Отец привел сына в лес. Посадил под березой: «Ты подожди меня тут».
Мальчик послушно ждал, чутко прислушиваясь: когда же раздадутся шаги отца? Час, другой, третий… Шагов не слышно.
Папа ушел навсегда? Он меня бросил, потому я им не нужен, я им только мешаю, ведь они все видят – и папа, и мама, и братья, а я – слепой.
Он знал, что мужчины не должны плакать, но он заплакал. Потому что ему было только пять лет. И он не знал, как найти дорогу домой, в родную деревню.
Слепой мальчик плакал долго. Потом встал, вытер слезы рукавом рубахи и пошел.
Мажит Исмаков, председатель Кызыльской городской организации Всероссийского общества инвалидов, ослепший в пять лет, и сейчас – в 58 лет, считает отца самым главным человеком в своей жизни. Человеком, научившим его жить не вслепую.
Пытаюсь поставить себя на место Мажита Салимовича: закрываю глаза и пробую пройти по собственной квартире, ощупывая стены и мебель. Вроде бы, получается, ведь здесь все знакомо. Но долго так выдержать трудно: глаза открываются непроизвольно, они хотят видеть свет. Психологически очень трудно, невозможно представить, что вот так – в полной темноте – можно просуществовать годы. Нет, не просуществовать в ограниченном пространстве своего дома, обреченно записав себя в «неполноценные» и мучая домашних жалобами на неудавшуюся судьбу, а жить: учиться, работать, любить и даже путешествовать – самостоятельно, надеясь только на самого себя. Как и положено мужчине.
И я преисполняюсь огромного уважения к отцу Мажита Исмакова, научившего своего слепого сына жить именно так.
«Отец меня наставил и до сих пор наставляет, – рассказывает Мажит Салимович, – хоть уже десять лет его в живых нет. Он прожил 90 лет и до конца жизни был самым главным в нашем роду: все шли к нему за помощью, за советом».
Сегодня так же люди идут за советом к сыну. При этом называют его по-разному: Мажит Салимович, Михаил Петрович. Уточняю, как все же правильно к нему обращаться?
«А как угодно, – поясняет он. –Мы жили среди русских соседей. И для их удобства давали второе имя. Отец Салим, а второе имя – Петр. Я Мажит, а второе имя – Михаил.И мне все равно, как меня называют: кому как удобно произнести. А еще проще – Петрович».
Мне совсем не трудно произнести полное имя-отчество, по паспорту. И мы начинаем беседу.
«ОН НЕ ИЗМЕНИЛСЯ, ТОЛЬКО НИЧЕГО НЕ ВИДИТ»
– Мажит Салимович, а где корни вашего рода?
– В Казахстане. Я полнокровный казах. В конце двадцатых – начале тридцатых годов двадцатого века там земельно-водную реформу проводили. Раскулачивали. Моего деда расстреляли, как зажиточного: у него было 100 – 150 голов лошадей, много овец. Еще несколько человек из нашего рода расстреляли.
И тогда два рода снялись и ушли в Саратовскую область и Сталинградскую, сейчас она – Волгоградская. До войны кочевали, жили в юртах. А когда началась Великая Отечественная война, немцев выселили из поволжских деревень и заселили туда эмигрантов из Казахстана.Так что я родился в 1949 году в бывшей немецкой деревне – в Саратовской области. Деревня Усть-Караман: 150 дворов в устье реки Усть-Караман, притока Волги.
Отец – инвалид войны, мать – домохозяйка. Трое сыновей. Я самый младший. Жили очень бедно и очень голодно.
– А как вышло, что вы потеряли зрение?
– Мне было четыре года: играли с мальчишками в казаки-разбойники. Заточенными палочками бились, как пиками-шашками, и один мальчик нечаянно попал мне в глаз. Глаз вытек. Ну вытек и вытек, другой-то видел, вот и не обращались никуда. Потом опухоль заметная появилась. И с четырех до пяти лет меня таскали по больницам: сначала лежал в Саратове, потом в Москве. Опухоль оказалась злокачественной, и мне в Москве удалили и второй глаз, иначе опухоль бы дальше пошла.
