газета «Центр Азии»

Пятница, 13 декабря 2024 г.

 

архив | о газете | награды редакции | подписка | письмо в редакцию

RSS-потокна главную страницу > 2001 >ЦА №27 >Монгуш Кенин-Лопсан: Я действительно человек XX века

«Союз журналистов Тувы» - региональное отделение Общероссийской общественной организации «Союз журналистов России»

Самые популярные материалы

Ссылки

электронный журнал "Новые исследования Тувы"

Daddy . у нас можно купить Урологические прокладки мужские Seni . Аттестация и аккредитация лабораторий.

Монгуш Кенин-Лопсан: Я действительно человек XX века

Люди Центра Азии ЦА №27 (29 июня — 5 июля 2001)

Монгуш Кенин-Лопсан: Я действительно человек XX векаКонкурс “Человек года”, проводимый газетой “Центр Азии” уже стал традиционным мерприятием для жителей Республики Тыва, поэтому событию, которое произошло в прошлом году, искренне радовались все – в здании музыкально-драматического театра имени В. Кок-оола проходил Бал газеты “Центр Азии”. Когда редактор, автор идеи Надежда Антуфьева объявила имя обладателя приза главной номинации “Человек Века”, зал поднялся, и зрители долго аплодировали невысокого роста пожилому человеку, который неспешено, слегка опустив голову, поднимался на сцену. Монгуш Борахович Кенин-Лопсан. Скромность, благодарность и любовь чувствовались в словах номинанта. Приняв приз – ювелирной работы «Центр Азии», он произнес краткую взволнованную речь.

Когда мне поручили взять интервью у Мон­гуша Бораховича Кенин-Лопсана, я чест­но говоря, была в замешательстве: о нем столь­ко писалось, и в местных, и в централь­ных, и в зарубежных изданиях. Что еще можно написать о таком известном человеке? Да, задача не из легких. Но, оказывается, ве­ликий на то и велик, что неисчерпаем. Когда он узнал, что я приду не просто беседовать, а брать интервью для газеты, он задумался, потом попросил подождать за дверью и через несколько минут пригласил: “Да, я могу с тобой беседовать, это хорошо. Я согласен”.

В назначенное время 12 апреля, с тортом по случаю его дня рождения, я пришла в его крохотную избушку. В этой избушке, во дворе национального музея “Алдан-Маадыр”, он ра­ботает, сюда ему пишут письма, посылают те­леграммы из разных уголков мира, так и пишут: Республика Тыва, Кызыл, музей, из­бушка, Кенин-Лопсану.

Как обычно очередь. Русская женщина и молоденькая тувинка, видимо, студентка, ожидали в глубоком задумчивом молчании. Казалось, они не замечали меня, погру­зив­шись в свои проблемы. Каждый из них при­шел в надежде на то, что в их жизни все изменится к лучшему, что Башкы поможет, как и раньше. С самыми разными пробле­мами приходят к нему: в какой день лучше устро­ить свадьбу сыну, подходят ли моло­дые для совместной семейной жизни, как избавиться от злых людей, порчи, как по­ступить в безвыходной ситуации, что было, что ждет, что можно делать, а чего неже­лМонгуш Кенин-Лопсан: Я действительно человек XX векаательно. Он укажет, подскажет, поднимет дух, вселит веру в себя, раскинет магические камушки – и все у тебя образуется.

...Уходя от него, женщины складывают ла­дони перед собой и почтительно слегка на­клоняются вперед. Башкы, как бы благо­слав­ляя, касается рукой их лба и прощально кивает седой головой.

– Монгуш Борахович, народ Тувы вас выбрал “Человеком века”. Ощу­щаете ли вы себя человеком века?

– Искренне признаюсь: я никогда не ожи­­дал такого всенародного результата – по­лучить звание человека столетия. Думаю, что газета “Центр Азии” организовала очень удач­ный, интересный, всенародный, очень скромный и в то же время многозначи­тель­ный опрос: кто же будет Человеком Века. Я дей­стви­тельно не ждал такого признания, та­кой награды. Даже во сне не видел. Никогда об этом не думал. Я благодарен читателям газеты “Центр Азии”, а редактора газеты На­деж­­ду Мухарбековну Антуфьеву я полюбил как личность. Она мне с самого первого взгля­да, с самой первой встречи очень по­нра­вилась. Я с ней по секрету дружу, по се­крету влюблен в нее.

Провожая XX век, каждый из нас должен сделать определенный вывод. Я действи­тельно человек XX века – родился 10 апре­ля 1925 года. Я сын тувинского народа, у которого тогда еще не было письменности на родном языке. Была другая культура, другая пись­менность, культура IV-VIII веков, ког­­да было великое тюркское государство – Тюрк­ский каганат. Мы, тувинцы, тюрко­языч­ный народ, и наши предки жили здесь, в цен­тре Азии. У них была другая культура – ша­манская ре­лигия, это первая тюркская ре­лигия. А ту­вин­цы сохранили ее. Есть у нас и хрис­ти­ане, обе религии мир­но сосу­щес­твуют.

Да, у нас были разные лю­ди: поли­ти­ки, музыканты, артисты, буддисты, хрис­тиане, шамановеды и представители про­све­щения, тувинского народного приклад­ного искус­ства, государственные деятели, были герои Советского Союза, кавалеры ор­денов. Они действительно великие люди на­шей эпохи. И из числа этих людей быть на­званным Че­ло­веком века – это великое счастье.

– А кМонгуш Кенин-Лопсан: Я действительно человек XX векааким этот век оказался для республики, что полезного и пе­чаль­ного он оставил?

– Я, по своему убеждению, буду говорить от своего только имени. XX век принес ту­винскому народу великую историческую ре­форму, потому что в 1905 году в России бы­­ла революция, в 1911 году победила бур­жу­азная революция в Китае, тогда была мань­ч­журо-китайская империя. А Тува, как из­вестно, была в составе этой империи 157 лет. Империя рухнула, когда встал исторический выбор перед тувинским народом. Правители старой феодальной Тувы написали обра­ще­ние к русскому государству. Самый великий человек нашего века – князь Буян-Бадыргы, правитель Даа хошууна, высоко образо­ван­ный человек. Это он в 1913 году обратился к рус­скому царю Николаю II, чтобы тот при­нял тувинский народ под свое покро­витель­ство, точнее, Кызыл-Тайгинский хошуун – под этим подразумевалась вся Тува.

Николай Александрович Романов принял тувинский народ под свое покровительство в 1914 году. Для меня лично это было вели­ким историческим событием, потому что это бы­ло спасением для нашего народа. Исто­рически мы легко могли присоединиться к Китаю, Монголии, к любому государству Вос­тока, даже к Тибету, Индии. Но Буян-Ба­дыргы, дальновидный политик, выбрал Россию. Это самая светлая страница истории ту­винского народа.

Русские должны были знать тувинский язык. Так начался новый пе­риод для ту­вин­ского языка: русские на­ча­ли изучать тувин­­ский язык. Старые рус­ские очень хорошо вла­дели тувинским. Это бы­ло новым явле­ни­ем в истории и тувин­ского, и русского на­родов, большим собы­тием.

Сохранить территорию Урянхайского края – мудрая политика. Наши правители во главе с Буяном-Бадыргы просили не при­зывать тувинцев в армию, не отправлять на фронт в первую мировую, и Николай II удо­вле­творил просьбу. Это тоже мудрое реше­ние: сохранить малочисленный коренной на­род центра Азии.

