«В двадцать лет ума нет – и не жди, не будет. В тридцать лет
денег нет – и не жди, не будет. В сорок лет счастья нет – и не жди, не будет».
В верности этой присказки убеждалась уже не раз. Предельные сроки в
отношении ума, денег и счастья установлены вполне точно: всего в жизни надо
самому добиваться вовремя, иначе ничего уже не придет: ни ум, ни деньги, ни
счастье...
Шолбан Кара-оол на первый взгляд – баловень судьбы:
закончил вуз, аспирантуру, добился успеха в бизнесе, в 32 года занял кресло
председателя Верховного Хурала, стал самым молодым членом Совета Федерации.
Но сегодня я не хочу задавать вопросы о сиюминутном и проходящем –
политических проблемах. Сегодня меня интересует более важное, непроходящее:
жизненные ценности и уроки детства, близкие люди, дружба, любовь.
Мы беседуем в комнате отдыха председателя – маленькой комнате с
мягкой мебелью бирюзового оттенка, дверь которой расположена за
спикерским столом.
Председатель парламента разливает чай в белые чашки, уточняет,
сколько кусков сахара положить гостье.
Со своей позиции, с мягкого гостевого кресла, я хорошо вижу председательское
кресло – с обратной, скрытой для участников совещаний и посетителей
стороны. Обычное офисное европейского стиля кресло на колесиках, с жестким
сиденьем и подлокотниками. Но есть одно существенное отличие в этом стандартном
европейском кресле – на сиденье лежит кусочек белой овечьей шкуры...
С этого кресла мы и начинаем разговор.
– Шолбан Валерьевич, в 1998 году, в 32 года, вы оказались в
этом кресле председателя тувинского парламента. Кстати, я смотрю, даже по
своему дизайну оно не очень-то мягкое. Это для вас продуманный взлет политической
карьеры или неожиданный поворот судьбы?
– (Задумывается). Вот так всегда у вас, Надежда Мухарбековна.
Начинаете с дизайна и мягкости кресла, а потом пытаете, как я в нем оказался:
либо через многоходовую мастерски продуманную комбинацию, либо по велению
судьбы. Или-или. Другого не дано? Откровенно говоря, не думаю, что на этот
вопрос можно ответить однозначно. Даже случайности в жизни закономерны. Поэтому
и ответ на него, скорее всего, надо искать в прошлом, посмотреть, как жил,
что сделал в жизни, а потом и решать, насколько случайно это «немягкое», как вы
говорите, кресло в жизни Кара-оола.
– Что ж, давайте искать ответ в прошлом. Что было самым главным,
в «закономерных случайностях» вашей жизни?
– Первое и, на мой взгляд, самое важное – это то, что я родился
и вырос в семье обществоведов. Мама – историк, активист женского
движения. Отец был директором школы, а потом и совхоза. Помню, как в детстве
мама всегда говорила: «Вот сынок, мы переезжаем в другое село, нас с папой
туда направляют работать. Партия просит, так надо, мы должны. Если не мы, то
кто же?» Мне кажется, с молоком матери впитал это: «Надо стремиться быть
нужным своему народу». И это не красивые слова – они выстраданы моими
родителями и детством.
Родился я в селе Чодураа в Улуг-Хеме. Когда мне было пять лет,
родители переехали в Кызыл-Даг Чаа-Хольского района, где я учился до второго
класса. Потом мы переехали в Элегест Тандинского района, отец работал там
председателем сельсовета. Из Элегеста переехали в Кызыльский район – в
Черби, там учился в шестом классе. А окончил школу в Зубовке (Бурен-Хеме)
Каа-Хемского кожууна.
Потом была учеба на философском факультете Уральского
университета. По окончании университета я уже знал: кабинетным научным
работником я не буду, мое место в общественно-политической деятельности.
Так что, с одной стороны, кажется, что все в судьбе сознательно и
закономерно. Но и неожиданный поворот был: честно признаюсь, когда шел в
депутаты, у меня не было амбиций завоевывать в таком молодом возрасте такие
высокие кресла. Хотя опытные депутаты, выдвигая кандидатуры на должность
председателя, предлагали мне пост заместителя, ставили вот такую планку. У
меня были свои четкие и конкретные депутатские планы и по законотворчеству,
и по родному Чаа-Хольскому округу. Очень огорчает, что сегодня из-за председательской
загруженности не всегда успеваю встречаться с чаа-хольцами – моими избирателями
так часто, как хотелось бы.
