Кайда сен

(Окончание. Начало в № 27 от 15 июля)

Душевная гитара

– Сергей, сколько гитар было в вашей жизни?

– Не так уж и много – шесть. Все – шестиструнные, наше поколение сразу с шестиструнных начинало. Шестиструнная гитара – классическая испанская, а семиструнная – классическая русская.

Первая моя гитара – школьная. Из Баку, из армии, привез классическую гитару – немецкую, на нее железные струны поставил. Я там ее взял за 65 рублей. Деньги родители высылали – выпросил, у матроса ведь какие деньги.

Следующая тоже была немецкая, в Москве купленная. Потом «ленинградка», очень хорошая, пластиковый корпус. На нем с обратной стороны художник Остап Дамба-Хуурак мне картину нарисовал – очень красивую девушку.

В те годы – с восемьдесят шестого по девяностый – в нашей трехкомнатной квартире в Кызыле собирались все ведущие музыканты города. У нас в доме были все: Альберт Кувезин, Гендос – Геннадий Чамзырын, Вреш Мелоян, Рафик Бабаян, Альберт Доржу – вся музыкальная гвардия того времени.

На кухне висел специальный карандаш, и каждый мог черкануть на стене все, что душе угодно: автограф, мысль, рисунок. Мы очень хорошо тусовались.

В одной из комнат жил Женя Ткачев – барабанщик «Ят-Ха», он еще знаменит как барабанщик легендарного вокально-инструментального ансамбля «Патефон».

Я-то «Патефон» не застал, только слух от него. Ансамбль к тому времени, как я со службы вернулся, уже распался. А начинали они в конце семидесятых мощно: на год засели в подвале, делали программу – свои песни. Владимир Женгелович, Витя Дресвянников, Гриша Слесарев, Сергей Кривоус, Женя Ткачев.

Через год вышли с готовой программой и сразу – фурор, пробили народ. Они очень пошли в гору, до того, что их заметили и пригласили в архангельскую филармонию. Они уехали в Архангельск.

А все патефоновцы рано переженились: они же видные парни, на гребне волны. Их сразу всех порасхватали, Женгелович только ускользнул.

А из Кызыла юные жены начали слать телеграммы: или приезжаешь, или – все, прощай. Ну, парни и потянулись назад по одному. И все – коллектива нет. Ранняя слава «Патефон» и сгубила.

А Женя Ткачев, когда развелся, три года жил у нас. И мы с ним все свободное время играли, импровизировали. Очень любил и люблю с ним импровизировать, его барабаны создают внутреннюю пульсацию.

Оля все эти импровизации мужественно терпела, подкармливала нас, когда очень увлекались: свои фирменные булочки стряпала, чай, сухарики приносила.

Хорошее, веселое было время – музыка на любой вкус.

Гитару, на которой сейчас играю, у Альберта Кувезина купил. А моя старенькая, на Дальнем Востоке купленная, к дочке Лизе перешла.

Гитара Альберта – профессиональная, по классу выше, чем предыдущая. Но когда сравниваю, то понимаю: у старой гитары – душевней, мягче звук. Она выгранная.

– Выгранная – что это значит?

– Душа в нее вложена.

Эта гитара во всех морях со мной проходила, и в Южной Корее, и в Японии была, куда плавбаза заходила. Индонезийская, довольно простенькая, но по цене – самая дорогая для меня гитара: 680 тысяч рублей.

Я ведь ее во Владивостоке в 1997 году покупал, когда все в России были миллионерами. Неважно, что на эти миллионы немного чего купить можно было – деньги-то обесценились, но все равно: хотели стать миллионерами и стали.

А морякам платили и деревянными рублями, и долларами, это было большое преимущество. Ребята, когда мы после путины заходили в Корею, Японию, на них машины покупали, разные дефицитные товары – кто что хотел.

Оперативный дежурный

– А вы почему же без иномарки из морей вернулись?

– Вот такой простодырый: ничего не накопил и ничего не купил. В 1999 году вернулись с Дальнего Востока назад в Кызыл – подсознательно потянуло обратно. Море – это явление, но Енисей все время вспоминался.

Возвращались в никуда. Квартиру, от родителей доставшуюся, благополучно за бесценок отдали, когда в Приморье уезжали. Начались съемы квартир, так до сих пор в съемной и живем.

