РЕЗКАЯ КОНТИНЕНТАЛЬНОСТЬ ТУВИНЦЕВ ЗАРИСОВКИ ОБ ОСОБОМ ВНУТРИСАЯНСКОМ МИРЕ

О шестидесятилетии вхождения Тувы в состав СССР в 1944 году активно говорят нынче не только в республике. И за её пределами юбилей представляет большой интерес причудливым сочетанием фактов. Во-первых, Тува – последнее по счёту малое государство, котороезавершило формирование территории большого государства. Во-вторых, то большое государство уже распалось и поэтому удобнее говорить о вхождении Тувы в состав России, а не СССР.

В этом году можно презентовать Туву не только как родину горлового пения и Сергея Шойгу. Можно горделиво упоминать о славном юбилее, как бы нечаянно указывая на то, что «мы были последними». И вспоминать о соединении судеб Тувы и России, устраивая по этому поводу разнообразные конференции, официальные встречи, приёмы.

Мы же поговорим о неофициальной стороне наших судеб. Тува и тувинцы продолжают чувствовать себя другой страной, другим миром, отличным от русского, российского.

Предлагаю зарисовки о духовных процессах в Туве – некоторые результаты своих наблюдений, опросов, интервью.

ФОРМУЛА БАРЬЕРА

Культура складывается под влиянием природных условий. Природа «слепила» внутренний и внешний облик человеческого сообщества, «нарисовала» генеральный план бытования людей в центральной Азии.

Этот план мы осуществляли веками, шлифуя и оттачивая методы сосуществования с природой. Но окружающие нас горы и степи не только стали основой кочевого хозяйствования. Они помогли выстроить картину мира, обосновались в культурных кодах сознания, создали психологические формулы.

Все жители Тувы пользуются выражением «За Саянами». Это не только обозначение территорий, которые располагаются за Саянскими горами. Это обозначение большого российского мира, от которого Тува отгорожена барьером.

У России таких регионов, которые были бы географически чётко отделены, оторваны от неё, не очень много. Россия сама по себе – бескрайнее пространство. Для европейского центра государства вообще неважно, где точно находится Тува. Где-то там, у чёрта на куличках.

Горный барьер осязаем именно для Тувы и её жителей. Веками территория, огороженная практически со всех сторон хребтами Саян, Танну-Ола, формировала в своих жителях чувство обособленности. Это и хорошо, и плохо.

Хорошо, потому что в «каменном мешке» сохранилось много древних ценностей, которых не размыли волны исторических катаклизмов и мировой миграции населения. Чувство обособленности, или «внутрисаянья», защищает людей, привыкших жить в понятном им круге природных циклов. Плохо, потому что обособленность становится главным препятствием для дальнейшего развития ныне.

В Туве хоть и живут представители других национальностей, «разбавившие» собой однородный состав населения, но между наиболее многочисленными народами – тувинцами и русскими – сохраняется дистанция.

Тувинцы не ассимилировались, не «смешались» с русскими так, как другие народы. Мы не сменили ни язык, ни религию, ни внешний облик. Можно возразить, что и другие азиатские народы России также сохранили многое. Но история взаимоотношений их с русскими насчитывает по несколько веков. Неизбежно произошли «вымывания», смешения. Это заметно на примере фамилий. Большинство якутов носит полностью русские фамилию, имя, отчество. Буряты, калмыки, хакасы имеют русские окончания фамилий: «Цырендоржиев», «Илюмжинов», «Таштандинов».

У тувинцев, по сравнению с ними, осталось почти всё, прежде всего – свой язык. Названия наших родов, ставшие фамилиями: «Ооржак», «Куулар», «Монгуш» и другие – сохранились без изменений. Эта маленькая филологическая разница, вытекающая из больших ассимиляционных процессов, говорит о многом. Тува – пример слабого смешения, большой сохранности. Мода на русские и даже индийские имена была, но осталась только модой.