– Я помню эту сложную парламентскую ситуацию1998
года: во вновь избранном Хурале долго выбирают председателя, но ни первая,
ни вторая, ни третья, ни четвертая из уже известных в политике кандидатур
не получает нужного количества голосов. Просто тупик. И тогда (для меня это
было неожиданно) предлагают молодого, начинающего депутата Кара-оола,
И за него голосуют все.
– Поэтому я думаю, что здесь и доля случайности, и доля
закономерности. Главное, на мой взгляд: все депутаты, как прошедшие очень
высокую выборную планку пятидесятипроцентного признания избирателей,
очень достойные люди. Каждый из них мог с полным правом претендовать на председательское
кресло. И я на самом деле от них ничем не отличаюсь.
– Ваши родители – кто они, ваши корни – где они?
–Родители – это моя гордость. Они прожили очень насыщенную
и созидательную жизнь. Отец, Валерий Ховалыгович, закончил Красноярский пединститут.
Мама, Анай Балчировна – наш пединститут. Она учитель тувинского языка, а
самое главное – обществовед-историк. Это, видимо, и есть главное объяснение
моей общественной активности.
К сожалению, я уже не застал родителей отца. Дедушка по линии
матери – Хелин башкы был большим учителем-ламой. И прадед, и он славились на
всю Туву. Прадед Бурган-Ловундесятки лет учился в Тибете, а потом
отправил учиться моего дедушку. Он учился восемь лет и даже вернулся оттуда с
золотой медалью, с изображением Будды. Его репрессировали в свое время, как
ламу. И маму переписали на других родителей, чтобы она смогла дальше
учиться и окончить школу без страшного в те времена клейма «дочери врага
народа». Поэтому у меня есть родственники и в Танды – семья, воспитавшая
маму.
Мамины родители-чабаны кочевали в районе Хендерге – это сегодняшний
Чеди-Хольский кожуун, и Арыг-Бажы Улуг-Хема. Эти места – ее родина. Там
есть три очень красивые большие горы Уш-Моорук, и мама всегда говорит: «Эти
три горы – три моих сына».
Семья отца кочевала в районе нынешнего Улуг-Хемского,
Чаа-Хольского и Дзун-Хемчикского кожуунов: Кара-Тал, Торгалыг, Шанчы. Когда
отец вспоминает родные места, то плачет: со строительством Саяно-Шушенской
ГЭС его земля ушла под воду. Думаю, что история оценит этот шаг руководства
республики.
Я назвал эти места, потому что вы этим поинтересовались. Сегодня,
к сожалению, принадлежность к одному роду, землячество почему-то становятся
чуть ли не главным аргументом – положительным или отрицательным – в отношениях
среди людей, с чем я совершенно не согласен.
В нашей семье есть традиция: мы выезжаем в предгорье Уш-Моорук.
Согласно традициям ставим предкам еду, зажигаем артыш, читаем молитву. Тем
самым мы общаемся со своими предками, просим их сопутствовать нам в жизни,
наблюдать за нами. Я горжусь землей своих предков, помню свои корни. Но с
противопоставлением людей по земляческому, родовому признаку не соглашусь никогда.
Это очень недальновидно.
Эта тема достаточно больная для нашей республики, честно
признаться, не ожидал, что столкнусь с этим подходом и в политике. Думал, что
данный узкий взгляд распространен только на бытовом уровне. А потом увидел,
что он имеет хождение и в коридорах власти: «Он не из нашего кожууна, поэтому
он не из нашего стана». И я приложил максимум усилий для того, чтобы в моей
команде этот критерий был изжит. Как должностное лицо ни в коем случае не
позволю этот признак выставлять вперед.
Более чем уверен, что успех преобразований в республике, перелом
в кризисе будут зависеть только от одного – от возможности востребовать на
государственную службу, и не только, профессионалов, соответствующих
вызову и духу времени, привлечь новое поколение управленцев. При этом единственными
критериями кадрового подбора должны быть профессионализм и ответственность,
а не принадлежность к определенному роду и землячеству.
