Алексей Ооржак: Театр – это идеальное место, где органично связаны культуры всех народов

Помню, когда я была ма­лень­кой, папа с мамой при­ве­ли меня в наш театр на ново­год­ний утренник. Все мы, дети, бы­ли в карна­вальных костю­мах и прини­мали активное учас­тие в уди­вительно ска­зоч­ном пред­­ставлении. Я так ве­­ри­ла, что с нами живые и «всам­делишные» Дед Мороз, Сне­гурочка, Баба-Яга, дру­гие ска­зочные персонажи. Впе­чат­­ление от всего увиден­ного бы­ло непере­да­ваемое. Сей­час, когда я уже стала взрос­лой, хожу в театр с огромной ра­дос­тью и всегда вспоми­наю то свое первое посеще­ние, после которого я полю­би­­ла этот прекрасный Дво­рец те­атрального искус­ства, в ко­тором Его Вели­чество Ак­тер при­нимает гос­тей-зри­телей сно­ва и снова и каждый раз в новом образе.

Театр. Поднимается зана­вес. Глаза зрителя устрем­лены на сцену, где идет теат­ральное действо. Его не видит зритель, ког­да идет спек­­­такль. Он, стоя за кули­сами, отчаянно пережи­ва­ет за все, что проис­ходит на сцене: «Эх, здесь нужно было по-другому сыграть!», или так за­быва­ется, что начинает смея­ться вместе со зри­телями. Пос­ле спектакля для него нет ниче­го дороже слов благо­дарности и апло­дис­ментов. С театром его связывают 22 года жизни. Он мечтает сделать еще мно­жество постановок: от зару­беж­ных и рус­ских клас­сиков, та­ких, как Уильям Шекспир и Иван Тургенев, до народного фольклора.

Я говорю о глав­ном режис­сере Тувин­ского музыкально-дра­мати­ческого театра, Че­ло­­ве­ке Года-99, в номинации «Те­атр» Алек­сее Ооржа­ке. Его постановки объеди­нены общей идеей – заста­вить за­­ду­маться зрителя над тем, что волнует каждого человека, неза­висимо от того, поста­новка ли это произ­ведения ту­винского, бу­рят­ского, япон­с­кого автора или русского клас­­си­ка.

– Алексей Кара-ооло­вич, когда вы сыг­рали свою первую роль?

– У меня была пре­крас­ная учительница литературы в Кы­зыл-Мажалыке – Елиза­ве­та Аверьяновна Тас-оол. Наш класс поста­вил спектакль по про­­изведению Александра Сер­геевича Пушкина «Сказка о попе и о работ­нике его Балде», по-моему, это было в пятых-шес­тых классах. Главные ро­ли доста­лись мне и Сер­гею Мон­гушу (прим.: Сергей Монгуш – министр внут­ренних дел рес­публики). Я сыграл роль Балды, а он – попа. Не знаю почему, но девчонки из нашего клас­са отка­зались иг­рать в спектакле, так что даже роль попадьи сыграл мальчик.

– А когда во­з­ник­ло жела­ние свя­зать свою жизнь с те­ат­ром?

– Вот этот детский спек­такль был моим пер­вым при­косно­вени­ем к театру. На­верное, судьба ме­ня направ­ляла сама, но по­нимание, что я не могу жить без театра, при­шло на­много позже, тогда, ког­да я уже нес­колько лет про­ра­­ботал в театре. Я помню, рань­ше к нам в Кызыл-Мажа­лык часто приезжал театр, он тог­да часто гастролировал. Мы с маль­чишками всегда ста­рались попасть на спек­так­ли, бывало даже, если денег нет на билет, то старались по­мочь артис­там затащить ящи­ки с рек­ви­зитами, еще чем-то по­­мочь, то есть всеми прав­дами и не­правдами. Ино­гда нас не пропускали. Тог­да мы бе­гали вокруг клуба, шуме­ли, в общем, специаль­но ме­ша­­ли – так про­яв­ляли свой гнев пра­ведный. А когда ока­зы­ва­лись там, то всегда ста­ра­лись про­тис­нуться вперед к аван­сцене. Такая давка вок­руг, а мы сто­яли в одежде, потные, в не­выносимой тес­ноте, духо­те, но, тем не менее, наб­людали с огромным ин­те­ресом за про­исходящим на сцене до са­мого конца.

