газета «Центр Азии» №52 (21 — 28 декабря 2001)
Люди Центра Азии

Хертек АНЧИМАА-ТОКА: «Умирая, он сказал: носи мою фамилию»

21 декабря 2001 г.

Хертек АНЧИМАА-ТОКА: «Умирая, он сказал: носи мою фамилию» Моей необычной собеседнице 1 января 2002 года исполнится 90 лет. Фуф, четвертый этаж! И как же она поднимается сюда, если даже я так запыхалась.

Хертек Амырбитовна Анчимаа-Тока. До встречи с ней я знала только то, что она – жена первого секретаря обкома КПСС Тувы, писателя Салчака Калбакхорековича Тока, занимала очень высокие посты – до 1944 года была председателем Президиума Малого Хурала ТНР, затем  – заместителем председателя облисполкома и заместителем председателя  Совмина, увлекалась поэзией, прозой.


Дверь открыл симпатичный молодой человек – внук Владимир – и пригласил в комнату. Войдя, я увидела маленькую бабушку с умным цепким взглядом, сидящую в кресле и молча, пытливо разглядывающую меня, пока я раздевалась. Ольга Алексеевна Тока, невестка, меня предупредила, что нужно заранее все вопросы напечатать крупными буквами, потому что Хертек Амырбитовна плохо слышит. Поздоровавшись, я подала свои бумажки и присела рядом, в приготовленное для меня кресло. Анчимаа, прочитав первый вопрос, начала отвечать по-русски, и я почувствовала, что встреча, которой я добивалась три недели, может сорваться из-за сухих ответов по бумажке. Когда я, жестом перебив ее, написала, что можно и по-тувински, она, как-то удивленно посмотрев на меня, улыбнулась и как будто обрадовалась: «Ааа! Хорошо! Чаа-чаа».


МОИ КОЗЫ МЕНЯ УЗНАВАЛИ, ПО ПЯТАМ ЗА МНОЮ ШЛИ


– Хертек Амырбитовна, расскажите, пожалуйста, о вашем детстве, родителях, братьях-сестрах?

– Они давно уже умерли… Я одна осталась. Никого нет. В 41-м году – старшая сестра, в 60-м году другая, еще одна – в 70-м, младшая… Три сестры нас было, один брат. И он умер... 20 лет чабаном проработал, 10 лет – шофером. Да чего тут писать... (замолчала).

Мне было семь, когда умер отец, мы остались впятером. Маме было тяжело, и, когда мне исполнилось восемь лет, она меня отдала родственнику, потому что ей трудно было в маленькой юрте одной пятерых воспитывать. Я с 8 лет до 16 у родственников в Бай-Тайге жила. Чабанила, доила коров, коз, ухаживала за скотиной. Мои козы меня узнавали, по пятам за мной шли (улыбается). Знаешь, полевые мыши на зиму траву под снегом прячут, она зеленая, я достану из-под камней это сено и даю своим козам. Тогда мы ж не знали, что можно сено на зиму заготавливать. А весной – у пастухов такая сумочка есть – инчеек называется, козы, овцы могут окотиться и прямо на снегу, так я положу козленочка или ягненочка  в инчеек, так и несу – вечером домой возвращаюсь с удачей.

Я очень любила зимой, когда шла за стадом, кататься с горок на подоле своего тона (прим.: тон – верхняя национальная одежда) (улыбается). Еще я любила шить. Мастерицей была. Как только мне исполнилось 17-18, богачи сумона Кок-Соок приглашали набивать ширтек (прим.: войлочный коврик). Я это хорошо делала, мне это нравилось. Но больше всего я любила шить. (Задумалась) Эти способности мои я так и не смогла реализовать. 

Друзья были хорошие. Тогда мы не знали ни табака, ни водки. Молодежь была очень дружная, веселая, вместе работали, вместе играли – все кататься любили. Все это мне приятно вспоминать. Вот так и прошли мои детские годы, дочка.

– А как вы, постоянно работая, смогли выучиться?