С этого времени, с 14-го года, у нас на­ча­лось градостроительство, появились новые се­ла, деревни и города. Это тоже новое явле­ние. Но традиции тувинского народа остава­лись: тувинцы – охотники, земледельцы, ско­товоды. СкоМонгуш Кенин-Лопсан: Я действительно человек XX векатоводство было на очень высоком уровне: были тувинские породы домашнего скота, эти породы были выработаны веками, они хорошо выдерживали жестокие морозы, жаркие летние дни, были приспособлены к жест­кому климату тувинского края. Сохра­нить традиционную культуру тувинского народа – очень мудрое решение. Это очень важно.

Потом победила народная революция, после октябрьской. Были здесь красные пар­тизаны: русские, тувинские. Они создавали объединенный отряд, командиром был Ко­че­тов Сергей Кузьмич, который хорошо вла­дел тувинским языком. Результат этой борь­бы – создание народного государства на ту­вин­ской земле. Это тоже великое событие: на­­род имеет свое государство, независимое – Ту­вин­ская Народная Республика. Да, была и граж­данская война.

А потом в 21 году проходил всетувинский Хурал, это учредительный Хурал, 13-16 ав­густа 1921 года, в местности Суг-Бажы Тандынского кожууна. Там были предста­вители всех кожуунов, там была принята первая Конституция. Председателем этого Хурала был единодушно избран князь Мон­гуш Буян-Бадыргы. Тогда было создано пер­вое демократическое государство в центре Азии. Это было историческим явлением для нашего народа: в центре Азии появилось государство, ведь тувинцы были рабами Маньчжурской империи, затем они были в составе русского государства. Благодаря по­явлению своего государства мы сохранили свой язык, свою территорию, свою религию. Это тоже очень прогрессивное явление.

У Тувы были дружеские отношения с Со­вет­ским Союзом и Монголией, были уста­новлены экономические отношения между этими странами. Тувинское государство при­знано этими странами. Дипломатия, между­на­родная дипломатия! Это тоже великое событие.

А в 1924 году на заседании Централь­ного комитета тувинской народной револю­ци­онной партии и членов правительства бы­ло решено создать национальную пись­мен­ность. Избрали одного ученого человека – Монгуша Лопсан-Чимита. Его ученое звание кешпи, оно равнозначно званию академика. Он учился в Верхне-Чаданском хурээ, мо­нас­тыре, девять лет учился,окончил гимназию буд­дийскую, потом учился в городе Угре (сей­час город Улан-Батор), дальше продол­жал учебу в Лхасе – столице Тибета. Там он и получил свое высокое звание кешпи. Он хорошо знал родной язык, владел мон­гольским, тибетским, китайским, изучал не­мецкий, английский. Необычайно одаренный че­ловек. Его судьба оказалась самой печаль­ной. Он родился в 1888 году и расстрелян 31 декабря 1940 года и реаби­лити­рован 26 ноября 1965 года (это по доку­мен­там архива 65-го года).

В 1929 году проходил VIII съезд Тувин­ской народной революционной партии. На этом съезде было решено покончить, то есть закончить борьбу, с представителями старой культуры, то есть ликвидировать монахов, шаманов, феодалов. Да. Это была страшная иде­­ология. Он стал жертвой этой идеологии: вдруг стал врагом народа… Его расстреляли 31 декабря 194Монгуш Кенин-Лопсан: Я действительно человек XX века0 года в Кызыле. Завтра дол­жен быть Новый год, а его ночью расстре­ляли… там, где Манган-Элезин (прим.: веч­ный песок название места). Рас­стре­ляли ве­ликого, гени­ального ученого… Потом его по­смертно реабилитировали… Он создал пер­вый тувинский алфавит – в 1928-м, а в 29-м этот алфавит был уже утвержден. И я был сви­­детелем этого.

Моим первым учителем был Донгак Хе­век, он еще жив, здоров, живет в селе Ханда­гайты Овюрского кожууна, ему недавно исполнилось 90 лет. Когда он преподавал вот этот букварь, мне было четыре или пять лет. Я ходил вокруг взрослых людей и запомнил три буквы – как писать мое собственное имя. Мое детское имя – Тас (прим.: лысый), его я и писал на снегу, на песке. Это было мое первое знакомство с букварем великого учителя Лопсан-Чимита. Еще моими учителями были Монгуш Ке­неш, Монгуш Бегзиваа, Сат Бурукей. Это были активисты. Да, это инстересный был период. Потом позже появился еще один букварь, в 1930 году, это было летом, другой вариант тувинского букваря.

К сожалению, и с основателем тувин­ского государства свершилась жестокая не­справедливость: тоже был объявлен врагом на­рода. Проходило заседание членов Полит­бюро ЦК ТНРП, 22 марта 1932 года. Там они обсуждали постановление Минис­тер­ства внутренних дел: врагов народа к высшей мере наказания – расстрелу. Монгуш Буян-Бадыргы – создатель тувинского госу­дар­ства, экс-секретарь ЦК ТНРП, экс-пред­се­датель Совмина тувинской народной респуб­лики, Куулар Дондук – председатель прези­диума Малого Хурала, Монгуш Шагдыр – экс-секретарь ЦК ТНРП и Бойду (прим.: о нем пока известно меньше всего) – четы­рех человек… Генеральным секретарем ЦК ТНРП тогда был Иргит Шагдыржап, секре­ктарем был Салчак Тока. Под руководством Иргита Шагдыржапа и Салчака Тока все члены Политбюпро утвердили это страшное постановление и уничтожили “врагов на­рода”. Эта классовая борьба оставила в ис­тории тувинского народа кровавые следы.

– Шагдыржап ведь потом и сам по­стра­дал?

– Шагдыржап тоже по­стра­дал. Но это другая ис­тория.

– Монгуш Борахо­вич, у вас потряса­ю­щая па­мять: все имена, на­зва­ния мест, даты вплоть до времени су­ток...

– …потому что, мне мои ро­дители говорили, когда мне было три года, я вообра­жал очень четко (прим.: от сло­ва “воображение”), и они удивлялись, что у меня очень добрая память. Сказитель расскажет сказ­ку – я уже на другой день подражаю ска­зителю и от начала до конца рассказываю. Сейчас, правда, у меня почтенный возраст, но все это хорошо помню. Можно сверить все это с архивными документами все, что я сказал. Думаю, что сущую правду говорю.

– В вашей личной жизни в эти годы что-нибудь памятное прои­зо­шло?

– Потом у нас была самая великая куль-­турная революция – ликвидация безгра­мотности. Это для нас тоже великое собы­тие... У нас была одна партия – ТНРП, с 1929 го­да до конца своей жизни Салчак Тока был первым человеком, первым руково­дителем этой партии. Он руководил куль­турным фронтом. Тоже большое событие: чтоб все люди были гармотными. Люди учились.

Особенно 1939 год был памятным для меня: меня назначили маленьким учи­телем в селе Хондергей Дзун-Хемчикского ко­жуу­на – учил неграмотных людей, чтобы они умели читать, писать свое собственное имя. Я проводил летний кружок, там были мои современники, даже и старше были. Если я не ошибаюсь, тогда мой кружок посещал Доржу, сейчас он профессор, Доржу Сенги­лович Куулар. Он посещал мой кружок. Я говорю о тех, кто в живых остался.

Монгуш Кенин-Лопсан: Я действительно человек XX векаА кто еще? Очень интересно.

– Кто еще? Сейчас они все умерли… Ста­рики умерли, современники умерли… Да, они умерли. Еще училась моя младшая сестра родная – Тас-Уруг Куулар, она живет в селе Чыраа-Бажы.

– Кто вас назначил маленьким учителем?

– Председатель пионерской организации Сат Чондан-Бурлей, активист села Хондергей Монгуш Идам-Сурун – он был грамотным человеком, еще председатель Хондергейского сумона Монгуш Чудурук и председатель партийной ячейки сумона Хондергей Сат Шыырап. А его сын Владимир Шыырапович Сат сейчас работает в Аппарате пра­ви­тель­ства Тувы.

