(Продолжение. Начало в №49 от 12 декабря 2008 г.)
ПО МУЗЕЮ БРОДИТ ТУВИНСКИЙ ШАМАН
– Минусинск – город Красноярского края, но ваш музей не ограничивается только работой в крае. Работает и с соседними республиками – Хакасией, Тувой.
Знаю, что очень часто у вас проводятся всевозможные тувинские встречи. Это тоже – традиция?
– Да. Сегодня наш музей по уставу именуется так: муниципальное учреждение культуры Минусинский региональный краеведческий музей имени Николая Мартьянова. Муниципальный, но в то же время – региональный.
Какой же регион мы представляем? Это и Красноярский край, и Хакасия. И, конечно – Тува, с которой нас очень многое связывает.
Изначально сбор тувинской коллекции был заложен Мартьяновым. Начиная с девятнадцатого века, все экспедиции – этнографические, изыскательские – шли через минусинский музей. В тувинской коллекции тех времен – археологические находки, юрта, костюм шамана.
Иметь еще мартьяновскую тувинскую коллекцию и не пополнять ее, не организовывать новые выставки – это было бы неправильно. Одна из наших последних фотовыставок так и называлась: «Тува далекая и близкая».
Для меня Тува с юности была чем-то загадочным, а первое личное знакомство с ней состоялось в семидесятые годы, когда минусинская футбольная команда поехала играть с кызыльской, а я упросила взять меня с собой. Потом музейные встречи стали постоянными: в Туране, Кызыле, Бай-Тайгинском районе.
С тувинским музеем у нас давняя связь. Сохранились документы: в сороковые годы, когда в Кызыле создавался музей, часть материалов была передана в него из Минусинска.
Сегодня совместно с Национальным музеем республики мы готовим издательский проект: у нас сейчас достаточно материалов, начиная с негативов еще мартьяновского времени, показывающих жизнь народа с разных сторон. Плюс фото современности, которые мы делали в течение ряда лет во время поездок по Туве сотрудников нашего музея.
Интересный случай с костюмом шамана произошел в Железногорске, куда мы в конце девяностых вывозили тувинскую коллекцию. Смонтировали выставку и уехали. И вдруг сообщают: наутро после нашего отъезда директор приходит на работу, а все сотрудницы у дверей стоят и категорически отказываются заходить внутрь.
– Что случилось?
– Мы в музей не пойдем, боимся, по залам бродит шаман! Вызывайте экстрасенса.
Что поделаешь, пришлось директору вызывать экстрасенса. Он прошел по залам, «успокоил» духов.
КОГДА УХОДИТ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЗНАЧИМЫЙ
– Самый главный человек в вашей жизни?
– Владимир Алексеевич Ковалев. Его называли вторым Мартьяновым. Николай Михайлович Мартьянов 27 лет возглавлял музей – до своей смерти в 1904 году. А Владимир Алексеевич был директором 28 лет, и тоже – до дня смерти в 1999 году.
Его уход был сильнейшим ударом, огромной потерей. Вот говорят, что незаменимых людей не бывает. Бывает. Когда уходит действительно значимый человек, это ярко ощущается всеми.
Владимир Алексеевич возродил все мартьяновские традиции. Он приучил нас к тому, что музей должен быть открыт. Приедут люди в восемь вечера – он принимает. Приедут в выходной день – принимает. Приехала группа – надо принять, люди не виноваты, что не знают нашего расписания. Это уже стало нормой.
Он приучил нас и к тому, что каждый, без исключения, сотрудник должен уметь провести экскурсию по музею.
Он мечтал, чтобы музей вел еще и издательскую деятельность. При нем стали издавать газету «Минусинский край», и сейчас продолжаем издавать, как приложение к газете «Власть труда».
Но мы и чуть дальше пошли. Мы издали пять сборников работ по результатам Мартьяновских чтений. Издали «Энциклопедия Красноярского края. Юг». Полную – от природы до современности, с огромными приложениями. Думаю, он за нас рад.
Владимир Алексеевич очень настойчивый был. В зал приходит: здесь нет центра экспозиции, переделать! Скрипит все в душе, но переделываешь. Смотришь: действительно лучше стало.