Когда я в пять лет вернулся в деревню абсолютно слепым, отец собрал всю нашу ватагу – человек двадцать ребятишек – и объяснил им: «Вы его не бросайте, играйте с ним, он не изменился, только ничего не видит». Меня мальчишки сразу подхватили с двух сторон, и мы побежали.
И вот так бегали по деревне: сначала держали меня за две руки, потом за одну. А потом стали отпускать, и я уже сам бежал в общей толпе.
С этого началась моя реабилитация. Я стал делать то, что и прежде, не ощущая себя каким-то больным, ущербным. На слух из рогатки стрелял, птичьи гнезда разорял, по огородам лазил – все, как у нормальных деревенских детей.
В семь лет уже ездил по деревне на велосипеде. Прекрасно ориентировался: знал, где какое дерево, где какой дом. Мать в магазин посылала за покупками, и я ехал, а велосипед большой, взрослый, так что я ехал под рамой.
Я УЖЕ САМ МОГУ!
– Ваш папа, как я понимаю, был очень мудрым и тонким психологом.
– Ни о какой психологии отец понятия не имел. Он был полуграмотный, никогда даже в школе не учился. Грамоте научился только на фронте.
Но то, что мы потом начали называть реабилитацией инвалидов, он своей головой, своей народной мудростью постиг.
Отец меня заставлял делать все. Он был хороший плотник, научил меня строгать, пилить, до сих пор все это умею. Я всю деревенскую работу делал: сено косил, на тачке все возил, дрова рубил.
Братья, отцом наученные, предлагают: давай соревноваться, кто быстрей дров наколет и в поленницы сложит. И я из себя выхожу – стараюсь. А они мне подыгрывают, не торопятся. Сначала поленница моя постоянно падала. А потом научился ровно складывать и от братьев уже не отставал.
– Строго вас воспитывали, по-мужски, без ссылки «на инвалидность». Мама, наверное, жалела вас?
– Может, маме и было жалко меня, но у нас была восточная казахская семья, где слово отца – закон. Как отец сказал, так и делалось. Он велел маме научить меня стирать, готовить, чтобы я был знаком со сковородкой, печкой, огня не боялся. Мама научила меня жарить яичницу, варить суп.
Потом, когда я постарше стал, он мне объяснил: «Ты не обижайся на нас, сын, за то, что мы с тебя строго спрашиваем. Мы с матерью не вечны, у братьев своя жизнь будет, вот мы и хотим быть спокойными, что ты без нас не пропадешь. Поэтому учись, все делай по дому, что мать и я заставляем». А я уже и сам начал понимать: за все сам брался.
– Приходилось, наверное, и плакать?
– Все было. Это когда отец, чтобы научить ориентироваться, уводил меня километра за два от деревни и оставлял одного. Жду, жду, а он не возвращается…
Наплачусь вдоволь, а потом начинаю соображать: ну, сколько можно плакать, уже и плакать устал, надо думать, где деревня. Вот мы шли, ветер дул оттуда. Начинаю прислушиваться. Слышу: собаки лают, петухи поют.
И иду на шум. Ориентируюсь по запаху, по ветру, по солнцу – с какой стороны греет. Слепой человек все использует. Прихожу в деревню, а отец следом идет. Он, оказывается, никуда от меня не уходил, а, затаившись, со стороны за мной наблюдал.
И так несколько раз, пока я не понял эту отцовскую систему и не сказал ему: ты не прячься больше, я уже сам могу деревню найти.
ОРИЕНТИРОВАТЬСЯ В ЖИЗНИ
– Получается, что чрезмерная забота, когда родные слишком опекают незрячего человека, ограждая его от жизни, не приучая к самостоятельности, идет ему только во вред?