– Вы были совсем юным. Вы не ис­пу­гались этого предложения?

– Нет, я не испугался. Еще памятным было то, что я учился в разных школах, по­то­му что мои родители жили далеко от рай­он­­ного центра. Ну, это другая история. А я хочу только о самых знаменитых собы­ти­ях...

– Тогда расскажите о самом яр­ком впечатлении из детства.

– (Смеемся) У нас жил один человек Ширтек-хам, младший брат Донгака Кайгал-ха­ма. Он потом женился на младшей сестре моего отца. Ширтек-хам был волшебником. Мы уважали его. Он мог вызвать град, мол­нию, дождь. Однажды там, где гора Чин­гир­лээн, произошел пожар. Тогда я был малень­ким. Вечером мы смотрим: вокруг этой вы­сокой горы красное пламя. А люди начали уго­варивать его, чтобы он вызвал или снег, или дождь. Он очень боялся: вдруг узнают об этом партийцы – ему наступит конец жизни. Все-таки уговорили, и он пошел к берегу. А мы маленькие, прячемся – за ним пошли. Он сунул свою руку за пазуху, по­ис­кал, достал какой-то мешок и начал вытас­ки­вать оттуда какие-то камни: белый, черный, красный – и бросил их в воду. Эти камни были на кончике жилки – тогда веревки бы­ли, ни­ток не было.

И вот он там ведет камлание, а мы боимся к нему приблизиться. А взрос­лые вообще запретили ходить туда. Когда он вытащил свои талисманы из воды, мы быстро подня­лись, побежали домой и легли спать. Утром родители не могли дверь от­крыть – такой глубокий снег выпал. Это бы­ло в середине апреля. Снег выпал громадный, и высокая гора Чингирлээн под снегом. Крас­ный пожар исчез. Вот такой он был ша­ман. О да! Это его волшебство осталось на всю жизнь в моей памяти.

– А что с ним произошло потом?

– Потом он все-таки остался живым. Живым остался. Великих шаманов забирали – они домой не возвращались. Других шаманов сажали… Сидели.

– Люди дМонгуш Кенин-Лопсан: Я действительно человек XX векаоносили на них?

– Да мы же не знаем. Тогда же хоро­­­шо работали шпионы, красные шпионы. Кто феодал, кто лама, кто шаман – они хоро­­шо знали.

– …но его никто не выдал.

– Нет. Он остался живым. Умер он, ког­да я учился в Кызыле, видимо, где-то в 44-47 году.

– А вы с ним потом, когда уже ста­ли повзрослее, не встречались?

– Мы жили по соседству. Он тогда всегда вел камлание в своей юрте, когда люди спали. Никого не подпускал. Но мы все равно подходили, слушали. У него бубна не было, зер­кало было шаманское – кузунгу. Его страший брат Донгак Кайгал-хам тоже был шаманом небесного происхождения, как и Сат Ширтеккей. Ночью камлал, вел разго­во­ры со звездами, планетами, с Шолбаном (прим. Венера). Он знал язык небесных, не­ведомых, могущественных сил, потому что, по его словам, есть звуки, которые идут с не­бесных краев. Он знал эти крики, эти язы­ки. Он хорошо знал язык каждой птицы. Зна­ме­нитый человек! Да. Он остался героем мо­их научных трудов – его алгыш я за­пом­нил, записал.

– Монгуш Борахович, вы храни­тель ценностей, истории. А у храни­те­ля истории обычно не срашивают о семейной жизни, истории любви. Во всех интервью вы стараетесь об­хо­дить эти вопросы – запретная тема?

– Я не хотел бы разбудить своих ро­дителей. Мой отец Монгуш Бора-Хоо был сыном Монгуш Келдегея. Мой дед Монгуша Келдегей жил в Чаа-Хольском кожууне. Его старая фамилия Тулуш. Он был знаменитым бегуном, всегда был победителем на сорев­нованиях. Однажды он поспорил со своим младшим чиновником. У того был очень хороший конь – молодой скакун. Они по­спорили, кто первым придет на 30 км: он или конь? Судьями тоже были чиновники, были и свидетели. На коне сидел сам чи­нов­ник и дедушка пешком.

– А на что спорили?

– Мой дед предложил свои тувинские сапоги, а этот чиновник обещал: если первым придешь – возьмешь этого коня с седлом. Сначала конь исчез, и бежит, бежит. На сере­ди­не дистанции конь устал. А мой дедушка бе­жит, бежит, как орел – и первым фини­шировал. Все люди были восхищены: “Он луч­ше коня бежит!” Он победил. А горде­ли­вый чиновник тогда в обморок упал, обливали его водой. Он очнулся и сказал: “Возь­ми ко­ня, седло – все это твое”. А мой дедушка ска­зал: “Больше горделивые слова не гово­ри”, и ушел – коня не взял.

– Теперь он не мог оставаться жить в этом месте?

– Да. После этого он оттуда перекочевал в сторону Даа кожууна (тогда правителем Даа кожууна был Хайдып Угер даа – отец Буяна-Бадыргы). Мои предки остановились в местности Теве-Хая (прим.: верблюжья скала). Там они жили.

– Вы сказали, что у деда была старая фамилия…

– Да, Тулуш. Там он остался жить и принял фамилию Монгуш. Отец мой был охот­ником, сказителем, хорошо владел ки­тай­ским, монгольским. Он даже сопровождал караван китайских купцов: из Чадаана до Улан-Батора, из Улан-Батора до Пекина. Они добирались до Пекина за 35 дней, потом возвращались, всего примерно 70 дней. Отец мой – сказитель, знаменитый оратор. Он не­грамотный, но очень умный.

Мама моя из рода-племени Сат, зовут ее Се­ндинмаа, дочь Сата Шиижека. Они все бы­ли знаменитыми сказителями, я хорошо помню: старшие братья из племени Сат – Лама, Чолум, Соян, Дестен, Конзай и молодой мой дядя Каваакай – все сказители. Еще они любили народные игры.

– Вам передалась эта родовая черта.

– Да. Я вырос под звон бубна, под напев сказителей, я закалялся бурей поющей реки Хондергей. Это мое детство. Нас было девять сестер, шесть братьев – пятнадцать человек. Я был шестым. Моя мама большая мастерица. Отец уходил на охоту, а ма­ма оставалась с нами и всег­­да рассказывала сказки. Мы любили слушать. Она не рас­сказывала, а поющим голосом всегда запевала. Да… Помню…

– А кем вас родители хотели видеть?

– Это было очень стран­но. Когда мне было три-четыре года один тибетский монах пришел. Говорят, к нам в юрту. Бродяга. Тогда у отца глаза заболели: поч­ти слепым стал. А юрта на­ша стояла на краю стоянки. Монах нашел юрту моих ро­дителей. Отец ему сказал: вот, я слепым стал, как же я буду воспитывать своих ма­лышей? Еще отец говорит: у меня один сын есть, у него вот уже три года голова лы­сая – ни одного волоса нет (потому меня звали Тас – прим.: лысый), отчего это все так? Отец говорил ему по-монгольски – он ни слова не знает. Отец заговорил по-ки­тайски – он понимает. Они понимали друг друга.

– А вы?

– А мы молчим, мы не знали языка. И он отцу дал одно лекарство для глаз: “Я уй­ду, а вы будете применять, растворять, ка­пать”. А мне он сказал: ему я даю имя Ке­нин-Лопсан. С тибетского Кенин – пере­водится “дурак, шалун”, Лопсан – “мудрец, гений”. Гений-дурак, Дурак-мудрец. С этого времени мое имя Кенин-Лопсан. А потом он мне предсказал: “Этот мальчик будет у вас ученым человеком, будет смыслить в грамоте, будет писарем (то есть писателем, сочинителем), пусть он пойдет своей доро­гой”. Так он сказал, говорят.