Не удивительно, что при таком чувстве обособленности, законсервированности, с учётом недавнего исторического опыта самостоятельной государственности (с 1921 по 1944 годы) на волне опьянения свободами в начале 90-х годов местным политикам взбрело в голову заявлять о возможности выхода Тувы из состава России. Этот исторический эпизод, позднее здраво осуждённый, появился именно благодаря тому, что тувинцы в глубине души осознают свой отдельный культурный мир, неизменённый в своём основании. Я не говорю, что это было правильно, я лишь утверждаю, что это объяснимо.

Да, кочевников перевели на оседлость, да, мы получили новые формы хозяйствования, да, мы выбрались из нищеты, куда нас загнали века колониального существования, да, мы получили интеллигенцию и промышленность в советские времена. Содержание трансформировалось, но историческая память, «внутрисаянье» сохранились.

Даже самый образованный и прогрессивный житель Тувы, тем более, если он тувинец, использует формулу барьера – «За Саянами». Ездят «за Саяны», возвращаются домой «из-за Саян». Если в России происходят катаклизмы, докатывающиеся до Тувы, то ругают Москву и тех, кто мутит воду «за Саянами». Но если надо что-то заимствовать, что-то купить, то это привозится «из-за Саян», детей отправляют учиться «за Саяны».

Почему тувинцы так дистанцируются от России и при этом тянутся к ней больше, чем, к примеру, к соседней, географически, транспортно более открытой для нас Монголии? Вот здесь мы приходим к вопросу о разных сторонах тувинского национального характера и природе, которая повлияла на его формирование.

«ТУВИНСКОЕ ВРЕМЯ»

Перечитывая произведения тувинских писателей о старых дореволюционных временах, в том числе роман Салчака Тока «Слово арата», где описываются взаимоотношения аратов и их хозяев, начальства, нойонов, не перестаю удивляться причудливым поворотам истории, её возвратам.

Казалось бы, лежащие ниц по краям дороги в клубах пыли нищие араты и их хозяева, сыто покачивающиеся в своих сёдлах, остались в этом дореволюционном прошлом. В советское время от лохмотьев избавились также, как и от сытых нойонов. Сожгли разноцветные шарики на княжеских шапках, уравняли, подстригли, умыли, дали образование.

Что сегодня? Бомжи копаются в мусорных контейнерах по всей столице Тувы. Среди них горожане узнают своих старых районных знакомых: врачей, учителей…

Начало официальных или около-официальных мероприятий бесконечно оттягивается опозданием самого высокого начальства. Россия подтягивается до пунктуальной Европы: президент уважает время народа, избравшего его, появляется или вовремя, или, задерживаясь, приходит в разгар мероприятия. Оно может начаться без него, ибо «время – деньги», и глава государства понимает это как никто другой. Тувинские же мероприятия, кроме того, что имеют своё особое замедленное «тувинское время», не начнутся без главы, сколь бы он ни задерживался.

Как бы Россия ни была самодержавна, как бы русские изначальнони любили царя-батюшку, тувинцы, как истинные азиаты, перескачут их в вопросах подобострастия. Советскую идеологию отвергли, ударились в новую традиционность.

Особенности русской души гениальный мыслитель Николай Бердяев в книге «Судьба России» определил через антиномии – противоположности. Русские – и трудолюбивы, и ленивы; и щедры, и скупы; и добры, и злы; любят свободу и в то же время рабски покорны. Россия и самая безгосударственная страна, и самая государственная, самая националистическая (церковно-шовинистическая) и самая ненационалистическая, открытая, лояльная. В корне этой противоречивости – борьба между женским и мужским началами в русской душе, а также влияние пространства, бескрайних просторов российских равнин.

