Лидия Иргит. Сорок один камешек

В предсказания не верю. Жизнь жестко научила опираться только на собственные решения и стойко отвечать за свои ошибки, не оправдываясь безвольным: «Не судьба». Но на этот раз сделала исключение, ведь в роли ворожеи выступала коллега – Лидия Херлииовна Иргит, член Союза журналистов Тувы, регионального отделения Союза журналистов России, с серьезным стажем – с 1983 года. Обоюдный творческий интерес представлял вопрос, на который попросила ее ответить, разложив хуваанак – камешки для гадания.

Хранит она их в сине-желтом вышитом мешочке. А мешочек – в войлочной шкатулке в виде тувинской юрты, похожей на ту, в которой родилась и выросла. В этой юрте-малышке лежат и другие традиционные гадательные атрибуты, тонкости обращения с которыми переняла от деда и отца – четыре бараньих косточки, маятник на серебряной цепочке.

Но самое любопытное – камешки. Их сорок один, похожих нет. Все – из разных мест. «Вот этот, – раскладывает на голубой ткани свое богатство Лидия, – на автобусной остановке в Кызыле разглядела, видишь, какой необычный рисунок – как зародыш в животе матери. Этот, на улитку похожий, на даче своей нашла, смотри – пальцем надавливаю, и он шевелится, как живой. Пестренький – с монгун-тайгинских гор, с места, где наша осенняя чабанская стоянка была. Белый блестящий – от Енисея, а сине-белый – от Байкала. Вот из монгольской степи, а тот, что рядом – из Китая. Надо, чтобы набор был из разных мест, тогда в нем особая сила. Я их постоянно обновляю, а вот эти два у меня неизменны, потому что особенные. Видишь? Это – ребенок в пеленке, а это – мать-птичка».

Свои особые камушки Лидия Иргит нашла на пляже у Чёрного моря, в Дагомысе, где в 2005 году ей довелось побывать на одном из ежегодных фестивалей «Вся Россия», проводимых Союзом журналистов. Фестиваль, хорошо известный всем профессионалам, к 2016 году уже двадцатый, прочно завоевал статус международного и стал главным местом учебы, обмена опытом, встреч, общения коллег со всей страны.

Два журналистских фестивальных камешка в комплекте для прогноза окончательно убедили меня: вопрос – по адресу. «Будет ли профессионально качественным, полезным людям очерк, который готовим сейчас к публикации?» Коллега сжала свою коллекцию в переплетенных пальцах рук, что-то пошептала над ними. Затем стала раскладывать и перекладывать в три ряда, меняя расположение по своей особой системе. Нарисовала клеточки, записала полученные цифры и вынесла заключение: «Удача будет, дорога открыта».

Что ж, отправляю в дорогу очерк Лидии Херлииовны Иргит.

Надежда Антуфьева,

главный редактор газеты «Центр Азии», член Союза журналистов России с 1984 года.

Близкие звёзды

Моя родная Монгун-Тайга – таинственная незнакомка даже для жителей Тувы. Нелегко добраться в этот суровый край, но тому, кто отважится, почудится средь валунов и саблезубых скал, что он находится на другой планете.

Над всем этим великолепием возвышается величественная гора Монгун-Тайга. Если она завернулась в лоскутное одеяло из облаков, не жди хорошей погоды. В ясные дни, открытая взору, величаво блестит серебряной шапкой ледников, и кажется, что вместе с людьми радуется жизни и жаркому дню.

Наша летняя стоянка была на одном из высоких мест. В солнечный день из открытой двери юрты, как в телевизоре, можно было увидеть монгольскую степь: там прошла машина, а вот перегоняют скот окрестные чабаны.

Девочкой я часто ночевала под открытым небом. Так близко, как в родных местах, мне больше нигде не приходилось видеть звезд. Глядя на небо, представляла, как брожу среди звезд. И в детских снах, неспокойных и будоражащих душу, часто летала к ним.

Я не обижена звездным небом, сторицей награждена им: оно дало дар выражать свои чувства прозаическими строчками и стихами, которые благодаря моим замечательным переводчикам вышли из родных берегов.

А начиналось всё там – под монгун-тайгинскими небесами.

Снег материнской седины

Детство мое – постоянная перекочевка: летняя, осенняя, зимняя, весенняя стоянки.