– Когда мне исполнилось 18, я уж большая стала, мама забрала меня обратно. Я со старшей сестрой помогала маме. Тогда, в 30-е годы, в нашем сумоне были люди, которые хорошо знали монгольское письмо. Они начали обучать детей монгольской грамоте. Сидя среди них, я выучила монгольскую грамоту. А тут появилась и тувинская письменность. Я очень старалась, мне было интересно. Потом выявили тех, кто более-менее быстро и хорошо освоил грамоту, организовали типа ликбез-классов – по три месяца. Я начала после таких курсов преподавать тувинский язык в сумоне Кок-Соок. Тогда не было ни ручек, ни карандашей, ни бумаги. Мы настрогаем острые палочки, тоненькую доску намажем маслом да золой и так пишем.

Днем обучались дети и женщины, а вечером – мужчины – чабаны и пастухи. Построили специальное помещение и там по вечерам учились. На зимних стоянках много снега, он белый-белый, так там вокруг все было исписано: всюду буквы, чьи-то имена, слова. 

Для меня незабываемы и интересны годы, когда я учила людей грамоте. Помню, в 30-е годы вышла такая тоненькая книжечка на русском языке «Ленин». А мы ж не знаем русской речи-то – только перелистываем страницы. «Вот бы выучить этот язык, – думала я, – тогда бы я все это смогла прочитать». А потом эту книгу перевели на тувинский, так я ее каждый день читала – наизусть все знала. Людям пересказывала. 

Потом я вернулась в аал, начала учить маму, сестру. «Хотя бы имя свое ставить научусь», – говорила мама. 

А однажды из администрации Барун-Хемчикского кожууна приехал улаачы (прим.: ямщик, извозчик) и говорит, что меня приглашают в администрацию. Мама сразу испугалась, заволновалась: что это ты такое натворила, что тебя вызывают, может, когда учителем была, что-нибудь не так сделала. Да нет, говорю, и сама удивляюсь.

– А тогда все боялись, когда вызывали к начальству? Почему?

– Конечно, боялись. Просто так в администрацию не вызывают. Назначили меня там секретарем-писарем. Администрация находилась в юрте. Председателем администрации кожууна тогда был Онгай-оол, секретарем райкома партии – Баак-Кок. Очень хорошие люди были.

Потом после 1931 меня отправили учиться в Москву. Пришел однажды Онгай-оол и говорит, пошли, дочка, к Баак-Коку, в райком нас приглашают. Пришли, а там нам говорят, что есть план отправить в Москву молодежь учиться, набирают из разных кожуунов. Ты и поезжай, говорят. Где тут до работы – в тот день и не работала как следует. Думала, думала – мне же дали время до вечера подумать – и согласилась.

– Хертек Амырбитовна, кто ваша первая, юношеская любовь?

– Да какая любовь. Все некогда было: в 18-19 лет работала, потом в Москву поехала учиться, потом работа. Некогда было (опустила голову). 

В 1935 я закончила КУТВ (прим.: Коммунистический университет трудящихся Востока), вернулась домой, председатель тувинского центрального комитета комсомола, АРЭВЕ называлось, Хавакчак – тоже очень хороший человек – меня долго расспрашивал, экзаменовал. Когда я не могла ответить на какие-то вопросы, я говорила, что это надо бы в словаре посмотреть. Он удивлялся: «Что это такое: сыловар»? (улыбается). Он меня назначил в агитпроп (прим.: отдел по агитации и пропаганде) комсомола. До 1937 года я проработала там.

В те годы искусство очень развивалось. Мы много ездили по районам, помню, тогда ездила и Кара-Кыс Мунзук. Люди очень любили петь, танцевать. Так мы вместе работали. 

В 1938 году меня назначили зампредседателя по работе с женщинами. Там тоже три года проработала.

– А кроме работы были у вас увлечения?

Хертек Амырбитовна Анчимаа-Тока. 80-е годы.– Я любила писать стихи. В книге своей я обо всем этом писала (прим.: книга «Эрткен оруум» – «Путь, который я прошла»). Когда уезжала учиться, из Кызыл-Мажалыка до Кызыла три дня ехали. Через Адар-Тош. И вдруг мне сами по себе пришли такие строки (нараспев читает):

Адар-Төштеп ашсымза-даа
Аалым-чурттум кагбаан-на мен,
Авам хөөкүй артып калган,
Аалымда манап орар
(Адар-Тош уж за горами,
Но свой дом я не оставлю,
Мама бедная осталась
Дома ждать меня одна
).

