Ровно 80 лет назад, 12 сентября 1919 года, в поселке Гагуль
(примерно 80 км
на юго-запад от Турана) произошла страшная трагедия: на рассвете сюда ворвались
вооруженные люди и вырезали полностью весь поселок.
Чудом в живых, весь исколотый и израненный, остался мальчик
Коля, которого подобрал местный охотник Чолдак-оол Байкара.
Очевидицей этого события стала его дочь Толба, которой тогда
было 9 лет. Произошедшее так врезалось в ее память, что и сегодня, по
прошествии стольких лет, она говорит об этом, словно все происходило вчера.
– Толба Чолдак-ооловна, я знаю, в вашей семье воспитывался русский мальчик.
Каким образом он попал к вам?
– Однажды отец
возвратился с охоты и привез не убитого зверя, а маленького мальчика,
завернутого в теплое одеяло. Когда сверток сняли с коня и развернули, то увидели,
что мальчик без сознания, весь израненный. По всему телу у него были дырки от
штыков. Но он был еще жив, и отец начал его лечить – запаривал листья разных
лечебных трав и прикладывал к ранам, поил целебными отварами. Вскоре
мальчик ожил, стал подниматься, понемножку ходить и говорить. Он был такой
беленький и голубоглазый, мы все его очень любили, особенно отец. У него был
только один сын, остальные – все дочери, а он очень хотел еще одного сына.
– А отец вам рассказывал, как и где он нашел этого мальчика?
– В тот день он поехал
на охоту и решил заехать в Гагуль к русским друзьям – поменять мясо на хлеб.
Когда подъехал к озеру Улуг-Холь, увидел, что оно все красное от крови. Там
плавало множество трупов женщин и детей. А на берегу он увидел мальчика, укрытого
одеялом и рядом собаку. Собака сторожила мальчика и никого не подпускала.
Рядом лежало несколько булок хлеба, очевидно, собака принесла его из дома,
чтобы подкормить малыша, одеяло, наверное, тоже принесла она. Собака зализывала
раны своего маленького хозяина, а когда отец попытался к нему подойти,
свирепо лаяла и не давала приблизиться. Отцу было очень жалко эту преданную
собаку, но пришлось ее застрелить, чтобы забрать маленького ребенка.
– Как звали мальчика?
– Русское имя его было
Коля, а мы звали его Кан-оолом (прим.: в переводе с тувинского – стальной мальчик). Отец ездил с ним
в Кызыл, когда он уже стал взрослым, и там его записали в бумаги как Байкара
Кан-оола Чолдак-ооловича. Отец его сильно любил, никогда не оставлял дома.
Куда бы он ни поехал, всюду брал с собой. Научил его охотиться, всему тому,
что должен знать и уметь настоящий тувинец. Когда он был дома, мы с сестрами
старались ему угодить, играли вместе. Мы с ним были близки по возрасту, и я
дружила с ним больше всех.
– А по-тувински он хорошо говорил?
– Он говорил, как
настоящий тувинец, по-русски немножко стал разговаривать, когда стал уже
взрослым и ездил в русские деревни.
– А как случилось, что он женился все же на русской девушке?
– Не знаю. Наверное,
влюбился. У него была невеста – тувинка, она даже жила в нашей юрте, потом
родители ее забрали. А в Туране он встретил русскую девушку, Шуру из Усинска.
Она была очень красивая,у нее были длинные-длинные толстые косы. И он женился
на ней. Отец дал им в приданое корову, несколько овечек, лошадь.
– После женитьбы вы поддерживали родственные отношения?
– Сначала Кан-оол часто
к нам ездил, он скучал, и отец с братом Ойдупом приезжали в Туран, но его
русская жена не понимала по-тувински, и они себя там не очень хорошо себя
чувствовали. Но все равно ездили, и Кан-оол очень этому радовался. Один год был
неурожайный, голодный год, так отец постоянно возил продукты, поддерживал его
семью. А потом арестовали моего мужа, и наша семья попала в опалу. Тогда отец,
чтобы это не коснулось Кан-оола, стал реже с ним встречаться и делал это
тайно, чтобы никто не знал.
– А на похоронах отца Николай-Кан-оол был?
– Нет, тогда ни
телефонов, ни какой другой связи не было. Потом приезжал, плакал.
– На могилу приезжал?
– На какую могилу? Отца
по старому обычаю похоронили: завернули и унесли в поле. Никакой могилы нет.
– А вы на похоронах Николая Афанасьевича Верещагина (прим.: полное русское имя этого
человека) были?
