Песня «Мен – тыва мен». НАЙТИ ВСЕТУВИНСКОЕ

Интересно, когда песня перешагивает через порог обычной популярности и начинает жить своей жизнью. Восхитительно, когда она становится неофициальным гимном республики. Удивительно, когда при всем этом она рождена потомками эмигрантов.

Песня «Мен – тыва мен» («Я – тувинец») впервые прозвучала в Туве в 2000 году. С легкой руки певца, музыканта и композитора Андрея Монгуша она моментально завоевала сердца тувинцев. При первых звуках мелодии зал взрывался свистом, криками одобрения, аплодисментами. Слушали, затаив дыхание, утирая слезы. Телевидение было засыпано заявками на прокат этой песни в качестве самой торжественной «поздравлялки». О ней говорили, спорили, предлагали в качестве официального гимна Тувы взамен народной песне «Ореховая тайга». 

Пик фантастической популярности и повального увлечения стал спадать. Но песня осталась в нашей жизни и продолжает свое существование в качестве неофициального гимна нашего народа (так часто ее называют). Настало время поразмышлять над этим феноменом.

Входя в тонкострунный мир национальных вопросов, оговорюсь, что, будучи тувинкой по крови и духу, любя свою маленькую республику в центре Азии, я также уважительно отношусь к русской культуре, приблизившей меня к европейскому образованию. Поэтому, надеюсь, что размышления тувинки о песенной форме национального самосознания будут восприняты только как желание честно поговорить со своими соплеменниками о том, кто мы есть, в какой духовной атмосфере мы живем сегодня в Туве и за ее пределами.

Одновременно редакция публикует текст песни «Мен – тыва мен» на тувинском языке и смысловой перевод на русском языке. Не вдаваясь в филологические изыски и искусствоведческие проблемы, взглянем на песню, как на кристалл, в котором выпукло отражается наше сегодня.

«Я - тувинец»

Когда наше общество отбросило идеал коммунизма, у нас сильно исказились смыслы старых понятий, в том числе поменялись представления о Родине. Слово «патриотизм» стало ассоциироваться с воинственным желанием вернуть старые порядки, поэтому, называя себя патриотом, стало привычкой при этом извиняться, делать пояснения, что «я не за тех», «я просто за Родину» и прочее. Общество раскололось.

Растерянность и раскол воцарились и в песенном царстве. Патриотические песни о единой земле, едином духе оказались не в моде. Расцвела пышным цветом попсовая безвкусица, воспевающая культ личной жизни, начал складываться отечественный шоу-бизнес со своими звездами и звездочками-однодневками.

По Туве также стали расползаться новые песни. Кризис композиторских, исполнительских школ привел к появлению стихийных, непрофессиональных явлений. Старые народные песни уступили место всевозможным вариациям, перепевкам и гибридам. Молодежь принялась распевать невообразимые сочинения на тему безответной любви со слезливыми причитаниями «ынакшыл», «эргимим». Весь этот пестрый букет, сопровождаемый чаще всего исполнением под фонограмму, стали называть «хыйылааш-ырлар» («нудно-писклявые песни»).

Почти перестали сочинять патриотические песни. Весьма характерно, что когда встал вопрос о принятии национального гимна республики в 1993 году, пришлось обратиться не к авторскому произведению, а к старой народной песне «Ореховая тайга».

Ситуация начала поправляться за счет всплеска интереса к хоомею. Он стал центральным звеном новой волны музыкальной культуры Тувы. При этом хоомей удивительным образом совместил в себе два явления (что является большой редкостью): будучи частью возвращенного национального самосознания в Туве, хоомей практически в первозданном виде смог стать товарным знаком за пределами республики.

Однако, хоомея, как такового, было недостаточно. Требовалось еще словесное выражение. Пошла полным ходом реставрация народных песен. В основном, они несли в себе ностальгию о старых временах, о понятиях, близких традиционной Туве: конь, степь, родная местность, природа. Для всех этих разрозненных песен не хватало объединяющей темы, той, которая заполнила бы новым содержанием понятие единого здравого патриотизма.

