Давно уже я задумываюсь о справедливом замечании, которое
частенько приходится слышать: «Очень хорошо, что вы пишите о нашей
интеллигенции: ученых, актерах, врачах, педагогах, даже о политиках, и это
неплохо.
Но где простые рабочие люди, на которых и держится страна? Где
наши работяги-мужики с крестьянской смекалкой, не спившиеся, не опустившие рук,
а работающие? Или перевелись они в Туве?»
Действительно, не может
быть, чтобы совсем уже перевелись. И вот, наконец, журналистская дорога
привела меня к одному из таких людей.
Чтобы добраться до него, проехала 85 километров на «Жигулях» от Кызыла до
Сарыг-Сепа, потом пересела на «Ниву» – асфальт
кончился, на «Жигулях» 34 километра вдоль
Енисея по проселочной дороге можно и не одолеть – завязнешь. Вот и спуск к
Енисею, и паромщик – добродушный и симпатичный крепкий старик в панамке, переправляет нас на ту сторону,
весело интересуясь, как там, в Кызыле, насчет ожидаемого в августе солнечного
затмения и конца света. Попутно рассказывает, что в Горной Шории, еще пацаном,
сам видел затмение: «Тьма не такая, как ночью, вообще мрак. Собаки воют, куры
кудахчут. Жутко».
Однако поляна, на которую мы выходим, сойдя с парома, отнюдь
не располагает к размышлениям о конце света – слишком много солнца и
потрясающего запаха свежеструганных бревен, идущего от строительства
четвертого строящегося домика и наполняющего три уже отстроенных. Чуть в стороне
– хоздомик. А у реки – баня. С вениками на чердаке. Вот моторка и удочки. И
еще: собака Кучум, которую держат в строгости – часто привязывают, не
очень-то разрешая ходить в гости к приезжим, что Кучум очень любит. Это потому, что крупно провинился:
слопал у зазевавшихся гостей все мясо для шашлыка, после чего и из доверия
вышел.
Все это, вместе с
паромом – хозяйство Василия Шмакова, урожеца Верховья, как издавна называли
эти места в Верховьях Малого Енисея, легендарного места жительства
старообрядцев. Сизимского охотника, решившего стать сам себе хозяином, построившего
паром и строившего в Верховье не избу, не охотничью заимку, а… свою турбазу.
Мы беседуем в одном из
домиков будущей базы: в печке-буржуйке потрескивает огонь, пахнут лесом
бревна, щели между которыми по-таежному и очень романтично для горожанина
заткнуты мхом.
Василий Ипатович
недоверчиво косится на включенный диктофон – с просьбами об интервью его, прямо
скажем, журналисты не очень-то осаждали до сих пор. А точнее, первое оно у
него. Опять же – женщина-журналист. Я понимаю, что цивилизация цивилизацией,
но для этих мест, где вся деревенско-таежная работа исстари держалась на плечах
крепких, непьющих и некурящих, суровых
бородатых мужиков-старообрядцев, а семейное воспитание – на их авторитете,
отношение к женщине все-таки в глубине
своей не изменилось. Конечно, со всей вежливостью: но что она поймет в мужских
делах? Вот если бы я мужиком была, тогда беседа, думаю, пошла бы легче. А то
приходится толковать мне очевидные истины. Но что поделаешь: баба есть
баба, хоть и журналист…
– Василий Ипатович, как это вы решили строить здесь именно турбазу?
– Эта идея у меня давно
зрела. Характер такой, неуемный, мне все время чем-то надо заниматься. До этого
27 лет был штатным профессиональным охотником в Сизимском промхозе (прим.:
промысловое хозяйство – организация,
объединяющая охотников-промысловиков).
А потом – все, здоровье
подвело. Я так сам себе думаю: достиг такого совершенства, что возгордился, и
природа сказала: убирать меня из тайги надо.
– А вы были удачливым охотником?
– (Улыбается). Скажу: да. Не хвастаясь.
– Сколько добывали?
– До пятидесяти соболей
в сезон. Соболь, белка – это основной вид. По лицензиям отстреливали маралов.
