газета «Центр Азии»

Пятница, 11 октября 2024 г.

 

архив | о газете | награды редакции | подписка | письмо в редакцию

RSS-потокна главную страницу > 2012 >ЦА №2 >Дороги, которые я не выбирал

«Союз журналистов Тувы» - региональное отделение Общероссийской общественной организации «Союз журналистов России»

Самые популярные материалы

Ссылки

электронный журнал "Новые исследования Тувы"

Дороги, которые я не выбирал

Люди Центра Азии ЦА №2 (20 — 26 января 2012)

(Окончание. Начало в №50 от 23 декабря, № 51 от 30 декабря 2011 года, № 1 от 13 января 2012 года)

Золотая тёща

Дороги, которые я не выбиралВ 1950 году в линотипном цехе типографии появилась новая ученица – Галя Лунгова. Она мне понравилась, но часто подходить к ней стеснялся. Помог случай.

Была ранняя весна, гололед. Еду на велосипеде на обед. Обгоняю на скорости Галю. Падаю вместе с велосипедом на лед. Галя подбегает ко мне, помогает встать. Так началась наша дружба, переросшая в любовь, а через год – в женитьбу. Мы вместе целую жизнь – шестьдесят один год.

Субботним вечером в день свадьбы – 17 февраля 1951 года – мы собрались в квартире Лунговых. Впрочем, какая там свадьба – просто вечеринка с участием моей мамы Дарьи Викуловны, моей любимой в будущем тещи Парасковьи Филипповны и членов семьи Лунговых. На столе среди вкусных выпечек и закусок – бутылка шампанского, а на патефоне крутится пластинка с танго «Брызги шампанского».

Семья Лунговых – многодетная: семеро детей. Было два сына – Анатолий, он был участником Великой Отечественной войны, и Николай. Пять дочерей. Сестер моей супруги Галины – Анны, Лидии, Любови – сейчас уже нет в живых, а младшая Людмила живет в пригороде Воронежа, поселке Придонском.

Галина – тоже уроженка Тувы. Она родилась в селе Березовка Тандинского района. Ее родители – Георгий Васильевич Лунг, в 1941 году к фамилии Лунг прибавили окончание «ов», и Парасковья Филипповна, в девичестве Болдырева, – были батраками у богача Дергунова, в селе Успенка. Когда красные партизаны из отряда Кочетова стали разбираться, кто есть кто, Дергунов с семьей бежал, ходили слухи, что в Америку.

Незадолго до Великой Отечественной войны Лунговы решили отправиться на родину предков Георгия Васильевича – в Молдавию. По пути остановились в Абакане. Здесь и застал их день начала войны – 22 июня 1941 года.

Сорокачетырехлетний Георгий Васильевич, он родился в 1897 году, отправился на фронт, был тяжело ранен. Лечился в госпитале, комиссован по ранению и отправлен домой. Добрался до Абакана, где так и жила его семья, и через две недели после приезда умер – в свой день рождения, 5 мая 1942 года.

Так что Парасковья Филипповна разделила судьбу военных вдов: одна поднимала детей. Великой мудрости была женщина, о ней, если бы сумел, поэму бы написал.

Парасковья Филипповна Лунгова была действительно золотой тещей. Дочери Галине накануне свадьбы она сказала: «Выходишь замуж – жаловаться на мужа не приходи».

Я был ее четвертым зятем. Потом нас стало пятеро – вышла замуж младшая дочь. Когда удавалось собраться впятером, вокруг нас суетилась любимая всеми зятьями теща. Но больше всего внимания она уделяла зятю Мише. Так и кружилась вокруг него, предлагая что-то вкусненькое и повторяя: «Миша, Миша».

Миша пять раз был в отсидках, как говорят, в местах не столь отдаленных – за мелкие преступления, в основном, кражи. И свое особое отношение к нему теща, глубоко верующий человек, объясняла нам так: «Бог любит обиженных».

Узнав о нашем браке, завхоз типографии, фронтовик Василий Арсентьевич Филимонов поздравил нас и сказал: «Я найду вам жилье, хоть и неказистое, но не хуже, чем у других. Будете жить самостоятельно».

Василий Арсентьевич слово свое сдержал, и через некоторое время мы вселились в комнату – 12 квадратных метров – в доме по улице Кочетова. Соседкой нашей была печатница Ира Пономарева.

Из Пети – в Петры Михайловичи

Дороги, которые я не выбиралВ 1951 году я окончил вечернюю школу рабочей молодежи, в восьмой класс которой поступил в 1948 году. Успешно сдал все экзамены за десятый класс, получил аттестат с хорошими и отличными оценками.

На работе тоже все складывалось хорошо. В 1950 году получил повышение – стал корректором типографии.

Корректор – важная персона среди печатников, наборщиков и линотипистов. Наборщик делает оттиск набранного текста на листе бумаге и несет его корректору, который вычитывает текст, выискивая в нем ошибки. Специальными условными знаками отмечает то, что необходимо исправить, и возвращает для исправления ошибок. Затем текст повторно подвергается тщательной проверке.