Нас у отца и матери было тринадцать: Елизавета, Хулер-оол, Лина, Александр, Лидия, Борис, Галина, Иван, Уран-оол, Наталья, Андрей, Байлакмаа, Чойганмаа. Погодки. Одиннадцать детей мама родила в юрте и только двоих – Ивана и Байлакму – в больнице.

В юрте нашей всё было так, как заведено у кочевников: продумано, рационально, для каждого предмета и человека – свое место. В центре круга – очаг: железная печь с тубой, выходящей в хараача – верхнее отверстие для выхода дыма. За ним, у дальней от входа стены – деревянная кровать родителей.

Левая половина – мужская, там размещались мальчики, правая – для девочек. Спали мы на мягком белом войлоке, стеганном овечьей пряжей. Днем этот общий войлок убирали. Тувинские подушки, традиционно длинные, служили местом для хранения одежды и были набиты детскими вещами – летними или зимними, смотря по сезону. На них мы укладывались по двое или трое.

А вот одеяло из теплых овечьих шкурок у каждого ребенка было свое, за этим мама строго следила. Став взрослой, я поняла, что таким образом она оберегала наш покой и подчеркивала нашу индивидуальность.

Папа наш, Херлии Конгурович Иргит, весь был в постоянных хлопотах о совхозном скоте, о скромном нашем личном хозяйстве. Глядя на то, как мама заботится о нем, как первому подает пиалу свежего чая с молоком, мы с малых лет уяснили, что ача – отец – главный в семье, его надо слушаться, уважать и почитать.

Мама, Чечек Мунзуковна Салчак, для нас была всем: выдумщица, певунья, режиссер сказочных постановок в юрте, первая учительница. Выросла она сиротой: едва появилась на свет, умерла ее мама. Воспитывалась у многочисленных родственников, с детства пасла скот, приглядывала за детьми своей тети Эртине.

В 1935 – 38 годах, еще при Тувинской Народной Республике, училась в летней школе на чабанской стоянке. Была очень способной, тянулась к знаниям, но у сироты не было возможности продолжить образование дальше. Об этом жалела всю жизнь и требовательно следила, чтобы ее сыновья и дочки хорошо учились в школе.

Дети чабанов с рождения живут в гармонии с природой, с населяющими ее живыми существами. Мама, рассказывала, что малышкой я очень жалела в морозы снегирей, которых называла птицами в красных жилетках, и просила у нее зерно, чтобы покормить их.

Утром во время окота мы просыпались под блеяние проголодавшихся за ночь новорожденных козлят и ягнят, играя, подражали тому, как взрослые ловят арканом коня. В шесть лет я уже ходила за отарой, хорошо ориентируясь среди гор и запоминая не только наши привычные пастбища, но и места, где пасутся овцы, коровы, лошади соседей.

Мама знала множество тувинских загадок, частушек, прибауток, пословиц. «Тенек баш бут човадыр» – «Дурная голова ногам покоя не дает», – этот аналог русской пословицы приговаривала она по-тувински, откладывая вечерами свое постоянное шитье и врачуя мои ноги, расцарапанные колючками в погоне за очередным сусликом, которого пытаясь догнать.

Папа наш ушел из жизни первым, и мама одна продолжала заботиться обо всех нас: доучила, выдала замуж дочерей, женила сыновей. Очень ценила она присвоенное ей высшее материнское звание «Мать-героиня» и соответствующий ему орден, и всегда надевала его в торжественных случаях, прицепляя к своему тону – национальному халату.

«Век живи – век учись», – постоянно повторяла она, и этому ее наказу следую до сих пор. От нее научилась я петь, сочинять частушки, что позднее перешло к сочинению стихов, и все они берут начало от материнской любви.

И сейчас, сделав какое-то хорошее дело, думаю о ней: мама была бы довольна мной. Не раз посвящала ей свои поэтические строки, а самый любимый мною перевод их на русский язык – о снеге материнской седины – сделал поэт Евгений Семичев, мой товарищ по Высшим литературным курсам при Литературном институте имени Максима Горького.

В лучах искрящейся весны

Любой сугроб растает.

Снег материнской седины

И по весне блистает.

Ах, мама, всё своё добро

Ты людям раздарила,

И материнства серебро

Тебя посеребрило.

Когда блуждаю по земле,

Свет твоего окошка,

Мне в ноги стелется во мгле,

Как лунная дорожка.

Ты с каждым годом всё родней.

Я – кровь твоя и дочка.