Тяжело было из тайги
уходить.Если бы не здоровье, до сих пор бы охотничал. Теперь отца понимаю.
Помню, он в 68 лет последний раз вышел из тайги и сказал: «Все, ребятишки,
отохотился я. Старый стал…». Тосковал очень. Много сил и здоровья я в тайгу вложил. Участок был оборудовал
капканами так, что мог неделю в избушке пролежать со спиной – в последние годы
на таблетках и жил. А потом за два дня поеду на коне и возьму из капканов или
с собакой столько, что ребята еще смеялись: лежит в избушке, а добывает больше
нашего.
А четыре года назад уже
сам выбраться не мог – спину так прихватило, что меня на «Буране» вывозили из
тайги. Веток наломали, чтоб помягче, и повезли. А в дом уже на руках несли.
– И далеко пришлось везти?
– Шестьдесят километров
от деревни. Первое время добирались туда на конях, а потом, в 1974 году,
самыми первыми снегоход «Буран» купили. Я по натуре такой: вижу что-то новое
– надо опробовать на себе. Сейчас уже третий «Буран» у меня. Первые два
укатали напрочь.
– Слышала, что вы в тайге с 12 лет?
– С пятнадцати. Как
восемь классов закончил, в Сизимской школе, так и пошел с отцом в тайгу,
добыл тогда только двух соболей. Зато впервые и на слет охотников попал.
Раньше промхоз был
богатой организацией, каждый год слеты охотников проводились: соревнование
по стрельбе, на лодках, конях, даже гранаты кидали. Всегда были призы, грамоты.
Сначала в Ужепе проводили слеты, это еще выше по Енисею. А потом, когда
начальником участка стал Савелий Зиновьевич Бахарев (очень деятельный мужчина),
отстроили здесь место для слета – все охотники съезжались: из Сизима, Ужепа,
Эржея, Сарыг-Сепа. Итоги за год подводили: кто сколько добыл, кто лучший.
Очень интересно было. Сейчас слабее. Ну, как сказать… Немножко развал пошел
после перестройки. Слеты уже который год не проводятся…
Несколько лет
директорами были пенсионеры – только оклады получали. А сейчас директором
стал Сункуев, молодой парень. И сразу чувствуется, что к руководству пришел
человек, при котором промхоз станет на ноги. Он и магазин от промхоза открыл.
– Василий Ипатович, а как ваши предки попали в Туву, в Верховье?
– Отец, Ипат Корнилович,
родился до революции в Макеевке, была такая деревня пониже Сарыг-Сепа. Он
помнил и рассказывал нам, как в деревню приходили люди из партизанского отряда
Щетинкина-Кравченко. А его родители – из Томской области. Матери было два
года, когда еще до революции ее привезли тоже из Томской области. Самая
главная причина, почему они ехали из России сюда, – это старообрядческая вера.
А когда началась революция и их начали притеснять, они ушли еще дальше, в
Верховье Енисея, выше Ужепа, в местечко Чодуралыг. Там тоже такое
прекрасное место!
Занимались сельским
хозяйством, охотой. Жили не особо богато, хотя у отца было три рабочих коня,
три коровы, двадцать овечек, четверо ребятишек. А всего нас в семье восемь
детей. Я родился уже в Сизиме, когда родители выехали в поселок с Чодуралыга.
Их ведь раскулачить хотели, вот отец в 1949 году и поехал в Сизим. Стал
работать в лесхозе, потом в промхозе.
Сейчас пока жива отцова
сестра – Прасковья Корниловна, а ей уже 85 лет – хочу у нее все расспросить,
собрать, записать, а то все забудем, и дети наши ничего о дедах своих не будут
знать…
– Строго вас воспитывали родители?
– Тогда было строго.
Все, и вера тоже, шло от родителей. Сейчас мы все-таки (вздыхает) ушли от веры.
– Все-таки ушли, даже в Верховье, где старообрядческая вера была так крепка, что ради нее еще в сороковые
годы шли даже на смерть?
– В душе я веру глубоко
держу. Но все обряды соблюдать? Получается, что не соблюдаю. (Задумывается). Но и сейчас есть люди,
которые глубоко придерживаются веры. Но мало их...