В детстве на меня сильное впе­­чатление произвел спек­такль «Аленький цветочек» по сказ­­ке Сергея Тимофеевича Ак­са­кова, осо­бен­­но тот мо­мент, ког­да происходит удиви­тель­­ное превращение чудо­ви­ща в человека. Когда мы учи­лись в 7 классе, к нам в школу на прак­тику приехала одна учи­тельница, к сожа­лению, не помню ее имени, которая учи­ла нас азам те­атрального ис­кусст­ва. Конечно, я это понял тог­да, когда учился в те­а­т­ральном училище. Есть такая сис­тема в театральном ис­кусстве для развития па­мяти – беспред­метное вос­произ­ве­де­ние физических дей­ствий. И вот, она нас учила, напри­мер, тому, как без но­жа и кар­то­феля нуж­но чис­тить карто­фель: вот так, так (по­­ка­зывает, как чистит кар­тошку). Потом у нас в шко­ле были само­де­ятель­ные кружки, где мы пели, танце­вали. За­таскивали нас ту­да силком, это было в стар­­ших классах, когда ин­те­­ре­сы у нас были совсем дру­­гие – фут­бол, а тут нуж­но с ка­кими-то дев­чон­ками петь и танце­вать, ду­мали: «Зачем это?».

Вообще, то время было ро­­мантическое: приезжали ге­о­ло­ги, строи­тели, студенты из Моск­вы, Ленинграда, Куй­бы­­ше­ва, жизнь кипела, шло стро­и­те­льство дороги Ак-До­вурак – Аба­за, мы с ребя­тами хо­ди­ли в походы, учас­твовали в тур­сле­тах. Я хорошо помню пес­ню того времени (поет): «А я еду, а я еду за туманом...». Вот такое бы­ло инте­ресное вре­мя. Потом воз­ник во­прос: куда пой­ти учить­­ся? В пед­институт мне не хоте­лось, очень хо­тел стать гео­ло­гом, но по конкурсу я бы точ­­но не прошел: по хи­мии – трой­ка, по ма­тематике – тройка, я знал свои воз­мож­нос­­ти.

– Мечты у вас, ока­­зывается, бы­ли о совсем другой про­­фессии, но как же вы все-таки по­сту­пили в те­а­траль­­­­ное учили­ще?

– Сейчас я рас­скажу, как это вышло.

Пос­ле окончания шко­­­лы я отправился с геоло­ги­ческим отря­дом на два месяца в горы. Воз­вра­тив­шись, рабо­тал в клубе район­ного от­дела культуры. Помню, рабо­тая там, мы агит­бригадой в пять-шесть чело­век выез­жали с раз­вле­ка­тельной прог­раммой на ча­банские сто­ян­ки, полевые станы. А в 1969 году наш Кы­зыл-Мажа­лыкс­кий на­род­ный театр при­ни­­мал учас­тие в смотре народ­ных те­атров Ту­вы, который про­ходил на сцене музы­каль­но-драма­тического театра – сей­час это ны­неш­няя филар­мония. Осенью 1969 года я сыг­рал роль пожилого чело­века в спек­так­ле «Душ­­тук» по про­изведению Кы­зыл-Эника Кыр­­гысовича Кудажы.

Через некоторое время я по­шел в армию, служил в Мон­голии. У нас в воинской части бы­ла вокально-инстру­мен­таль­ная группа. Когда они узнали, что я работал в клубе, то взяли меня к себе. У ребят из этой группы бы­ли ну прос­то «золо­тые руки»: гитары мас­те­ри­ли са­ми. Сол­да­там не раз­ре­ша­лось ходить в уволь­­нитель­ные, но это не рас­прост­раня­лось на нашу груп­пу, и мы выс­тупали с кон­цер­­тами в горо­де. Вот та­кая от­ду­шина была в на­шей части. От­­­служив два го­да вернулся в Кы­­­зыл-Мажалык и про­должил ра­бо­ту в клубе.

