«ТУВИНЦЫ И ВЛАСТЬ»

Выборные технологии, черный пиар, манипулирование электоратом и другие вещи подобного рода давно стали печальной реальностью политической жизни, как России, так и Тувы. При этом очевидно, что они – временные явления.

Cегодня пиар-специалисты есть, завтра их нет. Сегодня кто-то делает ставку на подкупы. Завтра он же взывает к чувствам земляков. В это время одни срочно штампуют фальшивые бюллетени. А другие делают автопробеги по пустынным дорогам Тувы, устраивают там секретные совещания со своими сторонниками.

Все это – лишь блуждающие огни. Так выразился французский писатель Андре Моруа по поводу общественного мнения.

Огни то вспыхивают, то пропадают. А остаются «маяки» – постоянно работающие модели поведения, или в целом – политическая культура. Время от времени она «портит» нерадивым политтехнологам их планы. А порой и бывает на руку тем, кто знает, с чем имеет дело.

Попытаемся разобраться в том, какова политическая культура Тувы. Так как большая часть населения республики – тувинцы, то речь пойдет о тувинских этнокультурных традициях в целом, о том, что от них осталось к сегодняшнему дню после вековой истории трансформаций.

Размышлять буду, последовательно отвечая на три основных вопроса.

Как тувинцы относятся к власти? Каковы их политическое поведение и степень вовлеченности в политические процессы? Каковы особенности ориентаций и деятельности властных групп Тувы?

НЕДАЛЕКО УШЛИ

Как считал немецкий социолог Макс Вебер, власть – это возможность одного социального субъекта реализовать свою волю вопреки сопротивлению других учас-тников политического действия.

То есть человек или группа добивается своей цели, решает свои задачи, подавляя сопротивление других. Массы не могут преодолеть эту ситуацию. Они признают такой порядок, привыкают повиноваться. И тем самым делают власть над собой легитимной, законной – основанной на праве, устном или письменном.

На том и строится общественная иерархия. Одни правят, другие подчиняются.

Подчинение, послушание для тувинцев было частью традиционной культуры. Обычаи, порядки, народный этикет, народные знания не подвергались сомнению, воспринимались как данность и передавались из поколения в поколение.

В том числе для людей было актуально деление на старших членов семьи, рода и на младших. Вторые были обязаны повиноваться первым. Залог успешности выживания кочевого хозяйства заключался в передаче старшими поколениями младшим опыта кочеваний, знаний об окружающей природе и представлений о неизменности обычаев. Именно поэтому доминирование одних, условно говоря – «опытных», над другими, «неопытными», было жестким. Оно не встречало никакого сопротивления, так как послушание воспитывалось с раннего детства.

Это была традиция, закрепленная религиозными верованиями, запретами.

Но доминирование одних над другими с развитием общества уже не ограничивалось только отношениями старших и младших в семье, в роду. Социальное расслоение в разные времена истории кочевых обществ приводило к тому, что появлялись люди, которые получали контроль над продуктивными ресурсами целого ряда племен, над внутренним и внешним обменом или торговлей и прочим.

Рядовые кочевники уже оказывались в зависимости от разбогатевших соплеменников, глав других племен. Росло недовольство. Появилось сопротивление. Но оно преодолевалось силой оружия. Чувство послушания, и так присущее тувинцам, стало вколачиваться в них кулаками.

Так появилась власть, которая слилась с традицией.

Во времена маньчжурских порядков в Туве укреплялись и развивались феодальные отношения. Так пишут историки, в частности, в первом томе «Истории Тувы» (Новосибирск, 2001).

Всей землей владела Цинская династия императорского Китая. Ее части раздавались хошунным князьям в наследственное владение. Однако территорию могли и отобрать, передать другому. Местные правители распоряжались кочевьями и рабочим скотом также по своему усмотрению.

Тогда у тувинской власти усилился личностный характер.

Подчиняться надо было не просто правителю, но конкретному человеку, от воли которого зависела судьба твоя и твоих близких. Роптать – значит ставить все под угрозу. На этой почти абсолютной безнаказанности правители часто с удовольствием паразитировали.

Подчиненные в итоге становились личными «вассалами», «рабами» могущественных князей – нойонов в ущерб своим интересам, задачам выживания своей семьи, рода. Начальство помыкало своими «рабами», как хотело.