– Ваша мама, видимо, очень поэтичная, тонкая женщина, Я
имею в виду приведенные вами ее слова: «Эти три горы – три моих сына». Вас
сегодня даже так и называют «братья Кара-оол». И вы везде вместе: все трое –
афганцы, вместе создавали Фонд ветеранов Афганистана, все трое стали депутатами,
все трое в «Единстве». Вы с детства такие дружные?
– Вы очень точно сказали про маму, чего не скажешь о нас.
Все-таки мужчины есть мужчины. Как в любом мужском коллективе своя иерархия,
свой порядок. Часто со средним братом у меня были стычки, каждый доказывал
правоту, я – свою, Юра – свою. И всегда в этих внутренних взаимоотношениях
нас опекал старший брат. Он нам готовил каши, одевал, собирал в школу. Леня
был для нас с Юрой второй мамой.
В жизнь друг друга мы не вмешивались, но в критические моменты
все-таки приходили на помощь. Помню, я участвовал в мальчишеском «сражении»,
еще, когда мы жили в Чодуре. Там тогда соперничали две группы – мальчишки
верхней и нижней части села. И вот как-то на детском уровне развернулось
«сражение» – кидали друг в друга облепленные грязью комки. И «противник»
стал побеждать, мы побежали. А я был самым маленьким – лет пяти тогда,
отстал и получил удар кирпичом по голове. Вот здесь у меня до сих пор шрам
остался (показывает на макушку, улыбаясь). Кирпич – это было уже нечестно.
И как только меня ударили, раздался победный клич, братья с друзьями развернулись
и бросились на обидчиков. И победили. Надавали им тумаков. Думаю, что в этой
победе сыграло не последнюю роль и желание братьев наказать моих обидчиков
(улыбается).
Самым главным авторитетом для нас и нашим воспитателем была бабушка,
мамина мама. Она всегда жила с нами, кормила нас и учила. У нее не было образования,
но она была настолько мудрой женщиной! Настолько тонко все чувствовала. По
большому счету, все, что заложено в наших душах и сердцах, – во многом заслуга
бабушки. Сегодня я вижу: с рождением внуков мама стала такой же, как бабушка,
так же старается влиять на внуков.
Я до сих пор помню, как после армии я возвращаюсь домой – в
Зубовку. Схожу с парома, который тогда переправлялся через Каа-Хем, встречаю
односельчанина. А у меня в руках сверток. «Вот, – говорю, – везу подарок бабушке».
И человек так побледнел: «Ты что, не знаешь, что у тебя бабушка полгода, как
умерла». Мы ведь были вне доступности – в армии в Афганистане, нам не сообщали.
Так мы бабушку потеряли. И в нашей памяти она осталась живой.
– Шолбан Валерьевич, а какой подарок вы везли бабушке?
– Обычный солдатский подарок – платок. Она очень любила платки...
– А что значила в вашей жизни афганская война?
– Я всегда говорю: мне стыдно заявлять, что это моя война.
Да, у меня есть все документы, удостоверяющие, что я – афганец. Но пережил я
там гораздо меньше, чем другие афганцы. Служил в Коми АССР, в Печоре, в
ракетных войсках – призвали с третьего курса университета. Через полтора года
службы, в 1987 году нас по тревоге подняли, направили в Сарыгшаган, Кушку.
Знаю, что такое афганская жара, перенес все тяготы воинской службы, но в
боях участвовать не приходилось.
А братья как раз от начала до конца были на передовом рубеже –
служили в спецназе. Тогда спецназ был единственным, особым, засекреченным
видом войск, входящее в главное разведывательное управление Вооруженных Сил.
Когда я учился на третьем курсе университета, братья служили под
Ташкентом – в учебном центре спецназа. Я специально к ним вылетел: мы
решили пойти к командиру и попросить, чтобы нас всех троих отправили в
Афганистан. Тогда ведь все мы были воспитаны в духе того, что служба в армии
– священный долг. А когда начался Афганистан, мы все верили, что защищаем
свою Родину. Попасть туда было для нас честью.
Командиром был Герой Советского Союза полковник Холбаев, он был
одним из тех, кто брал дворец Амина, видел всю грязь войны, ее истинное лицо и
знал, что говорит. На нашу просьбу последовал крепкий мужской ответ: «Почему
вы не щадите свою маму? Вы, дураки, еще и третьего с собой тянете?» Поэтому
и честнее, и правильнее будет, если о войне расскажут кадровые офицеры,
мои братья. Кто терял и приобрел на войне.
