Врачебная тайна: по законам любви

(Продолжение. Начало в №3 от 23 января, №4 от 30 января)

ВЕЗДЕ НАЙДЁТ И РАССТРЕЛЯЕТ

С 1963 года и до самого выхода на пенсию Вячеслав Иванович Наумов проработал хирургом-травматологом ресбольницы.

Он делал сложные операции при черепно-мозговых травмах, ранениях сердца и повреждениях позвоночника. Это, не считая бесконечных переломов костей и повреждений суставов.

Травматолог Наумов оперировал перелом бедра, очень нехороший, у знаменитого актера Максима Мунзука и поставил его на ноги. А после учебы в городе Кургане овладел техникой использования аппарата Елизарова для ускорения сращивания сложных переломов конечностей и удлинения их.

Кроме того, по просьбе министра здравоохранения Тувы Николая Васильевича Сизых он руководил в ресбольнице строительством надстройки операционного блока, где разместили просторные операционные залы.

В душе – поэт, муж рассказывал, как однажды, закончив на рассвете сложную операцию, он встречал восход солнца, стоя возле окна операционной:

«Поздним вечером из погранотряда привезли офицера с редкой фамилией Каркадало. Кисть его правой руки была окровавленной. Большой палец висел на лоскуте кожи. Раненый был крайне возбужден и во время осмотра кричал, что если я не восстановлю кисть, он меня везде найдет и... расстреляет.

Всю ночь я штопал его руку. Под конец увидел, что торчит еще одно оборванное сухожилие, и тогда, уже наугад, я пришил его к другому концу. А потом, подойдя к окну и увидев восходящее солнце, попросил: «Если ты, Иисус, есть, помоги мне восстановить кисть у Каркадало!»

Много лет спустя, будучи уже в звании полковника, этот офицер приезжал к нам в гости. За накрытым столом он демонстрировал всем, как гибко работает большой палец и вся его правая кисть.

К плановым операциям Вячеслав Иванович готовился тщательно. Разложив на письменном столе медицинские журналы и монографии, читал, чертил, что-то высчитывал, особенно, если предстояла операция на позвоночнике, которая длилась шесть-восемь часов.

ЭСКУЛАПЫ МОЕГО РОДА

У больных, которых оперировал Наумов, очень редко случались гнойные осложнения, потому что он всегда следил за чистотой своих рук и даже в самые голодные годы перестройки не соглашался приобретать дачу, которая была выходом для многих врачей: там они выращивали картофель, овощи, чтобы кормить семью.

«Хирург не имеет права возиться в навозе!» – говорил он.

Он очень требовательным был к дочери Светлане, которая пошла по нашим стопам: тоже училась в Красноярском мединституте, а потом работала дерматологом в тувинском республиканском кожно-венерологическом диспансере.

Последнее десятилетие XX века люди страдали не только от недостатка еды и лекарств, не было даже мыла! В республике вспыхнули сифилис и чесотка. Светлана Вячеславовна Наумова дневала и ночевала в кожвендиспансере вместе с главным врачом Лидией Алексеевной Охотниковой, у которой она работала заместителем по лечебной работе и заведовала оргметодкабинетом.

В аптеках не было необходимых мазей, чтобы лечить кожные болезни, нам с дочерью пришлось готовить народные средства: из корешков, цветов и трав делали вытяжки, а потом кипятили «гуманитарное» растительное масло и готовили эмульсии, которыми мазали больных.

Эскулапы моего рода выстояли. Никто не бросил медицину и не уехал из Тувы, пока не закончил свою миссию.

Наша мама Рыбина Мария Ивановна дала высшее медицинское образование трем своим дочерям и сама до выхода на пенсию работала в костном отделении Тувинского тубдиспансера, делала, причем довольно искусно, гипсовые кроватки и корсеты для больных, страдавших туберкулезом позвоночника.

Моя старшая сестра Александра после окончания Красноярского мединститута вместе с мужем Владимиром Дьяковым отработала по распределению три года в Бай-Тайге, а потом в Кызыле: она – фтизиатром, а он – онкологом.

Александра Григорьевна долгие годы перед выходом на пенсию заведовала оргметодкабинетом в тубдиспансере, а ее дочь Елена Владимировна Дьякова в самые трудные годы перестройки работала начмедом в республиканской поликлинике, где смогла обеспечить на достойном уровне диагностику и лечение больных.

Только Людмила, младшая моя сестра, отработав положенный срок в Туране операционной сестрой, поступила в Кемеровский мединститут на педиатрический факультет и по направлению работала потом в Новокузнецке. Познакомилась с внуком генерала Акулова, вышла за него замуж, и он увез ее в город Жуковский, где она работала детским врачом, а потом главным врачом детского санатория в Подмосковье.