Послушание и господство сегодня для тувинцев остаются актуальными, образуют характерную черту политической культуры. Начальники и ныне любят паразитировать на всех уровнях власти. Личные интересы продолжают определять многие властные решения. Молодежь еще вчера могла видеть, как высокие чины принижают друг друга, в свою очередь прогибаясь под прищуренным взглядом еще более высокого начальства.

Тем самым традиции продолжают транслироваться…

ЗЕМЛЯКИ ВЫ МОИ, ЗЕМЛЯКИ

Однако неправильно говорить о том, что тувинцы – абсолютно послушные чинопочитатели, что они представляют собой некий «забитый» народ и над ними легко властвовать.

Есть еще вторая важнейшая черта политической культуры тувинцев. Она сформировалась в тот период, когда управление родом осуществлялось на основе первобытнообщинной демократии. О переплетении феодальных отношений у тувинцев с патриархально-родовыми, общинными писали многие этнографы, специалисты по праву.

Блюстителями родовых обычаев являлись пожилые и наиболее уважаемые представители рода. Исполнение предложений и советов их было обязательным. Однако на общем собрании взрослых членов семей решались вопросы коллективной охоты, рыболовства, ведения хозяйства.

Предпочтение отдавалось самому уважаемому, опытному, знающему человеку. Глава общины назначал время перекочевки аала на сезонные пастбища, определял сроки посева и прочее. Но только посовещавшись с другими членами аала.

Тем самым у каждого человека были не только обязанности, но и права. Было право на определенное мнение в рамках общепринятого, право на часть добычи, право на помощь.

Рудименты первобытного коллективизма, правил общинной собственности можно наблюдать и в современности. После разделки барана даже в условиях города у тувинцев принято созывать на совместную трапезу несколько семей родственников, делиться мясом.

Каждый тувинец вправе ожидать от «большой» семьи (членов рода) помощи, когда происходят потери в его «малой» семье. Неоказание ее является предметом порицаний окружающих.

На праве поддержки, которое имели слабые, строились забота и о детях, в том числе – сиротах, о немощных стариках.

Идея равноправия была заложена в повседневной жизни семьи, рода, племени.

Более того. Тувинцы подспудно понимали, что их род ничем не хуже другого, в каждом есть свои правители, свои мастера, свои художники и пр.

На этом основании выработалась третья черта тувинской политической культуры.

У тувинцев довольно развито чувство соперничества между родами (кожуунами) и их представителями. Не вражды, а именно соперничества, как подчеркнула историк Марина Монгуш в своей докторской диссертации о тувинской идентичности (представлений о себе и своем народе).

Вспомните шуточные или бранные характеристики, которые даются разным родам в песнях, частушках. Их подборку также можно прочитать в книге филолога Георгия Курбатского «Тувинцы в своем фольклоре» (2001 г.).

Одних называют гордыми, других – кичливыми, третьих – грубыми, четвертых – жадными, пятых – черствыми.

Чисто родовое деление, правда, уже успело утратить свою актуальность. Ныне чаще вспоминается кожуунная, локально-земляческая принадлежность.

По мере усложнения обществ обычно политическая элита преодолевает разрозненность как внутри властных групп, так и в массах. Так возникают государства с централизованной властью.

Но обществу тувинцев-кочевников история не дала возможность самостоятельно разрешить эту проблему. На ход эволюционных процессов более всего повлияли маньчжурские реформы и российская-советская политика. Когда со знаком «минус», а когда со знаком «плюс».

Своя родовая знать, выделившаяся из среды общинников, вплоть до конца XIX века была еще довольно «рыхлым» образованием. Ее только с натяжкой можно назвать политической элитой общества.

Действиями большинства кочевых богачей-начальников еще со времен противостояния Великой Степи и китайской цивилизации руководила привычка, мода, страсть к обогащению. Об этом пишет крупный отечественный специалист по кочевникам Николай Крадин.

Та же привычка жила среди тувинских князей. Это вело к ослаблению организационного начала в обществе, к внутренним распрям. Например, межкожуунные разногласия приходилось преодолевать даже в ходе исторического Всетувинского учредительного хурала (съезда) в августе 1921 года.