Работа очень ответственная, требующая большого внимания. Однажды я умудрился не заметить отсутствия всего одной буквы в афише, и был за это строго наказан. Правда, и буква эта была немаленькая – величиной целых девять сантиметров, на языке полиграфистов – шесть квадратов. За это директор типографии приказал вычесть сорок процентов из моего месячного оклада. 

В промежутках между читками учился наборному делу. Моим наставником была технолог Венгерская.

Особенно мне нравилось набирать театральные афиши. Старался придумать что-то новое, чтобы они не походили одна на другую. И не заметил, как запомнил не только фамилии актеров, но и их имена, отчества. Стал ходить в театр на спектакли, идущие на тувинском языке. Любовь к профессиональному искусству, участие в художественной самодеятельности послужили фундаментом для моей будущей работы в должности заместителя министра культуры.

В сентябре 1951 года директор типографии Павел Лаврентьевич Барсуков предложил мне возглавить наборный цех вместо ушедшей на пенсию Капитолины Осиповой. Я согласился. На другой день, придя на работу, слышу: «Пётр Михайлович». Еще вчера я был для всех Петей, а сегодня уже – Пётр Михайлович. Непривычно, неловко. Вроде как стена выросла за ночь между мной и моими товарищами. Очень просил не называть меня по отчеству, но – бесполезно: новое обращение осталось.

27 ноября 1951 года, приняв предложение Корольчука, редактора газеты «Тувинская правда», я стал литературным сотрудником этой газеты. Но в новой должности проработал совсем недолго: из-за пустяка поссорился с редактором и 18 декабря 1951 года подал заявление об увольнении, а 19 декабря пошел к секретарю обкома комсомола Илье Мохову, который давно звал на комсомольскую работу. Мохов меня ждал и тут же, после утверждения на бюро, представил сотрудникам.

Несостоявшаяся московская карьера

Дороги, которые я не выбиралПроработав в обкоме комсомола восемь месяцев, я попросил Мохова отпустить меня: «Хочу поступить в Московский полиграфический институт, давно мечтал об этом». Он не возражал.

Для пробы сдал вступительные экзамены в Кызыльском учительском институте и отправился в Москву.

Прибыл в столицу 20 августа 1952 года. Ночевал на вокзале. Утром пришел на улицу Садово-Спасскую – в институт.

У двери декана технологического факультета Сергея Сергеевича Гастева – много молодых людей, все намного моложе меня. Стоят нерешительно, дверь не открывают. Спрашиваю: «Почему не заходите к декану?» Одна из девушек отвечает: «Если такой смелый – заходи».

Захожу. За столом – сердитый мужчина. Спрашивает:

– Что скажете, молодой человек?

– Хочу учиться в институте.

– Молодой человек, прием давно закончен, ничем помочь не могу. Вы ведь видели, сколько молодежи бесполезно стоит у кабинета, это те, кто не справились со вступительными экзаменами в другие вузы, и пришли к нам, чтобы хоть куда-то поступить.

На этом разговор мог и закончиться, но декан, присмотревшись, заметил, что стоящий перед ним – не ровесник бывшим школьникам, ожидающим под дверью. Заинтересовался:

– А вы кто?

– Я бывший рабочий типографии, по специальности переплетчик, наборщик, корректор, приехал из Тувы. Жена, брат, сестра – тоже полиграфисты.

Поняв, что перед ним не случайный человек в полиграфии, Сергей Сергеевич пригласил сесть к столу: «Вот бумага, пиши заявление о поступлении в институт и считай себя принятым. Завтра будет приказ о твоем зачислении. Будешь получать стипендию – 220 рублей. А сейчас езжай в Клязьму, устраивайся в нашем общежитии».

В общежитии, в комнате, куда меня поселили, еще три парня: двое из Северной Осетии – Колумбий Токаев и Торез Дзидзоев, третий, его имя, к сожалению, забыл – из Каракалпакии.

Помню, я подшучивал тогда над своим товарищем по общежитию, спрашивая у него: «Колумбий – имя, вроде бы, испанское, отчество Иванович – русское, фамилия Токаев – осетинская. Признавайся: кто же ты на самом деле?»

Через много лет Колумбий Иванович Токаев, тогда уже заведующий сектором отдела печати ЦК КПСС, приезжал в Кызыл и предлагал мне должность начальника областного управления полиграфии в Волгограде. Я отказался от этой дороги, потому что моя родина – Тува.

Были и другие заманчивые предложения с перспективой блестящей карьеры, на которые ответил отказом. В Московский полиграфический институт поступил, уже будучи кандидатом в члены КПСС. Примерно через месяц меня вызвали в партком и предложили возглавить комитет комсомола института. Наотрез отказался. Причину не называл, а про себя думал: «Как я буду комсомольским вожаком, если окажусь отстающим в учебе?»

Беспокоила меня математика: в институте понял, что слаб в ней, а признаться в этом и просить помощи стыдился. Волновало и материальное положение, понял, что на свою стипендию в 220 рублей не проживу. Ежемесячно 22 рубля уходили на заем «Восстановление и развитие народного хозяйства», 15 рублей – плата за общежитие, 50 рублей – проезд на электричке от Клязьмы до Москвы – до Ярославского вокзала. А уж от Ярославского вокзала до института – экономно пешком, переулками и закоулками.