– Да, получается так. Вот, когда мы ездили летом 2007 года за собакой-проводником в Подмосковье, в школу восстановления трудоспособности слепых и подготовки собак-проводников, там была незрячая девочка из Брянска.
Приехала она с двумя сопровождающими, хотя положен только один. Мама и дедушка так ее опекали, шагу не давали ступить самостоятельно. Она идет, а у нее руки-ноги трясутся, боится.
Я ее спрашиваю: ты чувствуешь, где и что находится? Нет, ничего не чувствует.
– А вы чувствуете, где и что находится?
– Конечно. Машина – чувствую. Дом закончился – чувствую. На полтора-два метра все спокойно чувствую, а если тихо – даже дальше. Шестое чувство. Которое нужно просто развивать.
У ребенка все зависит от окружающих. Если родные будут ложку брать и в рот ему класть, то так всю жизнь и будет продолжаться. А если будут правильно воспитывать, то ребенок обязательно найдет себя в жизни, не потеряется.
У взрослых все зависит от самого себя. Ослепшим в зрелом возрасте значительно тяжелей приспособиться к жизни. Знал я одного офицера-десантника. Он такое умел, что нам и не снилось, а ослеп и стал, как дитя. Его окружили заботой, как ребенка малого.
Если мать, жена, будут хлеб подавать и в рот класть, если своей воли не хватит, то человек так и будет всю оставшуюся жизнь беспомощным инвалидом. А если сам себе скажет: «Я могу сам!», то пять раз споткнется, но на шестой раз сделает, как надо.
Кто возьмет себя в руки – научится жить, а кто не возьмет – сопьется. Были бы деньги, а стакан подать найдется кому. «Позаботятся»: и в магазин сбегают, и в стакан нальют, и ко рту поднесут.
Так что я очень признателен отцу, его мудрости. Он добился того, чего хотел: научил меня не просто ориентироваться в пространстве, но и в жизни.
– С отцовской «школой реабилитации» вам было проще в большой жизни?
– Конечно! В восемь лет, в 1957 году, в саратовскую школу для слепых детей я пришел без всяких комплексов: веселым, активным, здоровым. Сразу стал лидером. В 1968 году закончил ее, поступил на предприятие общества слепых, пять лет проработал и решил: надо учиться дальше.
В 1973 году поступил в Саратовский госуниверситет имени Чернышевского, на исторический факультет. Экзамены сдал с одной четверкой – по английскому.
Закончил в 1978 году. В дипломе 60 процентов пятерок, 40 процентов – четверки и одна тройка – по педпрактике. Работал на предприятиях слепых: директором клуба, заместителем директора по социальным вопросам. Спортом занимался до 40 лет: борьба, штанга.
А в 1995 году, в сорок шесть лет, решил перебраться в Туву. Был к тому времени уже дважды женатый и дважды разведенный, у меня четверо сыновей – двое от первого и двое от второго брака.
Братья все были против: куда это ты собрался, что надумал? Не смогли на меня повлиять, привлекли отца. И отец сказал: вы на него не давите, за него не беспокойтесь. Он и до этого не пропал, и лучше вас живет, и дальше не пропадет. Хочет – пусть едет. Значит, такая судьба.
ЛЕГКИЙ НА ПОДЪЁМ
– Здоровому-то человеку непросто так резко в зрелом возрасте куда-то тронуться, изменить жизнь, а вы так резко решились на это. Вы просто какой-то авантюрист.
– Да, я авантюрный человек. Легкий на подъем. Ничего не боюсь. Придет в голову куда-то поехать – поеду. Может, будет лучше, может, хуже, но будет по-другому.
В разных переделках за свою жизнь побывал. В студенческие годы, во время каникул однажды взял 20 рублей и тронулся в путь. Слышал, что слепые и инвалиды побираются по вокзалам, электричкам и решил понять: а как это – жить другой жизнью?