СЛЕЗАЙ С КОНЯ

И так, во-первых, безусловно, у тувинцев присутствуют традиционные отношения жесткого господства и подчинения.

Во-вторых, актуально и представление о равноправии людей, родов, кожуунов. В-третьих, существует соперничество между родами, кожуунами.

Все эти три вида социальных установок и отношений лежат в основании политической культуры коренного населения Тувы. Так как они в чем-то противоречат друг другу, в чем-то дополняют или отрицают друг друга на разных уровнях социальных связей, то их сосуществование создает сложную картину политических отношений. Все это отражается сегодня на поведении избирателей, на деятельности политических элитных группировок, в целом политической жизни Тувы.

В течение последних двух веков эти три характеристики не всегда «работали» в тувинском обществе с одинаковой силой.

Во времена господства Китая над Урянхайским краем маньчжурские власти достаточно умело (хоть, возможно, и не осознано) использовали их в своих целях. Они полностью подчинили себе население, «приколотив» его к определенным территориям. Они манипулировали соперничеством местных князей, возвышая одних, принижая других, не давая возможности обществу преодолеть разрозненность.

Политическая жизнь Тувы тогда полностью зависела от планов завоевателей.

В период ТНР сначала важным было сбалансировать силы, подчеркнуть равенство прав. Государство сначала декларировалось как парламентская республика. В нем верховная и законодательная власть должна была принадлежать съезду всех кожуунов – Народному хуралу. В деятельности правительства и органов правосудия также задумывалась коллегиальность.

Однако спустя всего несколько лет на политическую арену выступила местная партия, скроенная по образу и подобию коммунистической партии в России. Старая властная элита была «зачищена». Реальное и полное руководство государством перешло к ЦК ТНРП. Тувинские коммунисты стали руководствоваться авторитарными методами, как и коллеги в стране Советов.

Советские преобразования уже значительно перекроили тувинское общество. Оно старательно вписывалось в единую политическую и народнохозяйственную систему. Тувинцы на время «забыли» о своей разрозненности. Соперничество родов, кожуунов ушло на второй план. Востребованными оказались только отношения полного господства и подчинения: одной партии, ее идеологии и партийного руководства над населением и его жизнью.

Но сопротивления это не вызывало. Ибо декларировались и частично реализовывались идеи равенства. Система давала социальные гарантии. Араты могли прославиться как простые труженики. А могли получить образование, подняться по социальной лестнице. Могли быть даже включенными в правящий класс номенклатуры.

Политическая жизнь в республике была советского типа и проводилась своими партийными начальниками.

Но в постсоветское время ситуация осложнилась. Радикальные реформы 1990-х годов привели к анархическому переделу власти и капитала.

Вначале демократические идеи, партийные программы, идеологические объединения (в том числе и декларирующие возрождение «свободной Тувы») еще играли какую-то роль, выражали интересы масс. Точнее – увлекали их этими идеями. Но в целом деятельность политических группировок уже не контролировалась центральной властью, единой партийной системой. А позже – не стала определяться и народным волеизъявлением.

Изъявлять свою волю стали политики. Именно они прессингуют электорат в период выборов, а не наоборот. В отношении населения применяются новые политические технологии.

В комбинациях разыгрываются не только материальные средства, голоса, но и судьбы сторонников, противников группировок. Сначала победить, а политическую платформу подгоним после. Все равно в выборный период никто обещаниям не верит, не интересуется.

В этих условиях для масс не стало играть особого значения, какую партию представляет тот или иной политик. Определяющими стали, прежде всего, маркеры «Свой» – «Чужой».

Филиалы федеральных партийных организаций в Туве неизменно приобретают теперь тувинский «окрас». Политические противники сами неформально позиционируют друг друга как определенные земляческие группы. Также относятся к ним и избиратели.

Реанимировались представления о соперничестве кожуунов и их лидеров.

Отнесение одних людей, даже семей, к политическим группировкам сузило поле профессиональной деятельности сторонников. Они сделались полностью лично зависимыми от своих покровителей, от кланов.