Когда мы учились в Москве, тогда послом был Седип-оол Танов (прим.: министр культуры ТНР), он очень любил культуру, проводил конкурс между молодыми, которые увлекались песнями, народным искусством. Потом даже выпустили после этого пластинку. Это была первая пластинка с тувинскими песнями. Там пели Александр Чымба, я, Оюн Долбаакай. Но пластинки уже нет – потерялась, и в архивах не осталась.

– А что вы пели?

– Тогда эти песни в Туве еще и не пелись. Помню такую песню – «Онза хурал» (прим.: «Прекрасное собрание») (запела): «Планы Малого Хурала в первую очередь давайте выполним, если кто грамоту не знает, давайте будем с такими бороться» (смеется, закрывая рукой губы), что-то в этом роде пели. Складывали и пели про то, что в жизни происходило каждый день.


В МОСКВЕ НАШИХ ДЕТЕЙ ДРАЗНИЛИ КИТАЙЦАМИ


– Хертек Амырбитовна, а как вы познакомились с Салчаком Калбакхорековичем?

Салчак Тока. 40-е годы.– (Помолчав). В конце 1931 года. Работали вместе. Он был тогда женат на маме Валентина (прим.: старший сын С. Тока от первого брака с Александрой Алехиной; Хертек Амырбитовна относится к нему, как к родному). Тогда у многих руководителей жены были русские. Да я точно и не знаю, отчего тогда некоторым это не нравилось. Были такие... Жена Полата (прим.: в 30 годы был министром внутренних дел ТНР) уехала, жена Тока тоже. Шура в профсоюзах работала. То было время перед войной, тяжело было, сложно... Всякая критика, высмеивание... Ну и на тех, у кого русские жены были... Это, наверно, и разлучило их. Я так думаю.

– А правда, что, уезжая, Шура разбила вам окна?

– (Хертек Амырбитовна даже подскочила) Это выдумка! И кто только это придумал! Неправда это!.. Я с ней и не встречалась. Она, бедная, потом вернулась в Кызыл к сыну, уже постарев. Здесь и умерла... Уже после ее отъезда из Тувы мы стали жить вместе.

– А как Салчак Калбакхорекович предложил вам соединить ваши судьбы?

– Пришел с помощником ко мне домой.

– И вы сразу согласились?

– Нет, я не сразу согласилась.

– А вы были до этого замужем?

– Нет, тогда я и не знала о замужестве ничего... Нет. Я училась, потом работала... Некогда было, где тут о замужестве думать. 

– Как вас приняли его родные?

– Его родственники очень простые люди. Они жили в Каа-Хеме. Ну что они скажут, сами по себе жили, грамоты не знали, знали свое дело. Так и жили.

– Хертек Амырбитовна, извините, если мой вопрос покажется бестактным: тяжело ли было смириться с ролью второй жены?

– Нет. А что тут... Жизнь (задумалась).

– А как свадьбу справляли? По-комсомольски или по обычаям предков?

– Да какая свадьба! Война была, трудное время было, где там до свадьбы. Никакой свадьбы не было. Просто стали жить вместе и все.

– Сколько вы прожили вместе?

– Тридцать лет... 

– В семейной жизни бывают и разногласия – сердились ли вы на него?

– Мы и не ссорились. Он на работе, я на работе. Он был очень мягкий человек. Вежливый, внимательный и тактичный (снова задумалась). Очень требовательный и в то же время очень мягкий человек, никогда не кричал ни на кого, грубо не разговаривал. Не злой он был. Очень любил детей.

– Как же росли дети – ведь вы оба были такими занятыми?

– В те годы в детские сады принимали детей людей небольшого достатка, малоимущих, а мы, вроде, и не входили в эту категорию: работа важная и зарплата больше. У нас была домработница Курицына – уж забыла как ее зовут. Добрая русская женщина. Она была нам как мать: стирала, готовила, заботилась о нас обо всех. Мы-то с мужем все в командировках. Так что детей наших, можно сказать, вырастила она (улыбается), и дети мои говорят по-русски. Восемнадцать лет она у нас жила, бедная...

– Расскажите, пожалуйста, о ваших детях.

Всей семьей на даче: Салчак Тока и Хертек Анчимаа-Тока с детьми – Вовой, Витей, Аней, Валентином. 1949 год.– Детей у нас по нынешним меркам много (улыбается): Валентин, Анна, Валера (прим.: Анна, Валерий – приемные дети Салчака Тока), Виктор, Володя. В 1952 году мы поехали в Москву – Салчак Калбакхорекович в Академию общественных наук, я в Высшую партийную школу, на год поехали учиться. Тогда наши сыновья учились во втором классе, Анна, старшая из детей, в пятом. Троих взяли. А беднягу Валеру оставили нашему родственнику Дагба, потому он и знал тувинский язык (улыбается), что учился в тувинской школе.