Если так смотреть на национальные характеры, то можно определить тувинский характер как резко-континентальный – по тому, каков наш климат. В нём есть всё: от резкой жары до жуткого мороза. Все температурные режимы. Также, как в Туве есть несколько природных зон, есть от северного оленя до пустынного верблюда, в душе тувинца одновременно также сосуществуют, спрессованы несколько «природных зон». Причём, доходящих до такого же сочетания как соседство северного оленя и верблюда. Не противоположных друг другу, но не совместимых. Мы – раздольная равнина, неприступные горы, щедрая тайга, молчаливая пустыня, пьянящая степь, бурлящие реки, разноцветные озёра, скупая тундра. Мы – степняки, живущие с синевой горного горизонта вокруг себя, мы – люди огороженного раздолья, совмещения противоположностей, концентрации разнообразия.

Мы невероятно щедры и одновременно скупы в проявлениях чувств. Одариваем родственников заботой, отрывая последнее от себя, и не хотим прилюдно хвалить их («не принято!»).Безумно любим детей, но предпочитаем называть их плохими («багай»). Когда наших детей хвалят другие, нас распирает от восторга и гордости, но мы не любим этого показывать. Так испокон веков тувинцы ограждали беззащитных созданий от завистливых злых духов.

Мы талантливы, очень музыкальны, чувственны, поэтичны. Мы живём в богатом краю, полном нетронутых природных богатств, чувствуем себя частью этого богатства, до которого не может докатиться мировая цивилизация с её разрушительными последствиями. Нам кажется, что у нас всегда всё будет: наши реки, аржааны, леса. «Это было вечно и будет», – отпечаталось в нашем сознании. Мы не любим большие изменения. Но вневременная успокоенность расслабляет, развращает. Транс самоуспокоенности приводит к самообману. И к тому, что решения могут приниматься необдуманными («всё равно мир вокруг нас неизменный»). В этом корень наших социальных промахов, самым крупным из которых был массовый перевод кочевников на оседлый образ жизни.

Мы любим труд, но только тот, который подгоняет дары природы под наши скромные нужды. Мы не привыкли запасаться впрок, так как всегда жили сегодняшним днём, и считаем остальные народы, умеющие делать накопления, жадными…

Мы не составляем планов работы заранее, потому что нет такой привычки: тувинцы всегда делали то, что нам было предписано предками, заветами, свыше. Необходимости придумывать планы не было. Сегодня, чтобы поспеть за современным ритмом, за изменениями планов, ухитряемся отчитываться тем, что сделали другие…

Пунктуальность и точное соблюдение сроковдля детей природы – насилие над собой, которого они часто и не делают. Вот оно – «тувинское время»! Часом или двумя позже, ничего страшного, солнце-то ещё не скрылось за горизонтом… В нашем фольклоре силачи могут месяцами бороться друг с другом, годами скакать в поисках приключений, «зиму узнавая по инею, лето – по росе». «За кадром» эпического повествования остаются труженицы-жёны, на которых в это время ложится вся ответственность за хозяйство, за скот, и которые могут пробудить своих утомленных странствиями супругов от длительного сна испытанным способом, – разведя костёр у них на груди. Конечно, это сказочное время, которое имеет свои законы, но хронологическая тягучесть культуры очевидна и находит своё отражение в реальной жизни.

Мы возмущаемся разбухшим аппаратом госчиновников, но сами стремимся протолкнуть туда себя или своих родственников. Достигнув начальственных высот, почти моментально забываем, что должность-то не вечная. Желание сыто покачаться в седле, сделав неприступное выражение лица, оставив земляков в клубах пыли у дороги, – неистребимо в крови. Почему? Наследственная власть в Туве не имеет столь длительную историю как имперские династические роды, например, России, Китая. Управление осуществлялось местными князьями, которые выделились своим богатством из общей родовой массы относительно недавно. К идее государства с самостоятельной централизованной властью Тува пришла лишь в начале ХХ века. Поэтому в народном сознании власть не увязывается с одной фамилией, родом. Всегда есть соперничество на уровне и родов, и кожуунов; всегда есть желание взглянуть на других с высоты седла.

Мы робко склоняемся перед любым, даже самым глупым начальством, а потом героически плюёмся за дверью. Скованны перед чужаками и залихватски обсуждаем их между собой. Пожимаем в одном углу руку тому, кто сказал правду, сворачиваем за другой угол и кляузничаем о правдолюбце.