Пробродил недели две: Саратовская, Тамбовская, Пензенская, Московская области. По электричкам, поездам, вокзалам. Набрался огромного опыта общения с разными людьми: цыганами, бандитами.
Два раза меня крепко побили. Тогда же тоже мафия была, только все было скрытно. Все было поделено, и у слепых тоже. А тут я, новичок, появился на их территории. Второй раз уже в воровскую банду приволокли, которая контролировала нищих, главарь дал команду перестать меня бить, я три дня у него был в гостях.
Вернулся домой с большим жизненным опытом, да еще и полторы тысячи денег привез – заработал.
А в Туву переехал вот почему: мучили меня головные боли. На пятом курсе университета заболел тяжелым гриппом, потом пневмонией. А из больницы ушел, не долечившись, так как надо было готовиться к защите диплома, госэкзаменам.
После этого и начались страшные головные боли, бывало, неделями пластом лежал. Ничего не помогало, и один профессор мне посоветовал: попробуй сменить климат – езжай на восток, в Сибирь.
А тут как раз поехал в подмосковный санаторий и встретил двух тувинок. Разузнал у них все о Туве и поехал.
Поначалу непросто было: долго не мог в Кызыле устроиться на работу. Как-то пошел на конференцию общества слепых и встретился там с Десяткиным, тогдашним председателем городского общества инвалидов. И он дней через десять пригласил меня: «Есть у нас маленькое предприятие в предсмертных судорогах, нужен директор, а никто браться за это не хочет. Возьмешься?» «Возьмусь».
Маленькое швейное производство. Человек 15 женщин на нем работало. Все – глухонемые. Ну, мы с ними быстро нашли общий язык.
– Мажит Салимович, вы меня в очередной раз удивляете. Как это так: слепой человек нашел общий язык с глухонемыми?
– А очень просто. Они мне писали то, что хотели сказать, секретарша мне зачитывала, а потом мои ответы им передавала. Так и общались два года. Очень дружно жили. А потом меня избрали заместителем Десяткина, а в 1997 году – председателем городского общества инвалидов.
А предприятие наше швейное постепенно почило: большая конкуренция, старое оборудование. В 2003 году мы его закрыли окончательно, машинки швейные раздали сотрудницам. Сейчас сдаем здание в аренду, за счет этого общество и живет.Вот такой уникальный опыт: работал со слепыми, глухонемыми, а сейчас со всеми инвалидами.
ГЛАВНОЕ – ПРЕОДОЛЕТЬ СЕБЯ
– И сколько у вас в городском обществе инвалидов членов?
– Организация у нас общественная. Вступают в нее добровольно. Сейчас в обществе 460 взрослых, 150 детей. Инвалиды, передвигающиеся на колясках – очень трудная специфическая категория, очень много психических больных. Проблемы у всех одинаковые: жилищные, материальные, правовые.
– И чем обществу удается им помочь?
– Откровенно скажу: материально мы кардинально помочь не можем, нет у общества на это средств. Если даже и найдем благодаря спонсорам материальную помощь – тысячу рублей раз в год, это никого не спасет. А многие зачастую приходят к нам в офис, в дом 42 по улице Чульдума, только с одним вопросом: чего дадите?
Я считаю, что большей частью люди сами виноваты в том, что жизнь их не складывается: безынициативны, потребительски относятся к жизни. Плывут по течению. А при таком отношении материально сколько не помогай, хоть весь фонд Сороса разорится, толку не будет.
Поэтому, в основном, наша роль – психологическая. Просто выслушать человека, понять его, дать правильный совет – вот что важно. Вот приходит человек, у него диагноз – шизофреник. С ним ведь никто даже не хочет говорить ни о чем, смотрят на него подозрительно, мол, психически больной. А я с ним найду общую тему, поговорю, и он доволен, и я доволен.
