Двадцать одно имя руководителя столицы республики с
1936 по 2003 год значится на стенде в мэрии города. И первым из них – Серен
Кужугет.
История,
как известно, не знает сослагательного наклонения, но если бы Сарыг-Серену
судьба предоставила иной выбор, он вряд ли согласился бы на него. Ибо
офицерская честь была для него дороже собственной жизни. Кто он, по паспорту
Серен Арапаевич Кужугет, по прозвищу «Рыжий Серен» и «Комиссар»? А еще – «враг
народа» по печально известному делу «чурмиттажынцев» 1938 года. А еще – первый
мэр столицы Тувы.
Из архивной справки: «В списках и характеристиках
участников разгрома контрреволюционного мятежа 1930-1932гг. значится Серен (так
в тексте) – комиссар кавдивизиона. С первых дней контрреволюционного мятежа был
назначен командиром отряда, направленного на подавление контрреволюционного
мятежа в районе Хемчика.
Постановлением Совета Министров ТНР № 109 от 1 апреля
1932 г.
председатель Военного Совета ТНР Серен назначен начальником гарнизона.
Постановлением комиссии по присвоению наград при
Правительстве ТНР № 1 от 27 мая 1933 года Серен представлен к ордену Боевого
Красного Знамени.
Постановлением III Чрезвычайной сессии Малого Хурала
ТНР председатель Реввоенсовета ТНР Серен избирается членом Правительства ТНР.
Постановлением IY сессии Малого Хурала ТНР от 9
января 1935 года Серен освобожден от занимаемых должностей.
С мая 1936 года по 10 февраля 1938 года С.А.Кужугет
работал председателем Кызылского самоуправления”.
Вот и все. И никаких более комментариев, объяснений.
Попробуем восполнить пробелы воспоминаниями
родственников С.А. Кужугета.
Он завещал написать на своей могиле: «Комиссар, командир кавполка»
Владимир (Улар) Серенович Кужугет, сын:
«Отец был родом с Барун-Хемчика, из семьи охотника. И
у отца была эта страсть – охота. Он был метким стрелком и меня с детства
приобщил к охоте. Жили мы в местечке Бегреда Пий-Хемского района. К отцу
частенько наведывались военные, не уезжали, помнится, без удачливой охоты.
По рассказам старших знаю, что в 1934 году отец как
командир кавэскадрона правительством Тувы был награжден маузером и конем.
Когда в 50-х годах мы переехали на жительство в
Бай-Хаак, я пошел в школу. Отец работал конюхом. Утром рано вставал,
кормил-поил лошадей, запрягал и выдавал их рабочим. Вечером рабочие сдавали
лошадей.Их снова надо было распрягать, поить-кормить, чистить, сушить сбрую и
прочее снаряжение. Я ему помогал в этой работе, гонял лошадей на водопой.
Еще я работал водовозом. В Бай-Хааке зимой и летом
постоянно были проблемы с водой. Утром я ходил в школу, а после обеда возил
воду. Или, наоборот, утром возил воду, а после обеда шел в школу. Учились мы с
сестрой Тамарой в русской школе (в тувинскую нас не принимали из-за судимости
отца), а в русской школе до этого никому не было дела.
Кроме работы конюхом, отец по-прежнему охотился.
Вставал он очень рано. Все время повторял тувинскую поговорку, смысл ее таков:
«Длинный сон и обжорство – потеря ума, самые нехорошие привычки человека». В
1964 году, когда я уже отслужил в армии, отец будил меня аж в четыре часа утра.
Я запрягал Сивуху, и мы с отцом отправлялись пасти овец. Чистили кошары,
пригоны для коров, освещая их керосиновой лампой. Отец был очень работящим. У
нас в семье жил еще мой двоюродный брат Ким. Он ленился, не хотел учиться. Отец
добился того, чтобы Кима призвали в армию. Отслужил он в Приморье, на флоте,
домой вернулся совсем другим человеком.