Крепкие мужики из жизни
уходить стали. Вот ушел мой отец, дядька, а передать, оставить за собой
кого-то не смогли.
Сейчас самые крепкие –
это Рукавицины, они в Ужепе живут. Макар Гермагенович Рукавицын – мой
сродный брат. Очень грамотный, уважаемый человек, в курсе всех политических
событий. И по вере он все знает, очень крепок в вере. И сыновья у него ее придерживаются.
Еще семья Георгия Осиповича Юркова. Вот две фамилии, которые могу назвать.
– Большая разница в том, какими вырастают дети в верующих семьях и
совсем отошедших от веры?
– У тех, кто совсем
опустился – большая.
– У вашего отца было восемь детей. А у вас?
– Четверо. Сын и три дочки.
Две замужем. Старшая, Антонида, в Сизиме замужем, в школе работает. Гоша со
мной, со школы. Сначала охотничали вместе. А потом я ушел, и он со мной.
Сначала он не верил в эту идею насчет турбазы. А сейчас ничего, поверил.
Видит: строительство идет, люди стали интересоваться, приезжать. Мы сейчас еще
только строимся, официально не открылись.
А знакомые, прослышав о турбазе, уже приезжают. Ну и принимаем
по-дружески.
И мне так спокойнее за
сына. Ему 24 года. Смотрю, сколько в его возрасте молодежи не при деле, с пути сбиваются.
Тем более, он пока холостой. А так он при деле, ему не до баловства.
– Ваш сын такой хозяйственный, заботливый, всегда при деле: то на строительстве, то дрова для печки колет,
то баню топит и составляет строгую очередность помывки, чтоб никого не
забыть, то рыбой наловленной за так угощает. Его даже как-то неудобно
называть Гошей. Полное имя-то его Григорий?
_ Нет, Георгий. Он
пятого мая родился. По святцам – день святого Георгия Победоносца. Вот и назвали
Георгием.
– Смотрю, он у вас и непьющий. Тут вчера мужики за сеном с Эржея приплыли
и загуляли вместо работы. «Съезди,
Гоша, – говорят, – за бутылкой». Он им спокойно, вежливо так – старшие все
же, но твердо, отвечает: «Какая бутылка? Работать надо».
– (Улыбается). Выпивать-то, бывает, выпиваем.
Но какая выпивка, если работа стоит.
– А все-таки, почему вы решили заняться именно туристическим бизнесом?
Вроде бы, от охотничьего дела, которым вы занимались всю жизнь, это очень
далеко?
– Почему далеко? Еще
когда я в промхозе работал, на Эржейскую турбазу, к Магере, приезжали
иностранцы. И мне предложили помочь. Я им лошадей водил, катал, даже тройку
запрягал. Им сильно нравилось.
Может то, что я с
иностранцами общался, и подтолкнуло к идее строительства турбазы. Общение с
людьми много значит. С ними очень даже интересно было общаться.
Одно лето мы принимали
шесть групп. У них по программе был обед в семье местного жителя.
Десять-пятнадцать человек к нам домой в Сизим приходили. Дотошные вообще! Все
абсолютно их интересует: в доме все кругом рассмотрят, все выспросят: как
картошку садим, как косим. Увидели капкан, спрашивают через переводчика: «А
это зачем?». «Капкан на волка», – говорю.
«Это же негуманно!». «Как так негуманно? А волк зайцев ест – это
гуманно? Вот пусть и посидит в капкане, подумает. А то сделали из него
санитара леса».
– А чем вы кормили иностранцев?
Что они особо любили?
– Нашей кухней. На
первое – окрошку, потом – пельмени всегда, варенье свое всякое. В основном,
немцы были, так они блины сильно любят. В любом виде. Мы готовили и
фаршированные: с творогом, с мясом. И просто так блины, как у нас готовят, на
сковороде в масле.
Один год приезжал турист
из Швейцарии – на берлогу его водили. Это была, кстати, самая первая путевка
от промхоза. Нашел берлогу, приехал, сказал директору: «Медведь лежит. Два
раза проверил». Свозили швейцарца на охоту, добыли медведя.