Доллары еще оставались после моря, на них и жили. В культуру не захотел идти и до сих пор не хочу. Официальная культура мне не очень нравится: в ней почему-то очень много бескультурья.

А в 2000 году меня пригласили попеть на банкете – в ресторане «Кызыл». Пою, а мне клавишник так профессионально подигрывает. Сразу очень хорошо поняли друг друга. Так познакомился с Мергеном Шойданом, он сейчас на телевидении оператором работает, уже одиннадцатый год дружим.

И все – устроился в кабак, каждый вечер – туда. Три года за счет кабака жил.

Но хозяйка не смогла дело поставить. Надо было вложить средства в хорошую аппаратуру, поставить качественный свет: и народа, и дохода было бы навалом. «Кызыл» же на отличном месте был – в самом центре города. Не стало ресторана, там сейчас вообще офис «Мегафона».

Деваться некуда, пришлось принимать предложение, от которого три года отбивался.

– Что же это было за интересное предложение?

– МЧС. Его мне Борис Иванович Кондауров сделал. Он из гвардии старого турья, постоянно ездил на грушинский фестиваль бардовской песни, рыжий такой, но сейчас уже седой. Сварщик очень хороший, построил весь Ангарский бульвар в Кызыле.

А тогда он работал заместителем начальника тувинского спасательного отряда. «Давай к нам, Серега!» «Да ну, Борис, госслужба – не по мне». Люди хотят в МЧС попасть, а я три года все отбивался от него. А к 2003 году созрел, деваться некуда.

Устроился и по сей день там: тувинский поисково-спасательный отряд МЧС России. Но мы – филиал Красноярска.

– В чем, собственно, заключается ваша работа в тувинском поисково-спасательном отряде?

– Оперативный дежурный. Была возможность стать спасателем: и зарплата побольше, и постоянно классность повышается, но, хорошенько все обдумав, все же выбрал свободу, чтобы иметь возможность выступать. Работаю так: сутки через трое. Бывает, и сутки через двое, когда кто-то в отпуск уходит.

Я на телефоне – 4-02-69. Прихожу в восемь утра, принимаю смену. Сменщик рассказывает, что произошло за сутки, читаю журнал, там все записано.

Поступает звонок, отвечаю: «Поисково-спасательный отряд, оперативный дежурный Сокольников». Если требуется помощь, отправляю дежурную смену.

И свой мобильный телефон в нерабочее время не имею права выключать. При нехватке народа меня тоже могут отправить на поиск: в тайгу, например – в ягодно-грибной сезон, когда люди начинают теряться.

– Сколько чрезвычайных вызовов бывает за сутки?

– В основном, от одного до трех. В день рождения Сергея Шойгу – 21 мая – по-ударному получилось: четыре вызова.

– И чем же вас озадачили граждане в честь пятидесятишестилетия главного спасателя России?

– Два вызова – в квартиры: двери захлопнулись, дети остались в квартире одни. Один ребенок – семимесячный: мама вышла на площадку, а дверь захлопнулась. Четырехлетний сам на двери «Медведь» задвижечку задвинул, пока мама к соседке ходила, а открыть, конечно, не смог.

Я в таких случаях сразу уточняю: принадлежит ли квартира звонящему, предупреждаю, что в окна мы не лазим, а будем взламывать дверь.

Когда только начинал, ребята еще работали с веревками: с крыш спускались, с балконов. Сейчас в окна уже не лазим, потому что были случаи срыва. Да и люди, зная, что спасатели безотказно приедут, если в квартире ребенок остался, или на включенной плите что-то стоит, бывает, обманывали. Ребята рискуют, а оказывается, что и ребенка нет, и плита не включена. Просто такой хитрый ход, чтобы за счет МЧС квартиру открыть, не ломая замка.

Третий вызов – на мост. Очевидцы позвонили в единую диспетчерскую службу: 2-11-68, или просто 01, они тут же моментально – нам: с моста девушка прыгнула в Енисей. Мост же у нас популярный: чуть что не так в жизни – на мост идут. Наши сразу в машину и рванули, мост – под боком, мы же на правом берегу базируемся, потом – на дамбу. А минут через семь звонят – отбой, очевидцы снова позвонили, сказали: девушка выплыла и пошла на правый берег.

Четвертый вызов – на улице Бай-Хаакской сбили пешехода. Мы обязательно на любое дорожно-транспортное происшествие выезжаем, они сейчас участились: машин стало много, а водители, видимо, права покупают, поэтому и ездить не умеют.