Время летит стремительно. Мой внук Ванечка после того, как побывал вместе со своей мамой Светланой в гостях у Людмилы и Василия Акуловых, посмотрел авиашоу, посетил музей, где ему позволили потрогать скафандр Гагарина и его личные вещи, рассказывая мне о космонавтах, заявил:

– Знаешь, бабуля, я, наверное, прежде, чем стать врачом, как все вы, сначала буду военным летчиком-испытателем новых истребителей.

ПИТЬ НАДО МЕНЬШЕ!

В те далекие семидесятые годы, годы нашей молодости, врачей в Туве не хватало. Работали все на шестидневке, выходной – только воскресенье.

Иногда мы с мужем не виделись неделями. Днем работали – каждый в своем отделении, ночами часто дежурили. Да еще командировки.

Дочка – в детском садике днем, а вечером ее забирали то мама, то папа, а в дни, когда дежурства совпадали, Светланка дежурила со мной. Может быть, поэтому она тоже выбрала профессию врача.

Однажды дежурил папа, а дочку должна была забрать я. В шесть часов вечера я еще была в кардиологии: заполняла историю болезни поступившего в мою палату тяжелого больного. Врачи уже все ушли домой, а я ждала дежурного, чтобы лично передать свои назначения и лекарство. В те времена, если дефицитного лекарства поступало мало, его курсом назначали одному больному, чтобы установить эффект этого препарата.

Я сидела в приемном покое и ждала Лилю Кузнецову, которая должна была этой ночью дежурить в отделении кардиологии. Слышу: подъезжает грузовая машина. Хлопнула входная дверь. Вышла в комнату для посетителей и увидела двух мужчин, которые держали под руки парня в рабочей одежде. Он дико озирался по сторонам и вырывался.

Один из сопровождавших сбивчиво пытался рассказать, что его напарник Петр сегодня, как обычно, работал на экскаваторе (а приехали они с угольного разреза), но вдруг бросил машину, даже не выключив двигатель, и с дикими воплями бросился прочь. Остановили его у самого карьера.

Во время рассказа Петр внезапно вырвался и с размаху рухнул на край хрупкого деревянного диванчика, что стоял в комнате. Ножки диванчика с треском разломились, и он оказался на полу.

– У него острый психоз, – определила я и открыла дверь в коридор стационара. Там была постовая сестра, попросила ее сделать больному укол аминозина. Нина ввела лекарство и ушла.

В это время к больнице подъехала новая машина, на этот раз «Газик», снова хлопнула дверь и вместе с клубами пара ввалились трое мужчин: два милиционера держали под руки пьяного, верткого человечка в засаленной телогрейке и в стоптанных валенках с отворотами.

Никто и опомниться не успел, как пьяный неожиданно вырвался, молниеносно выхватил из-за голенища финский нож и, подпрыгнув, ткнул им милиционера в лицо. Тот схватился за лицо руками, между его пальцами мгновенно потекла кровь.

От неожиданности я вскрикнула и бросилась навстречу. Пьяный зыркнул на меня безумными глазами и взмахнул рукой, готовясь к следующему удару. Но ударить он уже не успел: один из рабочих, привезших работника с разреза, отпустив его, обмякшего от инъекции, ладонью с силой ухватил лезвие финки и резко дернул ее на себя. Но от боли тут же отбросил нож в сторону и громко выругался.

Окровавленный нож, звеня по мраморному полу, отлетел к дверям стационара. Второй милиционер уже заломил назад руки преступнику и крепко держал его.

И в этот момент в дверь вошла долгожданная Лиля. Мгновенно оценив обстановку, она, как заправский футболист, ударом сапожка откинула нож к двери, где его тут же подобрал водитель милицейского «Газика».

Опомнившись, я вместе с Лилей перебинтовала раны, которые, к счастью, оказались неопасными, а затем мы отправили пострадавших в травмпункт. Того же больного, у которого был острый приступ психоза, увез с собой в психиатрическое отделение доктор Гоц.

Когда пришла в детсад за дочкой, было уже совсем темно. Светланка одиноко сидела на своем стульчике в углу, а рядом, ворча и вздыхая, мыла полы нянечка. Работала она здесь недавно, меня не знала.

Увидев мои трясущиеся руки, которыми я никак не могла застегнуть пуговицы на дочкиной одежде, няня ехидно прошипела:

– Пить надо меньше!

Продолжение в № 5 от 6 февраля

Фото: 1. Вячеслав Наумов. После операции. Начало девяностых годов ХХ века.

2. Светлана Наумова с сыном Иваном. Кызыл, 2005 год.