В сере­ди­не июля 1973 го­да к нам при­еха­ли выпускники Кы­­­зылской ак­терс­кой сту­дии со своим дип­лом­ным спектаклем, от ко­торых я узнал, что через столько-то дней в Кызыле будет про­ходить набор в те­атраль­ное училище имени Бориса Ва­силь­е­вича Щу­кина. Я даже представления не имел, где нахо­дит­ся это училище. Они меня все же за­инте­ресовали, так как гово­рили они об этом чуть ли не постоянно, да еще так эмо­ци­онально. Все-таки ар­тисты, и все хотели туда по­ступить. Я узнал об этом училище у на­­ше­го режис­сера народ­но­го театра Зои Хо­мушку, она мне сказала: «Алеша, это очень хорошее учи­ли­ще, пос­тупай обяза­тель­но!» Уз­нал у этих ребят из Кызыла, что для того, что­бы по­ступить в теат­раль­ное учи­лище, необ­хо­димо знать на­изусть сти­хотворение, бас­ню, про­заи­ческое про­изве­дение или мо­нолог, а также спеть и стан­цевать.

И вот, взяв немного де­нег у родителей, я по­ехал по­с­тупать в Щукинское те­ат­раль­ное училище. Вы­учил отрывок из рассказа Мак­сима Горь­кого «Дан­ко», сти­хотво­рение Алек­сандра Пушкина «Арион» и ту­винс­кую бас­ню. Все, что не успел выучить дома, до­учивал в автобусе по доро­ге в Кы­зыл. Не помню, где пе­ре­но­чевал в Кызыле, по-мо­ему, на вокза­ле, родс­твенников у меня тогда здесь не было, ну а ут­ром пошел сдавать экза­мен. Первый тур я прошел, и всех, кто прошел пер­вый тур, опре­делили в общежитие. По­том прошел второй тур, третий – и поступил.

– Кто еще из Тувы с вами тогда  учился в те­ат­ральном учи­лище?

– Это известные в Туве лю­ди, такие как заслуженные артистки рес­пуб­лики Галина Мун­­зук, Зоя Байыр-оол, народный ар­тист рес­пуб­лики Алек­сандр Салчак, наш ми­нистр культуры Чылгычы Он­дар, Виктор Наксыл и другие.

– А профессия вашей супруги, Раисы Мон­гушев­ны, связана каким-то обра­зом с искусством?

– Совсем нет. Раиса Мон­гушевна ра­ботает теле­фо­нисткой на междугородней те­лефон­ной станции, а вот дочь решила свя­зать свою судьбу с театром: она учится в Санкт-Петер­бургской акаде­мии те­а­траль­ного ис­кус­ства.

– Преемственность?

– О чем вы говорите, мы с суп­ругой были против ее пос­тупления в эту ака­де­мию!

– Почему?

– Вообще так по­лу­чилось, что она еще с детского садика при­­ни­­мала активное учас­тие в утренниках. Я люблю свою про­фес­сию, люблю те­атр, но я знаю, что это за адский труд. Я знаю, сколько при­хо­дится тратить вре­мени, сил и нервов. И потом, она девочка, кото­рая го­то­­вится стать матерью, ко­то­рая долж­на боль­ше времени уде­лять семье и детям. Как мы не сопро­тив­лялись, ее стрем­ление выража­лось в одном: «Хочу в театр!». После этого мы не стали убе­ждать ее в об­ратном – это был ее выбор.

– Расскажите, пожа­луйста, как вы позна­ко­мились с Раисой Мон­гу­шевной?

– Это было на дне рож­дения ее по­други. Позна­ко­ми­лись, понравились друг другу, стали встречаться.

– А как вы ей сделали пред­ло­жение?