Ты в полотне судьбы моей

Серебряная строчка.

Из слёз серебряных твоих

Твоя медаль отлита.

И мой слезой омытый стих –

Твоей любви орбита.

Вынужденное переселение

До шести лет все называли меня тувинским прозвищем – Чучак. А за год до школы мама стала обращаться ко мне по-другому – Лида. И всем домашним наказала, чтобы называли меня только так – данным при рождении именем.

Лидией меня назвали в честь русской учительницы, преподававшей в школе села Шуй Бай-Тайгинского района, в окрестностях которого я родилась. Было это 24 сентября 1954 года.

Как же я, считающая, себя исконной монгунтайгинкой, умудрилась родиться в Бай-Тайгинском районе? Дело в том, что там наша семья жила четыре года: с пятьдесят третьего по пятьдесят седьмой. Там и появилась на свет я, пятая в семье, и шестой – Борис.

Когда в 1953 году было принято решение, упразднить Монгун-Тайгинский район и передать его земли вместе с населением Бай-Тайгинскому, отца с женой и четырьмя детьми обязали сделать это незамедлительно: сын шамана, хозяйство ведет единоличное. Вот пусть и работает в тамошнем колхозе. Среди переселенцев были и наши родственники.

Так как не у каждого были выносливые и крепкие кони, чтобы добраться по охотничьим тропам до нового места, то решили до наступления холодов переезжать по очереди. Первой собрали юрту Херлии Иргита, следующей наметили семью Лопсан-оола.

«На чужой стороне никто не ждал переселенцев, никто не встретил», – со слезами на глазах вспоминала наша мама. – Дней через пять украли единственную дойную корову. Косточки ее нашли возле леса. Без молока остались и ребятишки, и теленок. Вора нашел сам председатель колхоза Кудурукпай Хертек. Он был очень хорошим человеком, всегда спрашивал, не нуждаемся ли мы, помогал, чем мог».

Председатель велел похитителю выбирать: или под суд и в тюрьму пойдешь, или пригонишь семье другую корову. Тот, конечно, выбрал второй вариант.

Родителям моим было поручено ухаживать за колхозными свиньями. «Никогда мы свиней прежде не видели, в диковинку были, сначала даже подойти к ним боялись, – смеялась мама. – А запах-то какой неприятный. Но ничего, привыкли». Позже отец стал работать в строительной бригаде села Шуй.

Опасная дорога домой

В 1957 году в Монгун-Тайге был создан совхоз «Малчын». Узнав об этом, родители и родственники решили вернуться в родные места и работать в новом совхозе.

Долгой и трудной была дорога домой. На самых сложных участках – по узким тропам вдоль склон гор – лошади и сарлыки шли гуськом, след в след. Чуть зазевается поводырь – упадут в пропасть и людей с собой утянут.

В один из дней мне, трехлетней, и сестре Лине выпало опасное испытание. Ехали мы на первой лошади, которую вел в поводу наш родственник. Сидели в арыках – корзинках из прутьев, навьюченных с двух сторон. Уставший поводырь заснул на ходу и отпустил повод. Лошадь вырвалась вперед и понесла. Испуганным взрослым оставалось только смотреть, как она ускакала.

Нашли ее только вечером – спокойно паслась между двух склонов. Неподалеку от нее лежала Лина, голова – в крови. Чуть дальше, в слезах, сидела я, пострадавшая меньше, чем сестренка: только запястье рассечено.

Хорошо, что совсем рядом была юрта Одай-оола Салчака. Там нас обмыли, перевязали и наутро, напившись горячего чая, вновь тронулись в путь – взбираться на очередную гору.

Без всякой больницы и врачей, где бы им взяться в горах, всё обошлось хорошо. Только у Лины до сих пор как память о том трудном возвращении домой остался на голове шрам, а у меня – шрам на левом запястье.

Почему люди живут в кошарах?

До семи лет я не видела ни одного дома и была уверена, что все люди, как и мы, живут в войлочных юртах и кочуют по горам и долинам из одного места в другое. Когда пришла пора стать первоклассницей, папа повез меня за восемьдесят километров в село Мугур-Аксы. Было это в конце августа 1962 года.