Пока правит твой покровитель, ты – на коне. Как только его звезда закатилась, слезай с коня, отдай кнут. Если не докажешь, что ты сможешь пасти табуны другого владельца. Варианты и условия для родственников вчерашнего князя жестче. Или отречение «по крови», или крупный торг.

Восстановились и феодальные порядки в обществе, в политике.

СТАВКА - ЖИЗНЬ

Наиболее распространенной и измеримой формой политического поведения населения для политологов считается голосование.

Мы помним о том, какой высокой была электоральная активность в Туве в начале 1990-х годов. Она была более высокой даже на фоне других республик.

Но уже тогда этносоциолог, доктор исторических наук Зоя Анайбан в одной из своих работ предупреждала: большие показатели не должны вводить в заблуждение. Нельзя считать население столь сознательным, враз демократизировавшимся.

Как социологи проверяют зрелость общества? Очень просто. Несмотря на впечатляющие цифры, избиратели не отличались постоянством предпочтений. Они могли легко в каждый избирательный виток выбирать разные политические партии, политические движения. Дело настроения, обстоятельств. Результат сиюминутной работы политтехнологов.

Что же происходило дальше? Со второй половины 1990-х годов избирательная активность неуклонно уменьшалась.

Стало очевидно снижение авторитета главы правительства республики Шериг-оола Ооржака. Даже при использовании его командой на выборах краткосрочных мощных мер воздействия на электоральное поведение.

Пульс электората учащался после искусственной стимуляции. Потом больного оставляли в покое до следующих выборов. Но кривая показателей все равно ползла вниз.

Возьмем официальные цифры. Если в 1992 году за него проголосовало 83,2% избирателей (при общей явке в 74,6%), то далее цифры снижаются: в 1997 году – 70,6% (явка – 70,9%), в 2002 году – уже 53,5% (явка – 65,5 %).

О традициях послушания, предпочтениях своих чужим в рамках республики, соперничестве между кожуунами нам говорит сравнительная картина голосований.

В 2002 году на выборах главы правительства РТ самые высокие показатели явки (более 70%) были у двух самых отдаленных кожуунов с преимущественно сельским населением: у Овюрского и Монгун-Тайгинского. А также у Барун-Хемчикского.

Собственно тувинское село Зоя Анайбан называет «этнографическим хранилищем». Его устройство и административный статус, несмотря на весь драматичный ХХ век, остались весьма архаичными.

Уровень жизни жителей села весьма низок. Социальные потребности удовлетворяются в самом первичном виде. Отсюда и пьянство, преступность. Существование скрашивается совместными празднованиями религиозных событий, официальных дат.

Здесь на выборы идут все. Предвыборные агитации происходят по накатанному сценарию. Главный пункт в нем – зрелищность, то есть концерт. Артисты служат не искусству, а конкретным кандидатам. Жить как-то надо.

У сельчан интерес есть и к словам агитаторов. Но альтернативность выборов довольно условна: голоса отдаются традиционно за действующих начальников.

Причем, наибольшие шансы имеет или кандидат – выходец из этих мест, или тот, за кого агитирует местное начальство, как же пойти против его мнения?

Барун-Хемчикский кожуун не только проявлял высокую сознательность в день выборов. Здесь было и самое большое число досрочно голосующих. Это – родина Шериг-оола Ооржака, на которую делалась особая ставка.

Более того. В марте этого года во время недавнего политического кризиса в Туве окружение первого президента РТ попыталось опереться именно на земляков, которые готовы были поддержать его только потому, что он «свой». Вспомните автобусные караваны в Кызыл из западных районов, наспех укомплектованные людьми разных профессий, возрастов.

Менее «послушными» оказываются в такой ситуации территории, для которых политик в некотором смысле «чужой». Прежде всего, речь идет о Кызыле, в котором проживает большинство русских Тувы, представители других национальностей. Тувинцы же здесь – выходцы из разных кожуунов. Все они за почти два десятка лет и так уже устали от псевдодемократических выборов и бесконечных политических дрязг.

Людей здесь больше воодушевляет тот, кто идет поперек всего, рубит с плеча и плюет на условности. Достаточно вспомнить «протестное» избрание мэром Кызыла в 1998 году Александра Кашина. Он озвучивал кухонное роптание горожан, когда публично крыл матом действующую власть. И тем самым импонировал многим.