Мы гордимся достижениями наших земляков и отмахиваемся от помощи им – тем, кто пошёл на прорыв. Более того – идём к ним и требуем, чтобы они, бросив все свои дела, помогали другим, тянули на себе десять лямок. Благодарность для многих тувинцев сродни военной тайне, которую они ни за что никому не выдадут. Поделиться последним среди родственников принято. В традиционном родовом обществе это было в норме. Благодарность могла и не озвучиваться. Сегодня не сказать «спасибо» уже расценивается как невоспитанность, забывчивость. Но многие до сих пор этого не понимают, молча принимая помощь, даже требуя её. Родовая солидарность у нас соседствует с общественным паразитизмом и безалаберностью.

Мы готовы вскачь нестись по дороге открытий, восхваляем коня как друга и как средство, которое помогает нам увидеть, познать, открыть неведомое. Но словно магнитом нас тянет домой, к тому маленькому клочку земли, где мы родились. Нам не нужны чужие страны, нам нужен только свой дом и мы готовы умереть от тоски по нему, уезжая «за Саяны» на учебу, в командировки, на работу.

ТОНКОСТИ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕИ

Мы не приемлем простых путей. Мы сами изнутри в своей культуре разнонаправлены, имеем разные «зоны», спрессованные в нашей душе. Достаточно искры в виде алкоголя, чтобы все эти «зоны» противоречий перестали контролироваться, выплеснулись наружу.

Шаманизм связывает нас с нашей природой, не даёт забыть о том, что пастбища, озёра, степи, курганы у нас в генах, что они – живые, как и мы. Тувинцы пасут скот на ступнях гор, взбираются на горные головы, переваливают через их плечи. Мы на этой земле – часть одной экосистемы, которая обеспечивает сама себя, для которой малейшее изменение, привнесение чего-то со стороны может обернуться разрушением. Тувинцы естественны, безыскусны, бесхитростны, самодостаточны, неприхотливы.

Тибетский буддизм обращает нас к внутреннему миру и к небу, к вечности, призывает к смирению и терпению. Вписавшись в шаманистскую картину мира, он привнёс в древнейшие культыновых богов и значительно усложнил пантеон. Тувинцы под этим сложным небом, имеющие учителей двух религиозных систем – шаманов, лам – смиренны, молчаливы, терпеливы.

Тюркская языковая основа оживляет связь тувинцев с весьма примечательным народом. Мы наследуем традиции древнего народа центральной Азии, история которого начинается с такой же легенды, как и история возникновения Рима: с легенды о вскормленном волчицей родоначальнике тюрков Ашине. Также как и римляне в Европе, тюрки построили огромную империю в Азии, задолго до легендарного монгола Чингиз-хана – каганат со своей культурой, религией (культом неба Тенгри), рунической письменностью, великолепной системой власти и наследования. О наших истоках нам также напоминают каменные «бабы» – воины, которых предки расставили сторожами-постовыми на территории Саяно-Алтая. Их облик известен жителям Тувы с детства. Мы используем такие же конструкции речи, что и те древние люди. Когда сообщается о смерти тувинца, часто говорят о том, что он «оторвался от Солнца, от своих родных». Это одна из самых распространенных фраз из эпитафий на древних камнях. Возможно, воинственность, непокорность, раздражительность тувинцев идут с этих корней – традиций воинственной кочевой культуры.

Все эти спрессованные культурные миры имеют по большому счёту взаимоисключающие установки. Например, мясная пища – основа рациона, быта, ритуалов кочевников. А истинные буддисты являются вегетарианцами, почитающими все живые существа вселенной. Но буддизм приобрел местные черты, вписался в кочевой быт и стал народной религией. Тувинцы называют себя и шаманистами, и буддистами.