– Меня всегда поражало, как это люди умудряются окончить
школу с золотой медалью, особенно мальчишки. Судя по рассказу, вы были
вполне нормальным мальчишкой – и дрались, и шалили. И в то же время, как
я разузнала, закончили школу с золотой медалью. Как вам это удалось?
– Решающую роль в этой медали сыграли, конечно, мои учителя и
родители. Я так уважал и любил их, что не мог иначе – очень хотелось оправдать
их надежды. Брал не усидчивостью, а скорее системностью – у меня все было
настолько четко расписано. И у этого строгого, почти спартанского режима должен
был быть какой-то результат. Кстати, это была первая золотая медаль в истории
Бурен-Хемской школы.
– А Уральский университет в Свердловске с красным дипломом
закончить не удалось. Почему? Не хватило упорства?
– До третьего курса у меня не было четверок. Когда после
армии вернулся на четвертый курс, вдруг мне показалась очень большой разница между
тем, что мы учили и реальной жизнью. Это отразилось и на оценках. Правда, мне
предлагали пересдать один экзамен, чтобы получить красный диплом. Но я не
захотел. Поступил в очную аспирантуру при университете, закончил ее.
– Как правильно звучит название специальности, полученной в
университете?
– В дипломе написано: философ-политолог, преподаватель
социально-политических наук в высших учебных заведениях. А аспирантуру
закончил по специальности «социология».
– А как обстоят дела с кандидатской диссертацией?
– Честно признаться, у меня были мечты и планы защищаться, и
я очень надеялся, что смогу поработать. Но сказать, что я действительно
плотно работаю над диссертацией, было бы преувеличением, хотя и являюсь официально
соискателем ученой степени в Российской Академии государственной службы.
Стараюсь, но времени катастрофически не хватает.
– А какая тема работы?
– «Этнополитические проблемы развития Тувы». Одновременно
в Плехановке пытаюсь писать работу на экономическую тему. Очень хотелось бы
выкроить время и для экономической работы.
– Ваша супруга – кто она?
– Я горжусь тем, что она у меня надежный сильный тыл, что у
нас – хорошая семья. И все это – благодаря моей супруге Ларисе, Ларисе
Саган-ооловне.
Познакомились мы в Свердловске. Она училась в мединституте. Я
тогда был одним из организаторов студенческих встреч земляков. Тувинских
студентов было немного: человек десять – все на виду. На одной из таких встреч
мы и познакомились.
Лариса – из династии врачей. Отец Саган-оол Сарыгларович Серен
был главврачом в Бай-Тайге, мама Тамара Сангыр-ооловна – заместителем
главврача Барун-Хемчикской больницы. Тоже организаторы, лидеры. И это
передалось и дочери. В моей супруге удивительно сочетаются общительность
и серьезность, тактичность и терпимость, но самое главное у нашей мамы –
это женственность, от нее исходят тепло и уют.
Семейную жизнь начинали в Свердловске. Сняли квартиру. В 1990
году 31 декабря родилась дочка Чинчилей. Растили по очереди: то она убежит в
институт, я с дочкой остаюсь, то я убегу в аспирантуру, она остается. А в
1998 году, уже в Кызыле, родилась вторая дочка Долгармаа.
Дети для нас – смысл жизни. Если куда-то ненадолго уезжаем, что
через три дня супруга уже не выдерживает без них, по телефону разговаривает с
дочкой, а у самой слезы текут.
Уют, дом – все это Лариса, все в ее ведении. К моему стыду в
последнее время я в домашних делах совсем не помогаю. А Лариса терпит все это
(улыбается).
– А у вас какая-то особенная квартира?
– Об этом – тоже целая история. Было время, когда я, оставив
семью в Свердловске, пытался обустроиться в Кызыле. Первым делом пошел,
конечно же, в пединститут. Мне ответили: зарплата будет 120 рублей, квартиру
не обещаем. Пожалуйста, можете выходить на работу. Я не мог себе этого
позволить: надо было заботиться о семье. Был уже девяносто четвертый год. Уже
были фавориты, первыми преуспевшие в бизнесе. А у меня не было ничего – даже
крыши над головой.