Отец много читал, выписывал газеты. Когда в 60-х
годах вышло постановление об оправдании отца, он тут же пошел в КГБ к Артему
Борбак-оолу. Задал ему вопрос: «Ответьте, за что я сидел?». Отец говорил, что
Артас, Полат, Намчак были причастны к политическим репрессиям в Туве.
До конца своих дней он жил в селе Целинном, там и умер.
Последнее время работал сторожем в Доме культуры. Ему до всего было дело:
почему государственные корма разбазаривают, почему в ДК нет самодеятельности и
т.д. и т.п.? Мать порой даже одергивала его: «Тебе-то какое дело до этого ?!»
Но он вот такой был – неравнодушный человек.
Отец очень гордился своим прозвищем «Комиссар». Он и
нам завещал на его могиле написать: «Комиссар, командир кавполка». Мы его волю
исполнили. После его смерти в 1984 году в Целинном одну из улиц в его честь
назвали.
Мама умерла раньше его на два года, хотя, вроде, не
болела. Отец не пил спиртное и не курил. А мать курила. Помню, еще в детстве
стоило ей потерять свою трубку – трагедия! Тут же всей семьей начинали ее
искать. Отец не переносил дыма, ворчал на мать.
В тюрьме отец был поваром, затем – столяром. Стал
замечательным мастером на все руки. В военное время в тюрьме готовили для
фронта лыжи. Так вот он с другими заключенными вместо 30 тысяч пар лыж
изготовил вдвое больше. За это ему и скостили два года, досрочно освободили.
Помню, в кинотеатре, в том самом здании, где его
судили, он с каким-то русским мужиком-столяром сделал кресла – пятьсот с лишним
штук. Новинка была для того времени. Я гордился отцом».
Мы не отреклись от отца и своей фамилии
Тамара Сереновна Судер-оол, дочь:
«Я совсем была маленькой, но, мне кажется, помню, как
его забирали. Надел он плащ, подпоясался военным ремнем. Я заплакала. Те люди,
которые пришли за отцом, успокаивали меня: «Не плачь, девочка», – дали мне
сахар в пакетике. Остались мы с мамой. Брат Владимир был еще младше меня. Мы
обитали зимой на Ондуме, жили очень бедно. Летом через Енисей переправлялись на
лодке. Все переправятся, снег уже пойдет, а мама, бедная, все бегает, ищет, кто
бы нас переправил. Когда стало невмоготу, и скот весь растащили, мы перебрались
на жительство в местечко Тонмас-Суг, поселились здесь в юрте.
За хорошую работу в местах лишения свободы отца
освободили досрочно: вместо восьми лет он отбыл шесть. Было это в августе или
октябре 1944 года. Мне было восемь лет, а брату Владимиру – шесть. Старшая
сестра Хувар жила своей семьей, у нее уже был сын, впоследствии Вячеслав Ондар
стал талантливым травматологом, сейчас он в Подмосковье живет и работает по
специальности.
Еще у нас есть три старшие сестры – Валентина
Сереновна Дандар, Елена Сереновна Куулар и Лидия Сереновна Маады. Пенсионерки,
живут в с.Целинном.
Окончили мы с Владимиром школу в Бай-Хааке, поступили
учиться дальше. Я стала учителем русского языка, а брат – зоотехником. Когда мы
с Владимиром завели свои семьи, родители переехали на жительство в село
Целинное. Здесь отец заведовал молочно-товарной фермой. Добросовестно и честно
работал.
Отец был очень начитанным, много знал и много
рассказывал. Мы еще в школу не ходили и читать не умели, а по его рассказам уже
знали про Робинзона Крузо.
Рассказывал отец про себя смешной случай. Когда он с
другими тувинцами поехал учиться в Тверь, в Абакане они пошли в кинотеатр,
впервые смотрели фильм. И во время его просмотра так увлеклись изображаемыми в
нем военными действиями, что загорелись разыскать ту самую лощину, где убили
героя. «Надо утром туда сходить и забрать оружие…» Переводчик кое-как им
растолковал, что это невозможно, что это всего лишь картина.