Женщинам очень сложно приходится: им ведь даже часто не с кем поделиться. Матери нет или слушать не хочет, сестра отмахивается, муж, если есть, кроме трех букв ничего не знает. А с ней просто поговоришь, и у нее уже на душе легче.
Одна из психологических проблем: матери детей-инвалидов зачастую еще и скрывают то, что у них ребенок-инвалид. Просят: вы только не говорите на работе, что у меня больной ребенок. Держат детей дома, не приводят на мероприятия, фестивали, концерты, которые специально для них устраиваются. А дети чувствуют, что их стыдятся, и ощущают себя ненужными, не способными ни к чему.
Так нельзя. Ну и что, что ты больной. Все равно иди: пой, рисуй, осваивай компьютер. Все равно – что. Главное: иди и делай.
Вот мама Ксении Лумповой – молодец, она приучает девочку к самостоятельной жизни. Или член нашего общества Александр Ульянов. Он везде себя пробует: и массажный кабинет открывал, и в магазине торговал, и маршрутку водил, а жена была кондуктором. И сына так же воспитывает – в труде и преодолении себя. И ведь поставил больного ребенка на ноги!
– Главный совет, который вы даете людям, которые, как и вы, оказались в сложнейшей жизненной ситуации: стали инвалидами?
– Самое главное для инвалида – преодолеть себя. Заставить себя. Преодолеешь одну ступень, уже легче подняться на вторую. Со второй ступеньки – на третью. И так все выше и выше.
Это трудно, да. Но каждое преодоление дает такую энергию для будущих преодолений! Я добился. Я все-таки смог! Если я это смог, значит, я и другое смогу!
За одной победой обязательно пойдет другая. И тогда и окружающие будут тебя не жалеть, а уважать. И самое важное: ты сам будешь уважать себя.
БЕЗ БУКЕТНО-КОНФЕТНОГО ПЕРИОДА
Мы беседуем с Мажитом Салимовичем в его доме: квартира небольшая, но очень уютная, чистенькая. Чувствуется рука хозяина, здесь многое сделано им: тумбочка, полочки в ванной и в коридоре.
«Петрович и электророзетку может починить, и постирать, если я очень занята, и кулинар отличный – такой плов готовит, что пальчики оближешь. А еще он наш семейный математик – у него прекрасная память, он все номера телефонов в уме держит, ведет наш домашний бюджет», – расхваливает хозяйственные достоинства супруга Алена Дандар-ооловна Седип, и ее глаза лучатся счастьем.
Именно о таком доме – надежном, потому что есть в нем надежный глава семьи, мечтала она, как и любая женщина, всю жизнь. А обрела его только в зрелом возрасте, когда жизнь повернулась к ней не самой светлой своей стороной.
На руках двое сыновей, мальчиков еще поднимать и поднимать, а тут врачи ставят страшный диагноз: рак. Операция, инвалидность. Психологической помощи – никакой, в Туве для онкологических больных она просто отсутствует. Надежда – только на себя, на свою силу духа.
И она выстояла. Не замкнулась в себе, не затаилась в своем горе, а еще и других женщин, попавших в аналогичную ситуацию, пыталась поддержать, писала искренние статьи в газету: «Не бойтесь диагноза, не ощущайте себя смертницами, боритесь за жизнь».
В 1999 году она вступила в общество инвалидов, стала одним из активнейших его членов, первым помощником председателя, а в 2002 году они объединили свои судьбы.
«У нас не было букетно-конфетного периода, – улыбается Алена. – Петрович такой серьезный, ответственный человек. Он однажды просто сказал: «Давай жить вместе. И детей растить вместе».