А еще надо было купить чертежные принадлежности, да и кушать что-то надо было. А тут еще получил от сестер телеграмму: маму положили в больницу, выявили туберкулез легких. Я запаниковал.

Пошел к декану – посоветоваться. Чуткий Сергей Сергеевич внимательно выслушал и предложил: «Давай материальный вопрос решим так: ты переходишь на вечернее обучение, днем будешь работать в вузовской типографии и получать 440 рублей, а проживание в общежитии сохраняется».

Сначала я согласился, но, взвесив все, отказался. На прощание Гастев с сожалением сказал: «Хотел сделать тебя хорошим инженером, у нас есть свой научно-исследовательский институт, там бы ты работал после окончания вуза». Но расстались мы дружески, и в дальнейшем, бывая в столице, я заходил к декану, мы беседовали как старые знакомые.

Вот так и не получился из меня научный полиграфический работник. Но высшее образование я все же получил, даже трижды. В 1956 году заочно окончил в Кызыле учительский институт по специальности русский язык и литература, любимыми предметами были русский и старославянские языки, историческая грамматика. В 1960 году, уже очно, завершил обучение в Высшей партийной школе в Красноярске, а Иркутский институт народного хозяйства, где учился заочно, окончил в 1968 году.

Командировки с риском

Дороги, которые я не выбиралВернувшись в декабре 1952 года из Москвы в Кызыл, вновь стал работать в обкоме комсомола. Приходилось часто ездить в командировки. Это были не просто командировки, а сложные поездки, иногда – с риском для жизни.

1954 год – год рождения сына Сергея, нашего первенца, и первая командировка – в поселок Хову-Аксы, где строился кобальтовый комбинат. До него добрался зимой без особых проблем. А вот вторая – весенняя – поездка в сороковую геолого-разведочную партию стала настоящим приключением.

Где же эта сороковая партия? Говорят, где-то за селом Баян-Кол. А как туда добраться? Сначала – автобусом, потом – пешком. В местечке Оттуг-Даш вижу строения, подхожу. Скотник объясняет, что здесь ферма колхоза «Десятый Великий Хурал», а на той стороне реки – центральная усадьба колхоза. Паром не ходит, переплавили на лодке.

У магазина стоит груженый углем грузовик «Студебеккер». На мое счастье, едет в ту сторону. Водитель согласен подвезти, но говорит: «В кабине места нет. Хочешь ехать – лезь в кузов». Забираюсь в угольный кузов, едем.

Через десять километров – геологическая база: несколько палаток, внизу – под горой – ревет река Баян-Кол. Грузовик разгрузился и покатил в обратный путь. А мне – дальше добираться. Сторож базы советует: «До поселка Терлиг-Хая пойдешь пешком. Это недалеко – через речку, километров пятнадцать».

Дохожу до речки. Поверх тонкого ледяного покрова мчатся потоки вешней воды, неся мусор. Одному идти небезопасно: свалюсь где-нибудь, и никто искать не будет. Возвращаюсь к базе, прошусь на ночлег.

А ночью из поселка приехал проводник и пригнал трех оседланных лошадей для молодых геологов, которые вот-вот должны приехать из Кызыла. На мое счастье, их оказалось только двое – мужчина и женщина. Так что одна из лошадок досталась мне.

Утром поехали. Проводник объясняет: надо вброд переправляться через Баян-Кол. Мы струсили переправляться на конях и перебрались на другую сторону реки по стволу упавшего кедра. Весело шагаем вверх по течению, проводник догоняет нас. Он с лошадьми форсировал реку ниже по течению.

Садимся на коней, едем, горы все ближе подступают к реке. А вот и скала с узким ледяным припаем. Припай – неподвижный лед вдоль берега реки – всего сантиметров шестьдесят в ширину. Лошадь не пройдет. С одной стороны – скала, с другой – промытая скоростным потоком талой воды траншея около метра глубиной.

Недоумеваю: что же будет делать в этой ситуации проводник? А он спокойно подводит своего коня к краю траншеи, крепко держит его за повод узды и обеими руками сталкивает в поток. Лошадка падает на бок, но сразу же поднимается на ноги и выбирается из воды. По приказу проводника также поступаем и мы, а сами переходим опасное место по ледяному припаю.

И вот мы в поселке, где разместилась сороковая геолого-разведочная партия. Поселок закован в ледяной панцирь: талые воды залили все улицы, а ночные заморозки превратили их в лед. Но жизнь кипит: в поселке много молодежи, построен клуб. Моя задача – создать здесь первичную комсомольскую организацию. Собрали в клубе собрание, избрали комсомольского секретаря.

Задание выполнено, пора возвращаться в Кызыл. В одиночку отправляюсь в обратный путь. Подхожу к опасному участку: о, Боже, припай сузился до сорока сантиметров! Прижимаюсь грудью к скале и, обнимая ее, двигаюсь вдоль бурлящего потока, время от времени вставая на четвереньки.