В 2002 году меньше всего избирателей прошло голосовать именно в городе Кызыле – 46,9%.

Так как здесь проживает треть зарегистрированных избирателей, столица республики становится главной ареной для реализации черных выборных технологий.

Тут уже на всю катушку пускается принцип начальственной указки, полного подавления воли людей, зависимых от руководства. Попробуй откажись. Рынок труда хоть и есть, но только в сравнении с кожуунами. А в целом – крайне ограничен.

Именно реализация циничного правила «не важно как проголосовали, а важно, как подсчитали» привела к тому, что мандаты депутатов Законодательной палаты Великого Хурала в 2006-2007 годах «разыгрывались» до последнего. До голодовки – акции, в которой, по сути, ставкой была жизнь.

Выборы последних лет говорили не об истинных осознанных интересах населения, а о том, какие комбинации с принципами политической культуры тувинцев разыгрывали политики, применяя всевозможные ресурсы. И как сами прогибались под тяжестью традиций.НЕ СЫН БОГА

Однако тувинцы – это не просто люди бессознательного послушания. Называть нас традиционалистами – слишком просто.

Традиционным считается такой тип господства (если снова вспомнить классика Макса Вебера), в котором население убеждено, что его правители – ставленники божественных сил, что их власть священна. На этой основе выросли монархические режимы мира.

В обычаях ли такое отношение у тувинцев? Нет.

Вся духовная культура тувинцев пронизана религиозными идеями. Весь быт, поступки, деятельность соотносились с велениями духов. Но власть начальников не относилась к сфере сакрального. Почему?

Доктор исторических наук Николай Крадин в этой связи подчеркивает, что жизнь степного общес-тва всегда была наполнена реальными тревогами и опасностями. Они требовали от лидера активного участия в их преодолении. Правитель кочевой империи просто по логике вещей не мог быть только «Сыном Бога», который в своем дворце издалека взирал на подданных у своих ног.

Лидер кочевников всегда жил среди людей. На их глазах протекала вся его жизнь. Он пользовался теми же дарами природы. Его жилище – юрта – отличалась лишь белым цветом, размерами и внутренним убранством.

В народе ходили рассказы о человеческих качествах богатых, с которыми подданным приходилось сталкиваться. Оттого в фольклоре у нас так много упоминаний о коварных, жадных, злых богачах.

Все это объясняет рационализм политического поведения тувинцев. Подчиняясь начальству в целом, никто не связывает его пребывание на посту с благословением свыше.

Тувинцы не считают начальников всех уровней ставленниками каких-то высших сил, не обожествляют их и не приписывают им сверхъестественных качеств.

Это убеждение подкрепляет чувство соперничества. Логика размышлений такова: если этот дарга – такой же человек, как и все, то почему его место не может занять более достойный? Например, я сам. Или мой родственник (при нем и я не пропаду).

ХУРАЛ: ИНСТИТУТ-СИМВОЛ

Оновные черты политической культуры определяют не только поведение избирателей, но и отражаются на функционировании политических институтов.

Возьмем два нововведения постсоветс-кого времени: Великий Хурал и институт президента республики.

Судьба их оказывается различной и весьма показательной. Не в последнюю очередь благодаря тому, что одно опирается на традиции политической культуры тувинцев, а другое – нет.

Хурал является не просто нововведением, и не просто восстановлением старого «органа всенародного свободного волеизъявления». Традиция парламентаризма в Туве была заложена в начале ХХ века. Но и прежде она не была совсем чуждой населению.

Парадокс для непосвященных: казалось бы, где демократия как завоевание западного мира, а где «дремучие» кочевники, которые поклоняются духам?!

Но в «природе» Хурала заложен принцип равенства между людьми, а значит, и между родами, между кожуунами. Принцип аальной общинной жизни.

Восстановление Хурала в 1993 году в условиях суверенизации, процессов национального возрождения было не только важным политическим событием. Оно имело большое культурное значение. На государственном уровне ознаменовалась реставрация старых общественных норм. Но в новом актуальном качестве, которое требуется для процессов демократизации.

Отсюда следует вывод: старые традиции не всегда являются отсталыми, их можно и нужно использовать для модернизации общества. Просто важно разглядеть их потенциал.