Имя и первое предсказание мне было дано бродячим мона­хом из Тибета. Отец сохранил свое зре­ние – лекарство помогло, а меня зовут с тех пор Кенин-Лопсан.

– Значит, это единственное имя в Туве, теперь и единственная фа­ми­лия?

– Не знаю, наверно. Потом, когда мне бы­ло девять лет, я ночами не спал – выходил босиком, даже по снегу ходил босиком, начал бормотать, с кем-то разговаривать. Стали говорить про меня: что-то слышит, что-то видит. Тогда пригласили нашу бабушку-ша­манку Куулар Хандыжап. У нас говорят Хам-Кадай, Улуг хам (прим.: шаманка, большой шаман). Это родная бабушка по материнской линии. Стоянка была в мест­ности Чаш-Тал (прим. молодой тальник), это весенне-осенняя стоянка. Я хорошо пом­ню. Она покамлала и предсказала: “Он будет небесным шаманом, он пойдет по моим сто­пам (при этом Монгуш Борахович все время гладит себя по голове). Я уйду в другой мир – он останется шаманом после меня”. Потом она проводила культовый обряд, по­свя­щенный роднику (там есть родник).

– И, говоря так, она вМонгуш Кенин-Лопсан: Я действительно человек XX векаас по голове гладила все время?

– Да, она передавала мне свою энергию. Говорят, она талисман оставила у родника. Потом я перестал ночью просыпаться, стал нормально спать. Годы прошли. Почему-то я хорошо читал газеты. Просто читал. Был такой агитатор Монгуш Бегзиваа. Говорят, он сказал, что вашего сына надо отправить в школу. Это 1934 год.

Меня сопровождал младший брат моего отца Монгуш Дамбаа – он первый тувинец в нашем краю, кто умел сидеть на санях, то есть шанактанган (прим.: приобрел сани), потому что первые сани появились у него. А место называется Чаш-Терек (юный топо­лек), или Кок-Терек (зеленый тополек), на территории Хондергейского сумона. Там от­крылся Кызыл Булун (прим.: красный уго­лок). Преподавателем работал Ширииндиви. Меня отправили туда учиться. Читал я хо­рошо, а писать не умел. Научил меня писать Ширииндиви. Моим телохранителем был Са­рыглар Калчан-Кок. Он был женат на пе­ви­це и мастерице Чанчываа – моей род­ствен­­нице по отцовской линии.

– Телохранителем?

– Я маленький же был. Он за мной уха­жи­вал. Калчан-Кок потом был моим учени­ком, очень аккуратный человек. Он, старый, умный, бородатый, учился у меня, как напи­сать свое собственное имя. Дальше у него учеба не пошла. Но это было его громадным достижением. К сожалению, он умер… Потом мой учитель Олег Опаевич Ширииндиви написал обо мне очень добрые слова, что я был таким умным мальчиком, хорошо за­по­минал, слушал и за­по­минал. Он меня награ­дил тетрадками, ка­рандашом. Это первая учеба. Потом у нас бы­ла летняя школа.

– А организовывали, наверно, крас­ные агитаторы? Тогда даже бы­ла брошюрка “Агитатор”.

– Нет, она выходила позже, в советскую эпоху. Это было создано по решению Минис­терства просвещения. Там у нас был летний кру­жок. Работали учителями Сат Чондан-Бур­лей, Монгуш Идам-Сурун, самые гра­мот­ные люди тогда. Это 1936 год, кажется, тогда вышла газета “Шын”, я даже сейчас все ви­жу: там одна страница была посвящена Мак­симу Горькому. В это время еще произошло затмение солнца и град. Там я прочитал про состязание: кто народные песни знает, кто сочиняет. Я сочинил свою первую песню, сейчас я даже помню ее (улыбаясь, читает):

Кедерээнде бодумну ынай,

Хендир унген доргуну ынай.

Хендир унген доргунекте

Кедеп чыдар Франкыны.

Кудараанда бодумну ынай,

Кужур унген доргуну ынай.

Кужур унген доргунекте

Кудуп чыдар Франкыны.

ИМонгуш Кенин-Лопсан: Я действительно человек XX века говорю: “Вот, я сочинил новые стихи-песню”. А Идам-Сурун говорит: “Ты не со­чи­нил песню, ты обокрал народную песню, ты вор, маленький вор. У тебя твое – только од­но слово “Франкыны”. А кто такой Фран­ко ты знаешь?” А мой отец был агитатором, я и отвечаю (по-детски важно выпячивает губы): “Франко – это был генерал!” А что за генерал, спрашивают. Генерал и генерал – я откуда знаю, что за генерал. А где он, этот ге­нерал Франко? Я ответил, как отец объ­яснял, почему мы собираем помощь крас­ному фронту: есть страна Испания, там ге­нерал всех революционеров расстрелял. Все очень долго смеялись. За ответ я получил высокую оценку, а за сочинение – звание вора, потому что это народная песня (снова пропел). Это была детская фантазия, наивная, глупая, но все-таки это было.

А потом был 37-й год. Летняя школа. Работала там Ховалыг Даржыкпан, сейчас она народная учительница, работает в Ча­даане. Она учила правильно читать, красиво писать. За хорошее чтение меня наградили путевкой в пионерский лагерь имени Тока. Тогда не говорили Салчак Тока, просто Тока, а в лагере на большом участке вокруг столба было написано “Тока”.

– А где он находился?

– В лесу, возле города Чадаана. Там были пионеры из Барыын-Хемчикского, Дзун-Хемчикского, Улуг-Хемского кожуунов.

– А как вы там жили, рас­ска­жите.

– Мы жили в палатках. Однажды при­еха­ла черная машина. Это машина Тока-дар­ги. Он, помню, в красной майке, волосы чер­ные, красиво подстрижены, выступал и за­кон­чил “Бугу делегейнин пионерлери делге­резин!” (прим.: Да здравствуют пионеры всей Земли!). Там разные люди были. Там я по­знакомился с Чылбыской, который тогда еще не был великим артистом Олегом Нам­дараа, с Сергеем Шойгу (прим.: это не род­ствен­ник министра МЧС – тезка) – он коррес­пон­дент, сотрудник редакции газеты “Шын” (“Прав­да”), Александром Дамдакаем, он сейчас жи­вет в Кызыле. Пионервожатыми там были Игорь Эргил-оол, Монгуш Шаннаа, Семен Уро­яков. Нас очень хорошо кормили, мы очень дружно жили.

Вдруг Монгуш Кенин-Лопсан: Я действительно человек XX векаприехала группа артистов. Пока­зы­вали вечером спектакль, на ту­винском язы­ке, пьеса называлась “Хайы­раан бот”. А ар­тисты играли под гро­мадной листвен­ницей. На ней влюбленные и пове­си­лись. Ветка была толстая, девушка на этой сто­роне, парень – на той стороне. Они погибли.

– То есть не совсем по сюжету.

– Да-да. Не так, как вот сейчас. Так это кончилось трагически: они вдвоем, чтобы не расстаться, чтобы быть вместе, повесились. Утром я искал на этом месте: там ни одного мертвеца не нашел. (Смеемся) Я такой на­ив­ный был, я думал, что они там играли и там же и умерли, что еще там висят, еще там торчат (хохочет). Ходил вокруг этой лис­твен­ницы – ничего там нету…

– …так сильно потрясла вас игра актеров.

– Эта сцена на всю жизнь осталась у меня. Потом приехала опять черная машина. При­ехал Глава правительства Чурмит-Дажы и ми­нистр Эренгей-сайыт (прим.: министр). У него голова была побрита налысо, у Чур­мит-Дажы. Он нас приветствовал и каждому по­дарил шоколадку. Впервые в жизни по­да­рок я получил, от Главы правительства рес­публики. Каждому он подарил шоколад. Трогать я боялся, поесть боялся и долго его хра­нил. Очень красивый шоколад. Чурмит-Дажи, видимо, был очень добрым человеком.