Но я приехал не один. У меня была поддержка – друзья-выпускники
свердловских вузов. Роберт Доржу, закончивший с красным дипломом
Лесотехнический институт, тоже пытался устроиться по специальности. Его
красный вузовский диплом никакого впечатления на чиновника, распределяющего
специалистов, не произвел, ему предложили поехать на Тоджу – тоже на тех
же условиях: сто рублей зарплаты, и никаких перспектив.
В общем, поиски места «под солнцем» мы вели вместе. Напротив «Найырала»
у нас был маленький киоск, где мы продавали музыкальные кассеты, которые нам
присылали друзья из Свердловска. И вот днем мы работаем, а ночью спим в
машине. Неделю продержу машину, потом возвращаем отцу и берем другую «Ниву»
– у отца моего друга. И спим уже в ней. Вот это была наша первая квартира.
А где в Кызыле самое тихое место для ночевки? Около стадиона
пятилетия Тувы, тогда дискотеки на нем еще не проводились. Вот мы заедем в
огороженный двор дома, устроимся в машине и представляем, как мы в этом доме
купим квартиры. Это была наша заветная мечта в то время. И как только появилась
возможность, я купил квартиру именно в этом доме, где сейчас и живу.
–Интересная жизненная история. Поучительная. Я слышала, что
вы строите еще и коттедж?
– Да, всем родом строим, но к нашему великому стыду, почти
три года наша стройка никак выше метра подняться не могла. Сейчас только
более-менее идет работа, но все это так шатко. Не хотелось бы, чтобы и наш дом
стал одной из кызыльских недостроек. Построив этот дом, хочу перевести туда и
жену, и детей, и родителей. Чтобы все мы жили в одном доме. Это традиция
осетинского народа, и мне о ней рассказал мой близкий друг Олег. Мы
подружились на занятиях карате в Свердловске, где он тоже учился.
Так вот у них в народе есть традиция: независимо от того, сколько
детей в семье, самый младший остается с родителями. Младший сын – в ответе за
родителей. Он их содержит, о них заботится. Я считаю, это очень хорошая
традиция и хотел бы, чтобы родители жили со мной. Поэтому нам нужно спешить
достроить дом.
– Интересно. Вы рассказывали о том, как в вашей семье чтут
тувинские обычаи, но, оказывается, и в обычаях других народов вы находите то,
с чего можно и нужно брать пример.
– Когда глубже вникаешь в национальные традиции народа, то
находишь в них общечеловеческий смысл. Вот и в осетинской культуре, также
как и в тувинской, есть ритуальное особое отношение к дому, к очагу, к
святыням, к старшим, независимо от разницы в возрасте. Пусть она незначительна
– рядом сидят сорокалетний и пятидесятилетний человек, но пятидесятилетний
будет все равно почитаем более младшим по возрасту. Старшие для них –
маяки, указывающие путь жизни.
Больно, когда, порою, старшие не соответствуют этой высокой
планке: ни в воздержанности к спиртному, ни в нетерпимости к безделию,
тунеядству.
– Шолбан Валерьевич, имею сведения, что в свое время вы
были спортсменом-подпольщиком. Что значит спорт в вашей жизни?
– Нет, очень интересно, как вы собираете информацию для
вопросов? Я действительно очень рьяно занимался спортом. Тогда, в начале восьмидесятых
был бум восточных единоборств.
Будучи еще школьником, я, конечно, был под большим влиянием старших
братьев. А средний мой брат Юрий всегда, чтобы что-то доказать, в качестве
убойного аргумента говорил: «А вот японцы в таких случаях поступают вот так,
говорят вот так». Поэтому и я был под большим впечатлением от японской
культуры. А японская культура для молодого человека – это, прежде всего,
единоборства.
И как только я оказался в большом городе, в Свердловске, стал
искать секцию карате. Вы даже не представляете, каких трудов мне это стоило, с
какими ухищрениями, но в секцию карате я все-таки попал зимой 83-го года.
А в начале 84-го все секции каратэ запретили. Они ушли в подполье – в подвалы.
И я оказался в этом полузакрытом элитном кругу. Выдающихся успехов не добился,
но скромные достижения были – в 1988 году на чемпионате СССР по саньда (китайскому
боксу) в Алма-Ате стал серебряным призером. А наша свердловская команда тогда
заняла в общем зачете первое место. Память о том времени и моем увлечении –
коричневый пояс каратэ – берегу до сих пор.