Великий Хурал в целом стал органом представительства во власти разных социальных слоев тувинского общества.

Одно из важных следствий из этого факта: он стал новым каналом рекрутизации элит, то есть новой постсоветской политической карьерной лестницей, взойдя на которую, человек может дойти до вершин власти.

Пимер перед глазами: Шолбан Кара-оол. Он начинал свою активную трудовую деятельность как предприниматель. Прошел ступени парламентской работы, лишь затем перешел в правительство.

6 апреля 2007 года его кандидатура была утверждена на пост председателя правительства Республики Тыва. Это событие обозначило не просто смену власти, уход одного человека, приход другого, и даже смену команд.

Состоялась также «аттестация» нового института политических лидеров. Хурал получил первого выпускника-главу республики и тем самым сам сдал своеобразный госэкзамен как институт – канал поднятия на социальный верх.

Прежние советские фабрики политических грез – профсоюз, комсомол, партия – ушли в прошлое. Их заменило собой депутатство.

Появится ли еще какой альтернативный канал в будущем – покажет время.

Благодаря этим прочным политико-культурным, социальным предпосылкам, Хурал – прочная структура. Несмотря на не слишком похвальную деятельность отдельных депутатов и даже на коллективные промахи.

Это институт-символ, институт-канал. Его сейчас невозможно ликвидировать полностью, лишь – модернизировать частично.

Эого не скажешь о другом постсоветском нововведении – институте президентства.

Его введение объяснимо. На волне опьянения свободами национальные республики попытались «съесть» суверенитета столько, сколько разрешил Борис Ельцин. В том числе и ввели посты президентов – высших должностных лиц, представляющих республики как внутри России, так и за ее пределами. Рассуждали на местах примерно так: чем мы хуже, у нас тоже национально-государственные образования.

Точно также понятна и последующая ликвидация института президента в Туве.

Выстраиваемая Владимиром Путиным с начала 2000-х годов вертикаль власти требовала от регионов снять с себя излишнюю «пену» усердия, оставшуюся с той поры. Тува избавилась от лишних конституционных норм, которые не согласовывались со статусом субъекта федерации. А как бы попутно и от символа «вольнодумства» – поста президента.

Однако мало кто из наблюдателей верил в то, что за «законопослушным» решением местных властей стоят только соображения политической целесообразности.

Если бы речь шла только об общей тенденции по всей стране, то президентские «шапки» послушно бы сняли главы и других республик. Но этого не произошло до сих пор.

На кону в Туве была власть над регионом. Также было убеждение тогдашнего главы республики, что смена лидерства приведет к новому витку межнациональной розни, социальных конфликтов.

Так, и появление, и ликвидация института президента Тувы стали результатом деятельности политиков, точнее даже не деятельности, а их желаний, настроений в соот-ветствующих исторических условиях. Это не имело ничего общего с традициями политической культуры населения, поэтому было обречено на временность.

ВЕКОВЫЕ ГРАБЛИ

Мжно ли, размышляя о политической культуре тувинцев и ее влиянии на современность, также увязать в пучок анализа и события минувшей весны – марта 2007 года? Думаю, что – да.

Набросаю некоторые предварительные штрихи, прежде всего, обращая внимание на стиль деятельности политической элиты. Это позволит абстрагироваться от противостояния, от интересов сторон – проигравшей и выигравшей.

В минувшем марте в борьбе за власть в Туве столкнулись две основные политические силы. Они представляли собой, по сути, с одной стороны, советский номенклатурный клан и, с другой – постсоветских политиков из среды «разночинцев».

Тогдашний глава республики имел за спиной советское воспитание и опыт хозяйствования, сформированный до всех социальных потрясений конца ХХ века. Ему важно было удержать регион в состоянии стабильности.

Кроме того, необходимо было сохранить определенное положение в обществе. Раньше всем представителям номенклатуры это пожизненно обеспечивала система. Сейчас только главы суверенных среднеазиатских республик могут как-то реанимировать привычную схему, выстроить железобетонные гарантии для себя и своих семей, перекраивая конституции.

В это время – в «дикие» 1990-ые – вызревало другое поколение. Его представители сами (без участия системы, без патронажа партии) находили методом проб и ошибок свои заработки, добивались своего общественного положения. Им хочется свободы для политического самовыражения. Они думают, что готовы не просто сохранять, развивать имеющееся, но и рисковать, менять, реформировать, улучшать.