А потом лагерь закрыли, и я к роди­те­лями уехал.

Наступил 38-ой год. У нас открылась двух­­классная начальная школа. Учи­тель­ни­цей была Орланмай, дочь Адыг-Тулуша Ой­баа. Она родом из села Хайыракан Улуг-Хемского кожууна. Моя учительница Орлан­май красивая, очень умная, очень добрая. А завхозом, сторожем, воспитателем работал один человек – Чадамба, иногда его назы­ва­­ли Хыйыр-Чадамба (прим.: косой), пото­му что у него глаза косые были. Потом меня приняли во второй класс, сразу после чтения. Там было 12 человек во втором классе и 75 человек первого класса. Одна учительница учила нас. Очень хорошо работала, моя дорогая, любимая учительница – Ховалыг Даржыкпан. Да, это были великие педагоги.

Я отличался тем, что давно научился читать, отличался хорошей учебой, хорошим по­ве­дением, активной общественной работой: я был редактором стенгазеты и предсе­да­телем ученического комитета. А некоторые девочки, мальчики уходили домой, и за ни­ми тоже надо было ухаживать, их уговарвать, опять при­водить в школу, а сейчас, конечно, об этом говорить наивно, а тогда они убегали из школы.

– Ну, не знаю-не знаю, в мое вре­мя тоже убегали (смеемся). Раз вы так работали, наверно, вас и по­ощря­ли?

– Меня моя учительница наградила кни­гой. Называется “Капитан уруу” (прим.: “Ка­пи­танская дочка”). Там написано было “А. С. Пушкин”. Я читал перевод на тувин­ском языке, это в 1938 году. Я наизусть знал эту книгу, от начала до конца. Возможно, я содержание плохо знал, где-то не понимал, а наизусть я знал полностью. И отлично за­кончил второй класс, и сразу известным стал на территории сумона Хондергей (улы­ба­ется), решили даже на собрании меня от­пра­вить в школу.

С третьего по седьмой клас­сы я учился в Ча­даанской семилетней сред­ней школе. Там то­же стал редактором стен­газеты и пред­се­да­телем ученического коми­те­та.

– А о чемМонгуш Кенин-Лопсан: Я действительно человек XX века вы в этих газетах писали?

– О! Мы в этих газетах писали, напри­мер: какой-то взрослый парень ночевал с де­вушкой-ученицей?! – критиковали. Или, ка­кой-то мальчик ушел домой без разре­ше­ния учителей. Еще и рисовали: с длинным носом, иногда с одним глазом – потому что он слепой, ничего не видит, иногда с большой головой, как барабан – потому что он ни о чем не думает. Так рисовали, так писали. Еще там частушки были. Частушки, конечно, украденные мною из народных песен, в них ничего не было моего, кроме моей фамилии (добродушно смеется). Но было весело. Я писал наивные стихи.

– А как вы в Кызыл попали?

– Летом 1939 года я был участником-де­легатом II слета любителей словесности пи­онеров Тувинской Народной Республики. Наш слет проходил в Зеленом театре в парке, потом он сгорел дотла. Потом меня отпра­вили учиться в Кызыл на семинар молодых писателей, в 1944 году. Нас поселили, сейчас думаю, что это в до­ме возле нынешней ти­пографии, участников семинара в здании нынешней школы №2. Нас очень много человек училось.

Теорию литературы вела Александра Фе­до­ровна Бобкова, пере­водчиком у нас был Ле­онид Чадамба, со­чи­не­ние стихотворений, то есть поэтику вел Сер­гей Пюрбю, право­пи­сание и орфографию – Леонид Чадамба, курс о том, что происходило в мире, – Олег Са­ган-оол, звуки тувинского языка – Пальм­бах, лысый такой, говорил по-тувински хо­рошо. ГоворилМонгуш Кенин-Лопсан: Я действительно человек XX векаи, что он ученый, кандидат, я и понятия не имел, что это такое, слова “кан­дидат”, “эртемдээн” (ученый) для меня было очень интересным. Это Александр Адоль­фович Пальмбах. Разбирали написан­ное на­ми с Сергеем Бакизовичем Пюрбю. Он очень похвалил тогда мое небольшое про­изведение “Дээр корунчуу” (прим.: небес­ное зеркало). Я еще ему показывал свои стихи, он говорил, что неплохо.

Еще, помню, он хвалил Монгуша Дугар­жапа. Ну кто был тогда среди нас? Феликс Сегленмей – был такой, Салчак Дамба, Олег Сувакпит, Юрий Кюнзегеш. Они все были грамотными, хорошо вла­де­ли русским языком. Мы учи­­лись хорошо. Был еще у нас семинар инте­ресный, это видимо, был первый сбор молодых писателей Тувы.

– А вы осознавали тогда, что вы будете писателем?

–Тогда я еще и не думал, кем я буду. Они бла­го­словили.

– Вам было просто интересно.

– Да. Нас, молодых пи­сателей, приглашали, пуб­ликовали, даже мое детское стихотворение “Ненависть к Гитлеру” (“Гитлерге ки­лен”) было опубликовано. Это было в 43-м году. Вот это было настоящее бла­го­словение. С 44 по 47 год мы учились в Кызыльской лет­ней школе. Диретором ра­бо­тал Ооржак Хайлакаа – первый мате­ма­тик с высшим образованием. Русский язык вел Александр Сугдерек, литературу – Реги­на Рафаиловна Розенберг – моя любимая учительница, они нас учили правильно пи­сать по-русски, очень грамотно – мы приеха­ли в Ленинград и писали лучше русских.

– А в Ленинград вас когда от­правили?

– О! Это длинная история. Я очень про­шу здесь мою благодарность оставить: я ве­ковечно буду благодарен Хертек Амыр­би­товне Анчымаа (прим.: до вхождения Тувы в состав России была председателем президиума Малого Хурала). Когда мы окон­чили 10 классов, нас было 19 человек, наш класс решили отправить в Ленинград, оттуда пришло приглашение. Потом мы узна­ли, что эта идея Владимира Михайловича Наделяева. Еще выбор был Абакан, мы вы­брали Ленинград.

– Вам так и сказали: выбирай­те город?

– Да, мы сказали, что нам – Ленинград. А что это, мы не знали. А некоторые това­ри­щи не приехали: тогда еще транспорт плохо работал, наводнение было. Мы прибыли в Кызыл кто на чем: кто на коне, кто на плоту из Тоджи, кто на верблюде. Я – на грузовой ма­шине, трое суток из Чадааны до Кызыла. Мне так тяжело было. Сбор был у Хертек Амыр­битовны Анчымаа. Мне сказали: в спис­ке ваша фамилия отсутствует. Тебя нет. По­чему же сняли меня? Я пришел к ней, ка­жется, она работала на третьем этаже – сей­час это здание Великого Хурала.

Я от­крыл дверь, кажется, дубовая дверь. Она одна сидит там. Поздоровался. Она очень веж­ливо встретила меня. “Мои товарищи все едут в Ленинград на учебу, а меня не вклю­чили в список”, – говорю. Она спра­ши­вает: кто ты такой. Я сказал, что я сын охот­ника, наша семья – многодетная, у меня шесть братьев, девять сестер, мама и папа, что я окончил 10 клМонгуш Кенин-Лопсан: Я действительно человек XX векаассов, хочу учиться. И она что-то там написала, куда-то там позво­нила, потом сказала мне: “Будешь учиться”.

– Тут же в кабинете?