Отец был военной выправки, очень аккуратный. Как и
подобало военному человеку, всегда до блеска чистил обувь, даже с собой носил
обувную щетку и бархотку. Он был знаком с Максимом Мунзуком. Отец в свое время
привез его на коне из Элегеста в Кызыл, устроил барабанщиком в кавэскадрон.
Также отец был знаком со знаменитым танцором Махмудом Эсамбаевым, который не
раз с концертами приезжал в Туву.
Мама, Сюрюнмаа Кундуспаевна, училась в школе № 2 на
фармацевта, здесь тогда объединенная школа была, учили и специальностям. Она
тоже, как и папа, была большой аккуратисткой. Я более 40 лет учительствовала,
преподавала русский язык.
Вплоть до замужества все дочери носили фамилию отца.
Как бы нам ни было трудно, после репрессий отца мы не отрекались ни от него
самого, ни от его фамилии».
Тимур Уларович Кужугет, внук:
«Я хорошо помню деда. Говорят, что я его копия, очень
на него похож. Помню, у деда постоянно несколько конфеток было в кармане для
нас, его внучат. Еще он приходил к нам в гости, записывал на стареньком
магнитофоне свои воспоминания, надиктовывал. К сожалению, мы тогда не понимали
их ценности и не сохранили. Жили мы в Целинном, по соседству с ним. Он жил на
улице Степной, ныне эта улица именем деда названа. Дед умер в 1984 году, когда
мне было десять лет. Поэтому я, конечно, помню его. Бабушка умерла в 1982 году.
В 1996 году мои родственники проводили в Целинном
праздник – день памяти отца и деда Серена Арапаевича Кужугета. Устроили
спортивные состязания, учредили призы, которые получили не только победители,
но и проигравшие – за волю к победе.
В январе 2003 года в Кызыле праздновали 100-летие со
дня рождения деда. Собралось только прямых его родственников – детей, внуков,
правнуков – около 150 человек.
Моя мама, Тоюнмаа Степановна Кужугет, 25 лет
проработала участковым врачом в Целинном, ей присвоено звание «Заслуженный врач
Республики Тыва».
Татьяна Алексеевна Куулар, племянница:
«Кужугет Серен Арапаевич и мой отец Кужугет
Белек-Баир были двоюродными братьями. Мне Серен Арапаевич приходился дядей, но
я его считала своим дедушкой, так и звала – дедушка.
Звали его все «Сарыг-Серен» (Рыжий Серен), поскольку
он действительно был светловолосым, рыжим. Также до самой его старости у него
было прозвище «Комиссар». Народ и песню тувинскую о нем сложил. В переводе на
русский язык смысл ее таков: «У Сарыг-Серена – первого из тувинцев были зубы
золотые. Сарыг-Серен был первым тувинцем – военным».
В 30-х годах на Хемчике вспыхнул мятеж. На его
подавление был направлен дедушка. Когда мятеж был подавлен, Кужугета повысили в
звании, стал он комиссаром полка. Окружили его почетом. Даже песня о нем появилась.
В переводе на русский язык она звучала так: «Построил Сарыг Серен солдат своим
золотым зубом и саблей победил врага».
Однако прошло время, и некоторые стали критиковать
Кужугета, что-де он неправильную тактику избрал, расстреливал только главарей
мятежа, а рядовых отпускал, что надо было и их тоже всех подряд расстреливать.
Вся эта критика сказалась на здоровье Кужугета. Он
заболел и попросил освободить его от командования армией. Его освободили и
назначили председателем администрации Кызыла. Примерно полтора года он
проработал в этой должности. Но его постигла неудача: в это время в Кызыле
сгорела электростанция, располагавшаяся в деревянном домике, а дедушку признали
виновным в пожаре и осудили на три месяца лишения свободы условно, с должности
сняли. Тогда дедушка занялся личным хозяйством, держал скот, пахал землю,
выращивал хлеб.