И вот на этом фоне в 2000 году  появилась песня «Мен – тыва мен». Ее необыкновенная популярность показала, что общественному сознанию необходимы идеи, которые стирали бы грани между родо-племенным и кожуунным делением тувинцев. Несмотря на то, что мы носим единое название «тувинцы», проблема деления для нас очень актуальна. Мы можем быть тувинцами за пределами республики, но в ней самой мы осознаем, что делимся на ондаров, ооржаков, монгушей, салчаков, кууларов и так далее. Наши политики ухитрились добавить дополнительные оттенки общественному делению. А если общество расколото, то мы обречены ходить по кругу проблем.

В песне, предлагающей переступить рамки наших групповых делений, есть всетувинские понятия: оваа, скот, гора с вечным снегом, река с серебряной водой, хомус, хоомей, Шагаа. И на этом фоне – гордое признание себя тувинцем, частью этого мира. Мысль одинаково приемлема для представителей всех родов, жителей всех кожуунов.

Впервые столь мощно озвучена идея: не просто человек вписан в круг красивых тувинских понятий, а именно тувинец. Этого нет в «Ореховой тайге», также воспевающей тайгу, орехи, скот, голубую Туву.

Если бы «Мен – тыва мен» появилась ранее, в 40-50-е годы, она была бы запрещена. Столь явная  идея национальной самоидентификации была не совместима с формированием нового типа человека – советского интернационалиста. И в начале 1990-х годов этой песне не удалось бы ужиться с перегибами национализма. Ее объединяющий дух, скорее всего, был бы извращен в пользу нездорового национального самовозвеличивания.

Она нужна именно сейчас. Хотя написана песня была в 1993 году, зазвучала в Туве она три года назад.

Принадлежность человека к национальной культуре – это данность. Этого нельзя отрицать,  замалчивать, с этим невозможно бороться. Это основа представления о том, кто есть человек вообще в этом мире. Это не повод для отграничения от других, и уж тем более для конфронтации, это основа для общности, для единения и нормальной конструктивной жизни в содружестве с другими нациями.

Любовь и боль утраты

Если смотреть в мировых масштабах, то Тува – маленькая территория. Однако,  тувинцы воспринимают ее как центр мироздания, как большой отдельный мир, как целую планету.

Распространено представление о том, что у человека есть пять «родин»: родина отца, родина матери, место, где человек сам родился, место, где он живет со своей семьей, а также место последнего пристанища. Каждое из этих мест значимо для человека и воспринимается как  жизненный тыл. Эти тылы  разбросаны по всей Туве, поэтому география республики для каждого тувинца окрашена в разные эмоциональные тона: где-то человеку теплее, где-то нейтрально.

Все же на карте Тувы неизменно найдется такой населенный пункт, такая местность, к которой особенно тянет. Тяга тувинцев к территориальным, локальным корням настолько сильна, что переезд на другое место, даже в пределах Тувы, всегда становится личной трагедией. Почти все кызыльчане-тувинцы, особенно старшего поколения, живут с этим сознанием оторванности от того клочка земли, где их родители пасли скот.  Для одних эта рана уже не чувствуется, пережита, другие продолжают неосознанно залечивать чувство утраты регулярными поездками к родне. 

Ощущения усиливаются в сотни раз, когда тувинцы уезжают за пределы республики, и в тысячи раз,  если отъезд вынужденный.

Именно такое, понятное почти всем тувинцам, чувство боли вложено в песню «Мен – тыва мен». Авторами ее являются Окей Шанагаш (слова) и Кантомур Сарыглар (музыка) – жители сумона Ценгел Баян-Улэгэйского аймака Монголии.