Он все время учил нас не успокаиваться, не стоять на месте, развиваться. В свое время говорила: я за компьютер сяду?! Мне проще – на пишущей машинке.
Мне очень нравилось печатать именно на механической машинке. Это связано с детской мечтой: научиться играть на фортепиано. Очень люблю этот инструмент.
У меня подружка играла, единственная из нашего класса. Я приходила к ней и смотрела, как она пальчиками перебирает: та-та-та (напевает «Элизе» Бетховена).
Даже сны видела: сижу и играю. Играю!
Но мечта это так и не осуществилась, и пишущая машинка мне фортепиано заменила: она словно отбивала звуки, и получалась музыка.
«Что вы, Владимир Алексеевич, да никогда не смогу компьютер освоить!»
А он мне: «Все будешь делать, все освоишь!»
И вот, видите – сижу за компьютером.
С ветеранами работать тоже он нас приучил. Он первый стал поздравлять ветеранов, с которыми поддерживаем связи – огромные списки. И мы по сей день шлем праздничные поздравления этим людям. У нас до ста корреспондентов.
– Да, я видела, как вы работаете с ветеранами: довелось побывать на одном очень теплом празднике, устроенном музеем для них – даже с трогательным спектаклем Минусинского драматического театра.
Но знаете, что больше всего меня потрясло? Изданная музеем к шестидесятилетию Победы книга «Здравствуйте» – 350 фронтовых писем минусинцев, составителем и редактором которой были вы. Огромный труд тех, кто работал с этими пожелтевшими страницами посланий из времени.
Читала эти письма и так реально представляла этих людей, то время. И так горько, что они не вернулись…
– Особенно, Виктор Казаринов, не зря он писал матери: сохрани. 134 письма. Это даже не просто письма, это – литература. Если бы он вернулся, не погиб в октябре сорок четвертого…
Когда набирала эту главу, сравнивала текст с оригиналами, три месяца не могла спать: воевала, представляла, плакала.
ДОМ ВИЛЬНЕРА
– Мне порой кажется, Людмила Николаевна, что вы не только весь Минусинск, его людей знаете, но и всех разбросанных по России потомков тех, чьи имена остались в истории города, да и всей Сибири.
– О, нет, так нельзя сказать. Хотя за годы работы в музее было множество удивительных встреч, открытий, но все же часто ловлю себя на мысли, что многого не знаю. И все интересно. Все надо успеть узнать и увидеть.
Очень люблю поездки по стране, новые места, но еще больше люблю возвращаться в Минусинск. Здесь нет суеты большого города, где человек – никто. Любимое мое место – набережная в старой части Минусинска: вода и старина создают удивительное ощущение покоя.
У нас ритм жизни сегодня настолько быстрый, что жизнь идет, как будто мы гонимся за уходящим поездом. Вот мы его догнали и счастливы. А он опять пошел, и мы опять догоняем. А когда-то надо и задуматься, и просто посидеть в тишине.
– У меня уголки старого Минусинска тоже вызывают удивительное ощущение покоя, размеренности жизни. Когда приезжаю сюда, словно в девятнадцатый век попадаю. Спасский собор, афишная тумба на перекрестке, ажурный балкончик театра, деревянные домики с цветными ставнями. И даже голубятни – самые настоящие, с воркующими голубями.
Только вот каждый раз тоскливо становится, когда прохожу мимо умирающего дома Вильнера – шикарного трехэтажного здания напротив администрации города, превратившегося в большой бесплатный туалет.
В музее видела еще дореволюционное фото этого здания – такой горький контраст с сегодняшним днем.
– Этот дом – моя боль. Он как бельмо на глазу. Горько видеть, как историческая, культурная ценность разрушается, с каждым годом утрачивая и утрачивая детали: мало того, что деревянные – металлические конструкции исчезают, кирпичные.
А ведь в начале двадцатого века дом был гордостью Минусинска, привлекал всеобщее внимание: в таком маленьком городке и такое огромное красивое здание!
