Жить по-людски

Есть у нас в Туве особенное место – поселок Хут. Расположен за горами, за лесами: в девяноста километрах на северо-восток от федеральной трассы и Турана – центра Пий-Хемского района, к которому относится.

Дикие таежные места, но живущие в поселке люди по уровню цивилизации и культуры, уважения к самим себе и окружающим намного превосходят «горожан» из того же Турана. Да и многих «столичных» жителей Кызыла – тоже.

Контраст виден сразу. Идешь по туранским улицам – везде и всюду пьяные одурманенные лица. Мужчины, женщины – и в возрасте, и совсем молодые. Они уже и понятия не имеют, что такое работа, даже на себя самого, тем более – труд сообща на благо всего общества.

У них одна цель – найти несколько рублей на маленький шкалик одурманивающей «боярки», а если повезет – на два. Не стесняясь, попрошайничают у входов в магазины, на почте – где угодно. Валяются пьяные у заборов, у речки, берега которой завалены пивными и водочными бутылками.

И проулки, ведущие к реке, тоже превращены в настоящую свалку, особенно проулок Школьный – настоящий рассадник инфекции. А рядом – здания, где учатся младшие классы школы №1. И никакому туранскому начальству, начиная от санэпидемстанции и кончая администрацией, нет до этого дела.

Хутинцы же чистоту соблюдают свято – столько, сколько существует поселок. Гонит хозяйка корову на пастбище и тут же совочком за ней подбирает, а заодно – и другой сор. Весь накопившийся дома мусор хутинские жители складывают у себя во дворе в специальные мешки, раз в неделю его забирает трактор, выделенный для этого дела администрацией поселка.

А перед праздником – 14 октября, в день Покрова Пресвятой Богородицы, жители отмечали шестидесятилетие села – хутинцы особенно постарались: нигде ни соринки.

Подготовились основательно – заборчики у домов выкрашены зеленой, а кое-где белой краской. На домах и палисадах – разноцветные флажки, фонарики, шары, приветственные плакаты.

И ни одного пьяного, ни одной бутылки. Пьющие, конечно, есть и тут, но накануне с ними очень хорошо поработала администрация и активисты. Значит, любят люди свой поселок, уважают и свое начальство, а оно в лице Галины Кушкаш – милой хрупкой женщины – отвечает землякам тем же.

Так же учтиво отнеслись в поселке к гостям, приехавшим на сельское торжество из Кызыла, Турана.

Сегодня в Хуте живут 368 человек, среди них только две семьи смешанные – русско-тувинские. Так что для большинства хутинцев тувинский язык – родной, но и взрослые, и дети говорили на торжестве только на русском, на уровне международных приемов проявив уважение к приглашенным, не владеющим тувинским языком.

Очень правильная русская речь хутинцев звучала и в школе, где происходила церемония присвоения школе имя Елизаветы Анайбан, которая много лет возглавляла администрацию поселка, и в Доме культуры.

И даже лама произнес буддийскую молитву-благословение на двух языках – русском и тувинском: из уважения не только к гостям торжества, но и к самим хутинцам, которые свято чтят заложенные их предшественниками традиции дружбы, взаимовыручки, взаимоуважениями между людьми, какой бы национальности они ни были.

История Хута берет начало с конца девятнадцатого века, когда на месте, где сейчас располагается поселок, были заимки русских переселенцев Богатовых и Селятиных.

Здесь же находился и маральник, первоначально частное владение, которое в двадцатые годы двадцатого века стали называть Банковским, то есть принадлежавшим государству. А вокруг – стоянки аратов – чабанов.

В 1949 году под руководством Оюна Демчиевича Сапчая, в то время – инструктора Пий-Хемского райкома КПСС (Коммунистической партии Советского Союза), началась работа по коллективизации и объединению в единый колхоз местных аратов, проживавших на стоянках по речке Хут.

Всю зиму приезжали уполномоченные, собирали со всех стоянок людей, проводили собрания. Но дело не заладилось, и тогда решили всех вместе со скотом перевезти в Туран и Сушь, где уже были колхозы, и таким образом решить проблему массовой коллективизации.

Людей растолкали кого куда – в одну избушку селили по три или четыре семьи. Детей школьного возраста отправили в поселок Тарлаг – в интернат. Там дети заразились туберкулезом и без присмотра и помощи родителей стали умирать. Взрослые тоже умирали – от непривычной обстановки, тесноты, другой природы и климата.