Помню, поехала я к дедушке в гости, и он дал мне две
курицы. Это было в диковинку в то время: тувинец, а кур разводит. Дедушка был
очень подвижным, энергичным, высоким, стройным, спортивного телосложения, с
коротко стрижеными волосами. Военная форма была ему к лицу. Было такое
впечатление, что он родился военным.
Последние годы он жил в Целинном, заведовал МТФ,
которая располагалась в живописном месте: с одной стороны – сосновый бор, с
другой – ручей. Когда дедушка сдал ферму, он переехал на жительство в Целинное.
Выращивал овощи, разводил скот.
Его очень уважали односельчане, авторитет у него был
наравне с директором совхоза. Он активно участвовал в общественной жизни села –
был командиром ДНД, председателем товарищеского суда, депутатом сельского и
районного Советов народных депутатов.
Рассказывают, появление его на улице Целинного
отрезвляюще действовало на хулиганов: «Комиссар, комиссар идет!» – и
врассыпную.
Дедушка имел отменную память, много читал, много знал
и много рассказывал. Хорошо владел русским языком. Был он очень разговорчивым.
Бывало, дедушка сойдутся с моим мужем – и разговаривают, разговаривают, конца и
края нет их разговорам».
Шагдыр Седий-оолович Куулар, супруг Татьяны
Алексеевны, Заслуженный юрист РФ:
«Серен Арапаевич рассказывал мне, как он попал в эту
группу «контрреволюционеров». Выходило, пострадал из-за своей разговорчивости.
Он все нелицеприятное мог сказать человеку. Это его и сгубило. Якобы, его
«обрабатывали» на допросах. Изолятор временного содержания находился тогда в
подвале деревянного здания на улице Комсомольской, где до недавнего времени
располагалось Министерство труда и социального обеспечения республики. В этом
подвале содержали арестованных «контрреволюционеров». Здесь стояла
печь-буржуйка, допрашиваемого одевали в овчинную шубу и ставили вплотную к этой
печи. От нестерпимой жары человек падал в обморок. Таким изощренным способом, без
прямого физического воздействия, подавляли волю арестованного, добывали
признательные показания.
Суд над Кужугетом и другими «чурмиттажынцами»
проходил в кинотеатре в центре Кызыла, позднее здесь был Дом пионеров –
напротив здания центральной почты, сейчас здесь площадь Арата. Назначенная
судом высшая мера наказания Кужугету – расстрел – постановлением Президиума
Малого Хурала ТНР была заменена восемью годами лишения свободы.
Кужугет был большим тружеником. Честно, добросовестно
работал. Умный, находчивый. Знал, где дом лучше поставить, как скот содержать и
прочее.
С Татьяной Алексеевной мы поженились в 1955 году.
Часто общались с ее «дедушкой», он много рассказывал, в том числе и про
репрессии.
Я многих выдающихся тувинцев знал, но Кужугет, на мой
взгляд, из них был самым выдающимся. Он уважал закон и власть, не озлобился
из-за репрессий, не держал камень за пазухой. Комиссар, он и есть комиссар».
«Враг народа»
Из протокола допроса от 27 июля 1937 года:
«Уполномоченный МВД ТНР Тыртый-оол допросил Кужугет Серен Арапай, 36 лет,
проживающего в Кок-Тей сумоне, занимался аратством.
Вопрос: Вы арестованы за участие в контрреволюционной
организации, признаете себя виновным?
Ответ: Да, признаю.
Вопрос: Как, когда и кто вас вербовал?
Ответ: Чурмит-Тажы, Танчай еще в 1933 году, тогда я
был командиром – комиссаром в армии, а Танчай был тогда заместителем
Председателя Правительства. В гостинице Минусинска он мне сказал: «Когда тебя
за неправильную работу хотели из партии исключить, я тебя защитил. Тока родом
из Сарыг-Сепа, сын русского попа. Он намерен никого из состоятельных не
оставить, а конфискованный скот раздать русским. Против этого выступил
Хемчик-оол, но его с работы выгнали».