Просвещенный купец Герш Мордухович Вильнер, которого все называли Григорием Марковичем, сам в этом доме не жил, передал его под общественные нужды.
На первом этаже – магазины, кинотеатр, кафе «Арс», на втором – Сибирский торговый банк, на третьем – мужское реальное училище.
Здание это сегодня – в краевой собственности. Уже несколько идей и проектов реставрации было. Мы обрадовались, подготовили фотоматериалы, исторические справки. Даже начали поступать первые деньги на реставрацию, но потом все снова заглохло, интерес к зданию в крае потеряли.
Уже на всех уровнях этот вопрос поднимала, комиссия за комиссией приезжала, как только очередные выборы, так все все обещают. Но обещаниями все и ограничивается.
Мы даже, отчаявшись, написали письмо Роману Абрамовичу. Он отвечает: у вас есть своя еврейская община в Красноярске, туда и обращайтесь, но оттуда нам вообще никак не ответили.
Я уже и переболела этим, но как подойду к дому Вильнера, опять не по себе становится – от беспомощности.
А знаете, в начале лета к нам в музей пришла весточка от Вильнера – из Сочи. Приходит человек и передает записку с адресом и телефоном внучки Вильнера.
Ей уже 82 года и она интересуется: может быть, кто-нибудь помнит ее деда и сохранился ли в Минусинске, где она никогда не была, этот дом?
Сразу же звоню в Сочи и слышу такой радостный голос! Вот, пожалуйста, еще одна живая встреча с историей.
Где только ни живут потомки знаменитых минусинцев – очень много их в Москве, в Питере – и со всеми мы поддерживаем связь.
И КОНФЕТНЫЕ ФАНТИКИ – ТОЖЕ ИСТОРИЯ
– Скажите, а у вас есть личные коллекции?
– Нет. Сотрудникам музеев нельзя увлекаться личным коллекционированием. Здесь есть та грань, которую очень легко перейти. И не надо рисковать.
Да, удивительная икона, но ее место – только в музее. Да, хорошая книга, раритет, но ее место – тоже в музее.
Знаете, у нас до курьезов доходило. Помню, пришли в старенький домик, где жили интересные люди – музыканты, после смерти завещавшие многие предметы музею. Мы нагрузили целую тележку, везем по городу. А над нами мальчишки смеются: старьевщицы! Все отмыли, привели в порядок, сдали по описи в музей.
Нет, чуть не обманула вас: одна личная коллекция у меня все же была. С детства собирала фантики – от конфет, шоколада. Очень долго собирала, большая получилась коллекция. Передала ее в музей.
– Ой, а я тоже, как и многие девочки нашего поколения, собирала шоколадно-конфетные фантики. Но мне и в голову не приходило, что эта детская коллекция может представлять какой-то исторический интерес. Так же, как и фотографии киноактеров, которые тоже собирала, все куда-то потом задевалось, исчезло.
– А зря. И фантики, и альбомы фотографий киноартистов – и отечественных, и зарубежных – которые собирали девочки, можно рассматривать на уровне коллекция.
Сегодня ведь этого уже нет, ушло. А история – это ведь не только что-то монументальное, величественное, она запечатлеется и в мелочах.
ЭТО – НЕ МОЁ!
– Людмила Николаевна, глядя на вас – всегда улыбающуюся, бодрую, энергичную – задаешься вопросом: неужели у этой женщины никогда не бывает тяжелых времен?
– Все бывало. И разочарования в людях, на которых надеялась, в которых вкладывала душу, и тяжесть нагрузки непомерной казалась. Думалось: ну, сколько можно, надо все бросить. А потом стыдно перед самой собой становилось: что это разнюнилась – расплакалась? Надо брать себя в руки и – вперед!
Очень трудным был год, когда ушел из жизни Владимир Алексеевич и мне сказали: будешь директором. Тут и такая потеря, и свалившаяся на тебя вся ответственность за музей.
Но еще более сложное время – с февраля 2006 по октябрь 2007 года.
– Это когда вас, депутата-ветерана, уговорили стать чиновником – освобожденным председателем Минусинской городской думы?