– (Смеется) В об­щем-то, никакого пред­ложения не бы­ло. Ходили, хо­ди­ли вместе и, на­ко­нец, пришли. Все по­лучилось само со­бой. Тем более и возраст у нас был уже серьез­ный: нам было по 25 лет. Все было так, как и сей­час: зна­комство наших род­ных, ее роди­те­ли, родственники при­ехали к моим родным в Кы­зыл-Ма­жалык, их угощали ба­ра­ниной, наливали ту­винс­кий чай, ара­ку. В об­щем, все прошло нор­­мально.

Потом рас­пи­сались, в 1980 году 17 мая, как раз мы оба были в отпуске. На следую­щий день после свадьбы мне нуж­но было уезжать на кино­съемки. Оставил ее со всем на­шим состо­янием: три ковра, ко­то­рые нам пода­рили на свадь­бу, кровать и два на­ших чемо­дана, ее и мой.

Дочь учится, и сейчас в основ­ном дома вдвоем с женой си­дим. А бывает и так, что, сидим так день, второй, третий, а на чет­­вертый обязательно кто-ни­будь из род­ственников при­ез­жает из района. И она, и я, мы ведь вы­росли в больших се­мьях.

– Алексей Кара-ооло­вич, расска­жи­те о вашей боль­шой семье, в кото­рой вы выросли.

– Мои родители, Кара-оол Аймыр-ооло­вич и Дуран До­гуж-ооловна, были такими же ро­дителями, как и у всех, лю­бящими и заботливыми. Кро­ме того, они были трудо­го­­ликами. Отец работал в райо­ном пот­ре­бительском об­ществе зав­складом и в ма­га­зине про­давцом тоже рабо­тал, а мать ра­бо­тала швеей. Всю свою жизнь она провела с иголкой в руках, обшивала род­ных, знакомых, никому не от­ка­зы­вала. Мама шила такие кра­сивые вещи, я, помню, что помогал ей что-то по­роть, шить, кроить.

Отец был очень начитанным че­ловеком, умным. Знаете, у нас дома было много ге­ог­ра­­фических карт, все раз­ные, бо­ль­шие и кра­сивые. Так вот, ког­да приходили друзья отца, они горячо обсуждали те или иные события, проис­ходящие в мире, затем они раз­вора­чи­вали какую-ни­будь кар­ту, и, склонясь над ней, о чем-то горячо спо­рили, и каж­дый от­стаивал свою точку зре­ния.

У нас в семье было девять де­тей, двое из ко­торых прием­ные. Я понимаю, насколько слож­­но было им воспитать нас, по­ставить на но­­­ги и ввести во взрослую жизнь. Я им бес­ко­­неч­но благодарен за то, что они меня вы­растили, про­яв­ляли всегда помощь, заботу и любовь.

– И кем они видели вас во взрослой жизни?

– Мать почему-то хотела, чтобы я стал сапожником или фото­графом. А отец однаж­ды, читая газету, увидел объявление о при­еме моло­дых людей в ан­самбль «Чечек» (прим.: сейчас это ансамбль «Са­яны») и сказал: «Але­ша, может быть, ты пой­дешь в этот ан­самбль?».

– Но судьба распо­ряди­лась не­много иначе, хоть вы и связали свою жизнь с искусством, работать вы на­чали в театре актером.

– Да, сначала я работал ак­те­ром. Как ак­тер я про­бовал се­бя не только в театре, но и в кино: в 1974 году в кино­филь­ме «Танец орла» в роли Эре­са, в 1979 году снялся в филь­ме «Последняя охота» в роли молодого охот­ника Гэ­маль­кота. Затем в 1980 году я снялся в фильме «Берем все на себя» в роли десант­ника Мун­ко и в 1991 году сыграл роль бедня­ка Чан­чыка в филь­ме «Шесть­десят беглецов».

– А когда вы начали зани­маться по­ста­нов­ками? По-моему, ваша пер­вая пос­тановка бы­ла в теат­раль­ной сту­дии «Кузел», которую вы органи­зовали с вашими сокурсниками по Щу­­кинс­кому училищу.