Получилось! Дальше – легче, и вот – знакомая база и два «Студебеккера» с углем. Помогаю водителям в разгрузке угля и с комфортом еду в одной из кабин в сторону Кызыла. Но приключения на этом не заканчиваются. У берега Енисея дорога ныряет в паводковую воду, затопившую все низины. Водители принимают решение: ехать без дорог через горы. Поднимаемся по логу, впереди – крутая сопка. Шофер спокойно говорит: «Была не была, полезем, как на печку».

А что там впереди, вдруг обрыв, скала? И вернуться назад невозможно, двигаться можно только вперед. «Студебеккеры» мощно ревут, ползут вверх. И вот мы на вершине, а далеко в дымке – Кызыл.

Спецпосёлок золотодобытчиков-азербайджанцев

Дороги, которые я не выбиралНе менее захватывающая дорога ждала меня и во время командировки на прииск Ойна, куда меня отправили в сентябре 1955 года.

Договорился с летчиками самолета Ан-2, груженого мукой. Так что сидеть было мягко, не то, что в кузове грузовика – на угле. Видимость – очень хорошая. Внизу – живописные горы, перевалы, долины рек, небольшие горные озера, редколесье и тайга. Снижения самолета не заметил: он просто плюхнулся на землю, прокатился немного и остановился среди горелого леса.

Следы пожарища – повсюду, уцелел только домик, в котором пассажиры ожидали прилета самолета. До пожара между поселком золотодобытчиков Ойна и «аэродромом» была телефонная связь, но и она пострадала в огне.

Десять километров до поселка прошагал легко. В столовой работала пенсионерка тетя Поля. Я ее сразу узнал: мы вместе работали в типографии. Тетя Поля предоставила мне комнату.

Начал знакомиться с ситуацией. Выяснил, что создавать первичную комсомольскою организацию не из кого: молодежи в поселке почти не было. На добыче золота работали, в основном, мужчины-азербайджанцы.

Как они здесь оказались? На мой недоуменный вопрос работник комендатуры Андрей Лопатин ответил: азербайджанцы отбывают срок за пособничество немецким фашистам во время Великой Отечественной войны. В чем состояло это «пособничество», он и сам не знал.

В домиках, где размещались рабочие, я видел и женщин: им было разрешено приехать к своим мужьям и жить вместе.

Права рабочих были ограничены. Без разрешения комендатуры им запрещалось покидать поселок. Разрешение давалось только в самых исключительных случаях: если серьезно заболел, комендатура могла разрешить посещение врача в районном центре – селе Сарыг-Сепе. Больной должен был один, без охраны, идти пешком через горы в райцентр, за сотню километров.

Рабочий день – восьмичасовой, с часовым перерывом на обед. Способ добычи золота – бутарный. Представьте себе деревянный с некоторым наклоном желоб шириной в девяносто сантиметров. На днище желоба уложены стальные пластины – грохоты – с отверстиями: от миллиметровых до трехсантиметровых. К истоку желоба подводится вода.

Рабочие забрасывают лопатами золотосодержащую породу в желоб. Вода уносит породу, в ячейках грохотов оседает золото. К обеденному перерыву воду перекрывают, рабочих отправляют обедать – в столовой или дома. Охранники поднимают грохоты, работники кассы собирают крупинки, а то и золотые самородки, в металлическую шкатулку, которую тут же опечатывают и под охраной уносят в контору. После обеда повторяется то же самое.

Выбраться из этого спецпоселка оказалось проблематичнее, чем попасть в него. По рации сообщают: «Завтра ждите самолет». Утром пешком иду в «аэропорт», самолета нет, вечером возвращаюсь обратно. Такие ходки совершаю трижды. И вот новое сообщение: «До конца недели вылетов не будет».

Тогда администрация прииска выделила мне коня, и я с двумя попутчиками на лошадях отправился в путь до Сарыг-Сепа. Пасмурно, идет мокрый снег. Петляем горной тропой, преодолеваем крутые спуски с гор и подъемы, пересекаем многочисленные ручьи.

Я давненько не ездил на лошади так долго, поэтому правил неумело, седло мое при спуске скатывалось коню на шею, а при подъеме – на круп. Сам измучился и спутников своих достал.

Первый ночлег – Кожербе, старый прииск с одним домом. В нем оказался единственный на всю округу жилец. Он был рад нам, вскипятил чай, заварил его таежными травами и стал рассказывать о своей жизни бобыля. Припасов у него особых не было, поэтому мы щедро поделились с ним нашей провизией.

Второй день пути был полегче. Горы остались позади, мы спустились в долину реки Терзиг. Ночевали в шалаше на берегу реки. Лошадей спутали – перевязали их передние ноги веревками. Утром обнаружили, что кони моих товарищей ушли на другую сторону Терзига. Пришлось вброд переходить реку и ловить беглецов.

К обеду добрались до Сарыг-Сепа. Нам посчастливилось: около раймага стояла бортовая машина, которая и довезла нас до Кызыла.