– И куда он потом этого медведя дел? В Швейцарию увез?
– Да, шкуру и череп увез
в Швейцарию. В качестве трофея.
– А есть еще в Верховье люди, так же, как и вы, открывшие свое дело,
что-то строящие, производящие?
– Пока больше никого
нет. Все при делах. Все ведь, в основном, здесь охотники. Тем более, что
промхоз при новом руководстве начал вставать на ноги. На него надеются. Хотя
вот на Шивее (прим.:
приток Малого Енисея) парни
молодые хозяйство завели – сами себя кормят от и до, и еще много мяса сдают,
картошку. Основатель у них Петр
Григорьевич Сасин. А бригада – Рукавициных.
– Вас теперь в Верховье кем считают – «новым русским»? Наверное, уже
и прозвище придумали, ведь в деревне на язык остры?
– Кем считают? (Задумывается). Не знаю… Как звали,
так и зовут. Вячеслава Ивановича Гусева – он первым свой магазин в Сизиме
открыл, раньше меня, образованный человек, техникум окончил – зовут Барином.
Меня пока еще никак (смеется).
– Развернуть строительство сейчас непросто. Нужны средства, кредиты.
Видимо, нелегко было их достать?
– Я сначала к Мельникову
(прим.: вице-президент РТ)
ходил, хотел в правительстве кредит на строительство турбазы взять. Он за
голову схватился: мы одной турбазе у вас уже помогали, а результаты плачевные,
начинайте пока сами, а там посмотрим –может, и поможем.
– Это о турбазе «Бельбей», что чуть пониже вашей на Енисее стояла? Мы
летом 1994 года ездили туда и были в восторге: домики в виде юрт, даже с
унитазами внутри, прекрасная столовая, баня. И принял нас директор Орлан Серээдер на высоком
уровне – до сих пор вспоминаем. А сейчас едем мимо – пустое место. Мне
рассказывают: все растащено – ни домиков, ни унитазов… Жалко. Как это могло
случиться? Там действительно все растащили?
– Да. Развалилось все.
Конкретного хозяина там не было. Он же не сам ее строил. И работники
ненадежные. Серээдер продукты для отдыхающих завезет, а они на них гуляют.
Едешь мимо – пьянка, гулянка. Просто так – ни за что гуляют. Загуляли, разворотили
трактором столовую. Мне эту базу, когда я еще только начинал предпринимательство
четыре года назад, предлагали в аренду взять. Но тогда я еще не готов был
турбазой заниматься. А потом на Бельбее все развалилось, и я решил строить свою
турбазу. В прошлом году и начали строительство.
– А кредиты все-таки добыли?
– Только в банке
«Тувакредит» смог кредит взять. В том году 21 тысячу брал. Рассчитался – долг и
проценты вернул. Потом еще 50 тысяч брал. Тоже в срок долг с процентами отдал –
71 тысячу рублей. Сейчас вот опять 50 тысяч взял.
– Немалые для частного предпринимателя деньги. Трудно, наверное,
отдавать?
– (Улыбается). Конечно. Как говорят,
берешь чужое – отдаешь свое. Но как не вернуть долг, если взял? Обязан
вернуть. Потому и верят в банке, что уже меня знают. Такие проценты для начинающего предпринимателя,
конечно, огромная сумма. Но где еще кредит взять под меньший процент и на более
длительный срок? Кроме этого банка никто мне кредит не дал. Как же работать в
Туве предпринимателю? Тем более на таком
деле, отдача от которого будет не через месяц, а через год-два.
– А отдача будет? Ведь возле
Эржея уже несколько лет турбаза работает. Не боитесь конкуренции?
– Нет. В Туве,
практически, нет больше места для туризма, чтоб люди могли приехать, недорого
отдохнуть. Мы выигрываем тем, что место удачное – и возле парома, и доставить
всегда можем.
– А как возникла идея строительства частного парома? По-моему, по
всему Малому Енисею, да и по всей Туве, больше частных паромов нет?