– Песня о профессии спасатель у вас есть?

– Специальной авторской – нет. Но есть попурри – композиция из разных мелодий, которое в декабре прошлого года сделал к двадцатилетию МЧС России: шуточная история одной поисково-спасательной работы.

Пародии очень люблю. Это увлечение юморной стороной – еще со школы.

Друзьям на торжественные даты всегда дарю музыкальные пародии. Текст пишу свой, а музыку беру знакомую, интуитивно стараюсь почувствовать, какая мелодия именно этому человеку подойдет.

Две мечты

– Люди, которых вам сейчас не хватает?

– Сани Сапелкина не хватает. Тут у меня абсолютно пустое место получилось, потому что мы с ним очень много общались. И я очень хорошо понимал, какого уровня он человек.

У меня две мечты было. Первая – быть с индейцами. Это еще с шестого класса. Фильмы про индейцев – единственные боевики, которые тогда шли в кинотеатрах, все мальчишки были просто больны этими фильмами. «Чингачгук – Большой Змей» с Гойко Митичем в главной роли – мы все хотели быть Чингачгуками.

Мы все в поселке Хатанга на Таймыре в начале семидесятых играли в индейцев. Обязательно индейский нож, я сам себе его делал, томагавк – его заменял туристический топорик. Это, чтобы их метать, как индейцы.

Я так хотел жить с индейцами! И эта детская мечта сбылась, потому что тувинцы тоже в какой-то мере индейцы. Мне так повезло: по несколько раз с песнями исколесить всю Туву – вплоть до самых отдаленных стоянок.

Вторая мечта: встретиться с Владимиром Высоцким. И вот сейчас мне кажется: когда я с Сашкой Сапелкиным дружил, это я рядом с Высоцким был. Высоцкий Саниным кумиром был. Наше поколение все перешло уже на шестиструнные гитары – испанские, а он начал с семиструнной – русской и остался верен ей, потому что Высоцкий на семиструнной играл.

Редчайший человек Саня. Был полярником в Арктике, много лет работал шофером-дальнобойщиком. Вот он был и поэтом, и бардом настоящим: всегда с гитарой, едет на своем «КамАЗе», крутит баранку, а в голове что-то складывается, рифмуется. Есть у него такая песня – «Трассовики»:

Быть постоянно в дороге,

Сквозь километры мчаться,

В радости жить и тревоге –

Разве это не счастье?

Трасса, дорога – во всех его песнях. Когда он в филармонии к своему пятидесятилетию давал сольный концерт, была понятна его боль – он песнями с дорогой прощался, концерт так и назывался: «Ну, вот и все, отшоферил».

Он ведь уже был на инвалидности, не смог больше ездить, тяжело было. Ему и ходить-то было тяжеловато, хотя виду никогда не подавал, глядя на него, никто не поймет. Он же перенес всяческие раки в детстве, от бородавки что-то у него пошло, что-то сковырнул и такие последствия. Он в онкологии очень много лежал, и там пел, поднимал людей своими песнями.

Навсегда ушёл мой последний друг

– Я этот концерт 29 октября 2006 года – первый сольный в жизни Александра Сапелкина, хотя пел он всю жизнь – очень хорошо помню. И его слова, когда его завалили цветами: «Ой, ребята, сердце может не выдержать – столько цветов. От счастья плакать хочется. Я не верил, что так много народу придет, я, видимо, в себя не верил. Теперь буду верить».

И ведь сердце действительно не выдержало. В свои пятьдесят Александр дал первый и последний сольный концерн.

– И ушел в 52 года. Сердце не выдержало 6 апреля 2009 года.

– Что же случилось в тот день?

– Из Улан-Удэ приехал наш большой друг – Сурик Бадасян. Он армянин местный, окончил кызыльский пединститут, его отец много в районах строил. Сурик – из старой гвардии туристов тех времен, когда еще Яков Кром был жив. Большой турист, очень общительный. Из тех людей, которые могут изменить обстановку в лучшую строну.

Сурик приехал, и 5 апреля у Сани собрался большой тусняк. Давно уже так не собирались – человек сорок: и туристы, и любители песен разных поколений. А Санька и так очень экспрессивный, импульсивный, а в этот вечер и ночь как будто из себя выскакивал.