Приглашение в КГБ

Дороги, которые я не выбиралОдна из моих комсомольских командировок завершилась тем, что в двадцать девять лет я попал на крючок КГБ.

Дело было так: в июле 1956 года я находился в селе Чаа-Холь, впоследствии это место было затоплено водохранилищем Саяно-Шушенской ГЭС. Сижу на крыльце называемого гостиницей небольшого домика, в котором поселился. Вдруг к нему лихо подкатывает «Волга» и, поднимая клубы пыли, тормозит около крыльца. Из машины выходит председатель областного комитета госбезопасности Николай Яковлевич Волосников и его водитель.

Волосников – тоже в командировке и хочет переночевать в этой гостинице, но не может договориться с ее заведующей, которая по-русски не говорит. Тогда я становлюсь переводчиком и объясняюсь с женщиной на ее родном тувинском. Думаю, это мое, хотя и слабое, знание тувинского языка и заинтересовало председателя грозного ведомства, поэтому сразу же после возвращения в Кызыл меня вызвали в отдел кадров КГБ.

Вызов в КГБ никогда ничего хорошего не предвещал, это знали все, поэтому шел туда с большой неохотой, держался настороженно.

Начальник отдела кадров начал беседу издалека – с моих родителей. Его вопросы останавливаю своим вопросом:

– Скажите откровенно: зачем позвали? Ко мне есть какие-то претензии?

Кадровик мнется, затем говорит:

– Председатель комитета предлагает тебе работу в КГБ.

– Не пойду.

– Почему?

– Моя кандидатура неподходящая – отчим без вести пропал на фронте.

– Дети за родителей не отвечают.

На тюремных нарах – в шестнадцать лет

Тогда привожу другой надежный аргумент: «Я был судим». И это – тоже правда: в 1943 году, в шестнадцать лет, я был осужден за кражу велосипеда. Увидев это редкостное недоступное чудо возле городской бани, мы с приятелем не могли удержаться и решили покататься.

Я так закатался, что на следующий день приехал на этом велосипеде на ремзавод, где как учащийся ремесленного училища проходил производственную практику. Хватило же ума! Естественно, о том, что у Саморокова появилась дорогая машина, сразу же доложили, куда следует. Следователь грозно стучал наганом, да мы и не отпирались, признались во всем сразу.

Следственный изолятор в Кызыле в то время находился на том же месте, где и сейчас находится – в центральной части города, ближе к улице Ленина. В другом здании, ближе к Енисею, располагались осужденные: на двухъярусных нарах, протянувшихся во всю длину помещения.

Постель – своя, вши – казенные, и очень много. Заключенные лежали на нарах бок о бок: головой к стене, ногами – в проход. Обитатели второго этажа забирались на нары со стороны ног зеков, лежащих на первом. Многие попали сюда по ложным доносам.

Дороги, которые я не выбиралКогда я вошел в эту огромную камеру впервые, очень растерялся, не зная, как поступить, куда приткнуться. Мужчина с верхнего яруса позвал меня: «Парень, поднимайся сюда». Когда я вскарабкался наверх, он приказал соседям с боков: «При пацане не материться и не курить». Память сохранила его имя – Георгий, а фамилии там никто друг у друга не спрашивал. Георгий и дальше все время опекал меня, а после освобождения мы иногда встречались на улице и подолгу беседовали.

Потом меня по молодости лет и незначительности содеянного расконвоировали, то есть разрешили жить вне основной зоны – в тюремной столярке, расположенной в пятистах метрах от основного здания. В столярной мастерской у меня была уже своя персональная лежанка с тараканами.

В столярке осужденные делали сани, телеги, простейшую мебель. И я научился там всему этому. Умение столярничать и плотничать очень пригодилось в жизни, и сейчас могу вернуть первоначальный вид любой мебели. Освободили меня через полгода, досрочно: 21 января 1944 года, в день моего рождения.

Крючок комитета госбезопасности

Я не очень-то надеялся, что мой аргумент об этой судимости подействует, так как уже приводил его в 1949 году, когда директор типографии Павел Барсуков сообщил мне о решении партийной организации: рекомендовать меня как передовика производства в народные заседатели Кызыльского городского народного суда.

Барсуков назвал судимость «ошибкой детства», и пришлось мне оперативно изучить три кодекса РСФСР: уголовный, гражданский и процессуальный, которые выдал мне судья Инихов. А потом на заседаниях суда, а на них вызывали часто, практически подкреплять свои знания.

И в этот раз судимость не произвела впечатления на кадровика КГБ, о ней он, конечно, уже заранее знал: подготовился. Ответил мне: «Это ошибка молодости».

Тогда выталкиваю из себя последнее: «У меня больное сердце, приступы».

Кадровик уперся: «Проверим. Пройдешь в поликлинике МВД медкомиссию».

На следующий день врачи прослушали, простукали, прощупали, просветили меня от головы до пят. Да я еще им и приврал о моих несуществующих болячках. Вердикт был такой: «Негоден».

Волосников, конечно, не очень-то поверил всему этому и припомнил мой отказ работать в КГБ, раскритиковав меня однажды на пленуме обкома партии.