Увидев непонятные сооружения – столько сразу в одном месте – онемела от изумления. Когда мы на конях – я за спиной отца, а старшие ученики нашей семьи каждый на своем – подъехали к дому родственника, директора совхоз Шыдыраа Кара-ооловича Сааи, огорошила папу вопросом: «Почему люди живут не в юртах, а в кошарах?» Деревянное строение ассоциировалось у меня с большой кошарой – помещением для скота. Только непонятно: почему стекла на стенах?

Дети легко осваивают новое, вот и я быстро приучилась к другому образу жизни. И учеба не доставила особых хлопот. Благодаря маме я была подготовлена к школе: знала все буквы тувинского алфавита, считала до ста и решала простенькие задачи, вроде вот такой: «На ограде сидели три вороны. Прилетели две сороки. Сколько всего стало птиц?»

Мою первую школьную учительницу звали Сенденмаа Сединовна Ооржак. Родом из села Чыраа-Бажы Дзун-Хемчикского района. В наши горные места приехала после окончания Кызыльского педагогического училища. Привлекательная, светлолицая, волосы чуть вьются. Умная, начитанная. До сих пор перед глазами: стоит Сенденмаа Сединовна у доски и так четко, красиво выводит на ней мелом буквы и слова. А мы ею любуемся.

Два директора Монгун-Тайги

Сейчас в образовании проблема – не хватает мужского воспитания, а в годы моей учебы во всех школах нашего Монгун-Тайгинского района директорами были мужчины. Во всех – это громко сказано, школ-то на весь район – всего две, по числу сел.

Директором школы в селе Мугур-Аксы работал Адыг Одучуевич Хертек, учитель истории. Адыг в переводе на русский – медведь. Его прозвали Великим медведем. Настоящий сельский педагог – пример для всех жителей, преданный делу просвещения, которому посвятил всю свою жизнь. И многодетный отец: восьмерых детей воспитал.

Интеллигент: никто никогда не слышал, чтобы он не только кричал, но даже голос повысил. Говорит кратко, веско и мудро. 4 сентября 2016 года ему 86 лет исполнилось, но он до сих пор бодр и строен – спортсмен. Так же интересуется всем новым, на столе у него по-прежнему лежат газеты, которые читает без очков: «Центр Азии», «Тувинская правда», «Шын».

Доучиться в райцентре мне не удалось: была третьеклассницей, когда по весне нас, детей, чьи родители чабанили у монгольской границы, отправили поближе к ним – в Моген-Буренскую школу-интернат села Кызыл-Хая.

Село крохотное – домиков двадцать, несколько юрт в отдалении. Наш интернат – на отшибе. Когда темнело, сидели при свечах, электричества не было. Позже появились электролампочки, они зажигались, если запускали сельский движок.

Директором школы и учителем истории был Орге Сагаанович Салчак – удивительный человек. Он рано потерял жену и всех своих восьмерых детей вырастил один. Вставал в пять утра, доил корову, стирал, готовил ребятишкам завтрак, а в семь часов, подтянутый, в строгом костюме, был уже в школе. Он не пил, не курил. Позволил себе жениться второй раз – на учительнице математике, однокурснице своей первой супруги, только когда все дети подросли, стали студентами.

Сорок лет – с 1966 по 2006 год – проработал в родной школе Заслуженный учитель Тувинской АССС Орге Сагаанович Салчак.

Вызываю дух Ленина

Сейчас, вспоминая годы учебы в Моген-Буренской школе, понимаю, какая смесь из октябрятско-пионерского советского воспитания и шаманских традиций – того, что мы видели и слышали в юртах от бабушек и дедов, была в наших детских головушках. И как только в них всё уживалось одновременно?

Вечерами, когда воспитательница, строго велев всем спать – отбой, уносила свечу из нашей девчоночьей спальни, мы, выждав, когда затихнут ее шаги, тихонько выползали из-под одеял и начинали гадания. Иногда убегали к роднику и гадали там, это делалось обязательно в полночь.

Пытались узнать свою судьбу с помощью зеркала. Излюбленным занятием было вызывание духов предков – в полнолуние. Заранее готовили книгу – обычный школьный учебник, ножницы и ленту – обязательно красную.

Ножницы клали на книгу и перевязывали их лентой, конец которой держали в вытянутой руке. Получался своеобразный маятник, который или колебался, или нет.

По очереди произносили самодельную молитву бургану – богу, прося его отправить дух кого-то из умерших. Если книга с ножницами не шевелилась, значит, дух не хочет появляться и отвечать на твой вопрос. Если поворачивалась по часовой стрелке, это означало «да», если против – «нет». Чаще всего девочки вызывали кого-то из предков своего рода, а я любила разговаривать с Владимиром Ильичом Лениным.