– Вы рассказали о том, что начинали свой бизнес с продажи в
розницу кассет. Закончили же рестораном «Эне-Сай», превратив жуткую столовую
номер три в самый шикарный ресторан города.
– Ресторан «Эне-Сай» купили в 1997 году на конкурсе, как
положено, через комитет по муниципальному имуществу. Это был самый дорогой объект,
который выставлялся на торги. Цена была явно завышена. Коллектив годами не
платил налоги, не рассчитывался за электроэнергию, коммунальные услуги и
так далее. Столовая была совершенно невыгодной, потому ее и продавали, в
отличие от лакомых кусочков, которые на торги не выставляются.
Видя, что здание пропадает, а в Кызыле – одни забегаловки, нет ни
одного приличного места, куда можно повести своих гостей, друзей, семью, мы ее
решили приобрести. Приобретая столовую, основательно залезли в долги –
занимали у друзей. И с горем пополам насобирали деньги. Да еще и с чиновничьим
беспределом столкнулись, когда приводили ее в порядок. Было очень трудно.
Из бизнеса я ушел, но привязать меня к коммерческой деятельности
пытаются и сегодня. Во время прямого телевизионного эфира по конституционному
строительству, на который, кстати говоря, парламенту приходится буквально
прорываться, одна из записок, которую мне участливо протянул ведущий,
слово в слово повторяла претензии о «коммерческих» вояжах в Москву, которую
я незадолго до этого выслушивал в кабинете одного очень высокопоставленного
лица. В эфире я тогда прямо ответил, что от прошлого не отрекаюсь: да, занимался
коммерцией и чем-то постыдным это занятие не считаю. Это была хорошая школа
рыночной экономики, о которой сегодня, кстати, говорят с самых высоких
трибун.
На собственном опыте я убедился, что государству необходимо
как можно скорее разработать четкие и честные правила игры для развития частной
инициативы, здоровой конкуренции и защиты бизнеса от чиновничьего
беспредела.
Что касается меня и бизнеса сегодня, в законе есть четкие
ограничения, и я не имею права их нарушать. Да и без них, физически просто
невозможно одновременно делать два больших дела.
– Шолбан Валерьевич, я слышала, что вы учредили какую-то
стипендию для московских студентов. Стипендия имени Кара-оола выдается из
бюджета Верховного Хурала?
– (Недоуменно разводит руками). Никакая это не стипендия
имени Кара-оола. И бюджет Хурала к ней отношения не имеет. По линии Совета
Федерации мне даются командировочные – в то время две с половиной тысячи.
Все эти деньги направлял на стипендии. Создали общественный совет, и ребята
сами решали, кому эти стипендии присудить по трем позициям: учеба, активность
в студенческом движении, дисциплина. И в торжественной обстановке, за чаем с
тортом, я им эти небольшие стипендии вручал, рассказывал о новостях Тувы, о
наших достижениях и проблемах.
Зачем делал это? Потому что уверен: надо приложить максимум усилий
для того, чтобы наши ребята после завершения учебы возвращались к нам, в
Туву. Особенно те, кто учится в элитных вузах Москвы и получает академическое
образование.
С первых дней работы в парламенте увидел: как таковой кадровой
политики в республике нет. Все настолько хаотично. Ни министр образования, ни
руководитель Комитета по науке и учебным заведениям не могли мне
ответить: каковы кадровые перспективы республики, кто и где из наших студентов
сегодня учится, каких специалистов мы ждем из вузов России. И мне самому
очень сложно было подбирать кадры. Оказалось, что у нас дефицит кадров – грамотных,
образованных специалистов.
И при этом я тоже не раз сталкивался: приезжают ребята с красными
дипломами, с багажом знаний, энергией, с желанием что-то сделать для
республики. И ... не могут найти работу по специальности. Не видя в родной
республике перспектив, молодые специалисты всеми «правдами и неправдами»
стараются зацепиться в Москве, Санкт-Петербурге, других городах. Только не
дома...
Поэтому-то я первым делом и подумал – надо ребятам дать
почувствовать свою нужность, то, что их ждут в республике, что от них, их знаний
зависит ее будущее.
Потом связь эта у нас прервалась – ребята ушли на практику, потом
закончили вузы. Почти год выпал. Сейчас, я знаю, наши студенты в Москве
избрали своего нового президента землячества. Как только выеду в Москву, обязательно
с ней познакомлюсь, и мы возобновим эти встречи.