Скот стал дохнуть: здесь был совсем другой травостой, непривычный для хутинских коров и лошадей. Хутинские кони были потомками знаменитых сафьяновских лошадей – крупных, красивых, выносливых. Их часто стали использовалить не по назначению, и вскоре самые лучшие племенные кони были изведены.

По воспоминания жительницы поселка Хут Серенмы Маадыевны Чон Чун, семью ее родителей, зимняя стоянка которых была в местечке Кара-Сал, переселили в Кутургун, где тогда находилась молочно-товарная ферма колхоза «Красный пахарь». Там они жили в избушке с еще двумя семьями, взрослые спали на полу, дети – на полатях.

Доярками на ферме были русские женщины, Серенмаа запомнила Полуферию Фунтикову, у которой было двое сыновей-двойняшек. Эти мальчики – Костя и Леня – заботились о маленьких тувинских ребятишках, как старшие братья заботятся о младших.

Но все равно маленький братик Серенмы умер от простуды и холода в избе, которую нечем было топить. Местные жители еще с лета готовили кизяк, им и отапливались всю зиму, а хутинцы к этому были не готовы, они всегда жили в тайге и топили свои зимники дровами, а здесь их не было.

Все сочувствовали горю людей. Серенмаа помнит, как русские женщины подходили и гладили ее по голове, как русские мужики, идя с топорами на строительство новой фермы, приносили ребятишкам кто морковку, кто репу. Чем еще тогда можно было полакомить детей?

Люди стали роптать, и тогда ночью приехали милиционеры и арестовали троих мужчин. А как только наступило тепло, хутинцы семьями, кто пешком, кто на лошадях, стали возвращаться в свои родные места. Первой ушла Ностунмаа Кол с тремя своими детьми и приемной дочерью Минчинмой, будущей матерью Галины Ильиничны Кушкаш, нынешней главы администрации поселка Хут.

Родственники же Серенмы еще некоторое время жили на берегу Туранчика – неподалеку от строящейся новой молочно-товарной фермы, ожидая смерти тети, болевшей туберкулезом. Потом дед увез ее в тайгу, отпаивал там какими-то травами, и, к удивлению всех, она выздоровела.

После возвращения хутинцев на свои старые места руководить отделением Хут колхоза «Красный пахарь» был назначен старик Тамба. Он был довольно зажиточным человекам, и ему доверили общественное хозяйство, но одно дело – управлять своим хозяйством, а другое – распоряжаться совместным, и у него ничего не получилось.

А потом приехал Федор Гольцов, который стал главным организатором первых построек в Хуте.

До этого семья Гольцовых жила в поселке Сушь. После возвращения с фронта Федор Григорьевич Гольцов, потерявший на Великой Отечественной войне правый глаз, был избран председателем колхоза «Победа». Фронтовик справлялся со своим обязанностями очень хорошо, но тут случилась беда: за неосторожно сказанное слово арестовали отца – Григория Тимофеевича. И Федор Григорьевич от греха подальше вывез свою семью в поселок Сейба.

В самом конце 1950 года к Федору Григорьевичу приехал член колхозного правления Василий Кириллович Кунаев с предложением возглавить хутинское отделение колхоза «Красный пахарь» и наладить там работу. Гольцов предложение принял и уже в январе 1951 года, в самые морозы, перевез семью в Хут, где они поселились в большом г-образном доме Богатовых. В доме, кроме них, жила молодая кладовщица Зина Кашкарова, позже поселилась семья Раисы Кармановой.

Федор Григорьевич прекрасно понимал: никакую совместную работу организовать невозможно, если люди живут друг от друга на расстоянии, нужно строить поселок и переселять в него людей.

Ему удалось раздобыть трактор и с его помощью свезти на место будущего поселка бревенчатые зимники колхозников-аратов. Так появились первые домишки поселка Хут. Потом методом народной стройки стали ставить уже настоящие дома для колхозников. Первый построили для молодой семьи – Маады и Тамары Сундупей.

Постепенно Хут наполнялся жителями – и тувинскими, и русскими, которые начали обживаться в нем, устраивать новую жизнь, учась друг у друга.

В бывшем богатовском доме была очень большая русская печь, куда вмещалось по двенадцать булок хлеба сразу, и Алефтина Федоровна Гольцова, жена управляющего хутинским отделением, пекла в ней хлеб для всего поселка. Тувинские женщины вскоре переняли ее опыт и сами стали в своих новых домах печь такой же вкусный хлеб. А еще Алефтина Федоровна научила их стряпать аппетитные калачики на сметанных оттопках – остатках от вытапливания сметаны.