Причина была подходящая. В одной из библиотек Кызыла работала Сурикова, выпускница библиотечного техникума из города Иваново. Она была любительницей анекдотов.

Анекдот, за который она попала на крючок КГБ, был про Хрущёва:

«Никиту Сергеевича спрашивают: «Если будет атомная война, что будем делать?» Никита отвечает: «В кукурузе отсидимся».

Это дошло до КГБ. Волосников поинтересовался: какие меры принимаю я по воспитанию этой комсомолки. Отвечаю: «Сурикова просит отпустить ее домой в Иваново. Может, отпустим?»

Вот эти мои слова и припомнил Волосников на партийном пленуме: «Вместо того, чтобы воспитывать Сурикову, Самороков предлагает легкий путь – отпустить ее из Тувы».

Встреча с грозной Екатериной Фурцевой

В 1961 году в моей жизни произошли сразу два важных события. 13 апреля родилась дочь Елена, 20 мая был назначен заместителем начальника управления культуры облисполкома Тувинской автономной области, а с октября этого же года, после преобразования в республику – заместителем министра культуры Тувинской АССР.

Убедил меня пойти на эту должность секретарь обкома КПСС Кужугет Шойгу. С ним было очень приятно работать, он всегда заражал окружающих своим оптимизмом и уверенностью, которые помогали решать даже, казалось бы, неразрешимые задачи.

Мой предшественник в управлении культуры Василий Куренёв, отдавая ключи от пустого сейфа, изрек: «Я проработал здесь три года и ничего не сделал. Тебя ожидает то же самое».

«Странно, – подумал я. – Что он этим хотел сказать?» А вслух заметил: «Ну, что ж, посмотрим».

В кабинете начальника управления, а им был Леонид Чадамба, я увидел сваленные в углу подобия тувинских музыкальных инструментов. Заметив, что я внимательно их рассматриваю, Леонид Борандаевич улыбнулся: «Эти предметы привез мастер из хорового общества России Шошин. К сожалению, они звучат плохо». Потом добавил: «Тысяч сорок мы потратили на модернизацию национальных инструментов, а толку – никакого».

Года через два Шошин привез новые варианты инструментов. Вроде бы, они стали звучать получше. Решили позвать специалиста. Пришел концертмейстер театра Александр Лаптан, поиграл немного, поморщился и отдал инструмент мне: «Теперь ты играй». Потом спрашивает: «Ну, как?» «Да, что-то звучание глухое», – отвечаю.

Жалко было смотреть на Шошина. Его руки опустились, он произнес: «Не знаю, что делать».

Вопрос о национальных инструментах имел продолжение – уже в Москве. В 1966 году работники культуры областей и автономных республик – участники российского семинара – были приглашены на встречу с министром культуры СССР Екатериной Фурцевой. В правительстве Советского Союза она была единственной женщиной – министром.

Нас заранее строго-настрого предупредили: «Вопросов Фурцевой не задавать!» Почему не задавать, мне до сих пор не понятно.

Ну, ладно, не задавать, так не задавать. Встреча с Екатериной Фурцевой была назначена на два часа дня. Пришли. Ждем. Министра нет. Минут через двадцать она вышла с двумя помощницами. Долго усаживалась. Потом оглядела присутствующих в зале и так мягко, словно в домашней обстановке, сказала: «Я вас слушаю».

Вот те на! А как же запрет на вопросы? Первым решил нарушить молчание я. Представился и говорю:

«Екатерина Алексеевна, министерство культуры Тувы заключило договор с Дороги, которые я не выбиралхоровым обществом России о модернизации тувинских национальных музыкальных инструментов на основе музыкальных традиций народа. Дело в том, что тувинские музыкальные инструменты создавались для камерного исполнения, а точнее – в юрте. Мы же хотим, чтобы они обладали хорошим, красивым и сильным звучанием в больших залах. А хоровое общество с решением этих задач не справляется. Не могли бы вы помочь республике найти другую организацию, способную решить эту проблему?»

Фурцева подняла сидящего в зале заместителя министра культуры РСФСР Евгения Зайцева:

«Объясните, почему министерство культуры России не решает такие вопросы?»

Зайцев начал что-то говорить о том, что министерство помогает Туве, но Фурцева резко и властно оборвала его:

«Сядьте, товарищ Зайцев! Я знаю эту республику. Всего два года назад тувинцы блестяще показали свое самобытное искусство в Кремлевском театре».

Был такой театр в Кремле. Он находился в пятидесяти метрах от Спасской башни. Концерт наших артистов в честь двадцатилетия вхождения ТНР в состав СССР состоялся в нем 16 октября 1964 года.

Фурцева сказала, что республике надо помогать, и закончила указанием: «Займитесь этим, товарищ Зайцев!»

Министерство культуры Тувы не стало надеяться на дядю, то есть на Зайцева, и объявило в республике конкурс, приглашая мастеров приносить изготовленные своими руками музыкальные инструменты. Итоги конкурса превзошли все ожидания. В районах нашлось немало мастеров, которые привозили на суд жюри бызаанчы, дошпулууры, игилы. Особенно запомнился мастер миниатюрных поделок из дерева Оканчык, который принес ыяш хомус – деревянный хомус. Инструмент был оригинален и звучал так, словно пел.