Сидели до пяти утра, а к одиннадцати ему в театр – на репетицию. Он же в театр устроился, в русскую труппу. Его взял Андрей Кокорин, царство небесное, умер нынче, в январе, всего на год меня старше.

Взяли Саню на роль царя, как раз ставили сказку Леонида Филатова «Про Федота-стрельца, удалого молодца». И он так загорелся: и роль настоящая, и зарплата настоящая. Он ведь очень переживал: как так, я – мужик, и не работаю, сижу на пенсии по инвалидности.

Он так радовался, прямо летал: его, простого человека, взяли в театр! Я всегда поражался: взрослый человек, большой мужик, видевший перевидевший все, он мог радоваться, как ребенок.

И вот к обеду я решил позвонить: узнать, как там Саня в театре. А мобильного телефона он себе не завел, говорил: кому очень надо, и так найдут. Иногда только брал у Веры, жены.

Звоню Андрею Кокорину: «Как там Санек?» «Ничего репетирует, потеет, правда». Ну, конечно, вспотеешь: репетируют-то уже в костюмах, а ночью нагрузка большая была. Ладно, успокоился: Санька на месте.

А дальше – уже по рассказам очевидцев. Из театра Саня решил к Орлану Кирову зайти, нашему другу. Орлана сегодня тоже уже нет: погиб летом 2010 года. Такой парадокс: водник номер один в Туве, а погиб от воды.

Приехала из-за Саян группа, он – проводник. В катамаран на четверых сели восемь человек. Перегруз. В пороге тряхануло, все выплыли, а Орлан – нет. Видимо, его нахлобучило – вещами стукнуло, сознание потерял. А так бы он, конечно, выплыл: всю жизнь на воде, пороги вдоль и поперек знал, с каской, плавжилетом никогда не расставался.

Стихи писал, но только Саньке показывал. Все обещал мне дать: может, песня получится. И весной несколько стихов дал. А после смерти Орлана оказалось: стихов у него – горы. У него и в стихах очень бережное отношение к воде: мы тебя не покоряем, река, мы просто тебя проходим.

И еще стихотворение у Орлана Кирова есть – про Саню Сапелкина, как он шел к нему в тот день и не дошел: «Шел друг ко мне».

Саня действительно не дошел. Где-то на берегу Енисея, по рассказам, пересекся с каким-то мужиком на почве выпить. Пошли к шашлычной. И все – там сердце и хватануло. Возле входа.

Я вот думаю: умер Саня в 52 года, но прожил гораздо больше, если по скорости жизни считать. Он настолько быстро жил, что очень много прожил: каждая секунда была наполнена. И всем-всем помогал: и словом, и делом.

Редчайший человек Саня. Мог разговаривать на языке каждого. С человеком любого уровня умел находить общий язык. Любая тема: поэзия, машины, музыка, садоводство, космос.

И еще – он умел дружить. Сколько десятилетий они с Юрием Вотяковым дружили – тоже бардом, поэтом. У них особенная дружба была.

Когда Вотяков ушел из жизни – в 2005 году, вскоре после своего семидесятилетия, Саня стихи ему посвятил. Там такие сильные строчки:

Навсегда ушел

Мой последний друг,

Пустота в груди –

Сердце выкрали.

И судьба рисует

Мне последний круг,

Словно песни все

Мною сыграны.

Ставь воду на чай, Борода

– А когда ушел сам Александр Сапелкин, прощальные стихи пришлось писать уже вам?

– Да, пришлось…

Вот и Сашка ушел.

Мне казалось – он вечный,

А он взял и ушел,

И мне не поведал – куда.

До свиданья, друг мой,

Прощай, и до встречи сердечной.

Пусть земля будет пухом,

Ставь воду на чай, Борода.

Конечно, это не такие стихи, как у Вотякова и Сапелкина. Они – поэты, начинали еще с литературного объединения «Исток», которым в Кызыле в семидесятых – восьмидесятых годах сама Светлана Владимировна Козлова руководила. А я к ним уже позже примкнул и настоящих стихов писать не могу. Но написал – от сердца.

Юра Вотяков и Саня Сапелкин – и барды настоящие. Сами песни писали – и стихи, и музыку, сами исполняли. Я-то пришлый человек в бардовской музыке. К бардам местным даже сначала свысока относился. Высоцкий. Окуджава, Визбор – это да, а наши что – толком не поют, толком не строят, что у них за удовольствие?

