Когда человек приезжает в новый для него город, новую страну, куда он идет первым делом, чтобы получить информацию? Конечно же, в музей. В разных городах и странах музеи разные, совсем не похожие друг на друга. Есть музеи старинные, которые уже давно выработали свой стиль, традиции и, давно перешагнув за столетний рубеж, с высоты своих лет и престижа несколько лениво поглядывающие на своих более молодых собратьев. Есть музеи очень молодые, они, чтобы состязаться с корифеями, должны постоянно что-то выдумывать и придумывать, какие-нибудь «Пикники» или «Биеннале», которые, в свою очередь, подстегивают и не дают пребывать в покое «старикам». В Республике Тыва тоже есть что показать и рассказать гостям, для чего и существует Тувинский национальный музей имени Алдан-Маадыр (Шестидесяти богатырей) с несколькими филиалами в разных районах республики.
Музей наш чересчур старинным не назовешь, но и к числу молодых уже не причислишь: в 2004 году он будет отмечать 75-летний юбилей. За эти годы накоплено огромное количество исторического материала, уникальнейших экспонатов, которые составляют квинтэссенцию культуры и истории, образа жизни людей на данной территории в продолжении нескольких тысячелетий. Многое из того, что музей имеет, можно уже сегодня увидеть на выставках и в экспозициях, но еще больше таят в себе его запасники, его фонды, и об этом знают только самые посвященные люди – сотрудники и, конечно же, самый главный человек, который отвечает за все – директор музея.
Последние два года эту должность занимает очень интересный и симпатичный человек – Анатолий Степанович Комбу, который в свое время много лет проработал в Республиканском научно-методическом центре, был его самым последним директором, а потом оказался самым первым заведующим отделом истории религии в Тувинском национальном музее, а теперь является его директором. С ним очень легко и интересно работать. Помню, в 1995 году мне из Красноярска пришло личное приглашение на участие в первой международной музейной «Биеннале». Время было почти беспросветное в отношении властей как к самим музеям, так и к его сотрудникам, ни о каком финансировании каких-либо командировок и речи быть не могло. Тем более, о фестивале «Биеннале», о котором тогда никто понятия не имел.
Но мне очень повезло. Тогдашний директор музея был в отпуске и его замещал Анатолий Степанович, которому я и показала это интригующее и завораживающее своей непонятностью приглашение. Анатолий Степанович внимательно все прочел и, заинтересовавшись новизной и необычностью музейного форума, решил, что ехать нужно обязательно. Сам обежал все министерские кабинеты и командировку мне обеспечил, заложив тем самым основу для будущего стабильного участия маленького туранского музея в четырех Международных музейных «Биеннале» – наряду с самыми крупными и известными музеями не только России, но и Европы. Так масштабно и бескорыстно мыслить способен далеко не каждый руководитель.
От всей большой фигуры Анатолия Степановича, его широкого, улыбчивого лица всегда исходит тепло и спокойствие. Я никогда не видела его мрачным или злым, кого-то отчитывающим или кричащим, на что-то сетующим, хотя причин для этого предостаточно. Он всегда спокоен и приветлив. Облик этого человека абсолютно не соответствует фамилии, которую он носит – Комбу. Собственно говоря, с этого мы и начали наш разговор.
– Анатолий Степанович, большинство тувинцев носят фамилии, по которым можно определить принадлежность человека к тому или иному роду. Салчак, Ондар, Ооржак, Иргит, Маады – все это наименования тувинских родов. А что означает ваша фамилия – Комбу?
– Комбу – это тибетское слово, которое обозначает одно из самых грозных божеств, защитника буддийского учения – Черного Махакалу. Это один из восьми самых сильных и грозных божеств буддийского Пантеона. Многие тувинские имена и фамилии на самом деле являются тибетскими. Например, Конгар – Белый Махакала, Доржу – Алмазный жезл, который Бадхисатвы используют в различных тантрических ритуалах. Ну и много других – Лопсан, Сумба, Чамзырын. Такие имена стали давать детям, когда в Туве распространилась буддийская религия.
– На вашу внутреннюю суть такая грозная фамилия оказала какое-либо влияние?