– А Фонд ветеранов Афганистана, который вы с братьями организовал
в 1995 году, сейчас продолжает работать?
– Да, он продолжает работать: проводит благотворительные
мероприятия, поддерживает афганцев. Вот сейчас перед вашим приходом мне
позвонил отец Игоря Толстикова, нашего погибшего друга. Фонд живет – мы стараемся
быть вместе и в горе, и в радости. У нас есть конкретная программа действий,
которую мы ставим перед Фондом: трудоустройство ребят-афганцев, адаптация их в
мирной жизни. В феврале в шестой раз проводим соревнования по вольной борьбе
среди наших ребятишек. Об авторитете этого турнира говорит состав участников –
они приезжают со всей России. В этом году есть договоренность о приезде
Дмитрия Миндиашвили, легендарного учителя, воспитавшего не одно поколение
мастеров-вольников. Тренера Ивана Ярыгина.
Сейчас решили расширить сферу деятельности Фонда, объединить в нем
не только ветеранов Афганистана, но и ребят, служивших в Чечне – они тоже
нуждаются в поддержке. Фонд проходит перерегистрацию и конкретно им
занимается брат Леонид.
– Ваша любимая книга?
– У меня есть книги, которые я постоянно перечитываю. Вернее,
открываю любую страницу, читаю несколько страниц, и мне кажется, что я снова
всю книгу перечитал. Среди таких книг – «Жестокий век» Калашникова о Чингиз-Хане.
Она очень поучительна, чувствуешь дыхание предков, психологию тувинского и
монгольского народов. И, самое главное, – в ней есть ключ к пониманию наших
сегодняшних бед и достижений. Родовые, земляческие разделения – все
оттуда. И между строк в книге можно прочитать: чем быстрее мы сможем понять,
что в сегодняшних условиях мы сможем чего-то достичь только при объединении,
консолидации, тем лучше. Очень поучительная книга.
Еще одна книга, которая летом в отпускной период у меня постоянно в
машине лежит – «Золотой теленок» Ильфа и Петрова. Перечитываешь и дивишься,
как так точно и тонко могли написать, так подметить жизнь.
А из философских книг на меня оказали впечатление труды Камю,
Платона, Гегеля. Эти книги я очень берегу.
– Ваше любимое блюдо?
– Бабушка приучила меня к макаронам по-флотски. И всегда,
когда возвращаюсь из долгой командировки, прошу супругу сделать макароны по-флотски.
– В Совете Федерации вас избрали заместителем председателя
комитета по международным делам. В чем суть этой работы?
– Само название говорит за себя. Все законопроекты по международным
взаимоотношениям, рассматриваемые Федеральным Собранием, прежде проходят
через наш комитет. Мы даем заключение и предоставляем законопроекты
палате. Даем заключения по вопросам международных договоров, конвенций. Решения
по международной политике: допустим, направление войск в Югославию, взаимоотношения
со структурами НАТО – тоже проходят через наш комитет. Немаловажный пласт
работы комитета – утверждение послов России за границей.
В комитете собралась авторитетная «компания», очень интересные
люди: это и Михаил Михайлович Прусак – председатель нашего комитета,
губернатор Новгородской области, и Кирсан Николаевич Илюмжинов, Президент
Калмыкии, и Александр Викторович Усе, главный законодатель Красноярского
края, и еще ряд сенаторов. Вообще, Совет Федерации – уникальная структура,
где не только получаешь опыт парламентской работы, но и есть возможность
тесного общения с руководителями регионов.
– Обычно спрашивают, кто из выдающихся людей прошлого или
современности является для вас идеалом, примером? А если спросить наоборот
– кто из известных личностей никогда не будет для вас примером?
– Это тираны, которые уничтожали людей – целыми нациями,
народностями. Тот же самый Гитлер. Но это уже и не человек.
А вообще, мне кажется, что каждый человек имеет ценность, свои
положительные черты. Я удивляюсь, что у нас это далеко не всегда понимают.
Того же самого Шойгу почему-то нам пытаются здесь преподнести с отрицательной
стороны. И это не интересы республики, а чьи-то личные амбиции. Я не идеализирую
Сергея Кужугетовича, но давайте без предубеждения посмотрим – наш земляк стал
министром, лидером самой большой партии России, а мы вместо того, чтобы гордиться
этим, помогать ему, пытаемся очернить его в глазах земляков. Хотя, казалось
бы, очевидно, что его авторитет работает на республику.