– Да, прямо тут же сказала. Я даже не пом­ню, как добрался до школы, я не помню – или бежал, или летел. Так я был в составе тех товарищей, которые уезжали в Ленин­град. Если не благословение, не мудрое ре­шение Хертек Амырбитовны, я остался бы здесь, не поехал бы на учебу. Я нигде об этом не говорил, вам говорю: моя сердечная бла­годарность за мудрость Хертек Амыр­битов­ны, мудрость человека, мудрость женщины, мудрость политика. Я всегда благославляю вас, Хертек Амырбитовна Анчымаа!

Потом я был счастлив быть редактором ее заме­ча­тельной книги – она дважды вы­шла на ту­вин­ском языке (прим.: речь идет о книге “Эрткен оруум” – “Путь, который я прошла”). Она очень хорошо писала. Она и по­литик, и государственный деятель, и зна­менитая певица – исполняла народные пес­ни в Москве – “Онза хурал”, она поэт и пи­­сатель. Хороший писатель. Она меня бла­гословила на учебу.

Нас провожали Ооржак Хайлакаа, ди­рек­тор школы, Алексей Белек-Баир, Лама-Сюрюн Кужугет, учитель исто­рии и наши учителя, среди них помню Апый Оюн Сии­рин­овну, к сожалению, она недавно скон­чалась. Мои учителя – самые мудрые, они мои боги, я всегда буду о них говорить с благоговением.

– Монгуш Борахович, а с женой вы в Ленинграде познакомились?

– Нет. Я писал стихи о любви, но не трогал девушек. До 30 лет я даже не поднял юбки девушки. А когда мне было 22 года… я окончил уже школу … (замешался). Еще в школе Регина Ра­фаиловна организовала литературный кру­­жок. Это большое событие в истории ту­винской литературы. Об этом никто не писал. Регина Рафаиловна орга­ни­зовала лите­ратур­ный кружок. Там пре­по­да­вали Сергей Пюр­бю, Степан Сарыг-оол, Алек­­сандр Пальмбах, Монгуш Самбуу, го­во­рят, тогда он был аспирантом.

– А какие предметы они читали?

– Монгуш СамМонгуш Кенин-Лопсан: Я действительно человек XX векабуу, например, читал, что такое социалистический реализм, а Сергей Пюрбю читал стихосложение, Степан Сарыг-оол – состун чечени (прим.: выразитель­ность слова). Очень хорошо он читал. Олег Карламович (прим.: писатель О. К. Сагаан-оол) тоже приходил в наш кружок, он читал, как выбрать тему. Тоже очень хо­рошо он чи­тал. А руководила нами Регина Рафаи­лов­на Розенберг-Бегзи.

– Были ли у вас свои издания?

– Был журнал «Улуг-Хемнин чалгыг­ла­­ры» («Волны Улуг-Хема»), рукописный журнал. Там мы от руки писали стихи, а оформлял Монге из Тандынского района, тоже от руки. А я был главным редактором этого руко­пис­ного журнала. Я не знаю, сейчас сохра­нился он или нет. Там впервые, в рукописном варианте, был опубликован мой первый роман, вернее, главы из романа «Кан эш» («Стальной друг»).

– Что-то я не припомню, видимо, еще плохо знаю ваше творчество.

– Он умер, к сожалению, потому что когда я собрался на учебу, я его закопал в яму возле конной дороги в местечке Бестиг-Кара – летняя стоянка.

– Зачем вы это сделали? Для по­томков?

– Сейчас я скажу. Когда я был школь­ником, я же был поэтом. Романистом был на берегу Невы. Хотя здесь начал писать рас­сказы и романы. Только план этого романа у меня сохранился. Могу показать. Правда. Ученые не обращаются к архивам ученых, писателей, педагогов – это великая беда. Всег­­да надо спрашивать. Например, недавно про­фессор Доржу Сенгилович Куулар – он получил награду за работу “Тувинская литература на пороге века” – утверждает, что первый роман написал Салчак Тока. Это неправда. Первый роман в тувинской лите­ратуре написал я, на берегу Невы. Оттуда я привез рукопись. ... Он даже публично не со­общил о своей ошибке. Почему я закопал? У меня книги были, я хотел далеко отпра­вить­ся, а у меня был не ящик, не сундук, а дыт човурээзи (прим.: кора лиственницы). Я сделал из них квадрат... там было немного те­традей, всего там было сорок… одна… со­рок девять тетрадок, рукописи. А закопал, потому что думал, они так сохранятся, а кни­ги в отдельные места закапывал. Потом го­ворят, что это место изрыли-перерыли, те­традки уже, конечно, все прогнили, исчезли. Вот такая история...

– Это перед ЛенинградоМонгуш Кенин-Лопсан: Я действительно человек XX векам, на­вер­но. Но вы опять обошли сердечную тему…

– Да, это перед Ленинградом. В Ленин­гра­де, когда я приехал учиться, был один профессор, очень хорошо читал зарубежную литературу и литературоведение – Виктор Максимович Жирмунский. Именно он меня называл романистом, устно.

– !!!

– Да-да-да! Великий специалист запад­ной литературы, немецкой, французской, италь­янской. Он примеры приводил на языке ори­гинала. Тогда я познакомился с жанром сонета. Итальянский, испанский, английский. Шекспировский! Теоретически я уже был знаком. Тогда в ясный октябрьский день я встретился с одной девушкой. Звали ее Ма­рой, Марианна Ивановна Кудряшова (по му­жу Никитина). Я сразу полюбил ее, и об этой девушке начал писать сонеты. Мы по­дру­­жились. Потом появился моряк, моряк от­бил ее у меня и женился (смеется).

Она ни­когда меня не забывала, мы пере­пи­­сы­вались. Последнее послание от нее – ее книга, она у меня дома хранится, могу по­казать. Ма­ра скончалась в прошлом году. За тринадцать дней до смерти она написала ито­говые строчки, когда я читал их, у меня на глазах были слезы, я плакал…

Я этой де­вушке писал сонеты в течение пятидесяти лет. В 97 году я закончил рукопись и по­казал одному человеку.

– Кому, если не секрет?

– Это человек великой скромности – До­руг-оол Алдын-оолович Монгуш, ведущий лингвист Тувы. Он одоб­рил рукопись.

– Когда же эта книга выйдет?

– Никто даже ко мне не обращается. Союз писателей, например, не интересуется, что у меня есть, как мое здоровье, как моя писательская судьба? Я даже не знаю, где Союз писателей Тувы. Печально. Когда я был школьником-поэтом, Союз писателей думал о моей судьбе. Сейчас я старый, иду в другой век, а Союз писателей ни разу не спросил о моем здоровье, о моей судьбе, моем творчестве, рукописях. Это величайшая трагедия совре­менности. Нельзя так жить!..

...Потом я окон­чил университет холос­тя­ком, я не женился – я читал много...

– А ваши родители не испугались того, что сын едет так далеко и неизвестно куда?

– Когда я собирался в Ленинград, роди­те­ли опять пригласили шаманку-бабушку: как быть этому мальчику. Тогда это было за­прещено, поэтому ночью она появилась и начала свое камлание.

Потом она сказала: пусть мальчик поедет на учебу, ему не по­ложено в течение четырех лет домой воз­вращаться, если он вернется домой, плохо будет. Я четыре года ни разу сюда не при­езжал.

В Ленинграде жил, учился. Там писал сти­хи, сонеты, там я и начал писать роман «Чу­­гурук Сарала» (прим.: желто-пегий ска­кун) с 1947 года, за­кончил его 22 марта 1952 года. Рукопись вы­соко оценили мои учителя Виктор Мак­си­мович Жирмунский, Вла­ди­мир Михай­лович Наделяев, живыми сви­детелями бы­ли мой школьный и универ­ситетский то­ва­рищ Шулуу Чыргал-оолович Сат, когда ро­ман выходил в Москве, он назвал меня первым романистом тувинской литературы и написал мне. Этого не знает профессор Доржу Куулар. Стыдно! Очень стыдно.