– Нет, никакого влияния моя фамилия на меня не оказала. Я ведь долгое время ничего этого не знал, пока не пришел в музей и не стал заведовать отделом истории религии. Если бы это знание пришло в детстве, когда складывался характер, кто знает, может быть, и отложился бы какой-то отпечаток на личность. А я рос в семье, где проповедовался коммунистический культ, а не буддийский. Мой отец был ярым коммунистом, председателем колхоза «Новый путь», а мама работала в колхозной столовой.
Но вот интересно: несмотря на приверженность к новой жизни, мои родители отмечали старые тувинские праздники, хотя официально они были запрещены. Я хорошо помню из своего детства, как у нас праздновали Новый год – Шагаа. В ночь на Шагаа никто не ложился спать, в нашем доме собирались люди и всю ночь играли. Мужчины играли в шахматы, женщины в таалы, это тувинское домино. Алкоголь, в отличии от нынешних времен, не употребляли, по ритуалу это было не положено.
– Значит ваше первое знакомство с буддийской философией произошло в музее?
– Нет, все-таки немного раньше. Я закончил Восточно-Сибирский институт культуры в городе Улан-Удэ, где даже в советские времена действовал буддийский монастырь. Туда я с ребятами из тувинского землячества довольно часто наведывался, потому что там был наш земляк, один из ведущих монахов этого монастыря, Хомушку Кенден-Сюрюн. Это был очень добрый человек, который поддерживал тувинское студенчество не только морально, читая нам проповеди, но и материально много помогал. Он был очень уважаемый человек, к нему за помощью приезжали люди из самых дальних концов нашей страны.
В ответ на доброту и заботу студенты помогали Кенден-Сюрюну, как только могли: убирали территорию монастыря, помогали делать влажную уборку в дуганах. Мне уже тогда было очень приятно подержать в руках буддийские скульптуры, протирая их специальным раствором. В этом монастыре было три дугана, все они имели свои названия, так же как и у нас в Туве раньше монастыри имели по нескольку дуганов-храмов.
Особенно интересные храмы были в Эрзине, откуда я сам родом. Но рассказы об этих храмах услышал уже здесь, в музее, от нашего сотрудника Кыргыза Дадаевича Аракчаа, который в юности был послушником в одном из эрзинских монастырей-хурээ. Кыргыз Дадаевич был редким специалистом, прекрасно владевшим старомонгольским языком и проработавшим в нашем музее до глубокой старости. У нас хранится много исторических материалов, переведенных им со старомонгольского на русский язык. Очень много он сделал для чаданского музея имени Буяна Бадыргы. Трудами этого человека собран очень богатый материал о тувинских монастырях, которых до революции насчитывалось более тридцати. Почему-то судьба очень жестоко обошлась с буддизмом у нас в Туве. Калмыкии и Бурятии в отношении религии повезло больше, там хоть часть храмов была сохранена, у нас же все было уничтожено подчистую. Но, тем не менее, вера жила, люди ездили в Бурятию, чтобы помолиться святым местам. То же самое произошло и с шаманизмом, который, казалось бы, уничтожили под корень, но пришло время и все возродилось вновь. Значит, под пеплом всегда жило пламя веры народа.
– А все же что больше характерно для Тувы – шаманизм или буддизм? И чему вы сами отдаете большее предпочтение?
– Шаманизм в Туве появился еще с незапамятных времен, а первые ростки буддизма стали проявляться только в тринадцатом веке. Поэтому, чтобы прижиться здесь, буддийская религия очень много впитала в себя шаманистских элементов, произошел так называемый синкретизм двух религий. Ну а я сам по долгу своей работы и по велению души общаюсь как с шаманами, так и с ламами. Интересно еще то, что ламой или буддийским монахом может стать любой человек, если только он приложит максимум усилий для своего обучения, а вот на шамана выучиться никак невозможно, здесь или дано или не дано. Как говорит наш Монгуш Борахович Кенин-Лопсан, существует несколько разновидностей шаманов: от рождения, от духов данной местности, от небес, от дьявола Албыс.
– Какие экспонаты, а если выразится научным языком, единицы хранения основного фонда Тувинского Национального музея, представляют наибольший интерес?