Другой бы радовался: весьма серьезный карьерный рост, более высокая зарплата, нормированный рабочий день, да и реальных забот, думаю, значительно меньше. А вас в то время я даже не узнавала: казалось, что из вас просто вынули душу.
– Это правда. Чиновничья работа – точно не по мне. Уговорили: надо! Но еле выдержала. Ходила понурая. Каждый месяц просила освободить, переизбрать: «Ну, не мое это, не мое!»
И нормированный рабочий день меня просто убивал. Зато теперь снова могу в музее работать, как и прежде: с семи утра до десяти вечера.
– А как же так называемая личная жизнь?
– Знаете, меня иногда спрашивают: «Ты много ездишь, почему ни с кем не познакомишься?» Но всякие сиюминутные курортные романы не по мне. Надо, чтобы кто-то душу затронул. Чтобы интересы были – общие. Друзей много, и прекрасных друзей. Друзья – это, наверное, важнее, чем все остальное.
У меня замечательные племянники, и все – мальчики. У старшего брата Владимира двое сыновей, у младшего Сергея – четверо. Они меня зовут Люда. Помню, пришла в садик за младшим, ему сейчас уже 26 лет, и воспитательница кричит: «К тебе тетя пришла». А он: «Это не тетя, это – моя Люда!»
Знаете, иногда женщина может впасть в угнетенное состояние: мол, жизнь не сложилась: нет семьи, нет детей, нет того и сего, пятого, десятого. Но если есть любимое дело, работа, то они тебя поглощают, затягивают. Это счастье, когда у тебя есть работа, которая может заменить тебе все.
Меня как-то спросили сотрудницы нашей бухгалтерии:
– Неужели вы всегда вот так – с радостью – приходите на работу?
– Всегда.
– Вот ведь счастливый человек!
ВНЕ ВРЕМЕНИ
– Такое отношение к делу, как у вас – обязательное условие музейной работы? Трудновато все же требовать от сотрудников, получающих мизерную зарплату, а она у муниципальных музейщиков, увы, такова, творческого отношения к делу за нищенское вознаграждение.
– Творчество от зарплаты не зависит. Его либо нет, либо оно есть, если человек любит свое дело.
Вот у нас в филиале, музее-квартире Кржижановского и Старкова, работают смотрительницы. Ну, кажется, сиди себе и смотри за порядком, больше ничего не входит в твои обязанности, нет посетителей – тебе же лучше. А они шьют кукол и сами кукольные спектакли для детей устраивают. Вот это – творчество, вот это – музеяне!
Знаете, Владимир Алексеевич Ковалев в свое время много говорил об этом, я тогда по молодости не всему придавала значение, а теперь его же словами пытаюсь говорить с сотрудниками.
Помню, кто-то из женщин тогда возмутился:
– Вы что, Владимир Алексеевич, хотите, чтобы я еще и дома, стоя у плиты, думала о музее?
– Конечно, вы и будете так делать. Вот увидите.
Да, сегодня у нас очень низкая зарплата, но есть различные доплаты по результатам труда. А главное – есть возможность совершенствоваться, расти, творить, узнавать новое, завоевывать авторитет. Кому это по душе, тот останется. Есть и такие, кому это не надо: они уходят, и никто этого не замечает.
– Вы называете себя музеяне. Это какое-то особое сообщество людей?
– Россияне. Музеяне.
Да, это особый мир. Мир людей, которые имеют возможность уйти в прошлое. И где-то заглянуть в будущее. И задуматься, почему мы так живем в настоящем.
Мир людей вне времени.
Фото автора, Нади Антуфьевой, из архива Минусинского музея
и личного архива Л. Ермолаевой.
Минусинск – Кызыл
Фото:
1. Особый мир – вне времени. Людмила Ермолаева в одном из залов музея.
2. Совет. С директором Владимиром Ковалевым. 1996 год.
3. С минусинскими ветеранами. 2005 год.
4. + 4 а Старый город: окно дома со знаменитыми минусинскими помидорами и балкон театра.
5. + 5а Дом Вильнера в 1915 и в 2008 годах. Минусинск.