В Москве мы проучились год. Анна пошла в мою маму, очень светлая была, поэтому ее нормально в школе приняли. А моих мальчиков, Вову и Витю, когда отец отвел в школу, в первый день, дети дразнили, обзывали китайцами и не играли с ними. Вечером мальчики приходят и заявляют: «Мы здесь не будем учиться, в эту школу не пойдем. Обратно домой в Кызыл уезжаем!» Отцу пришлось назавтра идти в школу и проводить с второклассниками разъяснительную беседу, что это не китайцы, а советские дети (смеется), что тувинцы – советские люди. Потом-то у них там все наладилось, появилось много друзей, и до сих пор они есть. Да, и такое бывало.

Валентин служил на флоте, сейчас ветеран, пенсионер, внуков воспитывает. Анна закончила Свердловский госуниверситет, стала журналисткой, работала в «Тувинской правде» 10 лет, потом 21 год в «Известиях» проработала. Сейчас ей 62 года. Три года как работает в Центризбиркоме. Говорит, что на пенсию собирается, у нее тоже, как у отца, сахарный диабет, тяжело работать уже.

Витя закончил Новосибирскую консерваторию, очень любил музыку. Да и Володя сильно увлекался музыкой. А тут в армию их забрали. Ну а после армии какая учеба, тяжело – работать начал. 

Витя-то закончил все-таки консерваторию. Он очень любил музыку, очень способный был. Помню, совсем маленький был, любил слушать пластинки дома.


ПО ДОМУ ОН УМЕЛ ДЕЛАТЬ ТОЛЬКО ОДНО: ВАРИТЬ ТУВИНСКИЙ ЧАЙ


– Хертек Амырбитовна, вы занимали достаточно высокую должность в правительстве. Какими были ваши отношения с мужем как руководителя с подчиненным?

– Я была председателем Малого Хурала Тувы. По нынешним меркам – это президент. Все четыре года войны. На работе не должно было быть ничего личного – только работа. Салчак Калбакхорекович очень уважал Малый Хурал (прим.: после присоединения Тувы к России в 1944 году Малый Хурал ликвидировали, появился облисполком). Каждый из нас работал по своей линии, ничего личного не было. Все под руководством партии. Никаких трудностей из-за того, что он мой муж, я и не чувствовала. 

Сейчас по-всякому говорят о его работе, но я точно знаю, что он трудолюбивый и очень мягкий человек. В течение месяца раз десять обязательно в командировках. А когда в кабинете работал, в неделю три-четыре раза обязательно в разные части города ездит: в школу, в больницу или клуб. Причем неожиданно, вдруг. Ведь если предупредить, говорил он, то все там приготовят, и я не увижу, как на самом деле (смеется). Некоторые руководители ругали своих подчиненных: «Как-никак я руководитель здесь, почему меня не предупредили!», а подчиненные отвечают: «Да мы-то откуда знаем – пришел и пришел сам, что мы поделаем» (довольная, смеется). Такой он был. На работу уходил рано утром, приходил очень поздно. Уставший.

– А когда и как он отдыхал?

– По воскресеньям любил на лыжах ходить. Собирал все коллективы и буквально заставлял отдыхать на свежем воздухе. Некоторые министры говорили, вот спросит Салчак Калбакхорекович: где вы отдыхали? – что мы ответим (смеется). Поэтому они разоденутся и идут на место, где лыжня, чтобы показаться – отвечать-то надо! Летом – в мяч, бильярд, плавание, рыбалка. Возьмет сыновей и уходит на все воскресенье. 

– Как же он все успевал?

– Вот так и успевал. 

– Может, он и по дому вам успевал помогать?

– По дому он умел делать только одно: варить тувинский чай (улыбается), очень хорошо варил. Остальное-то все Курицына делала: все приготовит, «глаза боятся, руки делают» – любила говорить она. Удивительно хороший и работящий человек. 

– Вы по паспорту Анчимаа? Почему вы не взяли фамилию мужа?