– Постановками я начал за­­ниматься в 1984 году в му­зы­кально-драматическом те­а­т­­ре, после окончания выс­ших те­атральных курсов в Госу­дарственном ин­ституте теа­траль­­­­ного искусства име­­ни Ана­­толия Ва­силь­­е­вича Лу­­начарс­кого под ру­ко­водством на­род­ного ар­тиста СССР Андрея Алек­­­­сан­дровича Гонча­рова.

Когда я приехал в Москву на высшие те­ат­­ральные курсы, зашел к Татьяне Ки­рил­ловне Коп­тевой, руководителю кур­са по теат­раль­ному учи­­лищу имени Щукина – за­ме­ча­­тель­ная жен­щи­на, удиви­тель­но доб­рая. Она у меня тогда спро­сила: «К кому ты по­­пал, Алеша?» Я го­во­рю: «К Ан­д­рею Алек­­сан­дровичу Гон­чарову». Она меня поздра­вила и ска­зала, что у ме­ня отличный препо­да­ватель, та­­лантливый режис­сер. И действи­тель­но, это уди­­ви­тельный человек. На заня­тиях он нам расска­зывал инте­­ресные истории из его жизни, мог увлечь так, что забывали обо всем. А как Андрей Алек­­сандрович зара­зительно сме­ял­­ся на репе­тициях спектакля «Агент 001» по про­изве­де­нию Ген­риха Бо­ровика в театре име­ни Ма­я­ков­ского! На сце­не Наталья Гунда­ре­ва выде­лы­вала такие но­мера, приго­варивая: «Может так, Андрей Алек­сандрович, а может так?». Он ухахаты­вался так, что нам не засме­яться было сложно. Я при­обрел его «Режис­серские тет­ради». Это моя настольная книга.

А театральную студию «Ку­зел» мы с сокур­сниками орга­низовали позже, в 1988 году (прим.: все в этом театре-студии дела­лось свои­ми руками: декорации, костю­мы, грим и так да­лее от вах­тера до режиссера).

– Кем вы являетесь для акте­ров: строгим наставни­ком, другом или добрым отцом?

– (Смеется) Этого я не знаю. Я всегда ста­­раюсь найти индивидуальный под­­­ход к каж­­дому, стараюсь увлечь их, где-то пошу­тить, где-то рассказать анекдот, ста­раюсь хвалить: «Правиль­но сыграл, молодец. А как ты ду­маешь, что если сыг­рать по-дру­гому, давай, поп­робуем, да­вай, посмотрим что полу­чит­ся?». После таких слов он уже чувствует свою зна­чи­мость, пробует свои воз­можности и так, и по-другому. Иногда я, бывает, кричу: «Не­ужели нель­зя запомнить текст? Это ведь не так труд­но!». А в поста­новке «Жен­щина в песках» япон­­ско­го автора Кобо Абэ, кото­рая была по­ка­за­на в новом театральном се­зоне, я играю роль Ники Дзюм­пэй. Думал, что хорошо ее выучил, но на ре­петиции ка­кой-то момент забыл. После это­го я пожа­лел, что срывался иногда из-за это­го на ак­те­ров – сам ведь оказался в такой ситуации.

– Все, кто принимает участие в поста­новках, вкладывают час­тичку души в свою работу, это и акте­ры, и художники-поста­новщики, и деко­ра­­торы, и костюмеры, и гри­меры. Но скажите, по­жа­луйста, Алек­сей Кара-оолович, какие проблемы на се­год­няш­­ний день все-таки есть в театре?