Самое дорогое место

Работе в области культуры Тувы я отдал 26 лет – до своего шестидесятилетия. Потом – до семидесяти лет – трудился в Центральной избирательной комиссии Республики Тыва.

Многое вместили в себя годы работы в культуре: строительство нового здания театра, съемки фильмов, создание музыкального училища и преобразование его в училище искусств, рождение ансамбля «Саяны». Чтобы рассказать обо всем, пришлось бы целый роман написать.

За годы работы объездил всю страну: Приморский край, Прибалтика, Украина, Киргизия, Казахстан. Был за границей: в Болгарии, Монголии. Но края, подобного моей Туве, не видел нигде.

В 1996 году нам пришлось сменить место жительства, вслед за дочерью Еленой. Лена с отличием окончила в Кызыле школу № 1, заочно – с красным дипломом – Киевский госуниверситет. Работала в Кызыльском пединституте, но ей понадобилось поменять место жительства: по состоянию здоровья требовалось сменить климат. Она выбрала Воронеж.

Вот почему мы с супругой и наш сын Сергей оказались в этом огромном городе. Вернее, не в самом городе, а в его пригородном микрорайоне. Живем мы с Галиной Георгиевной в семи километрах от города, в доме, который построен своими руками. Кругом – лес, в пяти километрах – рукотворное водохранилище. Вокруг дома я разбил сад, цветник: уютно, красиво, все радует глаз.

Но в сердце все равно – моя родная Тува. О ней напоминают мне растущие во дворе пять кедров и багульник из Тоджи. Я в курсе всех событий, происходящих в республике. Желанный гость и информатор в нашем доме – газета «Центр Азии».

Тянет, очень тянет на родину, особенно – к самым истокам, в места, где родился, где прошло детство: в Тоджинский район, к Большому Енисею.

Об этой поездке мы с сыном Сергеем и внуком Владиславом мечтали давно, а готовились к ней целый год. Составили план, маршрут, список всего необходимого. И 15 августа 2011 года на автомашине «Лада-Приора» выехали из Воронежа. Добрались до Кызыла, а оттуда, после встречи с многочисленными друзьями и знакомыми – до устья реки Серлиг-Хем. Потом на резиновой лодке – вниз по Большому Енисею с остановками в селах Тоора-Хем, Сейба и том месте, где когда-то был мой родной крохотный поселок Карагаш.

Наше речное путешествие до Кызыла продолжалось десять дней. Рыбачили, варили уху, показывал двенадцатилетнему внуку красоты тайги, рассказывал об этих местах и людях, когда-то населявших их. Сердце трепетало от радости: в 84 года я вновь побывал там, где в последний раз был двадцать лет назад – в самом дорогом для меня месте Земли, откуда начались мои дороги, которые я не выбирал.

Очень хочется вернуться сюда вновь – летом 2012 года. А почему бы и нет, ведь 21 января этого года мне исполняется всего лишь восемьдесят пять лет.

 

Фото из личного архива автора и архива Национального музея Республики Тыва.

 

Фото:

1. Республиканская типография. Линотип – аппарат для набора текста газет, книг, журналов, отливающий строки в металле. За клавиатурой линотипа – Галина Лунгова, в замужестве – Саморокова. Рядом – ее наставница Нина Герасимова, приехавшая работать в Кызыл из Новосибирска, после окончания полиграфического техникума. Кызыл, 1950 год.

2. Ученики вечерней школы рабочей молодежи. Девятый класс. Кызыл, 1950 год. Петр Самороков – второй слева в третьем – верхнем – ряду. Все, запечатленные на снимке, успешно окончили в 1951 году десятый класс и получили аттестаты.

3. Любимая всеми зятьями теща Парасковья Филипповна Лунгова и десятка ее внучат. На первом плане – внучка Леночка Саморокова. Кызыл, 1963 год.

4. Петр Самороков – заместитель министра культуры Тувинской АССР. Кызыл, 1975 год.

5. Участники съезда профессиональных и самодеятельных композиторов Тувы у входа в республиканский Дом народного творчества. Петр Самороков – четвертый справа в первом ряду. Кызыл, 16 июня 1962 года.

6. Таким был обелиск «Центр Азии» в 1962 году. Петр Самороков – крайний справа, рядом с ним – композитор Леонид Иосифович Израилевич с супругой.

7. Галина Саморокова с внуком Владиславом во дворе своего дома в пригороде Воронежа. Июль 2011 года.

8. Петр Самороков: и снова – в путь. Август 2011 года.

 

Очерк Петра Саморокова «Дороги, которые я не выбирал» войдет восемнадцатым номером в пятый том книги «Люди Центра Азии», который продолжает формировать редакция газеты «Центр Азии».