– Нет, нам тоже никто
об этом не сообщил. Мне вот скоро будет девяносто лет, ему сейчас было бы
почти столько же. И я до сих пор вижу его молодым – он был очень красивый:
беленький и голубоглазый, на нас совсем не походил. Мы с братьями и сестрами
всегда считали его своим братом. Так я считаю и до сих пор.
Николай
Афанасьевич Верещагин, он же Кан-оол Чолдак-оолович Байкара, был моим свекром.
Тогда я еще этой истории не знала. Знала только, что он воспитывался у тувинцев,
потому, что своей семьи у него не было. По-русски он говорил, вроде бы,
нормально, без акцента, но как-то очень неохотно, больше молчал. А вот когда
подходили к нему тувинцы, тут он как-то сразу веселел и говорил много и
охотно, разумеется, по-тувински. Однажды я у него спросила, помнит ли он то,
что произошло в Гагуле. Он ответил, что помнит мало, только то, что однажды
его разбудили какие-то черные люди и погнали вместе с другими людьми на
озеро, где всех стали колоть штыками, резать, стрелять. И еще помнит собаку,
которая лизала его раны. А как он очутился в тувинской юрте – этого он уже не
помнит.
Теперь
прошло уже больше десяти лет, как Николая Афанасьевича нет в живых, но жива его
названная сестра, которая и поведала всю историю спасения и воспитания в
тувинской семье русского мальчика.
А
есть еще воспоминания М. Бочегурова об этом трагическом событии 1919 года:
«Вооруженная
банда из числа местных буржуазно-националистических элементов из западных
районов Тувы – из Хемчика, численностью до 30 человек, безнаказанно совершая
грабительские налеты на мирных русских жителей, проживающих в поселках Чадан,
Чааты, Чаа-Холь, Аргузун и др., переправилась на правый берег Енисея, где двинулась
вдоль речки Эйлиг-Хем и Темир-Суг. 12 сентября они вышли к поселку Гагуль. В
ту пору в Гагуле проживало 18 семей с количеством населения около 70 человек,
преимущественно русские, и несколько семей хакасов. Сеяли хлеб, держали скот,
было несколько семей золотостарателей, работавших на золотых приисках «Теплая»
и «Золотая».
Рано
утром 12 сентября вооруженная банда верхом на лошадях ворвалась в деревню,
начала стрельбу. Первыми были убиты две женщины – Камзалакова и Курочкина, которые
выгоняли скот на выпаса. Согнали всех жителей в один двор, мужчинам связали
руки и ноги, женщин, стариков и детей посадили посреди двора, из домов стаскивали
вещи, сводили в один двор скот. У мужиков вымогали золото. Кто оказывал сопротивление,
их тут же убивали.
Особенно
страшной расправе подвергся Иван Емельянович Верещагин (прим.: дед Коли-Кан-оола). Он много лет
работал на приисках «Теплая» и «Золотая», пожалуй, был и их первооткрывателем.
Жил он зажиточно, имел четырех взрослых сыновей: Егора, Петра, Афанасия и
Александра. Все они, за исключением младшего Александра, участвовали в войне
1914 года. Старика Верещагина раздели, оставив в одних кальсонах, привязали
арканами за обе ноги к лошади, потом таскали по деревне, периодически останавливаясь,
вымогали золото до тех пор, пока он не скончался. Труп его бросили посреди
улицы. Как рассказывали дружинники из села Тарлаг, на улице ими было подобрано
15 трупов. Остальных угнали за речку Малый Гагуль и на берег озера
Улуг-Холь, где в камышах расстреливали, били прикладами, резали».
Этот
рассказ был записан М. Бочегуровым от одного из дружинников из поселка
Тарлаг, побывавшего на месте страшного события вскоре после происшествия.
Прошло время...
Бабушка
Толба по-прежнему живет в поселке Аржаан вместе со своей дочерью Светланой.
В мае 2000 года скромно, в кругу семьи, отпраздновала свое 90-летие. Выглядит
она в свои девяносто хорошо: гладкие румяные щеки, ясный взгляд темных глаз и
добрая улыбка.Когда я заехала к ним в гости, бабушка сидела за столом и
починяла безрукавку своей дочери. Руки ее еще довольно проворно бегали с
иголкой и ниткой, делая аккуратную стежку. Все бы хорошо, да вот совсем не
стало в доме молока: несколько дней назад со двора увели пять голов крупного
рогатого скота, и среди них две дойные коровы. А чуть раньше, по весне, еще
пять голов. Скотокрадству в Пий-Хеме, и в том числе в Аржаане нет предела.
Бабушка Толба говорит, что такого за ее долгие 90 лет еще не было: в прежние
времена воров ловили и наказывали так, чтобы другим неповадно было.