– (Смеется) Согла­си­тесь, без проблем жить бы­ло бы скучно. Русская пословица гласит: «Голь на выдумки хитра!» Ког­да че­­ловек само­достаточен, ему ни­чего не нужно, он ни к чему не стремится, а ког­да ему чего-то остро не хватает, он начинает ме­тать­ся, искать выход из по­ложения. Раньше нам «свер­ху» спус­кали репер­ту­ар, говорили, на­при­мер: «Что это за спек­такль? Уб­рать!», или: «А вы разве не зна­ете, что в сле­дующем году юби­лейная дата то­го-то? Почему это не от­ра­жено в репертуаре?». Но рань­ше и закла­ды­вали все расходы на мате­риалы рек­визита, ма­те­­риалы де­ко­рации, бен­зин и так да­лее, но это кануло в ле­ту. Мы не ду­мали ни о чем дру­гом, как то­ль­ко о том, как хо­рошо сыграть.

Сейчас же мы вы­­нуждены выживать, эко­номить бук­вально на всем – тре­бование на­ше­го су­ро­вого време­ни. И каж­дый артист те­­перь знает, что поми­мо твор­чества су­щест­ву­ют дру­гие вещи, ко­то­рые помогают жить и тво­рить. Конечно, мно­го­го нам не хва­тает, фи­нансирование – глав­ная проблема, и я уве­рен, что эта проблема не только нашего те­атра, но и мно­гих других театров Рос­сии. В от­ве­те перед зрителем только мы сами, в от­вете за то, как мы ма­те­риально, тех­нически, твор­чески, хо­рошо ли, плохо ли подготовили ту или иную пос­тановку. То, что нам все-таки это удается – это зас­луга нашего твор­ческого театраль­ного коллектива. Ес­ли бы не люди, кото­рые ме­ня ок­ру­жают в те­атре: все акте­ры, художник-пос­тановщик Ва­ле­рий Пав­ло­вич Шульга, кос­­­тюмеры, гри­­­ме­ры, один бы я ничего не смог сделать.

– Какая из ваших поста­но­­вок вам осо­­­бен­но до­рога?

– Я не могу вы­делить ка­кую-то одну пос­­­­­та­новку. Все они мне по-своему до­роги.

– В пос­та­нов­ке «Эгил, эжим, эгил!», бы­ла ориги­на­ль­­но пред­ста­в­лена вер­сия воз­ник­­но­вения на­род­ного инстру­мен­та игил, и ин­­те­ресно то, что вы вве­ли обра­зы жи­вот­ных. Как к вам пришла идея на­писа­ния этого про­­из­веде­ния?

– Отно­си­тельно самого слова «эгил» – есть два вари­анта его пе­ре­вода. Первый, если дос­ловно, означает «две струны». Вто­рое значе­ние этого слова – «вернись». В поста­новке мы представили синтез двух ле­генд возни­кновения этого слова. Когда я про­читал эти легенды, что-то во мне за­шеве­ли­лось, это запало мне в душу, не давало покоя. Идеей постановки этого мате­риала я болел 7 лет, тем более что, имея такую богатую куль­туру: гор­ловое пение, народные танцы, народ­ные инструменты, исто­рические мифы – не вос­­­пользоваться этим, было бы просто не­возможно.

В написании я не дока, поэтому я по­просил быть моим соавтором Хертека Ши­риин-оола. За один месяц мы сдела­ли по­становку, при­чем, писали и ставили поч­ти однов­ре­менно. Почему мы ввели обра­зы жи­вотных, нап­ри­мер, коня? Конь – это опре­деленный сим­вол, символ силы и вынос­ливости. Это родное для нас животное. Когда тувинец, садится на коня, скачет, летит на нем, они становятся единым це­лым. Мы пока­за­ли этот спек­такль в Казани на теа­траль­­ном фести­вале, в нем есть такой эпизод, где ге­роиня Гали­ны Мунзук скачет на коне. Это выглядело так гармо­нично, что зри­тели пос­ле спектакля подходили к Гале и бла­го­­­дарно по­жимали ей руку. Я хочу сказать о том, что через такие понятные для на­рода сим­волы мы пы­таемся говорить со зри­телем понят­ным язы­ком о сложных, серь­ез­ных ве­щах, заставляем зри­теля заду­маться над той или иной проблемой, ведь человек сна­чала видит, слы­шит, а только потом чувствует.