– Да как-то и не задумывалась. Когда он сильно заболел и был при смерти, он сказал мне: «У нас сыновья, а фамилии разные, носи мою фамилию». Он, наверно, думал об этом всегда. Может, ему было и неудобно, что разные фамилии... А я об этом и не думала. Еще знаешь, я была на руководящей работе, в год более двухсот заявлений на мое имя и более ста приемов было. А у меня второй паспорт с 1973 года: Анчимаа-Тока.

– Вас на самом деле зовут Анчимаа Амырбитовна Хертек. С такой ошибкой паспортистов тогда в Туве никто не спорил. Вас не волнует то, что произошла такая путаница в тувинских родах, в том числе и в вашем?

– Да как сказать... Тогда к нам приехали работать русские врачи, и после рождения ребенка многие начали называть своих детей их именами. Это было массовое явление. Каких только имен не было! (Улыбается). Все упорядочилось, когда паспортизация началась. Тогда МВД выдавало паспорта. Мне выдавал Серен-Чимит. Люди ездили куда-нибудь и привозили интересные имена (улыбается). Знаешь, наверно, какие смешные имена были. Еще ошибались много. Но что теперь делать.

– Фамилию Тока носят только потомки Салчака Калбакхорековича. А сколько вообще потомков Тока есть? 

– Ой, даже не знаю! (Машет руками). Да много их. И родственников полно. Вот у Валентина трое детей, один сын на Украине. Да Олю-то ты знаешь, у нее спроси – она все расскажет.

Я была в гостях у Ольги Алексеевны Тока, супруги Валентина Георгиевича, очень красивой и интересной женщины. Мы вместе рисовали генеалогическое древо Тока. Носящих фамилию Тока оказалось 14, а потомков – 20, есть уже праправнучка. Продолжателей рода Тока – восемь.

– Хертек Амырбитовна, расскажите, пожалуйста, о последних днях жизни Салчака Калбакхорековича.

Дед с внуком Алексеем (сыном Валентина). Последняя фотография С. Тока. Апрель 1973 года.– У него был сахарный диабет. Ему нельзя было есть то, что обычно едят, – специально готовили. Давление было высокое. Вот, говорил, справлю 30-летие Тувы и уйду на пенсию – здоровье не то. 

А однажды в воскресенье на станции «Тайга» опять на лыжах ходили, там он в обморок упал. Вечером ему стало лучше. А назавтра в Бай-Хаак уехал по делам – инспектировать. Там обошел более десяти домов, потом пришел в дом директора совхоза, женщина тогда была, и все – слег. Давление. Позвонили в Кызыл, вызвали врачей, привезли его сюда, затем в Москву отправили. Там он пробыл месяц. Это тяжелая болезнь, неизлечимая... (вздыхает). Он все говорил: «Я уж не поднимусь, наверно. Как же ты без меня с детьми?», а потом добавлял: «Ну, они уж взрослые, ничего... Ты ничего такого не думай». Так и умер... Возьми, сказал, мою фамилию, и умер...

– Называл ли Салчак Калбакхорекович своего приемника? Кого?

– Нет, он никого не называл. Говорил, молодых много... Никого не предлагал. Помню, Григорий Чоодуевич Ширшин все к нему в больницу ходил, встречался... Много раз. Не знаю, о чем они говорили. Не знаю...

– За годы своей работы вы очень многим помогли, многим дали путевку в жизнь. Вам люди благодарны?

– Я не люблю себя хвалить, как это принято сейчас, я просто работала среди людей, жила их проблемами, помогала им. Никогда не была ни с кем груба. Ни одного заявления не оставляла без внимания. Вот недавно писал Алексей Аир, что его с друзьями не брали в армию из-за того, что книгу потеряли, пока не заплатят, не пустят. А в армию, пишет он, очень хотелось. Я написала, чтоб не только отпустили – это хорошо, когда люди с желанием идут служить, – но и денег на дорогу дали. Так им дали по 18 рублей, а это большие были деньги: 1 акша – 3 рубля 60 копеек – акша тогда вес имел. Вот они и пишут, что до сих пор мне благодарны. Мне приятно это читать.

– Сейчас проходят разные мероприятия, посвященные 100-летию Салчака Калбакхорековича, и вас, наверно, везде приглашают.