Уверен, что не только в Шойгу, у которого я многому учусь, но и в
любом другом политике можно найти яркие черты характера, которыми можно
восхищаться, и к которым нужно стремиться.
Того же Ооржака возьмите. Его высокая активность вызывает
уважение. И этому стоит учиться. А взять Путина – он такие серьезные пласты
вскрывает, так смело и решительно, что этой решительностью можно только
восхищаться. Решительность в политике должна быть. Дипломатичность, попытки
угодить всем и вся, хороши только до определенных пределов.
Так что, и в жизни, и в политике в каждом человеке нужно видеть
и положительные, и отрицательные стороны. Отрицательные – учитывать, а положительным
качествам – учиться.
– Жизненный урок запомнившийся вам на всю жизнь?
– До мельчайших подробностей помню случай из детства. Мама
разговаривает с кем-то, а я пытаюсь вклиниться в разговор, да еще и обманываю.
Мама сильней сжимает мою маленькую руку и говорит, глядя мне в глаза: «Никогда
не вмешивайся в разговор старших. И никогда никого не обманывай!» И вот это
яркое впечатление детства осталось на всю жизнь.
Много впечатлений и уроков получил при чтении восточных
трактатов, главный смысл которых, по-моему, сводился к тому, что человек
должен жить так, чтобы от него исходили импульсы мира и радости каждому, кто
его встречает. Вовсе не задача простого человека стать или пыжиться стать святым.
И еще – слова бабушки, непререкаемого для нас авторитета: «Чугле
шимченгир кижи чедиишкинниг болур». Это значит примерно следующее – все в
жизни зависит от нас самих, от того, насколько мы будем активны в достижении
цели. Всем надо осознать: просто так в руки ничего не придет. Только усилия
приведут к результату.
– Самое главное дело, которое вы уже успели совершить в жизни?
– Самое главное дело для каждого человека – это, наверное,
быть родителем. С большой буквы. Совершенно по-иному воспринимаешь жизнь,
когда становишься папой маленького человека: вот он делает первые самостоятельные
шаги, о чем-то думает, рассуждает. Пожалуй, это самое главное – отправить
маленького человека в большую взрослую жизнь.
– А что бы вы хотели еще свершить в жизни?
– Не думаю, что в жизни главное ставить всегда какие-то
сверхзадачи. Важнее и правильнее, на мой взгляд, каждый день жить достойно.
Надо всегда стараться созидать, а не разрушать. Быть нужным, объединять, а не
разъединять людей. Стремиться оставить людям доброе, а не наоборот.
Об этом можно сказать и другими словами. Помните? Для мужчины
только тогда жизнь прожита не зря, когда он оставляет после себя сына, посадит
дерево и построит дом. Я понимаю это в широком смысле. Не просто сына как
такового, дерево как растение и дом как место жительства твоей семьи.
Сын – это оставить после себя поколение, которое будет продолжать и
обогащать традиции предков, старшего поколения.
Дерево – это все материальные и духовные богатства и ценности,
которые будут прирастать и дальше.
А дом – это Родина. Дом, который никто не разворовал, не разрушил.
Дом, в котором хорошо и уютно всем. Чтобы наши дети, внуки гордились домом,
который оставил им отец. И берегли этот дом.
Фото:
2. Маленький Шолбан с отцом Валерием Ховалыговичем и братом
Юрой.
3. В год окончания университета. 1989 год.
4. Мама, папа и старший брат Юра. 1973 г.
5. Братья-афганцы у мемориала погибшим воинам. 9 мая 2000
года.
6. Шолбан Кара-оол на тренировке (секция восточных
единоборств). Свердловск, 1989
г.
7. Мама Анай Балчировна, обществовед-историк.
8. Выходной с родными.
9. Свадебный танец Ларисы и Шолбана.
10. Вся семья в сборе. Шолбан Кара-оол с супругой Ларисой и
дочерьми – Чинчилей и малышкой Долгармой. Декабрь 1998 года.
11. Шолбан Кара-оол поздравляет Сергея Шойгу со Звездой
Героя России. Кызыл, муздрамтеатр. 2 ноября 1999 года.
12. Шолбан Кара-оол на заседании Совета Федерации.