А постепенно проникся. Побывал на сплавах, в походах, на бардовских фестивалях, которые в августе проходят под Саяногорском, первый раз нас туда с Саней в 2003 году Борис Кондауров заманил. И понял: то, о чем они поют, по-настоящему пережито. Это – жизнь.

– Вы исполняете песни своих ушедших друзей?

– Конечно, и при их жизни исполнял, и сегодня. Слушателям очень нравятся «Голубика» и «Катамараны» на стихи Юрия Вотякова.

Очень люблю Сашины песни «Моя столица» и «Родная Тува». Они настолько точны! Лучших песен на русском языке о Кызыле и Туве даже и не знаю.

Я многие проехал города,

Глазами видел разные столицы.

А полюбил Кызыл я навсегда,

Где молодость моя так долго длится.

– От Александра Сапелкина остались не только авторские песни, которые он успел собрать в вышедший в 2007 году небольшой сборник «Судьба в паутине дорог», но и традиция купания в крещенскую ночь в реке Серебрянке, которую он начал в 2003 году.

Когда в январе 2007 года Саша уговорил меня присоединиться к входящим в воду в сорокаградусный крещенский мороз, его аргументы были очень убедительны: «Это же здоровье! Так себя после этого ощущаешь – все тело поет! Никто и никогда после этого не заболеет. И за год столько грехов накапливается, а тут – крещенское омовение, и сразу же – легче жить. Увидите – народу много будет: один другому рассказывает, и с каждым разом все больше желающих появляется».

Сегодня, без Саши, традиция продолжается?

– Еще как продолжается! Когда он меня на Серебрянку в 2004 году впервые заманил, там, помимо нас, было человека три. А нынче в крещенскую ночь приехали – пустого места нет, даже милиция стала дежурить, так это прижилось на Серебрянке.

– Музыканты и алкоголь – это неизбежное сочетание?

– Думаю, через это проходят почти все. И не только музыканты, а вся творческая среда. В какой-то период не реализации своих возможностей этот ход применяется как уход от действительности.

– Помогает?

– Нет. Временно снимает и усугубляет потом. Я тоже через это проходил. Но понял: это не выход. Все-таки не выход.

– Любимый напиток?

– Чай. Крепкий, без сахара. Пью его, сколько наливают. Главное, чтобы был туалет, а чай можно пить беспредельно. Мы так его и пили с Саней – часами.

Кто за кем стоит

– Роль супруги Ольги в вашей жизни и творчестве?

– Огромная. Мы ведь 27 лет вместе, в 2009 году серебряную свадьбу сыграли: очень красивую, на берегу Енисея, в речном и морском стиле.

Мы все и всегда вместе решаем. Оля – мой самый первый слушатель и критик. И частенько может менять мое мнение о песне.

Она и мой менеджер. Вот в мае придумала сольный концерт в Центре русской культуры. Все организовала, мне осталось только петь.

Оля – отважная, наверное, намного решительнее меня. Много лет работала музыкальным руководителем в детском саду – в двух шагах от дома. А потом в седьмой школе, на общественных началах, создала в лизином классе ансамбль «Тринадцать»– тринадцать девочек. И ее пригласили работать в школу – преподавать пение и музыку.

В садике и зарплата была чуть побольше, и специально оформленный музыкальный кабинет. А в школе – все с нуля, даже кабинета специального нет, она с синтезатором ходит по классам – с первого по восьмой, а потом оставляет инструмент в комнатушке начальной военной подготовки – рядом с противогазами.

Но вот решилась, потому что поняла: ей уже этого садика по уровню не хватает, ей хочется большего.

– Помню ваши блистательные дуэтные выступления со старшей дочкой Катей. Но ее давно не слышно, где Катюша сейчас?

– Наша Катюша – актриса Краснодарского драматического театра. Училась в Кызыльском училище искусств, потом в театральном – в Питере, оттуда перевелась в Ярославль. Там подружилась с однокурсником Арсением, он родом из Тулы. Получили дипломы и выбрали Краснодар. Театр им как семейной паре снимает квартиру.

Катюша своим выбором довольна, а я немного огорчаюсь: в драматическом театре она все же не реализуется в плане вокала, своих голосовых данных. Ей бы лучше попасть в оперетту.

Я ведь ее с четырех лет стал с собой на сцену брать, у Кати с детства точность интонации. Когда подросла, пошла по моим стопам: стала петь на тувинском языке. И многие говорили, что она лучше отца исполняет – совсем без акцента.