– Поговорим о другой вашей пос­та­­новке – «Виш­невый сад». Почему из рус­ских классиков вы выбрали имен­но Антона Павловича Чехова?

– До этого мы ставили и Ни­колая Васи­лье­­вича Гоголя. Ну, а к Че­хо­ву я подступался долго. Еще в студен­ческие годы мы ста­ви­ли его юморис­тические рас­сказы. Чехов – один из са­мых слож­ных авторов не толь­ко в русской, но и в мировой ли­тературе, ко­торые иссле­ду­ют человеческую ду­шу, и, как мне кажется, каждый ре­жис­сер ког­да-нибудь соп­ри­ка­са­ет­­ся в своей ра­боте с твор­чеством этого великого пи­са­теля.

Клю­чевая фигура в пьесе «Виш­невый сад» – ста­рик Фирс, так как в его па­мяти прош­­лое, насто­я­щее и на­деж­ды на буду­щее сада. Его воспо­минания о саде из дет­ства пол­ны жиз­ни, ярких кра­­сок, пол­но­го рас­цве­та. Он пом­­­нит, как из виш­ни де­лали на­лив­ки, су­­ши­ли, мари­нова­ли, как це­лы­ми те­­ле­га­ми во­зи­ли на базар. Этот муд­рый ста­рик, как ре­бе­нок, наде­ет­ся на то, что люди во­зро­дят этот сад, но нап­расно.

– Тема «Ви­ш­­­не­вого са­да» со­зву­ч­на то­­му, что сей­час про­ис­хо­дит в Рос­­­­­­сии: труд­­ный пе­ре­­ход­ный пе­­­­­ри­од, в ко­­­то­ром мно­­гим лю­дям труд­­но при­вык­­нуть к но­вым по­ня­ти­ям, но­вым ре­алиям жиз­ни. Вы спе­ци­аль­но выб­рали эту те­му?

– Я не хо­тел, чтобы тема этой пьесы бы­ла созвучна тому, что сейчас происходит у нас в России, то есть я специально эту пьесу не выбирал. Един­ственное, что мы хотели, – проверить себя, на­сколько мы готовы к та­кой серьезной работе. Но вот этот шаг мы сде­ла­ли. Кстати сказать, постановка пьесы Чехо­ва на сцене на­шего музы­кально-драма­ти­ческого теат­ра была впервые за всю исто­рию существо­вания ту­винского театра. На­сколько это уда­лось – судить зри­телям.

Во­обще, мы стараемся ставить то, что гре­­ет каж­дого из нас, что волнует каждого из нас – это любовь, ненависть, благо­род­ст­во, вер­­ность, ко­варство.

Театр – это то самое идеаль­­ное место, где могут быть так органично свя­заны куль­туры всех наро­дов.

Прошло время...

2 февраля 2001 года Тувинский музы­каль­но-дра­матический театр стал лау­реатом конкурса «Окно в Ев­ропу» на соискание премии газеты «Культура» в но­ми­нации «Театр года».

Фото:

2. Знаменитый выпуск тувинских артистов. Щукинское театральное училище. После получения дипломов. Июнь 1978 года.

3. Алексей Ооржак с Надеждой Наксыл, исполни­тельницей роли Раневской

в чеховской «Чайке». Декабрь 1999 года.

4. На репетиции спектакля по пьесе А. Ооржака и Х. Шириин-оола «Вернись, мой друг, вернись». 1998 год.

5. Кинофильм «Последняя охота» (к/с «Мосфильм»). В ролях: А. Ооржак, Ю. Богатырев.

6. Алексей Ооржак и девять любящих женщин. Спектакль «Восемь любящих женщин». Август 1998 г.

7. Спектакль «Хайыраан бот». Тувинский театр имени В. Кок-оола. 1997 год.

8. Сцена из спектакля «Вишневый сад». 2000 год.

9. Алексей Ооржак (слева в первом ряду) с мамой и родными. Январь 1978 года.

10. Встречаем Новый год. Алексей Ооржак с супругой Раисой.