– Уникальной считается коллекция шаманской атрибутики, которая уже побывала в Бельгии, Австрии и Германии, возможно, очень скоро ее увидят в Японии и Китае. Очень большая и интересная у нас коллекция буддийских картин – тханок. Просто неоценимой является коллекция стеклянных негативов Владимира Петровича Ермолаева – основателя нашего музея, там вся история старой Тувы в фотографиях запечатлена. Эту коллекцию мы бережем, как зеницу ока. Также мы гордимся коллекцией картин из Эрмитажа, переданной в тридцатых годах нашему музею.
– А коллекция картин, которая представляет местных тувинских художников, полная?
– Все наши именитые старые художники представлены в музее очень полно, но последнее время мы закупаем очень мало картин, нет денег. Некоторые молодые ребята сами дарят свои вещи, но это единицы. Отдельную персональную выставку какого-либо молодого художника мы сделать уже не сможем. Это касается и резчиков. Старые мастера, такие как Тойбухаа, Черзи и другие, представлены полностью, молодых очень и очень мало. Что касается Нади Рушевой, то коллекция ее рисунков, как и она сама – это наша гордость, но она тоже далеко не полностью представлена, сейчас наши сотрудники ведут переписку с Пушкинским музеем о передаче нескольких тысяч ее рисунков в наш музей.
– И вы всерьез надеетесь на то, что Пушкинский музей так просто передаст вам рисунки этой гениальной девочки?
– Мы сейчас договариваемся с ними о выставке в нашем музее, ну а потом уж будем более серьезно искать подступы, чтобы эта выставка осталась здесь навсегда.
– Анатолий Степанович, проект здания нового музея сделан давно, где-то лет двадцать тому назад. Не устарел ли он морально для сегодняшнего дня?
– Конечно, несколько устарел. Но наши местные архитекторы внесли некоторые коррективы, и я надеюсь, что здание музея будет соответствовать всем современным требованиям музейного дела. Есть даже задумка сделать крытый стеллариум.
– А как обстоят дела с внутренним дизайном, кто будет осуществлять эту работу, не менее важную, чем строительство самого здания музея?
– Есть договоренность с несколькими московскими фирмами, их представители уже побывали у нас, скоро должны приехать еще раз. Эти фирмы должны будут работать совместно с тувинскими художниками, чтобы сохранить в оформлении местный тувинский колорит. К этой работе сейчас подключены наши лучшие художники и дизайнеры.
– Здание музея планируется сдать в эксплуатацию нынешним летом. А как скоро жители нашей республики и ее гости смогут посетить уже готовые экспозиции нового музея?
– Ну, до этого еще очень далеко. Экспозиционная работа займет минимум два года, а скорей всего, гораздо дольше. Это очень большая и ответственная работа.
– А что будет со зданием старого музея, кому оно достанется?
– На него уже очень много претендентов. Нам бы хотелось, чтобы здесь разместилась картинная галерея, чтобы это был отдельный музей. Тем более, что у нас сейчас возникают проблемы с размещением хозяйственных блоков. Новый музей расположен в центре города, там нельзя построить ни гараж, ни другие хозяйственные сооружения. Желательно, чтобы все это осталось на старом месте.
– Я слышала, что в минусинском Мартьяновском музее хранятся ваши личные вещи. Это правда?
– Да, это правда. Дело в том, что когда я учился в минусинском культпросветучилище, у нас был знаменитый агиттеатр «Радуга». Я был одним из самых активных его участников. С этим агиттеатром мы обьездили чуть ли не весь Советский Союз: выступали по всей линии знаменитой тогда стройки – БАМа, вплоть до самой Тынды, были на Украине, в Риге выступали, объехали все части Забайкальского военного округа, даже в Кремлевском Дворце съездов обслуживали комсомольский съезд. И мой агиттеатровский костюм-комбинезон вместе со шлемом взял на вечное хранение Минусинский краеведческий музей имени Мартьянова. Я тогда даже и не предполагал, что скоро сам стану сотрудником музея, а теперь вот еще и директором.
a Смотрю я на старое здание музея, которое когда-то было зданием самого первого в Туве театра, потом превратилось в музей и верой и правдой служило ему многие и многие годы. Какое будущее ждет его? Кто станет его хозяином? О чем поведают его много видавшие стены другим людям, в другие времена? Сейчас же ясно только одно, что музею здесь тесно, что давно уж он вырос из детских и даже юношеских одежд и рвется на новые просторы…