«У меня отец такой был, – добавляет Мажит Салимович. – Подумавши, как следует, рубил сразу. И как сказал, так и будет, без всякой болтовни. И я так же: если жениться, то жениться. Если разводиться, то разводиться. Без ругани и битья посуды. Спокойно. Чтобы не травмировать ни друг друга, ни детей. Если нет взаимопонимания, если отношения не приносит ни спокойствия, ни мира в доме, зачем они?»
Так соединились две непростые судьбы.
СПОКОЙСТВИЕ И МИР В ДОМЕ
Спокойствие и мир в доме – главная особенность этой семьи. Алена Дандар-ооловна рассказывает:
«Родные, знакомые даже удивляются: как это вы живете и никогда не ругаетесь? Раньше я очень вспыльчивая была. А он меня научил: ругаться – это удел не совсем умных людей. Если что-то кому-то из нас не понравилось, мы просто сядем, обсудим, разберем. Чтобы назавтра не наступать на те же грабли.
Не секрет, что во многих семьях крик, шум, пьянки – обычное явление. У нас этого нет. Поэтому и в дом к нам любят приходить люди: мои подруги идут к Петровичу за советом, друзья детей любят у нас собираться, говорят: у вас так спокойно!»
Детей в семье Исмаков – Седип сейчас двое. Младший сын Алены от первого брака – Буян (старший Слава уже взрослый, живет самостоятельно в Новосибирске) и названная дочка Алдын. По отношению к детям у Мажита Салимовича тоже твердое правило: никогда не повышать голоса.
Летом прошлого года Петрович и Алена совершили первое свое большое совместное путешествие: побывали в родных местах Исмакова – в городах Саратове и Энгельсе, расположенных на правом и левом берегах Волги. Он познакомил ее со своими сыновьями, невестками, внуками.
ЕРЕМЕЙ – САМЫЙ ДОБРЫЙ ИЗ ЗВЕРЕЙ
И еще одно важное событие произошло летом 2007 года: прибавился новый член семьи – Еремей.
Еремей – лабрадор, единственная в Туве собака-поводырь, которую Мажит и Алена привезли из поселка Купавна Балашихинского района Московской области, где находится школа восстановления трудоспособности слепых и подготовки собак-проводников. Хоть Мажит Салимович и справедливо гордится тем, что благодаря отцовской выучке хорошо ориентируется в пространстве, но с возрастом это стало даваться трудней: каждый шаг, когда идет один – в постоянном напряжении. Поэтому и решили оформить заявку на собаку-поводыря.
Написали заявление, заполнили специальную анкету и стали ждать своей очереди. Через год пришел вызов: приезжайте за обученной собакой.
С Еремеем они сразу нашли общий язык. Пес оказался очень добрым, послушным, покладистым. Совсем не зазнайкой, хотя имеет самое высшее собачье образование: полгода обучения с опытнейшим инструктором, отличная сдача всех необходимых зачетов и целых два паспорта: российский и международный, за границу может беспрепятственно ехать.
Исмаков с Еремеем в подмосковной школе 12 дней привыкали друг к другу, сдавали уже совместные зачеты: вождение, препятствия, послушание. Все сдали на «отлично».И сейчас Еремей гордо вышагивает по Кызылу, ведя за собой своего любимого хозяина. Идет осторожно: ямы, открытые люки, которых полно по городу, обойдет, перед дорожным бордюром остановится.
Дома тоже ведет себя очень дисциплинированно, знает свое место: из коридора – ни на шаг. А как только хозяин возьмет в руки специальную шлейку, уже знает – пора на работу. В семье Еремей стал общим любимцем, им все гордятся, особенно дети, и с удовольствием гуляют с ученым псом.
Еремей тоже любит всех в семье, но хозяина, по выражению Алены Дандар-ооловны, просто боготворит.
СТЕРЖЕНЬ ДОМА
Знаете, что особенно привлекло меня в этой семье? Уважение, с которым в ней относятся друг к другу.