Мы чтим память не покорившихся маньчжурам шестидесяти богатырей и считаем административное деление на хошууны, которое досталось нам в наследство от чуждой империи, – своим. Историческая память отторгает мысль о китайском влиянии, однако мы гордо носим тувинскую национальную одежду из… китайского шёлка с китайскими узорами.

Выпивая алкоголь, тувинцы открывают канал для освобождения этого внутреннего конфликта культурных пластов, установок, тяготений. Понятно, почему в эти моменты они становятся столь опасными и, прежде всего, сами длясебя.

Ориентироваться в развитии на территорию, близкую по культуре, родственную по религии – на Монголию – проще. Туда и добраться легче. Учёные даже считают, что тувинцы – потомки монгольского и других народов (уйгуров, кыргызов и др.). Но этнос, который сложился после смешения племён в самом центре азиатского материка, который сконцентрировался в «каменномвнутрисаянском мешке», заговорил на ином, более древнем – тюркском языке. Поэтому он стал чувствовать себя отличным от других народов, в том числе от монголов. В начале ХХ века Тува выбрала самостоятельность, повернувшись при этом в сторону государства, которое находится за Саянами.

Тувинцам надо переваливать через Саяны, надо иметь барьер, который отделяет и одновременно сближает с совершенно другой, столь же противоречивой культурой. Для нас приемлемо сложное сосуществование с интересными, привлекательными «Другими». Россия, пусть даже отделённая от нас естественной преградой, интуитивно понятнее и нужнее Туве, так как в своё время дала возможность самоопределиться малому народу, сохранить себя физически и культурно, дала толчок для развития. Кочевники всегда нуждались в оседлом обществе как своего рода гарантийном фонде, который необходим для их жизнеобеспечения, как модели для сравнения, подражания и одновременно отвержения.

Хотя надо признать, что жителям Тувы некоренной национальности невероятно сложно с нами, с тувинцами. С природной открытостью у нас сосуществует и закрытость от чужих глаз, непредсказуемость. Мы сами отчуждаемся от наших соседей, особенно тогда, когда произносим определение, в котором есть нечто от масонской закрытости: «О-баштыг». Так тувинцы, особенно, мягко говоря – не интеллигентская часть населения, называют русских в их присутствии, чтобы те не догадались, о ком говорят. Переводится это буквально: «имеющие во главе «О» («начинающиеся на букву «О»). Сам разговор о людях на «О» может быть совершенно невинным. Но с произнесения этих слов встает стена между «О-баштыг» и «Т-баштыг». Легко общаться с человеком, который подчёркивает, что он на другом берегу реки, что он другого цвета и другой культуры?

ТОНКОСТИ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕИ

Когда экономическая обстановка по всей стране стабилизировалась, когда политическая ситуация стала чуть более прогнозируемой, на передний план общественных обсуждений выдвинулись и нематериальные темы.

«Куда мы идём и с чем?» – более чётко зазвучал вопрос о стратегии российского развития. Актуальным этот вопрос стал и для Тувы. Если в Центре говорили о национальной идее с 1996 года, то эта «мода» докатилась до Тувы недавно: слишком глубоко мы были погружены в проблемы экономического выживания.

Когда речь заходит о формулировании «национальной идеи Тувы», необходимо понимать, что здесь есть две тонкости.

Первая тонкость. Понятие «национальная идея», на мой взгляд, более применимо к идеологии всего государства. Тува – не отдельное государство, это субъект Российской Федерации, живущий по российским законам. Национальная идея может быть только российская, также как и гражданство в строгом юридическом смысле слова.

Национальная идея – система принципов, база идеологии. Это основа для стратегического планирования развития. При этом национальная идея может не иметь национальных черт, особенно в многонациональном государстве, чтобы не ущемлять чьи-либо интересы. Потому что нация – это соединение всех национальностей в государстве, это наднациональное понятие. В стратегии развития должны быть и частные интересы граждан, и групповые интересы этносов, коллективов, и общественные интересы целых социальных слоёв, и государственные интересы. Все эти интересы должны складываться в гармоничную формулу, понятную для всех.

