поеду. Очень хотел поговорить с коллегами в музее, с которыми у меня давняя дружба. Они в любые времена выполняли скромно свое значительное дело. Хотел бы посмотреть на новое здание музея, высказать свои соображения.
Также у меня есть информация о новых памятниках, хотел бы съездить и скопировать надписи.
Беседовала Чимиза ДАРГЫН-ООЛ
Фото из архива Дмитрия Васильева
(«Центр Азии» № 28, 16 июля 2004 года)
ПРОШЛО ВРЕМЯ...
Дмитрий Дмитриевич провел в качестве ответственного секретаря оргкомитета Всемирный конгресс востоковедов в Москве, в котором приняли участие почти 2000 ученых из 62 стран дальнего зарубежья и почти всех государств бывшего СССР. Был переизбран вице-президентом Общества востоковедов Российской Академии наук на новый срок. Также удостоен диплома почетного профессора Казахстанско-Турецкого Университета им. Ахмеда Ясеви.
Участвовал в подготовке каталога и проведении выставки «Тувинская каменная пластика» в Москве. Кроме того, Указом Президента РФ награжден Медалью в честь 1000-летия Казани за исследования по истории тюркских народов. В 2005 году, во время полевого сезона, руководил экспедицией Института востоковедения РАН в Туве.
Продолжил научные исследования по тюркологии и истории Востока. Среди подготовленных за последние два года работ – монография «Древнетюркские надписи Алтая», ряд статей и участие в фундаментальных коллективных трудах: «История Востока» (том IV), иллюстрированная энциклопедия «Шамиль», шеститомное издание ЮНЕСКО «История Центральной Азии» (раздел «История народов Саяно-Алтая и Южной Сибири»).
Фото:
1. За чтением древнетюркской надписи.Конец 1980-х годов.
2. С коллегой из Кемеровского университета Я.А. Шером и директором Саяно-Шушенской ГЭС Ю.И. Потёмкиным. 1989 год.