Для Алены Дандар-ооловны Мажит Салимович – идеал. И она это не скрывает: «Он просто уникальный человек. Он в сто раз сильнее морально многих и многих здоровых. Очень умный, ответственный, дисциплинированный. Когда я очень занята, особенно во время сессии, я знаю, что приду домой, а дома – порядок, ужин готов, дети накормлены. Он в тысячу раз лучше некоторых здоровых мужчин, которые ничего не делают, а только жалуются на жизнь. Он остов. Стержень нашего дома. Я его обожаю и очень уважаю».И Мажит Салимович искренне уважает и ценит свою супругу, ставшую для него не просто спутницей жизни, а верным и надежным помощником во всех делах общества инвалидов.Алена – из учительской семьи, мама и папа более сорока лет жизни отдали образованию Тувы, и она по специальности тоже педагог – учитель русского языка и литературы.Поняв на собственном примере и примере членов общества, как необходима людям с ограниченными физическими возможностями квалифицированная помощь неравнодушного специалиста, Алена Дандар-ооловна сменила профессию. Сегодня она – заместитель председателя городского общества инвалидов. Получает второе высшее образование в Восточно-Сибирской академии культуры, специальность – менеджер по социально-культурной деятельности.
Так что сегодня у них все общее: и семья, и работа.
ВЛАСТИ НЕ МОГУТ, СМОГЛИ ИНВАЛИДЫ
И они вместе в 2007 году смогли добиться того, чего не смог добиться никто из руководителей девяноста одной зарегистрированной в Туве общественной организации!Узнали о конкурсе социальных проектов общероссийского «Национального благотворительного фонда», обдумали и написали свой проект, а это, поверьте мне, очень непростое дело, требующее глубины интеллекта, знаний, мастерства, правильного финансового обоснования.
И победили! Вошли в 413 общественных организаций России, получивших серьезнейшую финансовую поддержку. Единственные в Туве!
Проект Кызыльской городской организации Всероссийского общества инвалидов называется «Город добрых надежд» и предусматривает оказание помощи инвалидам, не имеющим производственных навыков. В декабре 2007 года фонд заключил договоры со всеми победителями и перечислил деньги на реализацию проектов. Городское общество инвалидов получило 935000 рублей.
Почти миллион! Невиданная для вечно нуждающейся общественной организации сумма. И все это – благодаря двум людям, которые не сидели, сложа руки, сетуя на судьбу и трудную жизнь инвалидов, а вместе старались что-то изменить в этой жизни.
Теперь надо приступать к реализации разработанного ими проекта. Он рассчитан на год и предусматривает три направления: социальное такси в Кызыле – специально для инвалидов, обеспечение малоимущих инвалидов горячим питанием и самое важное – съезды и спуски с бордюров. То, чего так и не смогли сделать для людей ни старые, ни новые власти. На это у них никогда не хватало средств.
Помню, с каким возмущением и обидой говорила мне Алена Дандар-ооловна осенью прошлого года:
«Кызыл совершенно не приспособлен для людей с ограниченными возможностями, для инвалидов-колясочников: в городе нет ни одного спуска-съезда с бордюра. Новые дороги в этом смысле еще хуже старых: такие высокие бордюры, что даже здоровой женщине со здоровым ребенком надо огромнейшей силищей обладать, чтобы катить коляску».
Аналогичные возмущения я слышала от многих, но они дольше слов не шли: этакий обычный треп, ничем конкретным не кончающийся. А она-то, оказывается, не просто так воздух сотрясала, а прикидывала: что конкретно сама сможет изменить и исправить.
И вот победа в конкурсе, серьезные деньги для реализации проекта. А это, с одной стороны – радость, а с другой – большая забота и ответственность: все надо потратить рачительно, заключить договоры с организациями, которые смогут качественно выполнить работу. И отчитаться перед фондом – за каждую копейку.
Так что забот у этой семьи только прибавилось. Но они уверены: справятся. Потому что их ведь целых двое.
И живут они не вслепую.