По исследованиям историков, нынешние ценгельские (сенгельские или алтайские урянхайцы) кочевали южнее хребта Танну-Ола вплоть до верхнего течения реки Кобдо. В середине 18 века они были оторваны от основного этноса, перемещены в район Убсу-Нура, став жертвами переселенческой политики маньчжурской империи. Группы тувинцев теперь живут в нескольких аймаках Монголии, наиболее компактно – в Баян-Улэгэйском, Кобдоском, Хубсугульском, Селенгинском.

Монгольские тувинцы особенно хорошо знают, что значит быть оторванными от Родины.  Для них наша республика – Улуг Тыва (Большая Тува). По словам фольклориста, профессора Доржу Куулара, они смотрят влюбленными глазами в нашу сторону и лелеют мечту когда-нибудь перекочевать на Родину и жить со своими соплеменниками. Молодое поколение постепенно теряет знание родного языка, привыкает жить там, омонголивается. Но боль утраты все же сохраняется. Когда к ним приезжают гости из Тувы, они неизменно приветливы. Когда российские тувинцы уезжают, глаза хозяев наполняются слезами.

В самой песне нет ничего об этом. Но есть язык. Не современный тувинский. А сенгельский – старый тувинский 30-40-х годов. Тот, на котором говорил основатель письменности Александр Пальмбах. Архаичность языка придает песне оттенок седой мудрости, многозначность народных афоризмов. Музыка наполняет любовью незатейливые слова.

Признание сенгельцев в любви к Туве, наполненное болью утраты, безоговорочно принято большинством тувинцев.

Мерило тувинской этики

Еще одна причина интереса к песне. Выскажу мысль, несколько крамольную в глазах приверженцев буддизма. Почему в Туве медленно идут дела со строительством буддийских храмов? Не потому что у нас мало священнослужителей, мало денег на строительство, плохо работают ведомства, которые отвечают за восстановление материальной базы традиционной религии.

Проблема имеет еще более глубокие корни. Буддизм пришел в Туву в 18 веке и стал для нас государственной религией. Были построены храмы, было много священнослужителей, была связь с тибетским и монгольским центрами религии. Мы вошли в территорию распространения одной из мировых религий со своей системой просвещения и морали. 

Однако, в основной массе тувинцы остались язычниками – людьми, поклоняющимися духам природы. Ламы и хурээ были приняты в понятном для народа качестве. Надо преклоняться, надо слушаться, надо чтить. Именно так, как издревле преклонялись перед духами мест, слушались шаманов – посредников между миром людей и духов, чтили заветы предков.

Когда с начала девяностых годов произошел всплеск национального самосознания, тувинцы в первую очередь обратились к древнейшим верованиям и традиционным праздникам. Перевалы ярче запестрели свежими разноцветными лентами, были воздвигнуты оваа, восстановлены праздники животноводов. Тувинцы почувствовали себя уютнее,  в первую очередь восстановив в своей духовной культуре то, что соединяет их с природой.  Для тувинца важнее всего связь с природой, а не с другими людьми, с обществом. Он – сын гор, дитя рек.

В классическом буддизме нет единого Бога, но, шествуя по территориям, эта религия гибко приобретала местные черты, создала целый пантеон богов именно для того, чтобы вписаться в среду язычников, постепенно вести их к вершинам духовного совершенствования. Этот сложнейший процесс был искусственно нарушен, когда тувинцев принялись отучать от буддизма и шаманизма как видов «опиума для народа».

Сейчас, когда можно снова вернуться к диалогу между буддизмом и шаманизмом, оказалось, что в Туве буддийская составляющая жизни – слабее. Мы храмов не строим, потому что не умеем молиться в храме, не привыкли идти за учением, считать, согласно буддийским канонам, настоящую жизнь страданием, избавляться от страданий, творя благодеяния. Не потому что мы такие недуховные и неразумные, а потому что наше душевное равновесие гораздо сильнее зависит от связи с природой. Отношение к природе – мерило тувинской морали и этики. Бережное чувство к ней, почтение, радость слияния с ней находятся во главе угла тувинской национальной культуры. Для нашей культуры, в том числе песенной, гораздо более характерно радоваться жизни, любоваться своими родными местами, скучать по ним, чем истязать себя мыслями о бренности человеческого существования. Мы любим эту жизнь, землю под этими Солнцем и Луной. Мы в своей культуре не дошли еще до культа аскетизма.