Младшая Лиза восемь классов окончила. Желание играть на гитаре у нее в шестом классе появилось, а к восьмому классу, как я когда-то, гитарой плотно занялась. У нее сегодня два увлечения: гитара и компьютер.

Очень много занимается, очень много песен пишет сама, смело берется. Одну из ее песен – «Звезду» – мы вместе исполняем.

Кумир у нее – Виктор Цой. Я одобряю, потому что Цой очень много сделал для своего поколения, очень далеко прорвался в понимании мира, души молодежи. Кумир обязательно должен быть, чтобы знать на кого равняться. Только очень важно : сумеешь ли ты стать самим собой либо будешь только повторять кумира. А повторять смысла нет.

Понятно, что многое сегодня у Лизы «а ля Цой». И это естественно. Если взять любого, даже самого крупного музыканта, за ним обязательно стоит другое имя.

– А за вами кто стоит?

– За мной стоит Александр Градский. А Градский взращен на хорошей западной музыке.

Все мы воспитывались на западной музыке. Это же такой контраст был: вот наши советские ВИА стоят, такие ломовые, а вот – западная группа: видно, что люди работают, пот льется. Кажется, что в последний раз поет: спеть и умереть, и не стыдно будет.

Еще мне всегда – с молодости – очень Алла Пугачева нравилась. И до сих пор я к ней очень хорошо отношусь, не взирая ни на чьи мнения. Слушаю ее с 1973 года, и мне кажется, что это человек, который движется и движется.

 

Реально помочь людям

– Александр Сапелкин посвятил вам стихи, в которых есть такие строки:

Приятно глянуть в чистые,

Словно ребенка слеза,

Счастливые, лучистые,

Прекрасные глаза.

Вы действительно такой счастливый человек?

– Думаю, что да. Больше да, чем нет. Если разобраться, то все нормально, все-таки многое в жизни удалось.

Правда, иногда нагоняю тень на плетень. Сейчас очень остро появляется чувство времени: начинаю возраст считать. Это когда тебе двадцать, думаешь, что впереди – вечность и бесконечность.

Сейчас думается по-другому: осталось еще десять, максимум двадцать полноценных лет. И почему-то начинает подмывать: хочется целиком делать только то, что делаешь лучше всего – петь! Иногда очень хорошо понимаю, что именно с этим был бы гораздо полезнее. Но я не знаю, какой же ход найти, чтобы реализовать себя?

Поэтому на данном этапе не очень доволен своей жизнью. Хотелось бы больше выступать. Везде. Работать конкретно для конкретных людей. Я от этого сам большое удовольствие получаю. Но как это сделать, организовать – не знаю.

А разнопланового репертуара хватает – для разных поколений, профессий. В Кызыле мог бы петь по предприятиям, в автотранспортные бы с удовольствием пошел, по больницам.

У меня друг в больнице лежал, так я к нему все время ходил в палату с гитарой. И все время приходилось давать два концерта: один – в палате, другой – в фойе. Пока в палате пою, народ уже в коридоре собирается, мимо никак не пройти и приходится давать второй концерт.

И я хорошо понимаю: песня – такая оздоровительная штука, она может реально помочь людям.

– Песня может что-то изменить?

– Я думаю, да. Кому-то хотя бы ненадолго поднять настроение. Кого-то навести на мысль. Как книга. Как картина.

Но то, что красота спасет мир – это не то. Не спасет. Спасти мир может только любовь – в широком понимании. Но это тоже не мои слова.

Только петь!

– Любимая нота?

– Соль. Еще – ре. И тональности соответствующие: соль мажор и ре мажор. Открытые тональности. Я больше в них играю. Немного пользуюсь вариантом баре – закрытым.

Есть отдельное хобби – импровизация: играть, что в голову придет. Сколько угодно могу так играть: час, два, три. Играю больше для себя, на сцене меня с этой стороны еще не очень знают.

Сам к себе отношусь критически: я не настоящий гитарист, настоящий гитарист все играет, как надо, а я просто обозначаю мелодию: легкий аккомпанемент под голос.

– Сколько всего песен в вашем репертуаре.

– Сразу трудно сказать, я их и не считал никогда. И все – разные.

Очень люблю русские народные: мощно-раздольные как «Степь широкая». Мне и романсы нравятся. И тувинские песни. И бардовские.