Поиски российской национальной идеи пока не привели к особому успеху. Если интеллигенция пытается дать свои варианты формулы, а власть всё равно поступает по своему разумению, то разговор у нас идёт пока только по нисходящей: послания Президента и комментарии в обществе на все лады.

Вернемся, однако, к Туве. Вторая тонкость вопроса заключается в том, что понятие «национальная идея» в Туве всё же употребляется. Когда в республике говорят о национальной идее, а далее и о национальных героях, национальных символах, в основе дискуссий лежит опять то же самое глубоко укоренившееся представление о Туве как об отдельном культурном мире. Понятие «тувинской национальной идеи» подчёркивает нашу обособленность. Жители Тувы в своём «внутрисаянье» не только территориально, но и внутренне-психологически отгорожены от всего российского государства.

Поэтому логично просится заключение: мы сами должны найти духовные ориентиры своего развития, чтобы тувинское общество вписалось в современность. Не отрываясь от России, но понимая, что никто за нас не придумает формулу «тувинского чуда», формулу преодоления. Это должны сделать мы сами, здесь, и сделать это сообща. Успешное самостоятельное развитие ныне депрессивного региона не станет противоречить общероссийской модернизации. Мы или сами себя тормозим, или сами себя ускоряем. На благо Тувы и России.

РОДОВАЯ ПРЕДОПРЕДЕЛЁННОСТЬ

Главным двигателем духовных процессов общества всегда была его наиболее продвинутая, образованная часть. В современности речь идёт об интеллигенции. Что из себя сегодня представляет интеллигенция в Туве?

Надо признать, что также как и по всей России, она едет в последних вагонах общественного поезда. Уголь в топку паровоза бросают те, кто обладает властью.

Тувинская интеллигенция имеет светлое прошлое, размытое настоящее и смутные перспективы. Человек, получивший образование, в идеале может изменить свое социальное положение, подняться «из грязи – в князи» и реализовать себя как специалист, как личность. Но у нас наблюдается парадокс. Есть все шансы для того, чтобы люди получали образование. Но при этом особенностью общественной системы у нас является закостенение. Образованный человек не может передвигаться в этой закостеневшей системе, используя только лишь свой профессиональный потенциал, представляя себя как личность.

В резюме для трудоустройства у молодого тувинца между строк вписаны корни – то групповое начало, к которому он принадлежит изначально при рождении, воспитании. Старшее поколение признаёт нового члена общества только тогда, когда тот назовёт своих родителей: «А-а-а, вот ты чей (чья) сын (дочка)!». То есть по смыслу: «А-а-а, вот ты кто!». Не скажу, что это прямо и всегда подчёркивается при трудоустройстве. Просто подразумевается. И часто влияет на решение, выбор самого человека или работодателя.

Те, кто хочет жить и работать в Туве, не сгибаясь перед вышестоящим начальством, отстраняясь от клановых предрассудков, выбирают тернистый путь самостоятельного плавания предпринимателя. Но может ли быть абсолютная самостоятельность в системе «каменного мешка», опутанного сложной сетью кровно-родственных отношений?

Предопределённости в нашей жизни много. Она затрудняет продвижение человека вверх в социальном лифте для образованных специалистов–индивидуальностей. Предопределённость сковывает, не даёт развиться инициативности, порождает только зависимость, подавляет личность. Мы не умеем пестовать здоровый индивидуализм. Именно на его основе зарождается осознанный коллективизм и далее – реальная демократия, когда силу имеет не административный ресурс, а общественное мнение. Наш коллективизм неосознанный. В нем идет жёсткая конкуренция, замешанная на родовом, групповом соперничестве.

ФОРМУЛА ПРЕОДОЛЕНИЯ

Описанные мною черты тувинского национального характера встречаются и у других народов. Но, отмечая и неприглядное, в данном случае я не могу обобщить и перенести свои выводы на других – не имею морального права, будучи тувинкой.