Именно поэтому песня, воспевающая жизнерадостную языческую связь с природой, будет в Туве более популярной, чем мантры и восхваления буддийских храмов. Удивительным образом жизнерадостность в песне «Мен – тыва мен» сочетается с щемящей тоской при описании Родины.

Метеор по имени Андрей Монгуш

Не менее важной частью этой удивительной песни является исполнитель.

Андрей Монгуш привез «Мен – тыва мен» из сенгельской экспедиции 1999 года, в которой участвовали музыканты-коллеги (группа «Чиргилчин») и филологи ТГУ. В подаче самих сенгельцев песня не имела того звучания, которое сейчас мы имеем. Талант Андрея придал особые мощь и значение простым фразам и лирической мелодии.

Я далека от стремления перехваливать молодых исполнителей. Всеобщий любимец, молодой композитор, певец, музыкант Андрей Монгуш имеет хорошее музыкальное образование: он окончил Кызыльское училище искусств по специальности «чадаган». Кроме того, считает себя учеником знаменитого народного хоомейжи Хунаштар-оола Ооржака, который жил по соседству с бабушкой и дедушкой Андрея в Сут-Хольском кожууне.

Андрей Монгуш ворвался в мир современного тувинского фольклора как метеор, покорив сердца слушателей исполнением «Мен – тыва мен» и песни собственного сочинения «Тыва черим» («Тува, земля моя»). Его сильный и одновременно пронзительный, берущий за душу голос сочетается с таким же красивым горловым пением. При звуках его голоса оживают эпические образы, фольклорные герои, сказочные персонажи. Разбиваются скалы, выходят из берегов реки, дрожат небесные сферы.

Его песня «Тыва черим» создана по образу и подобию «Мен – тыва мен». В исполнении автора она также великолепна, несмотря на некоторые странности с точки зрения современного тувинского языка. Она придала дополнительные штрихи к характеристике творчества Андрея Монгуша 2000-2002 годов как патриотического.

Главное в его патриотизме – позвать за собой. Когда он выступает с группой «Чиргилчин», всё строится вокруг его голоса. Иногда даже кажется, что его яркое исполнение не удержится в нем, выплеснется через край и заживет само по себе. Именно это существование на грани доводит зрителей до исступления. Певец рискует, но делает это невероятно щедро. По-язычески радостно. По-тувински понятно.

Его стиль слился с жизнерадостной патетикой песни «Мен – тыва мен» и вместе они дали такой удивительный результат, о котором мы говорим  третий год.

Талант его природный, почти не расчесанный образованием. Он не силен в теории, не любит записывать песни. У профессора Доржу Куулара, будучи студентом-заочником филологического факультета ТГУ, получает «тройки». Свою песню «Тыва черим», 2000 года рождения, до сих пор не переложил на ноты. Пытался сделать пару инструментов – игилов под руководством мастеров. Инструменты звучат, но от неопытности получились кривоватые. Описывая их мне, Андрей изображал пальцами волнистую линию сверху вниз и смеялся.

Резко выделяясь из новой волны талантливой тувинской молодежи-музыкантов, Андрей все же остается коллективистом. Когда его просят в неформальной обстановке спеть, он, зная, что где-то рядом его друзья, автоматически оборачивается: «Где Кошкендей?».

У этого 26-летнего холостяка уже есть много детей. Так он называет своих учеников из фольклорной группы «Салгал» школы-гимназии № 5. Детей «завел», будучи на втором курсе училища искусств. После своих занятий бежал к ним в школу, где работает его мама Светлана Монгуш. Дети уже отличались на фестивалях «Устуу-Хурээ». Андрей гордо и довольно спрашивает после выступлений «Салгала»: «Ну, как мои дети?».