Постоянно задавала ему один и тот же вопрос: « Скажите мне, уважаемый дух Ленина, получу ли образование после школы?» Это было моей мечтой. И вождь радовал, отвечая утвердительно. Он всегда был за то, что надо учиться, учиться и учиться.

Ахиллесова пята  

 

Хотя дух Ленина и поддерживал, но я очень сомневалась, что удастся поступить в институт: там ведь только по-русски преподают, так же надо и отвечать, а для всех учеников села Кызыл-Хая, этот язык был уязвимым местом – ахиллесовой пятой.

 

Между собой мы говорили по-тувински, уроки наши учителя вели тоже на родном языке. На всю восьмилетнюю школу – ни одного русского педагога. И это понятно, какая городская выпускница вуза сможет выдержать суровую жизнь в наших местах: ни дороги, ни света, ни подходящего жилья. Их к нам и не отправляли. Кто только ни проводил положенные по программе уроки русского языка и литературы: математик, воспитательница, даже водитель.

Впервые попала на урок к педагогу, для которого русский был родным, когда снова стала учиться в райцентре: в девятом и десятом классах русский язык и литературу преподавала Валентина Дмитриевна Кузнецова. Позже она вышла замуж за Анатолия Сергеевича Серена и стала носить его фамилию. Наша учительница была такой красивой, так модно одевалась, что на уроках мы не сводили с нее глаз, меж собой называя живой куклой.

В десятом классе по просьбе Светланы Иргит написала на тувинском первое свое стихотворение – о любви. Подруге стихотворение понравилось, она выучила его и стала петь под гитару, на которой хорошо играла.

В 1973 году я впервые приехала в город: поступать в педагогический институт. Жизнь в Кызыле поначалу была мучительна: жара, духота. Так не хватало ледникового горного воздуха и ветра! Год, пока училась на подготовительном отделении, беспокоили кровотечения из носа, эта напасть знакома всем монгун-тайгинцам – жителям высокогорья, спускающимся вниз с родных вершин.

Хотя и очень старалась, но русский язык мне давался с большим трудом. До сих пор считаю его своим уязвимым местом. По остальным же предметам училась хорошо.

Студенческий родник

У меня выработалась своя методика подготовки к институтским экзаменам: обязательно письменно отвечать на вопросы каждого билета. Если так разберешься со всеми вопросами, то в голове всё равно что-то останется. К летним сессиям предпочитала готовиться в парке. Казалось, что там, в тени деревцев – на лавочке, а то и просто на травке – и сложный материал лучше усваивался.

Любила слушать лекции Григория Николаевича Курбатского. Особенно запомнилось, как на лекции по устному народному творчеству он говорил, что, если в тувинском фольклоре название местности или реки указывалось и прославлялось, то в русском, такое встретишь редко.

Готовясь к лекциям и экзаменам Людмилы Петровны Байыр-оол, штудировала труды прославленных педагогов Макаренко и Ушинского. Тувинскому языку училась у Шулуу Чыргал-ооловича Сата, тувинской литературе – у Доржу Сенгиловича Куулара, русской литературе девятнадцатого века – у Галины Ивановны Принцевой. Наши педагоги передали своим студентам не только знания, но и частичку души.

Лучшей среди нас была Мира Бавуу-Сюрюн. Комсорг группы, комиссар стройотряда. Глядя, как она готовится к экзаменам, не вылезет из читального зала, участвует в общественной жизни факультета, никто не сомневался, что у нее и в жизни всё будет на отлично. Так и вышло: сейчас Мира Викторовна Бавуу-Сюрюн – кандидат филологических наук, профессор кафедры тувинской филологии и общего языкознания Тувинского госуниверситета.

Когда училась на втором курсе, стала ходить на занятия литературного объединения «Дамырак» – «Родник», работавшего при газете «Тыванын аныяктары» – «Молодёжь Тувы». В «Дамыраке» тогда занимались очень талантливые ребята, в будущем ставшие известными литераторами: Мария Кужугет, Клара Доржу, Антон Кужугет, Василий Хомушку.

Нашим наставником был маститый писатель Салим Сазыгович Сюрюн-оол. Когда рекомендованное им к печати мое стихотворение о маме 8 марта 1975 года появилось в «Тыванышке», радости моей не было предела.

Женская тема

После окончания института меня взяли в обком комсомола. Принимая, Марина Михайловна Фирсова сказала: «Пока будешь работать инструктором отдела молодежи. Потом посмотрим». Вскоре предложила: «Нужен корреспондент на радио, для передач на тувинском языке. Как ты, сможешь?»

Когда показала свои стихи и заметки, напечатанные в газете «Тыванын аныяктары», она обрадовалась и сразу позвонила руководителю комитета телерадиовещания. Перед тем, как оформить на работу, мне устроили настоящий экзамен: полчаса отвечала на всевозможные вопросы.

Так начался труд на радио – с должности корреспондента редакции детских передач, руководила которой Любовь Шулууевна Шойдук. Она, добросовестный и бескорыстный человек, очень тепло меня встретила, терпеливо помогала осваивать тонкости профессии. Мы и сейчас дружим.

Тридцать лет отработала я с «Репортером» – профессиональным магнитофоном – на тувинском радио. Работая там, в 1983 году вступила в Союз журналистов России.

Главной в творческой деятельности стала женская тема. Впервые задумалась о ее важности во время войны в Афганистане, когда увидела, как горько плачут, держась за ограду Кызыльского военкомата, матери призывников.

Сегодня с большой тревогой и болью смотрю, как многие матери пьют не хуже мужчин, как увеличивается число молодых женщин, оставляющих своих детей в районах на старых родителей и преспокойно живущих в городе.

Многочисленные встречи с активом женсоветов в районах республики, радиопередачи, которые готовила с 1980 года, стали прочной основой для трех моих книг на тувинском языке: «Женщины Тувы» (2007 год), «Орденоносные женщины Тувы» и «Наадым-2008 в Овюре» (2008 год), «Жизнь в труде» (2013 год).

В очередной раз готовясь к встрече с какой-либо матерью-героиней, вспоминаю случай из детства. В 1965 году, когда во время весенних каникул приехала в родную юрту, к маме моей пришла тетя Бадымаа, жена нашего родственника Сагаана Салчака. За чаем она разговорилась:

«Ты, Чечек, счастливая, у тебя и дочки, и сыновья. У меня, ты знаешь, одиннадцать детей, все мальчики. В прошлом месяце купила в автолавке мешок муки. Да не рассчитала, до следующего приезда автолавки не хватит. Одолжи мне полмешка. Переживаю, сыновей надо хорошо кормить, досыта, всю тяжелую работу они делают. Ребятам расти надо, потом в армию пойдут, не дай бог, забракуют, стыда не оберешься. Летом ничего, белой пищи много, да и мясо тарбагана или рыбой прокормимся. Весной туго, скот после зимовки тощий. Мечтаю, что придет такой день, когда многодетным матерям, как мы с тобой, каждый месяц будут давать по мешку муки, а лучше – два».

Обе улыбались, представляли себе такое замечательное время.

Еще одно воспоминание о маме связано с Хертек Амырбитовной Анчымой-Токой. Когда, учась в девятом классе, приехала домой на зимние каникулы, мама достала из сундука платок и с гордостью показала мне:

«Осенью приехали к нам в юрту даргалары – начальники – из Кызыла. Как же я волновалась, когда Хертек Амырбитовна расспрашивала, как мы живем, хорошо ли учатся дети. При прощании сняла с себя этот красивый платок и подарила нашей Лине. Может быть, увидев девушку-чабанку, она вспомнила свое нелегкое детство?»

Бережно сложив платок, мама снова убрала его в сундук, как большую драгоценность. Даже во сне не могла она представить, что пройдет время и ее дочка Лида будет записывать рассказ легендарной женщины и делать о ней радиопередачу. Это было в 2001 году в селе Сарыг-Сеп, где проходило торжественное собрание в честь столетия со дня рождения ее супруга и вождя Тувы Салчака Калбакхорековича Токи.

Наша история – не мусор

Ярчайшей личностью в истории Тувы была и Хертек Шожульбеевна Долчанмаа. Увлекательно рассказывала она мне о времени своей молодости, когда была активисткой борьбы с феодалами и перевода аратов на оседлый образ жизни:

«Араты не хотели жить в специально построенных для них новых домах, а если после долгих уговоров и соглашались, то убирали несколько бревен на потолке, чтобы сверху был доступ воздуха, как в юрте. Мы учили женщин-араток купать новорожденных, мыться в бане, сажать огород. Люди боялись лечиться у врачей, приходилось убеждать, что это нестрашно, доктор поможет лучше шамана».