Конечно, говорить в нынешних условиях сегодня о «тувинском чуде» и грустно, и смешно. Слишком далеки мы от той успешности, которая позволяет употреблять слово «чудо». Но желание заглянуть в будущее все равно есть.

Когда в обыденных разговорах встаёт вопрос о том, что надо делать, чтобы Тува процветала, то очень часто слышатся в ответ фразы-штампы: «надо поднимать промышленность», «надо восстанавливать сельское хозяйство», «надо провести железную дорогу», «надо развивать туризм» и пр. Не спорю, речь идет об экономическом процветании. Но заметно: почти всегда люди говорят о необходимости изменения того, что от них отчуждено, что является лишь средством, результатом изменений. Кто будет восстанавливать, проводить и развивать?

Настоящие изменения начинаются в нас самих. Очень легко говорить о том, что «рыба гниёт с головы», подразумевая конкретных виновников, сваливая на них все общие проблемы. Но эта пословица – лишь хорошее оправдание для «хвоста», удобное, снимающее ответственность. Социально-экономические реформы всегда проводятся «сверху», никуда от этого не деться. Но при этом реформирование должно быть, прежде всего, понятным для населения, поддержка которого и должна стать основой всех позитивных изменений.

Именно таким образом в ХХ веке за несколько десятилетий нищая, разорённая, отсталая бывшая китайская провинция превратилась в республику с предприятиями, с больницами, со школами, с новостройками. Слишком много было положено для такого рывка, как тогда говорили, из феодализма в социализм, минуя стадию капитализма. Многое тогда мы утеряли из культурного, традиционного наследия. Но и приобрели многое. Тувинцев осовременивали, и они сами себя переламывали: жили в интернатах, переваливали через Саяны, приобщались к знаниям, получали образование, поднимали культуру профессиональными силами, создавали новый облик древней Тувы.

Сейчас требуется сделать подобное, иначе мы так и останемся в хвосте российской и мировой истории. Чисто рыночная идеология, да еще к тому же понятая примитивным образом: «Вам дали свободу, вот и работайте, сами зарабатывайте, конкурируйте между собой», – не сработала. Она нас, коллективистов, дезориентировала. Лишь небольшая часть населения научилась работать в новых условиях, но большинство из полученной свободы вывело для себя или формулу незаконного обогащения, или формулу преступной разгульности, или формулу тунеядства.

Ориентиры для другого, осознанного пути развития есть, и не только в виде других успешных территорий с восточной культурой. В нашей истории был такой период модернизации, когда люди, полные энтузиазма строили общее будущее. Не построили окончательно, но, по крайней мере, пытались, и попытка привела к поразительным результатам. В памяти старших поколений живы времена строек, комсомола, самоотверженности, когда самим строителям особо ничего не надо было, потому что все мечтали о прекрасном будущем для детей, откладывали своё личное благополучие для этой благородной цели. Сейчас порой кажется, что вместо светлого будущего для нас они только построили светлое настоящее (теперь уже – прошлое) для себя, потому что по-настоящему жили, верили, имели смысл существования, а не выживали, как мы сейчас.

Примеры есть. Значит, формула «тувинского чуда» может быть найдена. «Национальные идеи», стратегии развития начинают быть жизнеспособными, когда их хотят выработать, когда они опираются на анализ культурного, ментального багажа общества, когда ставится вопрос: «Кто мы есть сегодня?», за которым и последует: «С чем и куда мы идём?».

Не решается то, что не осознаётся.

А после осознания формула преодоления сложится сама.

Чимиза ДАРГЫН-ООЛ,

кандидат философских наук,

старший научный сотрудник ИГИ МосГУ.

В оформлении материала

использованы фотографии Виктории Ховалыг,

Инны Черкасовой-Тонгак

из книг: К. Шойгу «Танну-Тыва. Страна озёр и голубых рек» (М., – Кызыл, 2004)

и «Мир Убсунурской котловины»

(Новосибирск, 1994).

Фотоколлажи Татьяны Седип