Эти гольцовские калачики хутинки и сейчас пекут – в русских печах, которые в пятидесятые – шестидесятые годы клали из кирпича-сырца, его производство Гольцов организовал тут же, в поселке. Пригодная для этого дела глина была рядом, в яру, а для просушки кирпичей были специально построены два сарая.

Гольцов был примером для мужчин, а его супруга – для женщин поселка. В богатовском доме были большие окна, и Алефтина Федоровна смастерила для них шторы из широких бинтов, которыми снабдил ее хутинский ветфельдшер Иван Павлович Овчаров. В летнюю пору окна украшали букеты полевых цветов. На полах красовались круглые половички, которые хозяйка плела в поздние вечерние часы, а на стенах висели вышивки, художественно выполненные старшей дочерью Галиной.

Тувинские женщины, приходя в гости, удивленно щелкали языками, приговаривая: «Чаражын – красиво!» И старались не отстать в украшении своего дома, придумать что-то свое, особенное.

Жили открыто, дружно, и труд был такой же – сообща. Вот что вспоминает об этом Галина Фунтикова, в девичестве – Гольцова, старшая из шести детей Федора Григорьевича и Алефтины Федоровны.

«Около Хута было много прекрасных пастбищ и лугов, где очень быстро стал размножаться колхозный скот, для которого летом все, от мала до велика, косили сено. Обед готовили прямо в поле, когда он был готов, повар поднимал флаг, и все спешили к нему, изрядно проголодавшись на нелегкой, но веселой работе сообща.

Дрова для всех нужд поселка тоже готовили сообща, всей деревней. Приходили даже старики и старухи: складывали поленицы, подметали мусор.

Отец как застрельщик всех дел ездил из конца в конец на своем Серко, очень умной и красивой лошади, которая под ним гарцевала. Под ним плясали все лошади, на какую бы ни сел, даже самые неповоротливые и ленивые. Что-то в отце было такое, что заводило любую лошадь».

«Это было самое счастливое время для меня, да и, наверное, для многих, кто тогда жил там», – так оценивает пятидесятые – шестидесятые годы Григорий Гольцов, младший сын Федора Гольцова.

«Жизнь в труде и заботах была радостной и счастливой, – рассказывает Григорий Федорович. – Пригоняли табун лошадей, и каждый мог выбрать себе ту, какая нравилась, обучить ее, работать на ней. А тогда почти все работы производились на лошадях: возили грузы, заготавливали дрова, косили и убирали сено.

Были так называемые комбайны – два коня и волокуша могли тащить ползарода сена. Готовили силос на весь колхоз «Красный пахарь». В хорошую погоду обычно косили и убирали, а если начинался дождь, закладывали силос в уже подготовленные ямы, закрывали их очень плотно. А когда открывали, пахло яблоками, а не так как позже, когда стали все делать небрежно: ужасный запах и молоко с тем же оттенком.

В сенокос отдыхать не приходилось, но работали весело, с азартом. Всем находилось дело: и ребятишкам, и подросткам.

Дело для детей находилось и в другое время года. Например, управлять лошадью, которая крутила бочку со сметаной, сбивая ее в масло. А когда отец передавал сводку о состоянии дел в отделении – крутить педали колеса ручного генератора, от которого работала местная рация. До сих пор помню позывные отца: «УФГ-5, УФГ-5, я – УФЦ-6. Как понял? Прием!»

Сохранились в памяти Григория Гольцова и другие важные детали истории поселка Хут, например – о путях, ведущих к нему и потрясающе трудолюбивых людях, живших на этих дорогах. Один из них – Алексей Хворов, именем которого долго называли первую остановку на пути в Хут.

Алексей Хворов собственноручно выстроил здесь дом и мельницу. Для этой мельницы он вырыл, тоже собственноручно, канал длинною почти в километр, через который вода из реки Сесерлик поступала в маловодную речку Таловку, на которой и работала мельница.

В тридцатые годы Алексея Хворова раскулачили: отобрали и дом, и мельницу. Оставшись без всего, он уехал в местечко, называемое Половинка – на место бывшей заимки Сафьяновых – и там снова соорудил мельницу. Но ему и там не дали жить, он переехал в Сейбу, и там тоже построил мельницу – на плоту.