Иногда думаю: везде и нигде в итоге. Вот Надя Пономарева – это Надя, она поднимает конкретные пласты – старинные русские песни. Алик Кувезин – это Алик, у него свое направление.

А я? Где же мое направление? Где же ты, моя песня? Не знаю. Что нравится душе, то и пою. Мама говорила: пой все, что поется от сердца. Может быть, это и есть мой путь?

– Где же ты? Вы заметили, что сейчас спросили сами себя совсем как в вашей песне «Кайда сен?» – «Где же ты?» Очень простые слова на двух языках, простоя мелодия, но услышав ее один раз, сразу запоминаешь. У меня, например, она постоянно крутится в подсознании.

Может быть, это и есть ваша главная песня, ваша народная визитная карточка?

– Вы так думаете? Мне об этом и другие говорили. Может быть, это и действительно так.

– В декабре 2010 года на вашем сольном юбилейном концерте в Центре русской культуры Шолбан Кара-оол объявил о присвоении Сергею Сокольникову звания «Заслуженный артист Республики Тыва». Звание все же обязывает Заслуженного артиста обозначить жанр, в котором он работает.

– Не знаю... Просто исполнитель. Просто любитель петь песни. Это мое любимое дело в жизни.

– Если вам предложат миллион рублей за то, чтобы вы сожгли свою гитару и больше не пели, согласитесь?

– Нет. Даже разговора нет.

– А за миллион евро?

– Конечно, неплохо иметь миллион евро. Но если заработать, а так…

Нет, как я могу сжечь гитару? Это абсолютно нечестно будет. А как потом буду песни петь?

– Никак. Такое условие: получив миллион евро, сжечь гитару и больше не петь никогда.

– Больше никогда не петь?! А что тогда делать? Зачем мне этот миллион евро, когда смысл жизни теряется?

Я же больше ничего не хочу делать, вот секрет-то в чем. Только петь!

Интервью Надежды Антуфьевой с Сергеем Сокольниковым

войдет десятым номером в пятый том книги «Люди Центра Азии», который продолжает формировать редакция газеты «Центр Азии».

Планируемое количество материалов о людях Тувы – сто.

Пятый том выйдет в свет в начале 2016 года.

Фото Виталия Шайфулина, из личного архива Сергея Сокольникова, из личного архива Надежды Антуфьевой.

Фото:

1. Сольный юбилейный концерт шестиструнного маэстро, во время которого Сергей Сокольников получил звание «Заслуженный артист Республики Тыва». Центр Русской культуры, Кызыл, 18 декабря 2010 года.

2. Сергей Сокольников и Эльвира Докулак, ученики-вокалисты педагога

Кызылского училища искусств Серафимы Калининой. Романс «Я тебя никогда

не забуду» на стихи Андрея Вознесенского из рок-оперы Алексея Рыбникова «Юнона» и «Авось». Первый сольный концерт Сокольникова после возвращения с Дальнего Востока. Тувинский музыкально-драматический театр, Кызыл, июнь 2001 года.

3. Евгений Ткачев, в последствии – славный барабанщик знаменитой группы «Ят-Ха», с виолончелью в годы учебы в Кызылском училище искусств. Конец восьмидесятых годов.

4. Александр Сапелкин: «Ну, вот и все, отшоферил». Сольный концентр в Тувинской государственной филармонии. Кызыл, 29 октября 2006 года.

5. Сергей и Ольга Сокольниковы: дуэт на серебряной свадьбе. Берег Енисея, 30 июня 2009 года.

6. Сотрудники и друзья газеты «Молодежь Тувы» – двойной праздник: десятилетие газеты и Новый год. В первом ряду – члены кызыльского клуба бардовской песни: второй слева Юрий Вотяков, третий слева Александр Сапелкин. Кызыл, Дом печати, четвертый этаж, декабрь 1988 года.

7. Екатерина Сокольникова – актриса Краснодарского драматического театра. 2010 год.

8. Сергей, Елизавета и Ольга Сокольниковы. Серебряная свадьба, берег Енисея, 30 июня 2009 года.

9. Где же ты? «Кайда сен?» Сокольникова всегда находит отклик в женских сердцах.

Надежда Антуфьева и Сергей Сокольников на балу газеты «Центр Азии»

в честь героев четвертого тома книги «Люди Центра Азии». Кызыл, 9 апреля 2011 года.