В моем архиве есть редкая фотография: похороны первого секретаря Тувинского обкома КПСС Салчака Токи. Среди несущих гроб от Дома политического просвещения, ныне это Дом народного творчества, две женщины государственного масштаба: Байкара Шожульбеевна Долчанмаа и Тамара Чаш-ооловна Норбу.

Снимок этот попал ко мне случайно. В начале девяностых, после распада СССР, когда всем было всё равно – наплевать на историю и архивы, вынула его в здании нашей телерадиокомпании из мусорной урны. И сохранила, потому что мне было не всё равно: наша история – не мусор.

Продолжение в №31 ОТ 29 СЕНТЯБРЯ 2016 ГОДА

Очерк Лидии Иргит «Сорок один камешек» войдёт сорок третьим номером в шестой том книги «Люди Центра Азии», который после выхода в свет в июле 2014 года пятого тома книги продолжает готовить редакция газеты «Центр Азии».

Фото:

1. Лидия Херлииовна Иргит: гадание на камешках. Кызыл, 10 октября 2016 года. Фото Ай-кыс Монгуш.

2. Чабанская семья. В центре сидят Херлии Конгурович Иргит с сыном Иваном, его супруга Чечек Мунзуковна Салчак с сыном Борисом. Впереди слева направо их дети Лина, Лидия и Александр. Слева стоит старший брат Херлии Иргита Успун-Доржу Иргит, рядом – племянница братьев Калдар Иргит. Тувинская автономная область, Монгун-Тайгинский район, село Мугур-Аксы. 1958 год.

3. Чечек Мунзуковна Салчак с орденом матери-героини, которого была удостоена 14 августа 1964 года. Тувинская АССР, село Мугур-Аксы, конец семидесятых годов двадцатого века.

4. Директор Моген-Буренской школы в селе Кызыл-Хая Орге Сагаанович Салчак. 1988 год.

5. Восьмиклассники Моген-Буренской школы и их классный руководитель. Слева направо в первом ряду: Лидия Иргит – тезка автора очерка, Лидия Иргит – автор очерка, Алексей Саая, Анна Хертек, Светлана Иргит, и ее тезка Светлана Иргит, Ольга Иргит. Во втором ряду: Александр Байыс, Адар-оол Хертек, классный руководитель и преподаватель математики Седип-оол Баазанхоевич Хертек, Виктор Иргит, Иван Саая, Владимир Чоргаар. Тувинская АССР, Монгун-Тайгинский район, село Кызыл-Хая. Апрель 1970 года.

6. Выпускной 10 «а» класс. В первом ряду слева направо: Светлана Иргит, Елизавета Донгак, Татьяна Доктугу, классный руководитель Валентина Дмитриевна Кузнецова, Николай Иргит, Дуся Саая, Валентина Ооржак. Во втором ряду: Лидия Иргит, Зинаида Кыргыс, Дуся Салчак, Надежда Белекчи, Долзат Донгак, Владимир Чоргаар. В третьем ряду: Ольга Иргит, Кызыл-оол Донгак, Михаил Кошкар-оол, Балды Хертек, Санчат Адыгбай, Мерзе Салчак, Алексей Ховалыг. Тувинская АССР, Монгун-Тайгинский район, село Мугур-Аксы. Май 1972 года.

7. Лидия Иргит кормит ягненка: приехав в отпуск домой, надо помочь родным. Тувинская АССР, Монгун-Тайгинский район, зимняя чабанская стоянка в местечке Кара-Даг. Весна 1981 года.

8. Однокурсницы: четвертый курс филологического факультета Кызыльского педагогического института. Слева направо Лидия Иргит, Любовь Аракчаа, Зоя Барынмаа, Светлана Саая, Татьяна Монгуш. Тувинская АССР, Кызыл, студенческое общежитие, комната № 517. Осень 1977 года.

9. Похороны в Кызыле первого секретаря Тувинского обкома КПСС Салчака Калбакхорековича Токи, умершего в московской больнице 11 мая 1973 года. Вынос гроба с телом из Дома политического просвещения. Первая справа – Байкара Шожульбеевна Долчанмаа, третья – Тамара Чаш-ооловна Норбу. 15 мая 1973 года.