Но решительно настроенные оппозиционеры вполне могли снова проиграть этот бой против засидевшейся власти. Силы были неравны. Новая генерация политиков Тувы не могла изгнать из своих собственных рядов извечный тувинский дух соперничества. Против них был сжат единый административный кулак.

Самостоятельно разрешить проблему противостояния местным политикам не удалось. Кризис был разрешен только благодаря федеральной власти.

В связи с этим вспомните события уже почти вековой давности, сопровождавшие процесс принятия Тувой протектората России.

После падения Маньчжурской империи Китая и освобождения Тувы необходимо было наладить экономику края, оказавшуюся в полуразрушенном, почти первобытном состоянии в результате целенаправленной политики китайской администрации. Но, как пишут историки, произошло столкновение взглядов глав кожуунов. Они разделились на группировки «по интересам», в том числе и группа амбын-нойона – главы местных князей, ранее подчинявшегося китайскому генерал-губернатору в Монголии.

Все метались в поисках покровителя. Выбирали одновременно того, кто помог бы им одолеть соперников, и кто сохранил бы суверенитет края и обычаи тувинцев. Сам Буян-Бадыргы, один из основателей тувинской государственности, сначала в этих метаниях ориентировался на Китай, Монголию, и лишь затем обратился к северной державе. Покровительство России позволило впоследствии Туве выйти на путь государственного самоопределения.

2007 году, спустя более 90 лет, Тува снова оказалась один на один со своими проблемами и снова не смогла сама с ними справиться, прося поддержки Москвы. Наша собственная разрозненность привела к тому, что политологи всерьез заговорили о внешнем управлении регионом.

Ситуация по большому счету повторилась.

Но объективные и субъективные причины сложились таким образом, что федеральный центр снова сделал ставку на местного политика. Опять дана возможность относительно самостоятельно сформировать пути выхода Тувы из кризисной застойности.

Тувинское общество, дождавшись рекомендации своего начальника «сверху», в первое время даже вздохнуло с облегчением. Глава есть. Он – тувинец, житель Тувы. Его поддерживает федеральная власть и, что не менее важно, «свой» участник большой российской политики, один из самых влиятельных министров – Сергей Шойгу.

События говорят нам о том, что стиль деятельности политических лидеров Тувы остался прежним. В отношениях между собой мы продолжаем наступать на «тувинские» грабли.

А что будет на следующих выборах, например, думских в конце этого года?

КРЕДИТ НА ДОВЕРИЕ

И так, политическая культура тувинского общества представляет собой сплав разных идей. Они восходят к традиционным истокам социальной жизни, отношений в разные периоды истории региона. Они же продолжают диктовать свои правила в атмосфере нерегулируемого общественного брожения. Их не в силах перебороть те политики, которые думают только о сегодняшнем дне.

Присутствие традиционных установок, их влияние на современную политическую жизнь Тувы нельзя расценивать только как пережитки прошлого, только как негативные тенденции. Это часть нашей культуры. Это особенности тувинского менталитета. Это многовековые формулы взаимоотношений между людьми. При умелом подходе, комбинировании их можно использовать в деле модернизации общества.

Например, соперничество равных является вполне современным принципом в конкурентной рыночной экономике, в цивилизованной политической борьбе идей. Он, например, питает здоровый парламентаризм, который, как считают политологи, представляет собой гибкую государственную систему.

Но с другой стороны, чтобы конкурирование не становилось бессмысленным упертым делом и не приводило к бесконечным распрям, авторитаризм жесткой системы тоже в меру необходим.

Сочетание и того, и другого дает определенный баланс сил.

Немалую роль в создании баланса между соперничающими группировками, между управленцами и подчиненными, между властью и обществом играют идеи общности. Причем на общетувинском уровне (национальная идентичность, национальная идея и пр.).

Как они конструируются? Чаще всего происходит это в четырех случаях.

Первые два: в условиях войны (не дай Бог), в борьбе с представлениями о себе других регионов (и это неприемлемо).

