Секрет дома председателя

У лестницы, ведущей от входной двери в холл – восемь ступенек.

Он усаживается на одну из них и ждет: до двенадцати, а то и до двух ночи. Глаза слипаются, но он ни за что не уснет и не уйдет со своего поста, пока не откроется дверь и не войдет отец.

И заснет только рядом с папой, обняв и прижавшись к нему.

Легкое детское дыхание и запах волос сына – последнее, что чувствует Шолбан Кара-оол, проваливаясь в сон.

 

Ему многие отчаянно завидуют: такая карьера! В тридцать два года – Председатель Верховного Хурала, в сорок – уже Председатель Правительства Республики Тыва.

Но сам он твердо уверен, что карьера, власть, звания – не самоцель:

«В том, что кто-то это получает в полной мере, есть своя карма. Она пишется не только тобой, но и поступками, делами родителей, бабушек и дедушек, твоих предков. Это длинная история, создаваемая по крупицам через поколения.

И твоя задача – продолжить эти добрые дела. Быть ответственным перед людьми. Воспитать достойную смену. Поэтому, какую бы высокую должность ты не занимал, семья – это не второстепенное приложение к карьере, это – основа основ».

Этот секрет – о самом главном – он узнал в 32 года и тогда же начал строить дом для детей и будущих внуков. Через восемь лет коттедж был готов.

Этот дом Кара-оола у реки Серебрянки интригует многих. Но не многим открыт.

И это вполне понятно.

«Твой дом – это твоя крепость. И не каждому позволишь сюда зайти, ни каждому ты здесь открыт. Надо очень скрупулезно относиться к очагу, к которому ты приходишь уставшим. Потому что это – твой тыл, – считает Шолбан Кара-оол. – Я разумею так: если меня приглашают в дом – это знак доверия, который проявляется в том, что тебя пускают в святая святых».

Сегодня этот допуск в тыл главы Тувы – впервые в истории – получают все.

И для каждого из читателей «Центра Азии» остается выбор: как воспользоваться этой мерой доверия.

Впрочем, выбор невелик, всего два варианта.

Самый элементарный – обзавидоваться, до зубовного скрежета и сердечного приступа. Ведь это только московский гость, напросившийся в дом, был разочарован: «Я-то думал, здесь настоящие хоромы с золотом». По сегодняшним московско-засаянским меркам – это обычный коттедж средней руки, доступный человеку, весьма далекому от миллионерства. По бедным меркам Тувы – дворец.

Второй вариант сложней и конструктивней – попробовать извлечь для себя урок: а что из опыта этой семьи ты взял бы в свой личный багаж, а что категорически отмел.

Может быть, что-то и пригодится?

До дома Кара-оола добираться надо только на машине, он находится за границей Кызыла – в Кызыльском районе.

Стоит у реки Серебрянки особняком – среди нескольких недостроенных зданий. Белый кирпич с отделкой красным. Два этажа с тремя балконами по фасаду плюс цокольный этаж.

На первом этаже в центре – овальный холл. Налево – кабинет хозяина и столовая, сообщающаяся с кухней. Направо – комнаты для родителей: мамы Ларисы Саган-ооловны, мамы и отца Шолбана Валерьевича.

Второй этаж – личные комнаты. За игровой комнатой, налево – три спальни детей, детская ванная комната. Направо – спальня родителей с ванной комнатой.

Цокольный этаж – бильярдная, налево от которой гараж и небольшой спортзал. Направо – бассейн.

На территории вокруг дома посажены сосенки и ели. За соснами, заручившись разрешением, специально ездили в выходной в балгазынский бор; за елочками, вместе с детьми – в тайгу. Хозяин горд: все до одного деревца прижились, в этом хороший знак.

Летом у дома – огород. Его сажают бабушки. Объединив усилия, они настояли: земля у дома не должна зря простаивать, а внукам нужны свои – домашние – овощи. Детям пришлось согласиться, еле-еле уговорив трудолюбивых бабушек, чтобы хоть картошку не сажали, поберегли себя.

ДРАКОН ИЗ СНА

Наша беседа начинается в просторном овальном холле первого этажа.

Высота холла – шесть метров. Белые стены, паркет пола инкрустирован тувинским орнаментом. Светлая мягкая мебель. Большой деревянный дракон.

И почему-то балкон, на который можно выйти из холла второго этажа и помахать сидящим в овальном холле ручкой.

Оказалось, что изначально на этом месте планировалось внутреннее окно, но, как это частенько бывает в процессе строительства, окно неожиданно трансформировалось в балкон, конкретное применение для которого найти было затруднительно.

Детям, ошарашенным балконом внутри здания, папа, шутя, разъяснил: «Буду выходить на него и оттачивать на вас ораторское искусство». Впрочем, для этой цели он балкон так ни разу и не использовал. Но применение ему нашли: отсюда очень удобно звать на второй этаж того, кто находится в столовой: акустика отличная.

Самую большую пользу из казуса архитектуры извлек младший член семьи Валера: с балкона очень здорово пускать с друзьями бумажные самолетики.

В камине уютно потрескивают дрова. На каминной полке – удлиненные часы и декоративная тарелка с библейским рисунком – подарок настоятеля Кызылской Свято-Троицкой церкви отца Вячеслава.

«Он к нам на Рождество приходил, – поясняет Шолбан Кара-оол. – С ним – сын Арсений и еще двадцать человек детей из воскресной школы. Колядовали. Так классно пели!

Ларисе потом пришлось вместе с Валерой и Чинчилей энциклопедию проштудировать: все о Рождестве, потому что они очень заинтересовались этим красивым обрядом».

Хозяин сам заваривает и накрывает на сервировочном столике зеленый – по желанию гостей – чай. Подбрасывает дрова в камин. И мы приступаем к вопросам и ответам.

– Шолбан Валерьевич, в феврале 2001 года – в интервью, вышедшем в газете «Центр Азии», а затем вошедшем во второй том книги «Люди Центра Азии» – вы рассказывали мне, что строите дом, который за три года не поднялся выше одного метра. Сейчас, как вижу, он поднялся намного выше.

Вы довольны тем, каким получился дом?

– Пределу совершенства нет. Сегодня я бы уже планировал его не так, не с размахом, присущим молодости, а более экономично, с учетом экологии, полезности стройматериалов. Но в 1997 году ко многим вещам отнесся не очень ответственно. Например, к согласованию проекта.

Проект, который показал руководитель строительной организации Владимир Гавриленко, мне показался красивым, необычным – с круглыми формами. Очень заинтересовал большим овальным холлом. Представил, как будет здорово, когда мы там будем всей семьей собираться.

Но сегодня, с учетом практической жизни, уже есть сомнения. К примеру, в холле – несколько окон. Они из первой пробной партии деревянных рам, выпущенных Аркадием Бузмаковым. Сегодня технологии их изготовления отточены, а в тех, первых, до совершенства было далеко. Дерево через три года высохло, появились щели, зимой, как видите – продувает. Кроме расхода тепла, огромный расход электричества.

Акустика такая, что если в зале телевизор работает, то по всему дому слышно.

В зале у нас – просто штукатурка, в других комнатах – гипсокартон. Получилось, как в термосе: летом даже холодно, в носках надо ходить.

Но какой дом есть, такой есть. И я рад, что построил его.

Вернее, не построил. Всю жизнь буду строить. И в этом моя миссия как отца: после себя оставить дом, в котором будут жить дети и дети детей. И, надеюсь, будут вспоминать меня и дальше совершенствовать родной очаг.

Считаю, что дом свой мужчина должен строить всю жизнь. И не только, как некое сооружение. А как постоянное укрепление традиций, семейных уз. И чем дольше сохранятся эти семейные традиции, тем больше шансов, что и ты сам сохранишься в своих потомках.

– Домами сейчас никого особенно не удивишь – многие строятся. За Саянами порой даже утомляет эта череда стандартных одинаковых коттеджей, без какой-либо индивидуальности. Причем, не только снаружи, но и внутри.

А в вашем доме есть индивидуальность?

– Да, вот об этом я как раз подумал и здесь уже не допустил ошибки. Хотелось, чтобы, когда будут приезжать мои гости, они окунулись в мир ментальности восточного человека. Хотелось заложить особый дух для будущих своих поколений.

Вот этот дракон например, мне приснился во сне. Запомнил и даже, как мог, зарисовал. А потом местные мастера сделали его из дерева.

Восточный орнамент – на полу. И на потолке. Вот видите под потолком – люстра, вокруг нее – деревянный орнамент в форме хараача – верхнего круга тувинской юрты.

И еще главное, в чем не ошибся – это выбор экологически чистого места для дома. Если небо над Кызылом зимой, к сожалению, окутано гарью и дымом, то здесь всегда видны звезды.

– Год рождения этого дома?

– В 1998 году был заключен договор, в девяносто девятом начали строительство.

В 2006 году дом был готов, и в сентябре я уже заехал сюда: понемногу осваивал пустой дом до переезда с городской квартиры семьи. В 2007 году, когда уже частично обставили мебелью детские комнаты, сюда заехала семья.

И КОРМИЛ С ЛОЖЕЧКИ

– Лариса Саган-ооловна, мужчинам это трудно понять, но я вам искренне сочувствую: содержать такой большой дом, как содержите его вы – в идеальной чистоте – непросто. У вас, конечно, есть помощница по хозяйству?

– Есть – моя племянница. Но она приходит только на два-три часа, в основном, чтобы погладить, потому что гладить я просто не успеваю. Все остальное – сама.

Когда старшая дочь училась в Кызыле, она очень мне помогала по хозяйству. Но и младшие дети к порядку приучены: свои комнаты сами содержат в чистоте.

– Семья, дети, дом забирают всю вашу жизнь – без остатка, или что-то остается для профессиональной самореализации?

– Конечно, большая часть жизни – это они. По профессии я врач, как и мои родители. К сожалению, папы Саган-оола Сарыгларовича Серена, уже седьмой год нет с нами. А мама, Тамара Сангыр-ооловна, до сих пор работает – заместителем главного врача второй поликлиники.

Я окончила Свердловский медицинский институт. Сегодня профессия выручает меня в семейных делах: если кто-то заболевает, то вся надежда на меня. По-сути я – домашний доктор.

Но круг моих интересов медициной не ограничивается. Это и книги, и дизайн, и бизнес. Надо расти вместе с детьми, не отставать от них, поэтому сейчас получаю второе образование: оканчиваю Уральский экономический университет, факультет «Государственные и корпоративные финансы».

– Самый дорогой – не в смысле денежной стоимости – подарок, который сделал вам муж?

– Это было в первый год нашей семейной студенческой жизни в Свердловске.

Свалилась с гриппом: такая высокая температура, что не могла даже подняться.

Болеть не люблю, до последнего держусь на ногах, а если сваливаюсь, значит, действительно плохо.

Шолбан тогда очень трогательно и нежно ухаживал за мной. Сначала почему-то начисто вымыл всю пустую квартиру, которую мы арендовали. Потом сварил чай, суп. Сервировал на табуретке, принес и кормил меня бульоном с ложечки.

Конечно, это была всего лишь простуда, и я не собиралась ни долго страдать, ни умирать, но сразу увидела: он по-настоящему очень беспокоится, боится, что со мной что-то случится. И именно тогда поняла: он никогда не предаст, всегда будет рядом в трудную минуту.

– И такие трудные минуты были потом в вашей семейной жизни?

– Да, были. Когда меня в роддоме уронили с кровати на живот в предродовом зале, и ребенок родился с черепно-мозговой родовой травмой…

В Кызыле была страшная буря, повалило столбы, света не было. В педиатрии кувез, в котором выхаживают новорожденных с травмами, отключился. Шолбан привез аккумуляторы, как-то через них придумал подключить кувез.

И двое суток просидел в реанимации возле него …

Шолбан Валерьевич: Наша дочка – вторая после Чинчилей – прожила всего три дня…

Это был мой грех.

МОЙ ГРЕХ

– Ваш грех? В чем же? Ведь Лариса Саган-ооловна сказала, что это была родовая травма.

– Да, травма. Но я позволил себе одну мысль, пусть мимолетную, но все равно позволил…

Еще до рождения ребенка врачи заверили: у вас будет мальчик. И даже демонстрировали: вот видите, ультразвуковое обследование показывает – мальчик. И я полностью настроился на мальчика.

Звоню в роддом, а мне говорят: «У вас родилась девочка». И первая мысль: «Как? Почему не мальчик?».

И после того, что не сразу принял известие о девочке, услышал, что ребенок в реанимации… Хотя все меня потом и успокаивали, но я сам для себя знаю: в том, что произошло, есть моя вина, ведь в жизни ничего просто так не случается.

Когда девочка умерла, старшие говорили: не принято, чтобы отец и мать хоронили несостоявшегося ребенка, его должны похоронить другие, и даже не обязательно на кладбище.

– Я этому воспротивился. Как так – не состоявшегося? Она двое суток дышала передо мной, боролась за жизнь. И на моих глазах перестала дышать.

Лариса лежала в больнице, ее саму нужно было выхаживать.

Сам взял ребенка на руки и отвез на кладбище. Похоронил…

Потом уже обратился к тибетским ламам – у меня с ними очень хорошая дружба. И они сказали: ваша девочка вернется к вам, через два года у вас будет еще одна дочка, и имя ее будет Дензин Долгар – это буддийское женское божество. Я поверил в это, и имя уже было предрешено.

Так и получилось: родилась наша Долгармаа – очень чувствительная, нежная, тонкая – наш домашний психолог.

– А потом и сын. У ваших младших детей ведь небольшая разница в возрасте?

– Да. Долгармаа родилась в октябре 1998 года. Валера – в ноябре 2001года.

А старшая Чинчилей была нашим новогодним подарком – появилась на свет 31 декабря 1990 года.

БЫТЬ МУЖЧИНОЙ

– В семьях, где больше одного ребенка, часта проблема: споры, ссоры, даже драки. Дети делят между собой все, начиная с игрушек и кончая любовью родителей. Как вы боретесь с этой проблемой?

– Есть и такая проблема? Конечно, и у наших детей бывают споры, но откровенных перепалок, оскорблений, драк я никогда не видел и не слышал. По крайнем мере, до моего уха это не доходило.

Не знаю, что на это повлияло, но сегодня я горжусь тем, что дети у нас очень дружные и очень тактичные по отношению друг к другу.

Чинчилей, как старшая, опекает младших, называет их «дети, малыши».

Валера и Долгармаа очень привязаны друг к другу. Как только отрываются друг от друга – она остается учиться в Кызыле, а его берем с собой в поездку, Валера буквально на следующий день начитает страдать. Именно страдать: другого слова и не подберешь.

Пишет ей любовные смс-ки, а если заходим в магазин, то не себе просит что-то, а первым делом говорит: «Надо купить подарок Долгарме».

Надеюсь, они на всю жизнь это принесут.

Но одновременно меня это и настораживает: очень сильная его зависимость от сестер. Долгармаа и Валера, как будто пуповиной связаны. Сегодня она, я считаю, фактически и есть главный воспитатель моего сына. Своими словами, намеками, взглядом до какого-то времени даже руководила его ответами.

Конечно, учит и подсказывает она ему только хорошее, но у меня есть определенные опасения как у отца, который понимает: мужчина всегда должен быть и оставаться мужчиной. Даже в самом раннем возрасте.

Приходилось видеть мужчин, которые выросли в женской среде и сами стали похожими на женщин, даже полностью подчинились им. Результат: такие мужчины не в состоянии ни принимать самостоятельные решения, ни нести ответственность за свои поступки, свою семью.

Мне в детстве в этом отношении было проще: два старших брата. У нас, трех братьев, были свои мужские взаимоотношения, мужская солидарность и конкуренция.

У Валеры другая ситуация: он растет в женском окружении, а я очень хочу, чтобы он вырос с мужским характером, со своим стержнем, своим «я», вырос человеком, который может постоять за свою мать, сестер, свою будущую жену, детей.

Поэтому стараюсь усилить свое влияние на Валеру.

– Усилить влияние – как? Строгостью и наказаниями?

– Нет, не наказаниями. Я считаю, что до пять лет мальчика ни в коем случае нельзя ругать, наказывать, потому что как раз в ранние годы идет формирование личности мужчины. И ее не надо ломать.

Я это видел на примере своих друзей: традиционное кавказское воспитание – до пяти лет сына лелеют, что он хочет, то и делает. Это вариант воспитания воина я считаю более приемлемым.

Вот в этом отношении у нас с Ларисой иногда бывали споры. Она считала необходимым наказать, поругать за какие-то проступки, я же доказывал, что это не всегда оправдано.

ОТШЛЁПАЛА МОКРЫМ ПОЛОТЕНЦЕМ

– А какие наказания у вас приняты, Лариса Саган-ооловна? В угол ставите или ремень используете?

Нет. Никогда! Могу их лишить чего-то: любимой игры, просмотра мультфильмов, встречи с друзьями. Но физические наказания – никогда.

Хотя было – единственный раз в жизни, когда старшая дочь в пять лет потерялась. Чинчилей играла во дворе, я дома стирала. Началась пыльная буря, я выскочила за ней – нет нигде.

Мы с Шолбаном все соседние дворы обежали, чего только не передумали: жили тогда на улице Красных партизан, рядом Енисей. Два с половиной часа искали, уже в милицию хотели звонить.

Потом девочка показала: а они вон в том подъезде в резинку играют. И я, как бегала по улицам с мокрым полотенцем, так Чинчи по попе этим полотенцем и шлепнула. Один раз. Потому что она насмерть нас перепугала.

– Чинчи – это ласковое домашнее имя? А как вы уменьшительно зовете младших?

– Доли и Валя. Но папа сопротивляется такому домашнему имени сына, потому что оно – женского рода.

Папа для Валеры – непререкаемый авторитет. Они вместе ходят и на борьбу, и на карате, и на футбол. Вместе и на стрельбище ездят.

Папа приходит с работы поздно – в десять-одиннадцать вечера. Валера ни за что не ляжет спать, не дождавшись его. Если папа едет из командировки, до двух часов ночи будет сидеть на лестнице и ждать.

И засыпает он только рядом с ним. Если перенести ночью в свою кроватку, он просыпается и идет искать папу. Ему постоянно надо чувствовать его рядом.

У нас была договоренность: исполнится семь лет, он станет большим и на следующий день будет спать один – в своей комнате. И вот после дня рождения – 27 ноября – Валера спрашивает меня: «Как ты думаешь, я ведь еще не очень вырос? Папа разрешит мне и сегодня переночевать с ним?»

– Папа разрешил?

Шолбан Валерьевич, улыбаясь: Разрешил. Так и спим рядом, обнявшись.

Фото Виталия Шайфулина

(Окончание в №13 от 3 апреля)

Фото:

1. Семья на лестнице своего дома. Шолбан Кара-оол с женой Ларисой и детьми – Валерой и Долгармой. Старшая дочь Чинчилей – на учебе в Москве. 18 января 2009 года.

2. Дом председателя.

3. Дракон, приснившийся во сне.

4. На кухне: вам чай зеленый или черный?

5. Люстра с деревянным орнаментом в форме хараача – верхнего круга тувинской юрты.

6. Бумажный самолетик для сына.