Когда совсем остарел, перебрался в Туран, но каждое лето ездил туда, куда рвалось сердце – в сторону Хута. Там у него в укромном месте был построен шалаш, маленькая банька, куда можно было только на корточках войти. На этом чайлаге старик и жил до самых холодов.

Остов бывшей хворовской мельницы и мельничное колесо долго стояли памятником бессмысленно уничтоженного труда работяги: отобрать-то отобрали, но и сохранить, использовать для дела не смогли.

А дом Хворова долго служил перевалочным пунктом для ямщиков обозов, которыми до начала шестидесятых годов завозили по зимней дороге товары в Хут.

Каждый обоз состоял примерно из пятнадцати лошадей и нескольких ямщиков. За каждым ямщиком было закреплено по пять или шесть лошадей с санями, каждая везла до четырехсот килограммов груза. Ехали несколько суток с двумя остановками. Первая остановка была на хворовской заимке.

Бывший хворовский дом был разделен на две части. В одной половине жили старик со старухой, которые принимали обозы, другая предназначалась для ночевки ямщиков. Ночевали обычно по две ночи, ямщики грелись чаем и водкой, играли в домино и карты. Затем двигались дальше – ко второй остановке в местечке Булдурган, затем – в Хут.

Летний путь на большую землю был не менее труден: из Хута до Турана добирались на лошадях трое суток. Чтобы попасть в Кызыл, сплавлялись по Енисею на плотах, преодолевая пороги.

Одолевая все эти жизненные и географические трудности, люди могли надеяться только на себя и на надежного друга-соседа. И это еще больше объединяло хутинцев, которые сегодня хорошо помнят свою историю и ее уроки.

«Наш поселок всегда был очень дружным, и сейчас, в своей основе – такой же, – рассказывает Серенмаа Чон Чун, семья которой особенно крепко дружила с семьей Гольцовых. – Мой дед Чон Чун всегда говорил, что в нелегкие годы начала коллективизации, да и позднее, мы выжили благодаря русским соседям, которые всегда помогали в беде.

В других местах детей репрессированных родителей не допускали учиться в школе, родственников «контры» выгоняли из колхозов, а у нас такого не было.

Никто никому не завидовал. Одевались все одинаково просто: зимой – фуфайки, летом – ситцевые платья и рубахи. Зато всегда были сыты: тайга – рядом, река – рядом, мяса, рыбы, ягод, орехов – вдосталь. А если у кого-то вдруг чего-то недоставало, любой мог сказать: «Приходи, бери у меня, всем хватит!»

Вместе дружно работали, вместе и отдыхали. Любили вместе за праздничным столом посидеть, песни разучивали русские и тувинские, особенно частушки любили, плясать любили.

Кино тоже любили. Самые первые фильмы смотрели в старом телятнике, разгороженном надвое: в одной половине – телята, а в другой – кинотеатр. Потом построили маленький клуб с будкой для киномеханика и маленьким зрительным залом со скамейками в два ряда. Киномеханик приезжал из Турана на двух лошадях: на одной ехал сам, на другой – банки с фильмами, которые сначала показывал в Хуте, а потом вез в Сейбу.

А книжки как любили читать! Библиотека у нас в маленькой избушке была, книг в ней не так уж и много, и их зачитывали до дыр. Библиотекарей очень уважали, ими были Валя Попеляева, Нина Поносова, потом Лариса Гольцова, Лида Арт-оол».

Сегодня в поселковой библиотеке работает Лариса Бальчирова. К юбилею Хута Лариса Александровна подготовила большую фотовыставку, зримо отображающую жизнь земляков за все шестьдесят лет.

Эта выставка – планирует библиотекарь – станет основой музея истории Хута. Большой и важной истории маленького таежного поселка, где всегда умели жить по-людски.

Хут – Туран.

Фото из архива автора.

Фото:

1. Семья Гольцовых. Слева направо: Федор Гольцов, глава семьи и основоположник поселка Хут, его отец Григорий, сыновья Владимир и Григорий, дочка Люба, супруга Алефтина. Хут, начало шестидесятых годов ХХ века.

2. Серенмаа Чон Чун с мужем Момбуем Кызыл-оолом и сыном Юрой. Поселок Хут, 1965 год.

3. В родные места – на юбилей. Григорий Гольцов и Зинаида Лазаренко (Кашкарова), прежние жители поселка Хут, приехавшие из Турана на празднование шестидесятилетия поселка. Хут, 14 октября 2011 года.