– Да. Больше нет. Здесь
раньше был леспромхоз, они паром ставили, когда лес возили. А потом
перестройка – ни леспромхоза, ни парома. С 1992 года уже. А я когда предпринимательством
стал заниматься, возил товары на машине из Сарыг-Сепа, а чтоб через Енисей в
Сизим переправиться, приходилось на лодке переплавляться. Это дорого обходилось.
Вот и решил начать с парома и строить его вместе с турбазой. Вот с прошлого
года паром и работает.
– А сколько до парома стоило людям перебраться через Енисей?
– На лодке – 10 рублей с
человека, как и на Кок-Тейской переправе, когда там паром не работает.
– А вы сколько сейчас за паром берете?
– Три рубля с человека,
двадцать с машины, десять – мотоциклы. «Скорая», милиция, пожарка, районная
администрация – их всех переплавляем бесплатно.
А у населения денег
очень мало… Но переплавляем всех – без проблем. В том году до первого ноября
переплавляли.
– У вас такой паромщик интересный.
– Это сват мой, отец
мужа старшей дочери – Анатолий Васильевич Попов. Жена, Елена Александровна,
раньше была директором Дома культуры, тоже со мной работает, помогает, как
бухгалтер. У меня здесь все родные работают. Я их поддерживаю, они меня
поддерживают.
– Три домика и баню уже отстроили. А сколько всего здесь их будет?
– Планирую шесть домиков
и столовую. Рацию установлю, чтоб была связь с внешним миром. На зиму есть два
«Бурана» – если хочешь, катайся. На будущее лето – сплав по Енисею на наших
катамаранах. Лошади для отдыхающих тоже есть. Только вот мало их у меня
осталось. Было двенадцать, а сейчас две. Самых лучших коней украли.
– Скотокрадство уже и до вас дошло? Прежде на Сизиме это слово было
неведомо.
– Дошло. За два года в
общей сложности сорок лошадей украдено. Вот недавно угнали четырех коней,
сизимских и эржейских. Мужики поехали искать – догнали.
У нас ведь как: я
приехал, расседлал коней и отпустил. Они у меня месяц ходят, никто за ними не
смотрит. Надо – поехал в тайгу искать, поймал, привел. Про нас скотокрады так
говорят: «У староверов хорошо красть, они коней не ищут».
– А куда угоняют коней?
– Куда? Тут одна дорога
– в Кунгуртуг.
– Василий Ипатович, а как вы думаете назвать свою турбазу?
– (Улыбается) Васильевка.
Прошло время...
С 8 по 12 сентября 1999
года в Туве побывал президент Фонда защиты гласности Алексей Симонов,
известный режиссер и публицист, сын писателя, поэта Константина Симонова.
Алексей Кириллович (как известно, Константин – псевдоним его отца, а настоящее
имя писателя – Кирилл) основал Фонд защиты гласности в 1991 году и с тех пор
очень много сделал для защиты свободы слова и прав журналистов в России и
странах СНГ.
В Туву он приехал по
приглашению Союза журналистов Республика Тыва и в рамках осуществляемого
газетой «Центр Азии» проекта «Гласность и права человека в Туве».
После проведенного им и
юристом Фонда Светланой Земсковой двухдневного семинара для журналистов
республики «Гласность и закон» мы повезли гостей к Василию Шмакову. Василий
принял гостей по-царски: рыбалка и русская баня с купанием в Енисее, обеды
на свежем воздухе и в Сизиме.
А вечером у костра мы
жарили пойманную хозяином вместе с Симоновым рыбу и пели песни под гитару.
Уезжать очень не хотелось – хорошо в Васильевке…
А Василий Шмаков
продолжает строить.
Фото:
2. Отец и сын Шмаковы строят Васильевку. Сентябрь 1999 г.
3. Старообрядческое село Сизим. 15 сентября 1999 г.
4.
Вот такую рыбку поймал Алексей Симонов в Малом Енисее.
5.
Тетя
Василия Шмакова Прасковья Корниловна Бахарева, родившаяся в 1912 году, старейшая жительница села Сизим. Сентябрь
1999 г.
6.
Васильевку
навестила мэр Сизима Антонина
Гусева (слева). Фото с гостем на память.