Далее он сказал: «Хемчик-оол с Чурмит-Тажы на моей
стороне, мы считаем, что в Туве социализма никогда не будет, что все это
выдумал Тока. Чтобы скрыть свои ошибки, он выгоняет старых работников,
принимает на работу глупых мальчиков. Чурмит-Тажы, старый волк, все это
анализирует. В 1930 году ты, Серен, участвовал в подавлении восстания. Тебя
критиковали Артаа, Сунчук-оол, что ты плохо участвовал. Они это делали по
указанию Тока, Шагдыр-Суруна. Тебя Тока обозвал анархистом». После этого
разговора я Танчаю поверил, все его слова принял на веру.
В 1934 году Чурмит-Тажы с секретарем монгольского
посольства Тажы-Чап зашли ко мне домой. При этом Чурмит-Тажы мне сказал: «Тебя
Тока и Ойдуп неправильно освободили, снова пойдешь в армию, я тебя устрою».
Осенью 1935 года, когда я работал начальником коммунхоза, меня вызвал
Чурмит-Тажы, у него был Маннай-Байыр и еще кто-то. Сообщил мне, что Тока и
Байыр-оол его допрашивали. «Ты, Серен , – сказал он, – если перейдешь на
сторону Тока, я тебя застрелю», – и вытащил из кармана пистолет…
В 1935 году на ярмарке состоялся банкет, где я
исполнил горловое пение. Присутствовавший при этом Тока сказал: «Из тебя
хороший артист получится».
Таким образом Чурмит-Тажы и Танчай привлекли меня на
свою сторону.
Вопрос: Еще кого знаете из участников организации?
Ответ: Организаторы Чурмит-Тажы, Танчай, участники
Артаа, Киров, Увангур, Пиринлей, Маннай-Байыр, Ламажык, Хемчик-оол, Сандык,
Тастай-оол, Сунгар-оол, Сундуй, Лопсан-Серен.
Вопрос: Какие задачи ставила ваша контрреволюционная
организация?
Ответ: Наша организация ставила перед собой следующие
задачи: ликвидировать революционный строй, порвать отношения с СССР,
объединиться с Монголией и подчиниться Японии.
Вопрос: Каким способом вы намеревались ликвидировать
партию и правительство?
Ответ: С помощью вооруженных сил. Я стремился перейти
в армию, создавал там группу сторонников, чтобы начать вооруженное восстание.
Вопрос: После победы какой строй собирались
установить?
Ответ: Определенно не знаю. По словам Чурмит-Тажы и
Танчая, объединятся Япония, Китай, Тибет и Монголия и создадут какое-то
государство.
Вопрос: Ламы, шаманы, феодалы – с ними как поступили
бы?
Ответ:Привлечь на свою сторону, использовать против
существующего строя.
Вопрос: Если араты начнут сопротивляться, тогда как?
Ответ: Их подавили бы с помощью армии. Партию и
ревсомол ликвидировали.
Вопрос: Как поступить с другими националами?
Ответ: Русских выгнать, китайцы, корейцы, монголы
останутся.
Не вызывает никакого сомнения, что протокол допроса
был сфабрикован следователями, а подследственного недозволенными методами
принудили подписать его. Точно такой же процедуре были подвергнуты и другие
участники так называемой контрреволюционной организации в Туве. Каждый лист
уголовного дела № 40, по которому проходили «чурмиттажынцы», пронизан
надуманными обвинениями, которые фактически ни в ходе предварительного следствия,
ни в ходе скорого судебного разбирательства так и не были доказаны. В
свидетельских показаниях фигурировали лишь такие беспомощные обвинительные
аргументы: «Он (имярек) сказал то-то и то-то». Но нигде не упоминалось о
конкретных действиях, которые могли бы указывать на преступный сговор «японских
шпионов», а тем более на их преступные деяния.