Певец недавно был приглашен в состав нашего самого звездного «Хун-Хурту». Уже выезжал с ними в Европу на гастроли. Исполняет «Йорээл» («Благопожелания») и хоомей, сыгыт. Когда я впервые услышала новость о видах «Хун-Хурту» на Андрея, то могла только поздравить «хунхуртуковцев»: если требуется влить новые ноты в их и так «золотой» репертуар, лучшей кандидатуры по всей Туве они не могли найти.

Андрей Монгуш сделал большую заявку на свое будущее. Публика и профессионалы его приняли. Это не только почетно для молодого исполнителя, но и очень ответственно. Ему предстоит доказать, что он появился не случайно.

Витающие в воздухе идеи

Феномен «Мен – тыва мен», который расцвел на соответствующем фоне общественных потребностей, заставил говорить о многом.

 Высказывались мнения о том, что надо песню сделать официальным гимном республики. Однако, по этому поводу есть возражения филологов и композиторов. Самые главные из аргументов: чужеродность песни и ее «негимновый» характер. Она яркая, она многозначная, но она чужая. Не чисто тувинская, хотя может считаться уже символом происходящих духовных процессов Тувы. И характер ее – исповедальный, не может быть приемлем для торжественного исполнения и государственного статуса.

Я сюда добавлю еще: хоть Тува и национальная республика, все же тувинцы здесь не единственный народ, как некоторым кажется. Государственный гимн, четко утверждающий принадлежность человека к титульной нации, будет выглядеть некорректным и даже может иметь оттенок сепаратизма.

Само по себе уже общепринятое звание «неофициального гимна» – почетно и заставляет о многом задуматься. За этим можно увидеть нечто интересное, что постепенно происходит в нашем обществе: мы сами без участия руководящих верхов продолжаем поиски того, что называется национальной идентичностью. Без лозунгов, без политических размахов мы пытаемся найти духовные ориентиры, опереться на понятное нам, создать национальные символы.

Идея нового, более совершенного, национального гимна просто витает в воздухе. Песня «Мен – тыва мен» показала, что всетувинская государственная песня должна быть значимой, многогранной, объединяющей и популярной. Чтобы споры замолкали, люди вставали, чтобы на глаза наворачивались слезы, душу переполняло чувство неимоверной гордости: «Я родился на благословенной земле!». Это не романтическое пожелание. Это планка, которую установила песня «Мен – тыва мен».

А чтобы эти чувства не были пятиминутными, длящимися только во время исполнения одного музыкального произведения, задача формулирования национальных символов стоит шире и глубже. Нам нужна национальная идея. Ее органическими частями должны быть соответствующие национальный герой, герб, гимн, флаг. Нынешние символы не объединены идеей.

При этом важно не захлебнуться в ручейках самобальзамирования, разглаживая этно-культурные раны.  Надо восстанавливать душевное равновесие нашего народа, делать его устойчивым, восприимчивым к идеям развития, обновления, диалога с другими народами, регионами, со всем миром.

«Я – ТУВИНЕЦ»

Смысловой перевод

Одолев перевал священный,
Поднялся я, тувинец,
Обрел из жизни кочевой
лучшую долю я, тувинец.

Я – тувинец,
Сын гор с вечными снегами,
Я – тувинка,
Дочь страны серебряных рек.

Мелодией хоомей и хомуса
Разбудил эхом скалы я, тувинец,
В колыбели младенца качая,
Успокоил его плач я, тувинец.

Я – тувинец,
Сын гор с вечными снегами,
Я – тувинка,
Дочь страны серебряных рек.

С новогодним праздником Шагаа
Весну встречаю я, тувинец,
В летнюю ночь на играх шептался
И нашел судьбу свою я, тувинец.

Я – тувинец,
Сын гор с вечными снегами,
Я – тувинка,
Дочь страны серебряных рек.