– Расскажите немного о вашем пер­вом романе, как родился сюжет.

– А сюжет родился… Тогда решили по­мо­гать фронту. У моей бабушки был конь Чу­гурук Сарала. А готовил этого коня мой отец, тувинцы говорят: соодуп турган (прим.: букв. остужал, обычно перед скачками, то есть коней не кормят), он всег­да финиши­ровал первым. А потом его подарили фронту. Тувинцу без коня нельзя. Этот благородный поступок, подвиг аратов-скотоводов остался в моей памяти – об этом я писал. Это жизнь, это действительность, это то, что я видел сво­ими глазами, это то, что я пережил своим сердцем. Потом начал пи­сать роман «Двад­цать пер­вый» – про то, что в 21-ом году был тувинский учре­ди­тельный Хурал, пред­се­дателем был Буян-Ба­дыр­гы. Потом мой учитель Жир­­­­­мунский говорил: ес­ли ты пишешь исто­ри­чес­кий ро­ман, ты должен знать архив­ные источники, тебе надо знать русский, китайский, монгольский ар­хи­вы, однако, доступ в архив сейчас закрыт, при­едешь домой – будешь встречаться со ста­риками, которые его хорошо знали, за­пи­шешь их рассказы, тогда можешь писать ис­то­рический роман. Я так и написал роман «Буян-Бадыргы».

– Уже тогда вы хотели написать о нем?

– Да, тогда я начал писать. К сожалению, около трехсот страниц я сжег.

– ПочеМонгуш Кенин-Лопсан: Я действительно человек XX векаму?

– ...Сейчас я сожалею, потому что сохра­ни­лось около двухсот страниц. Потом я продолжил, написал этот двухтомник. Правда, решили выпустить только в 95-ом году, когда мне было 70 лет, но по какой-то неизвестной причине не опубликовали.

– А «Чугурук Сарала» вы отправ­ляли в наш Союз писателей?

– Когда я приехал в 52-м году в Туву и сдал рукопись в старое издательство, они дол­го читали – у меня почерк плохой. По­том я два года работал в педагогическом учи­лище, преподавал тувинский язык и лите­ратуру, вел методику русского языка для не­русских школ. Потом хотел быть аспирантом Института языкознания. Там сдал экзамены хорошо, у меня не было публикаций, и я не стал очным аспирантом, меня записали слу­шателем-аспирантом, чтобы стипендию пла­тили. Потом меня отозвали, я вернулся и работал редактором издательства, чтобы вы­пустить роман. А печатали рукопись на ма­шинке, Октуй – жена писателя Салима Су­рун-оола, Харлыг – жена знаменитого певца-артиста Дугур-оола и Оюн Чечеккей – они втроем печатали. Роман включили в план в 53-ем году. Тогда я не знал, что издательство включает в план и сдает. Оказывается, утвер­ждает обком партии. Там сняли.

– Но в издательстве-то ваш ро­ман согласились взять?

– Да! И решили издать! А из обкома пар­тии вернули… Три раза!

– Они объяснили, почему, или эти решения не объяснялись?

– Во-первых, кричали: роман! что такое роман! это слишком громко! Почему у него лошадиное название?! Это лошадиный ро­ман! надо писать о людях, о передовиках. А тут лошадиный роман! В газете «Шын» даже опуб­ликовали статью «Адыгуузун аът дуга­йын­да роман» (прим.: букв. роман о чудо­вищном коне), когда роман еще не вышел. Кто писал, уже не помню. Сказали, что роман пи­сал не член Союза писателей.

А рукопись читали тогда Николай Даваа-Самбуу, Оор­жак Хайлакаа, Степан Сарыг-оол, он даже одо­брил, хвалил меня, потом на­звал меня «мой первый романист».

Архивы надо читать, преж­де чем писать! Вот сви­детели живые тут (листает мно­жество от­ксерокопи­ро­ванных страниц, вырезок из газет). Вот Ок­туй написала, что помнит, как печатала мою рукопись.

– Когда же его все-таки опуб­ликовали?

– Через 13 лет. В 65-м году.

– А что они сказали вам? Что те­перь уже можно «лошадиные романы печатать»?

– (Ухмыляется) Сейчас «Чугурук Сара­ла» так и напечатали. Потом, когда решили издать, был такой художник Иван Салчак, он оформил и назвал «Чугурук Сарала». Он одобрил. Вдруг сверху сказали, что так нель­­зя называть. Об этом, наверно, знает его жена Анчимаа Салчаковна, спросите у нее. Я прав­ду говорю. Тогда мой учитель Нико­лай Да­ваа-Самбуу, грамотный человек, под­пол­ков­ник, офицерскую школу заканчивал, при­думал название «Улуг-Хемнин шак­пы­ны» (прим.: стремительные потоки Улуг-Хема), по­тому что коней переплавляли через паром, а там волны такие. Это условное наз­ва­­ние, скрытое. Первая обложка была унич­тожена. А художник пострадал (хохочет). Вот так. Я вам покажу сейчас… (подни­ма­ет­­ся, берет толстую папку из шкафа, переполненного такими, только гораздо толще, потре­панными от времени папками) я собираю материалы… (листает), а вот (читает по-тувински): «То, что я печатала на машинке произведение Кенина-Лопсана «Чугурук Са­ра­ла», – правда. Это было осенью 1953 года. Со мной вместе его пе­ча­та­ла Оюн Чечеккей и Харлыг, жена артиста Ду­­гур-оола. Почерк у этого писателя не очень разборчивый, непонятный. Когда «Чу­гурук-Сарала» Кенина-Лопсана, напечатав, включили в план, обком партии издавать кни­гу не разрешил. Октуй Сюрюн-оол» (по­дает мне на­пи­сано немного коряво-дет­ским, но по­нятным почерком Октуй на ту­винском язы­ке). Вот живой свидетель. Автор всег­­да име­ет право, если его сочи­нение на­писано в любом виде: в рукописном ва­ри­анте ли, книжном варианте ли – об этом тоже надо писать.

– Кажется, Шулуу Чыргал-оол­о­вич Сат писал об этом, если не оши­баюсь, в преди­сло­вии вашей книги?

– Да, да, позже. Про­фессор Сат Шулуу на­пи­сал статью «Писатель с бе­ре­гов поющей реки» (а я ро­дился на «по­ю­щей» реке Хон­деМонгуш Кенин-Лопсан: Я действительно человек XX векаргей): «В 1952 году Мон­гуш Кенин-Лоп­­сан окон­чил восточный фа­куль­тет Ле­нин­­­град­ского го­сударственного университета имени Андрея Андреевича Жда­нова. Его учитель Виктор Максимович Жирмунский на­толкнул юношу на мысль попробовать свои силы в большой прозе и высоко оценил ру­копись первого не только в творчестве Ке­нина-Лопсана, но и в ту­вин­ской литературе лирико-эпи­ческого ро­мана – это его «Чугу­рук Сарала», предла­га­емый вниманию чита­теля. В рома­не при внешнем спокойном, не­­то­ропливом дви­же­нии сю­­­же­та показана мно­го­гран­ная тру­довая жизнь, люд­ские харак­теры. С вес­ны и до осени одного толь­ко го­­да и фак­ти­чески толь­­ко в одной семье раз­ве­ртывается дей­ствие романа. Жизнь этой семьи харак­терна для Ту­вы описы­ва­емого вре­ме­ни, а год дей­ствия – 1941-й».

Это напи­сано рукой пер­вого про­фессора, док­тора филоло­гических наук, ру­кой Шу­луу Чыргал-оол­о­вича Сата. Он мой школь­ный товарищ, свидетель того, что я писал “Чугурук-Сарала” на бере­гу Невы.