Планируемое количество материалов о людях Тувы – сто. Пятый том выйдет в свет в начале 2016 года. Книга Судеб «Люди Центра Азии» – четыре тома:

где приобрести

На самом деле книга «Люди Центра Азии» – бесценна, потому что в ней – самое дорогое: люди и судьбы. Но в связи с постоянными вопросами о ней информируем о наличии томов.

I том – 50 судеб. Вышел в свет в 1998 году, тираж 1000 экземпляров.

В продаже уже нет, библиографическая редкость.

II том – 92 судьбы. 2001 год, тираж 3000 экземпляров.

В продаже – 300 руб.

III том – 110 судеб и 36 воспоминаний ветеранов и детей военных лет «Мы – дети войны и Победы». 2006 год, тираж 2000 экз.

В продаже – 500 руб.

IV том – 115 судеб. 2011 год, тираж 2000 экз. ISBN – международный книжный номер – 978-5-9900403-2-8.

В продаже – 600 руб.

V том – новые судьбы для него с 28 января 2011 года уже собираются и публикуются в газете «Центр Азии».

Планируемый выход в свет – начало 2016 года.

Издатель – ООО редакция газеты «Центр Азии».

Приобрести второй, третий и четвертый тома книги «Люди Центра Азии» можно в редакции газеты «Центр Азии»:

Республика Тыва, г. Кызыл, ул. Красноармейская, 100, Дом печати, четвертый этаж, офис 20.

Тел.8(394-22) 2-10-08

antufeva@centerasia.ru

Пётр САМОРОКОВ

 (голосов: 10)
Опубликовано 21 января 2012 г.
Просмотров: 5340
Версия для печати

Также в №2:

Также на эту тему:

Алфавитный указатель
пяти томов книги
«Люди Центра Азии»
Книга «Люди Центра Азии»Герои
VI тома книги
«Люди Центра Азии»
Людмила Костюкова Александр Марыспаq Татьяна Коновалова
Валентина Монгуш Мария Галацевич Хенче-Кара Монгуш
Владимир Митрохин Арыш-оол Балган Никита Филиппов
Лидия Иргит Татьяна Ондар Екатерина Кара-Донгак
Олег Намдараа Павел Стабров Айдысмаа Кошкендей
Галина Маспык-оол Александра Монгуш Николай Куулар
Галина Мунзук Зоя Докучиц Алексей Симонов
Юлия Хирбээ Демир-оол Хертек Каори Савада
Байыр Домбаанай Екатерина Дорофеева Светлана Ондар
Александр Салчак Владимир Ойдупаа Татьяна Калитко
Амина Нмадзуру Ангыр Хертек Илья Григорьев
Максим Захаров Эсфирь Медведева(Файвелис) Сергей Воробьев
Иван Родников Дарисю Данзурун Юрий Ильяшевич
Георгий Лукин Дырбак Кунзегеш Сылдыс Калынду
Георгий Абросимов Галина Бессмертных Огхенетега Бадавуси
Лазо Монгуш Василий Безъязыков Лариса Кенин-Лопсан
Надежда ГЛАЗКОВА Роза АБРАМОВА Леонид ЧАДАМБА
Лидия САРБАА  


Книга «Люди Центра Азии». Том VГерои
V тома книги
«Люди Центра Азии»
Вера Лапшакова Валентин Тока Петр Беркович
Хажитма Кашпык-оол Владимир Бузыкаев Роман Алдын-Херел
Николай Сизых Александр Шоюн Эльвира Лифанова
Дженни Чамыян Аяс Ангырбан и Ирина Чебенюк Павел Тихонов
Карл-Йохан Эрик Линден Обус Монгуш Константин Зорин
Михаил Оюн Марина Сотпа Дыдый Сотпа
Ефросинья Шошина Вячеслав Ондар Александр Инюткин
Августа Переляева Вячеслав и Шончалай Сояны Татьяна Верещагина
Арина Лопсан Надежда Байкара Софья Кара-оол
Алдар Тамдын Конгар-оол Ондар Айлана Иргит
Темир Салчак Елена Светличная Светлана Дёмкина
Валентина Ооржак Ролан Ооржак Алена Удод
Аяс Допай Зоя Донгак Севээн-оол и Рада Ооржак
Александр Куулар Пётр Самороков Маадыр Монгуш
Шолбан Куулар Аркадий Август-оол Михаил Худобец
Максим Мунзук Элизабет Гордон Адам Текеев
Сергей Сокольников Зоя Самдан Сайнхо Намчылак
Шамиль Курт-оглы Староверы Александр Мезенцев
Кара-Куске Чооду Ирина Панарина Дмитрий и Надежда Бутакова
Паю Аялга Пээмот  
 
  © 1999-2024 Copyright ООО Редакция газеты «Центр Азии».
Газета зарегистрирована в Средне-Сибирском межрегиональном территориальном управлении МПТР России.
Свидетельство о регистрации ПИ №16-0312
ООО Редакция газеты «Центр Азии».
667012 Россия, Республика Тыва, город Кызыл, ул. Красноармейская, д. 100. Дом печати, 4 этаж, офисы 17, 20
тел.: +7 (394-22) 2-10-08
http://www.centerasia.ru
Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru