Дэвид Харрисон: Я не агент ЦРУ. Я просто маленький патриот Тувы

Весь год, тут и там, от разных людей мне приходилось слышать о некоем американце Дэвиде, выучившем тувинский язык. Их недоумение, зачем он это сделал, в то время, как уже третье поколение части коренных жителей не в состоянии, да и не имеет желания учить родной язык, сменялось общим мнением: «Шпион».

Когда стало возможным увидеть эту зна­менитость воочию, я вопреки стерео­тип­ным пред­ставлениям встретила не двух­метро­вого, бо­ро­да­того (ведь путешест­венник!) уве­шанно­го аппаратурой и рюкзаками (ведь шпион!) с улыбкой в 32 зуба и жвачкой в углу рта (ведь амери­канец!), а совершенно русского на вид, привыч­ного нашему глазу среднего роста, приятного молодого человека, действительно свободно говорящего по-тувински.

– Дэвид, я о вас знаю только по­на­слышке. Признавайтесь – вы агент ЦРУ?

– Я очень часто слышу эти слухи про себя, мне прямо задают этот вопрос. Но я не могу доказать, что я не агент ЦРУ. Возможно, в Туве к иностранцам еще не привыкли и поэтому кажется странным, что человек дли­тельное время собирается здесь жить.

А у местных силовых министерств, со времен «холодный войны», осталась при­вычка смотреть на всех иностранцев с подо­зрением, поэтому я и столкнулся с этим, как бы я сказал, предубеждением.

Если простые люди и задают такие воп­росы, то обычно шутливо, а работники сило­вых министерств на всех иностранцев, не только на меня, смотрят, как на врагов. Не стоит так сильно подозревать всех, это не положительно и не полезно для самой Тувы, мне кажется.

Я по образованию специалист по между­народным отношениям, славянской фило­ло­гии, лингвист (языковед), докторант и пре­подаватель Йэльского университета в США. В Туве работаю над своей диссертацией «Фо­нология и морфология тувинского языка».

– Сколько языков вы знаете, и считается ли это достижением или нормой?

– Родной английский, французский, поль­ский очень хорошо знаю, (четыре года жил и работал там), русский язык, тувинский, литовский, оказавшийся самым трудным в изучении.

Я не считаю это достижением, это просто хобби у меня, я ведь лингвист, языковед. А для американцев это не норма, американцы очень плохо знают иностранные языки, обычно вообще не знают.

– Почему объектом вашего изу­чения стал именно тувинский язык?

– Тувинским языком я заинтересовался случайно. До 1995 года я много приезжал в Россию, жил в Польше, это было рядом, поэтому приезжал часто. Но всегда были очень ограниченные возможности – ездить можно было только туда, куда тебя звали, приглашали. Этот закон отменили в 1995 году, хотя чиновники в Туве об этом еще, наверное, не знают. По новому закону, при­нятому тогда же, иностранцы, приез­жающие в Россию, получили право свобод­ного пере­движения. Живущие в Москве иностранцы тогда очень радовались. Я решил, что нужно куда-нибудь съездить, очень далеко, в отда­ленную точку.

Зашел на Казанский вокзал в Москве, выбрал на карте Туву, подошел к кассе и попросил: «Мне нужен билет в Кызыл». Мне сообщают, что такого города не существует, пришлось долго и упорно спорить, что такой город есть. Они искали-искали и в конце-концов мне продали билет до Абакана, а дальше я добирался на автобусе. Это была моя первая поездка, в 1995 году.

– Вы объездили много стран, в какой момент вам невыносимо хочется домой?

– Сейчас я уже хочу домой. За рубежом мне жить хорошо. Я, конечно, свою страну люблю, но я Америку люблю издалека, мне не обязательно там жить. Я был доволен, прожив пять лет за рубежом, и меня обратно на родину не тянуло. А сейчас, проведя девять месяцев в Туве, я уже готов к тому, чтобы вернуться домой.

– Ваш образ жизни, путешествия, исследования – типичный путь для молодого ученого в Америке в боль­шую науку, в карьеру?

– Нет, это не типичный путь для любого ученого, но для этнолога, лингвиста – да. Не знаю, сделаю ли я на этом карьеру, все за­висит от того, какие статьи я буду писать потом и какое будет качество. Никто мне не даст работу только за то, что я год жил в Туве. Если только напишу хорошее научное исследование.

– Вам знакома почти вся Тува, вы наблюдали ежедневную, будничную жизнь чабанов, оленеводов, простых се­лян. Есть ли бросающиеся в глаза от­личия у жителей разных кожу­унов?

– Я объездил все районы, за исключением Кунгуртуга, и заметил очень интересную раз­ницу между кожуунами. В говоре много раз­личий, в обрядах, юртах, одежде, типах лиц.

– До какого «колена» знают свою родословную американцы?

– Некоторые знают очень хорошо. Я знаю только, что мои предки прибыли из Англии (у меня английская фамилия Харрисон), а когда это было, не могу сказать.

– Жители нашей республики отож­­дест­вляют жизнь героев люби­мого телесериала «Санта-Барбара» с реальной жизнью реальных амери­канцев. Любят ли американцы смот­реть «мыльные оперы» о себе?

– Я впервые только в Туве узнал о «Сан­та-Барбаре», дома ничего не знал о таком се­риале. Посмотрел здесь две-три серии, по-моему неинтересно. В Туве об Америке узна­ют, в основном, из фильмов, но я всегда гово­рю: «Наша жизнь совсем другая, мы не жи­вем, как в кино».

– В русском языке существует проблема заимствований, главным образом «англицизмов». В тувин­ском языке проблема с «русициз­ма­ми» (по мнению части фило­логов), хотя мне кажется, что в активной лексике и того и другого языка сейчас преобладают жарго­низмы уголовно-тюремного проис­хож­дения. Есть ли такая проблема в Америке?

– У нас, лингвистов и филологов, раз­личные взгляды. Для меня, лингвиста, заимст­вования – совершенно обыкновенное, естест­венное явление. Не надо этого опасаться. Каж­дый язык заимствует те слова, которые ему нужны. Английский лексикон состоит на 50% из слов, взятых прямо из фран­цуз­ского языка, и нашему языку это ничем не вредит.

Нет таких языков, которые бы не заимс­твовали слова. Но я, как изучающий тувин­ский язык, стараюсь употреблять тувинские слова, я не скажу, например «ка­чество», говоря по-тувински, потому что есть слово «шынары».

Жаргонизмы? У каждого языка есть мно­го истоков для появления новых слов, и, мне ка­жется, это творческое явление. Если новые сло­­ва происходят из тюрьмы, если они лю­дям нра­вятся – пусть так говорят. Язык су­щест­вует не в словарях или в книгах, а в че­лове­чес­ких умах и там быстро развивается. Я не счи­­таю, что это проблема, это обогащение языка.

– Какие неудобства переживают­ся мучительнее всего в чужой стра­не: пищевые, бытовые, мо­ральные? Чего Вам больше всего недостает?

– Я могу привыкнуть к бытовым усло­ви­ям, еде. Единственное, что мне сложно – мо­рально, наверное. То, что со мною в Кызыле общаются, как с русским, – грубо общаются. В кожуунах отношение другое, хорошее.

Недостает мне понимания именно у городских тувинцев. Меня как бы не при­нимают с первого взгляда, а когда я говорю по-тувински – отрицательная реакция, вроде бы русский человек что-то пытается сказать по-тувински.

– Как бы вы оценили свое пребы­вание в Туве: как подвиг или отдых?

– Мое пребывание в Туве очень плодо­творно, я выучил язык, хотя и недоволен пока своим уровнем. А в моей работе это был подвиг, я собрал все материалы к своей докторской диссертации. Отдыхал тоже неплохо, путешествовал по кожуунам, немного порыбачил, немного поохотился, видел все богатство природы Тувы, много жил на чабанских стоянках, хорошо узнал жизнь и быт простых людей.

– Вы настолько хорошо узнали Туву, что спокойно путешествуете на велосипеде, автомобиле в одиноч­ку. В связи с этим вопрос: с какого возраста в Америке садятся за руль и с какими проблемами как водитель вы столкнулись здесь?

– Через девять месяцев проживания в Туве у меня появилось столько знакомых, что я могу приехать в любое место и обя­зательно найдутся люди, которые узнают меня и примут. Это очень приятно.

У меня есть российские водительские права, и я вожу машину по Туве. В Америке каждый человек, после того как наступит его шестнадцатый день рождения, обязательно получает водительские права, потому что машина – это просто необходимость. Экза­мены несложные и недорого стоят.

Самым трудным в Туве оказалось нена­дежность машин и дорожные условия.

– У нас осень – особое время года. По всей стране варится варенье, солятся овощи, вся страна копает картошку, готовится к зиме. В Америке это только удел фермеров?

– Да, я с интересом наблюдал, как это делается. У нас никто не солит огурцы, варе­нье почти никто не варит, я никогда не видел, чтобы копали картошку. Мы покупаем все гото­вое в магазинах.

– О чем вас спрашивают друзья, когда вы возвращаетесь из неве­до­мых им стран?

– Некоторых вообще не интересует за­рубежье, много таких американцев. А кому инте­ресно – спрашивают, как живут люди, какие проблемы их волнуют.

– Есть ли в Америке банк данных на людей, знающих редкие языки?

– Не знаю про банк данных, а есть фи­нан­­совая, научная поддержка для ученых, занимающихся редкими, малочисленными или вымирающими языками. Я сам получал день­ги для исследования шорского, литов­ского, тувинского языков. В научных кругах понимают, что этим нужно заниматься.

– Открытость людей в России ино­гда может выглядеть и бес­такт­ной по американским меркам. Какие вопросы не принято задавать у вас?

– Для меня очень неудобно отвечать на все вопросы, касающиеся денег, не могу на них отвечать. У нас это не принято. Я никогда не знал, сколько получают мои родители. Они не знают, какая у меня стипендия, сколь­ко я зарабатываю. Не принято брать деньги у родителей. Американцы очень ценят само­стоятельность, подчеркивают это.

Я отошел от семьи в 18 лет и с тех пор ни одного доллара не просил, не брал. Сам посылаю деньги родителям и брату. Просить деньги в моей семье не принято, не знаю, как у других. А говорить про деньги не при­ня­то везде в Америке. В России часто задают вопросы, на которые амери­канцам очень не­удоб­но отвечать. Сколько ты пла­тишь за квар­тиру, сколько ты получаешь? Я понимаю, что в России это обычный вопрос, и я не оби­жаюсь, но мне всегда неудобно отвечать.

– Самые первые впечатления от Тувы?

– Самое первое ощущение – огром­ные пустые пространства. Вид с абаканской маги­ст­рали меня восхитил, и с тех пор, каж­дый раз, выезжая в районы, я ощущаю ланд­шафт, огромные пространства – горы, степи. Это очень похоже на американский Запад.

– Каковы самые приятные впечат­ления?

– В Туве самые приятные ощущения – когда я приезжаю в аал, на стоянку к чабанам, где меня встречают с радостью. Мне не нужно никаких условий, просто сидеть в юрте, пить свежесваренный чай с молоком и слушать разговоры о жизни.

– Какие местные блюда понра­вились, а что невозможно есть?

– Я ел практически все тувинские наци­о­наль­ные блюда, знаю их приготовление, очень люблю далган (прим. ячменную муку), ничего несъедобного для меня нет.

– Существуют стереотипные пред­­ставления об американцах: они лю­бят колу, бейсбол и класть ноги на стол, всегда говорят «это ваши проб­лемы» и не любят выслушивать про чужие беды, стерильно чисто­плот­ны, слишком рациональны и смот­рят на остальной мир свысока, потому что все просят у них совета или денег. Вы согласны с этим?

– Может быть и есть в этом правда, не знаю, это ведь представления со стороны. Я не играю в бейсбол, ноги на стол не кладу, колу не пью, не говорю «это ваши проб­лемы». Я не считаю себя представителем Аме­рики, своего народа, поэтому не хочу коммен­тировать такие стереотипы. Я надеюсь, что люди обо мне думают хорошее, а что они думают про Америку, не сильно меня волнует. Я стараюсь оставить хорошее впечатление о себе, я отвечаю за себя, как индивидуальное лицо. Стереотипы вообще вредны.

– Россия – многонациональная стра­на, как и Америка. Ощущали ли вы в Туве лично какие-то проблемы, свя­занные с национальной рознью?

– Америка тоже считается многона­цио­нальной, но мы один народ, поэтому не много­национальная, а многоэтничная страна. Рос­сия – да, многонациональна, поэтому напря­жен­ность намного выше, я это ощущал на собст­венной «шкуре». В Кызыле я чувство­вал, что тувинцы на улице смотрят «сквозь» меня, потому что у меня якобы русская внеш­ность, и иногда со мной очень грубо об­щались, потому что думали, что я русский. Это были мелкие неприятности для меня.

Это для меня мелочи, если в Кызыле, когда я стою, разговариваю с тувинскими дру­зьями, подошедший к нам чаще всего поздо­ровается только с ними, а со мной – нет. Мне, как ученому, понятно, откуда такое отри­ца­тельное отношение.

Такие ситуации очень часты, но только в Кызыле, в сельской местности отношение совсем другое. Я не обижаюсь, я просто очень хотел бы, чтобы тувинцы тоже не судили о человеке только по его внешности.

– В центральных, российских СМИ (на телевидении, в газетах) назой­ливо уточняется националь­ность по­­до­­­зреваемого в преступ­лении. Ког­да в ваших полицейских сводках уточ­няется расовая при­над­леж­ность подозреваемого в совершении прес­тупления, это делается для об­лег­чения розыска или подчер­ки­ва­ется, что преступ­ления совер­шают опять негры и китайцы?

– Я тоже это заметил, наблюдая русско­языч­ные передачи. И не только я – все мои зна­­ко­­мые иностранцы в России. Если подо­зревается в преступлении кто-то из малочис­ленных или кавказских народов, то об этом будут говорить много. Просто у русских много предубеждений.

Многих из них не учили тому, что надо смотреть не на цвет кожи, а на другие ка­чества человека. Помню, когда приезжал Кофи Аннан генсекретарь ООН, с официальным ви­зитом в Москву, то комментатор в про­грамме «Вре­мя» сказал про него, что он чернокожий. Я подумал: «Разве это не видно? Разве кто-то не знает, что этот человек аф­риканец? Разве обя­зательно надо подчерк­нуть якобы отрица­тель­ные черты этого че­ловека, что он чернокожий?»

Борьба с расизмом начинается с того, что люди начинают осторожно говорить. Начи­на­ют учиться тому, как говорить, чтобы не обидеть других, не оскорбить. Думать, чтобы это не было оскорбительно для других, думать, как это будет восприниматься другим человеком. Я тоже очень часто слышу: уз­ко­глазые­. Это тоже может быть оскорби­тель­ным, в зависимости от того, кто говорит и в чьем присутствии.

Я бы не сказал, что расизм в России хуже, чем в Америке. Но в Америке, по крайней мере, идет очень серьезная и постоянная дискуссия о том, как бороться с расизмом. Во всех слоях общества. Я не видел, не слышал такой народной дискуссии здесь, в российских масс-медиа о том, «какой у нас расизм, как улучшить ситуацию?»

– Отношение в Америке к эми­грантам?

– Все американцы, кроме детей коренных на­родов – индейцев, дети или внуки эми­гран­тов. Наш народ сформировался из эми­грантов, и в Америке очень хорошо прини­мают эмигрантов. Я думаю, что им неплохо, хотя не исключаю, что могут быть и напря­женности.

Русские, узнав, что я из Америки, часто задают такой вопрос: «Да ты что, чистый аме­риканец?!» Этот вопрос меня просто смешит. У нас нет понятия «чистый аме­риканец». Мы же один народ, но истоки у нас самые разные.

Когда в бане мне опять задали вопрос о мо­ей чистоте по-тувински: «Сен арыг аме­рикан сен бе?» Я ответил: «Ийе, арыг – чунуп тур мен». (Да, конечно чистый, я же моюсь).

Нет чистых народов. В Америке никто не скажет: я более американец, чем ты. Нет тако­го стандарта. Нас смешит такой вопрос, типич­ный для жителей России. Это чисто со­вет­ское понятие «народности». Мы амери­канцы, все – смешанного проис­хождения.

– А какие графы в американских паспортах?

– У нас нет документа личности, нет пас­порта, нет прописки. Только загран­пас­порт, если хочется путешествовать. Внутри стра­ны никто не имеет права требовать от тебя доку­мент. Ты как гражданин Америки име­ешь пра­во не носить с собой документ. Един­ст­венный документ – водительские права, которые не обязательны, но могут приго­диться.

– Ваши религиозные взгляды?

– Я интересуюсь религией, могу помо­лить­ся в любом храме. Я интересующийся че­ловек, но не убежденный. Большинство аме­риканцев – протестанты.

– Почему люди охотнее и быстрее узнают нецензурную лексику в дру­гих языках, особенно дети? А вы ее знаете?

– Да, я интересуюсь нецензурной лек­си­кой, как лингвист я должен это знать. Собрал и тувинские слова. Есть плохие слова и в ту­вин­ском языке, тувинцы стесняются и предпочитают материться на русском языке, который является очень богатым источником и в этом отношении.

Я также заметил, как матерятся дети, меня это очень заинтересовало, как социо­лингвистическое явление.

– Приедете ли вы еще в Туву и что пожелаете всем жителям нашей республики?

– Обязательно приеду еще – у меня здесь очень много друзей. Я стал маленьким пат­риотом Тувы. Тувинцам исключительно уда­лось сохранить свою культуру, это большое дос­тижение, у других мало­чис­ленных наро­дов нет таких успехов.

Желаю, чтобы Тува развивалась, про­цветала, чтобы всем стало лучше.

ПРОШЛО ВРЕМЯ...

В августе 2000 года Дэвид Харрисон сно­ва побывал в Туве. Накануне, в июле он ус­пеш­но защитил диссертацию по тувин­скому языку в родном Йельском универ­ситете и стал доктором лингвистики.

В соавторстве с лингвистом Грегори Андерсоном в 1999 году он издал в Гер­мании «Грамматику тувинского языка» и сей­час работает над подготовкой к изданию «Англо-тувинского, тувинско-английского словаря».

Фото:

2. Дэвид Харрисон с тувинскими ребятишками. Кызыл-Даг, июнь 1998 г.