Тем не менее, тогдашнее руководство ТНР постаралось
этому судебному процессу (по сути – судилищу) придать большое
общественно-политическое звучание. Он явился прологом к массовым репрессиям в
Туве, жертвами которых стали более одной тысячи человек, а также их супруги,
дети, родители. Уж очень хотелось власть предержащим и их советникам из СССР
устроить громкий судебный процесс в ТНР – по советскому подобию и примеру.
Знай, мол, наших: и мы выявили врагов народа, агентов-шпионов, целью которых
было подорвать Туву изнутри и вывести ее из-под влияния СССР. Так называемой
революционной бдительностью, однако, прикрывалась лишь борьба за власть, за
единоличное правление Тувой.
Впрочем, это уже дело историков – воздать каждому
политику по его заслугам. Мы же лишь пытаемся вернуть доброе имя тем, кто стал
невинной жертвой массовых репрессий в Туве. Бывшие «враги народа» на деле были
его защитниками.
Герои и лжегерои
Из дневника С.А.Кужугета: «В ноябре 1923 года я был
призван в армию, где учился военному делу. Тогда же для меня наступили самые
счастливые дни: отправили меня учиться в Тверь. В марте 1930 года феодалы
долины реки Хемчик подняли мятеж и правительство ТНР поручило мне подавить его.
За успешную операцию меня наградили орденом Красного Знамени и назначили
начальником Военного Совета ТНР.
В 1933 году я заболел и в апреле 1934 года был
освобожден от командования армией. При этом правительство наградило меня скорострельным
пистолетом «Маузер» и резвым скакуном со всем снаряжением.
В 1934 году после шестимесячного лечения мне
предложили возглавить охотничье хозяйство, но я отказался. Контрреволюционные
элементы не забыли мою деятельность в армии и стали распространять ложные
сведения, будто я на стороне Японии и против национальной революции стремился с
помощью армии сражаться.
Вот с этого времени и начались гонения на меня. В
1935 году работал начальником коммунального хозяйства в Кызыле, а с 1936 года –
председателем городской администрации. Однако 10 июля 1938 года на основании
ложного доноса я был арестован. Допрашивали меня Болат, Рогов, Намчак, Ечкалов
и другие. Я не выдерживал издевательств, терял сознание. Они воспользовались
этим, дали подписать протокол допроса с ложными сведениями. Расстрел мне
заменили восемью годами лишения свободы. Я выдержал эти нелегкие испытания. За
добросовестную работу и примерное поведение меня освободили досрочно, на два
года раньше. Под моим руководством в годы войны было изготовлено 65 тысяч пар
лыж.
После освобождения в 1944 году я стал работать
столяром-плотником в кинотеатре, с 1945 года стал ухаживать за общественным
скотом. Только в совхозе «Чедер» пастухом 12 лет проработал. Две тысячи телят
вырастил, сохранил их. Как ни старались сломать меня, я так и остался верным
своей родине, военной присяге. С 1938 по 1964 годы я носил позорное клеймо
«контра», но Верховный Суд РСФСР 3 сентября 1964 года полностью оправдал меня.
28 декабря 1968 года на бюро обкома КПСС
рассматривался вопрос о восстановлении меня в рядах партии. Вопрос оставили
открытым, партбилет так и не вернули…».
На этом воспоминания С.А.Кужугета обрываются. Следует
ли удивляться тому факту, что бывшие партократы так и не нашли в себе мужества
сказать «прости» этому стойкому человеку, жестоко пострадавшему от политических
репрессий в Туве и полностью реабилитированному в годы «хрущевской оттепели».
Такие были времена, такие были герои. Лжегерои. И настоящие герои. Серен
Арапаевич Кужугет – из настоящих.
Ольга Бузыкаева,
старший
помощник прокурора Республики Тува
Фото из
архива семьи Кужугет
(«Центр
Азии» № 5, 6 февраля 2004 года)
Фото:
2. Верная подруга жизни – Сюрюнмаа Кундуспаевна. Немало
испытаний выпало на долю жены «врага народа». 1972 год.
3. Серен Арапаевич Кужугет за
успехи в
сохранении молодняка животных был награжден орденом «Знак почета». 1964 год.