– Сегодня меня на «круглый стол» пригласили в институт (прим.: «круглый стол», посвященный 100-летию С. Тока в ИГИ, бывшем ТНИИЯЛИ). Я же сидеть не могу долго – искривление позвоночника. Да и ноги болят. А они мне прислали эту бумажку и все. А мне же не 50-60 лет, чтоб я бегала сама. Мне уж 90. Сказали бы, если можете, мы, мол, на машине за вами заедем, на машине вас и отвезем. Нет! и такие люди бывают. Я же на улице без помощи и гулять-то не могу, сижу тут, жду теплых дней. Это же понятно должно быть. Отвезли бы и привезли – другой вопрос. Посидела бы у них с час, хоть и на собрания не люблю ездить – не могу же я сидеть как каменное изваяние (горько смеется).


ЧЕРНЫЙ-ПРЕЧЕРНЫЙ КРИЧАЛ: «ЧТО ЗА ПРЕКРАСНАЯ ЗЕМЛЯ ТУВА!»


– Нет ли у вас обиды на сегодняшнее время?

– Конечно, нынешнее время трудное, может, тяжелее, чем наше. Но как бы то ни было, тувинцы не должны снижать уровень жизни, культуры. Что бы ни было! В Туве для того, чтобы развивать хозяйство, много чего есть: природа, животный мир, ягода, богатая тайга. Да чего только нет в Туве! У нас же республика аграрная, не индустриальная – с множеством заводов и фабрик. Надо хозяйство развивать. 

Мне больно смотреть, как слоняются без работы молодые. Работа никогда сама не придет, человек сам должен ее искать. Школы, клубы, больницы пока имеются. Работы хватает всем. А нет – природа даст: сколько ягоды в лесах, например, в Бай-Тайге столько лука дикого – на всю Туву хватит. Не бывает, чтоб не было совсем работы. Если человек хочет, найдется. 

 Работать надо, своими руками. А все это правительство должно организовывать, руководить, призывать, давать пример. Так я думаю. Читала я программу нашего президента на русском языке – очень хорошая программа, теперь бы ее в жизнь внедрить... Работать надо. И дворник почетная работа – некоторые вон стесняются, думают, видимо, что это стыдно. Чистое село, город – это здоровье, высокая культура. Начальники на местах должны находить средства и сплачивать людей, привлекать к труду. Зимой, осенью сложно, конечно, но надо учить народ – руководить, самим быть примером. На кызыльских рынках продают все иностранное с истекшим сроком годности. А свое-то где? Ой, я что-то не то уж несу, дочка (улыбается).

А обижаться – что обижаться, время рассудит... Я людям только хорошее делала. И Салчак Калбакхорекович тоже.

– Что бы вы, как руководитель, гражданин этой республики, дочь этой земли пожелали своим землякам, потомкам?

– Здоровья, чего еще. Хорошей здоровой жизни народу. Чтобы жили в чистоте и порядке, чтобы все работали, кто может. Иначе нельзя. А кто нам поможет, кто поднимет? Да, много у нас лентяев и пьяниц, которые думают, как в поговорке: «Есть петух-нет его – солнце все равно взойдет, урожайный-неурожайный – год все равно пройдет». Так и живут. И с такими начальники не борются. Они должны интересоваться, кто как живет, чем живет, что делает. Аппарат, проверяющий это, есть же. Тува находится в сердце большого материка – Азии. Из газет, радио я знаю, что постоянно приезжают иностранные гости. Почему бы об этом не задуматься – где мы встречаем людей. Украсить, улучшить, почистить свой город, столицу. Ну, в Кызыле более-менее. А я вот в Бай-Тайге была на 60-летии – печально... 

В 1972 году, перед выходом на пенсию, я встречала журналистов из Англии, Франции, Африки, Японии, Америки – всего 12 человек. Поехали мы в Шуурмак. Этот самый из Африки, черный-пречерный весь, снял с себя одежду и, бросившись на мягкую зеленую траву, начал кувыркаться и нежиться, говоря: «Тува, Сибирь, я думал, темные холодные серые страны. А это удивительная страна: воздух чистейший, солнце как у нас – яркое, а вода! У нас-то воду пить просто так нельзя – вредных насекомых много, на земле просто так не поваляешься – всяких ядовитых насекомых полно. А тут – что за прекрасная земля!» А японец говорил, что потерял себя в Туве – тувинцы такие же, как и мы. 