А вот два других фактора для Тувы вполне подходят. Это: чувство гордости за достижения республики и ее жителей, а также борьба за определенные социальные идеалы. В какой форме они могут реализовываться?

Для поддержания чувства гордости за республику можно развивать своеобразный институт героев, их достижений, а главное – их признания.

Если ты трудишься, добиваешься успехов пусть даже в пределах одного села, а уж тем более, если прославляешь всю Туву за ее пределами, то слава и почет тебе. А нам всем – чувство гордости за тебя, за Туву, желание сделать подобный рывок. Успехи эти важны не только как «тувинские», предназначенные для внутреннего республиканского «употребления». Они имеют и общероссийское значение.

Важно, чтобы признавались успехи людей любой национальности, вероисповедания, представителей всех родов и кожуунов, видов деятельности, возрастов, политических убеждений. В этом деле в первую очередь власть должна демонстрировать, что надо быть выше любых личных симпатий и анти-патий, предубеждений.

Правда, одним из первых решений новой власти стало продление сроков полномочий сенаторов Сергея Пугачева и Людмилы Нарусовой. Не секрет, что фигуры для общественности одиозные, в представления о народном героизме и гордости не вписываются. Понятное дело, что сейчас и сама команда у власти укомплектована по взаимным договоренностям и участию в сложной борьбе за власть, по тому, кто какой вклад внес в победу, кто какие обещал инвестиции.

К тому же представления о «Своих» – «Чужих» в обществе останутся всегда. Людям необходимо чувствовать свою принадлежность к определенной группе. Для кого-то важно быть членом семьи, коллектива, профессии и т.д. Кто-то четко осознает, что он – тувинец, а кто-то чувствует себя именно русским.

Но одни со своими «Я», «Мы», «Свои» противопоставляют себя якобы «Чужим», видят в них соперников, врагов. А другие лишь признают непохожесть иных, признают право каждого на отличия. И не видят в этом ничего плохого.

Поэтому важно культивировать именно вторую линию: чувства терпимости, толерантности. Именно в этом русле признать достижения и тех людей, которые ранее несправедливо считались (прежде всего, властью) отщепенцами, инакомыслящими, ненужными, выскочками и пр. Такие отношения следует демонстрировать и прививать подрастающим поколениям.

Тем самым будет проводиться грамотный, долгосрочный пиар социально значимых идей, формироваться традиция цивилизованных отношений.

Этот пиар так же, как борьба за социальные идеалы в целом, могут быть заложены в концепции (стратегии, плане, программе – называйте, как хотите) мобилизации, осовременивания общества без отказа от его лучших традиций. В этом и заключается идеология модернизации в развитых странах мира.

ЗАЯВКА НА СВЕРХЗАДАЧУ

Двигатель борьбы за социальные идеалы – основная мысль: «А чем мы хуже? Мы тоже можем давать конкурентоспособные товары, услуги. Мы можем быть успешными именно за счет того, что есть у нас уникального, своего. Мы можем творчески переработать для себя лучшие стратегические приемы и решения других регионов, стран».

Концепция модернизации Тувы – не то же самое, что обязательные программы, которые защищаются в федеральном правительстве для получения очередных финансовых вливаний в бюджет республики. Правительство должно получить, прежде всего – от жителей Тувы, долгосрочный кредит общественного доверия на общие планы и совершаемые действия. И последовательно отрабатывать его, не обманывая ни себя, ни общество.

Главным объектом внимания в концепции должно стать общество, точнее – люди и качество их жизни (цель), а не экономика (средство).

Естественно, без финансов, без производства курс на общественное благоденствие будет утопичным. Но эффективность преобразований лучше измерять не только в цифрах ВВП, агропромышленного комплекса и пр., а в качестве жизни людей. Такие методики тоже есть, они вполне конкретны и демонстрируют человеческий потенциал развития.

Мы знаем, чем оборачивается увлечение общеэкономической статистикой, далекой от человеческой жизни.

В целом же речь идет об идеологической заявке на сверхзадачу, которая должна ставиться перед всеми.

Какой должна стать Тува? Как должны в ней жить горожане, сельчане? Какие усилия для этого требуются и от власти, и от населения? Как нам традиции не просто сохранять, развивать для самой культуры, но и использовать для задач экономического и политического развития?