Потом мы их повезли в Барун-Хемчик в один аал. Там хан готовить собрались, мы им говорим: идите, погуляйте, а они: нет, мы от начала до конца посмотрим, как тувинцы готовят свое почетное блюдо. Наши тогда аккуратно все сделали. Наши гости поражались всему и говорили, что тувинцы используют все, что дает им их земля. Поели – им очень понравилось, даже добавки просили. Сделали-то наши хорошо, все чисто, ничем не пахнет, культурно сделали (улыбается). Иностранцы интересовались всем, чем мы живем. И сейчас, наверно, так же. Поэтому надо Туву восстанавливать. 


МНЕ СКАЗАЛИ, ЧТО Я ИСТОРИЧЕСКАЯ БАБУШКА


– Хертек Амырбитовна, а почему вы никого не хотели видеть, и меня в том числе?

– (Смущенно улыбнулась). Я очень болела. В день получала по три укола. Сильно болела. Устала я, даже не разговаривала. 

Здоровье, дочка, погода... (задумалась). 

Мне дочь посылает лекарства из Москвы. Я еще числюсь в Кремлевской больнице – когда Салчак Калбакхорекович умер, меня оставили, как члена трудового фронта, сказали, что я историческая бабушка (смеется) – у меня и ордена есть, орден Ленина, Трудового Красного знамени, орден «Знак почета» – поэтому оставили. Так что имя мое там в списках до сих пор.

***

За время интервью мы почти не прерывались. Хертек Амырбитовна заметно устала, и я решила больше не мучить старого человека и прерваться, тогда она сразу заволновалась: как же гостью без чая-то отпустить, нельзя, – и пошла, довольно бодро для ее возраста переваливаясь из стороны в сторону, на кухню.

Она подняла ко лбу принесенное мною угощение, и положила на стол, потом приготовила мне аккуратный бутерброд и налила чай. Движения ее быстры и точны – эти руки знают, что такое работа. Она продолжает громко рассказывать, успевая расспрашивать меня обо всем, искренне интересуясь, кто я, откуда – я успевала только строчить ответы. Она читала их и по-деловому кивала головой. Когда на ее вопрос «А почему ты вернулась в Туву», я ответила, что, наверно, потому что люблю Туву, Анчимаа закивала головой, улыбнулась и запела: «Я могу быть в любой стороне...» Голос ее звучал громко, гордо и уверенно. Я по-хорошему завидовала этой уверенности и думала: она, наверно, счастливый человек – много сделала для людей, для народа, для своих родных, как говорится, где родилась, там и пригодилась. И еще хочет быть нужной. «Вот меня в Каа-Хем пригласили, в воскресенье, – у нее загорелись глаза, – сказали, что машину пришлют. Так что ты позвони прежде». А руки то протирают стол, то пододвигают ко мне масленку, то чашку.

...На кухне, как и везде, все очень чисто и аккуратно. Из окна виден опустевший, заснувший от ожидания зрителей и лета стадион. Тихо и мирно, как и в этой теплой квартирке, где с сыном и внуком живет первая леди Тувинской народной республики, простая аратка Хертек Амырбитовна Анчимаа-Тока. Но как всегда, о таких людях мы вспоминаем только перед датами и праздниками. В этот раз – к 100-летию Тока... 

Когда я пришла к ней 10 декабря для сверки материала, Хертек Амырбитовна собиралась поехать к своему старому соратнику Михаилу Клааевичу Мендуме (16 лет возглавлял Совет Министров Тувинской АССР, затем Верховный Совет Тувинской АССР), – проститься с ним навсегда. «Хороший был человек, жалко мне его очень», – сказала она, задумавшись. – Вот и Долчанмаа (прим. Байкара Шожулбеевна, первый председатель Президиума Верховного Совета Тувинской АССР) совсем плоха...»

Беседовала Светлана МОНГУШ

Фото из семейного архива Валентина и Владимира Тока

(«Центр Азии» № 52, 21 декабря 2001 года)


Фото:

2. Хертек Амырбитовна Анчимаа-Тока. 80-е годы.

3. Салчак Тока. 40-е годы.

4. Всей семьей на даче: Салчак Тока и Хертек Анчимаа-Тока с детьми – Вовой, Витей, Аней, Валентином. 1949 год.

5. Дед с внуком Алексеем (сыном Валентина). Последняя фотография С. Тока. Апрель 1973 года.



http://www.centerasia.ru/issue/2001/52/5195-anchimaa-toka.html