– Что же получается: наши лите­ратуроведы совершили ис­тори­чес­кую ошибку?

– (Смеется) Вот так и получается. Надо читать исторические документы, всегда надо читать. Нельзя так. Твой профессор, которого ты лично хвалишь, ни разу ко мне не обра­щался, ей-богу! Прости, пожалуйста, что так говорю. Всегда надо писать на материале, еще надо спрашивать. Я ему еще раньше писал до того, как он написал свою работу … (снова листает свои многочисленные бумаги, ко­пии) …по-тувински писал, переведешь са­ма. Я ему написал в воскресенье 29 сен­тября 1984 года (читает): «Обращаюсь к Вам с просьбой, чтобы лишь оказать помощь. Вы стали известным, уважаемым препода­ва­телем и ученым, поэтому все, что Вы го­во­рите, пишите, для народа будет правдой. Но у Вас есть одна неточность: автором и глав­ным героем первого тувинского романа яв­ляется Салчак Тока (указывает название ста­тьи). А автор первого романа в тувин­ской литературе я – это истинно. Слышал, что Вы простудились – желаю скорейшего вы­здо­ровления. Это моя к Вам един­ственная просьба. Если и впредь Вы будете писать такую неправду, мне придется раз­бираться уже в судебном порядке. С глу­бо­ким уважением и признательностью к Вам Монгуш Кенин-Лопсан» (прим.: дается в со­кращении). Вот. Зная об этом, он написал такие слова в своей научной работе.

– Он ответил вам на это письмо?

– В ответ он написал статью в «Тувин­ской прав­де» – «Тувинская литература на пороге века», за которую он и получил пре­мию. На­ка­нуне моего 75-летнего юбилея (чи­тает): «Оставим за пределами само­лю­бие, дружеские чувства, симпатии и анти­па­тии, ведь пришло время утвердиться в мнении, что первым тувинским романом является «Слово арата», все три книги вместе взятые. При этом надо полагаться на известный вы­вод мирового литературоведения, что днем рож­дения литературного произведения счи­тается время его выхода в свет, а не начало или завершение работы над рукописью».

– Значит, с годом рождения «Бо­жес­­твенной комедии» и «Горе от ума» мы ошиблись?

– Получается, что да! «Божественная ко­ме­дия» не вышла при жизни Данте Алигье­ри! Чушь! Неужели профессор может так говорить публично! Об этом до сих пор я молчал. Если так рассуждать, знаменитая по­эма Александра Сергеевича Пушкина «Гав­рилиада», которая вышла после смерти Пуш­кина, тоже написана позже! Тогда кем?!

– Рукописи не горят?..

– Рукопись! Это авторское право! Об этом профессор не знал!

– Насколько я знаю, автобио­гра­фическая трилогия Салчака Тока «Сло­­во арата» сна­ча­ла выходила на ту­вин­ском языке с 1944 года отдель­ными главами – «В берестяном чу­ме» (перевел Пальмбах под литера­тур­ным псев­до­нимомМонгуш Кенин-Лопсан: Я действительно человек XX века А. Тэмир). Пер­­вая часть, как тог­да называли, повести вышла на тувинском языке в 1951, вторая – 1965, третья – 1968. В переводе на русский повесть «Слово арата» вышла в 1950 году, удо­стоена Госпремии в 1951году. Наверно, Дор­жу Сенгилович именно это и имел в виду – все-таки ведь пусть повесть, но вышла, как часть бу­­дущего романа и датируется 44-м годом?

– Вот видишь! Все знаешь! Как же так можно-то! Трилогия Салчака Тока сначала выходила на тувинском языке с авторским определением жанра «уш номнуг тоожу» (прим.: повесть в трех книгах) как «Мээн сактыышкыным» («Мои вос­поминания) в 1941 го­ду. Затем на русском «В бе­рестяном чуме» в из­да­тельстве «Советский пи­са­тель» в 1943 году, в переводе Тэмира. А на тувинском языке – в 1944 году.

Ты не думай, Доржу Сенгилович по мате­рин­ской линии – мой пле­мян­ник. Если я напишу в газе­ту, будет большой скандал! Я же ему предлагал: веж­ливо признать свою ошибку, на­писать одну фразу. Он до сих пор не написал! (Мон­гуш Борахович так развол­новался, что пришлось пре­рваться, чтобы он успо­коился).

u Вопрос был настолько щепетильный, что я не могла не сходить к профессору Дор­жу Сенгиловичу, преподавателю Тувин­ского госуниверситета, и поговорить на эту тему. Доржу Сенгилович сказал, что он лишь ис­торик, пред­ставляющий факты, что «писал о том, что про­исходило в литературе за эти годы». Дор­жу Сенгилович сказал, что он не за­да­вался целью выяснить, кто является пер­вым ав­тором тувинского романа: «Этот во­прос еще открыт, и наука может оши­баться, на то она и наука».

Видимо, нескоро еще раз­решится этот спор – дело за молодыми ис­сле­до­ва­телями, которые будут внимательно изучать архивы, историю, и найдут ответы на многие вол­нующие нас вопросы. Найдут – если вместе, сообща, в здоровом споре.

– Монгуш Борахович, какая на­града для вас самая дорогая, какими еще вы гордитесь?

– Я благодарен за все награды – не могу их делить, но меня все-таки открыла Амери­ка. Звание «Живое сокровище шаманизма» действительно очень высокое. Американский фонд шаманских исследований во главе с про­фессором Майклом Хайнером наградил та­­ким званием. Американские ученые сде­ла­ли вывод, что тувинский народ – талант­ливый, очень одаренный на­род.

Еще являюсь героем «Золотой книги» нашего прави­тель­ства «Ал­дын шынзылга» (читает поздра­ви­тельный адрес от Шериг-оола Ооржака, в ко­тором президент называет его автором пер­вого тувинского романа, от Ш. Кара-оола. В папке много поздравлений, ксеро­копий с титульных листов, дарственных надписей, среди них поздра­ви­тельные записки от известных ученых Влади­мира Михайловича Наделяева, акаде­мика Андрея Николаевича Коно­нова – все поз­дравляют «с первым тувинским романом», «с большим лите­ра­тур­ным успехом»).

Эти награды дают мне уве­рен­ность, надежду, меня это вдох­новляет. Высоко оценены ша­манские гим­ны, которые я собрал, написал.

Шаманские песни – сокровище мировой культуры, это поэзия, это начало поэтической культуры тувинского народа. За эти книги они мне дали это высокое звание. Я думаю, что шаманские гимны, алгыши надо изучать в школах, институтах и университетах.

Шаманская тема у Монгуша Борахо­ви­ча – излюбленная, что называется, конек. А когда речь заходила о нем, мой собеседник постоянно переводил разговор на других и на другие темы: он бла­го­да­рен тем, кто сыграл да­же если небольшую роль в его жизни, творческой судьбе.

– Монгуш Борахо­вич, и опять вы обо­шли тему семьи, но уже вашей.

– Я семейный человек. Моя жена, Лариса Пе­тров­на Четверикова-Ке­нин-Лоп­сан, мне очень по­могает, она очень уважала мо­их ро­ди­телей, талант­ли­вый че­ло­век, заме­ча­тел­ьный жур­на­­лист. Она побы­ва­ла во многих районах Тувы: Эр­зине, Тес-Хеме, Овюре, Сут-Холе. писала художес­твен­ные очер­­ки.

У менМонгуш Кенин-Лопсан: Я действительно человек XX векая две до­чери. Та­лантливый журна­лист Марина Кенин-Лоп­­сан, ее материалы очень вы­соко оце­ни­ва­ют, она пе­ре­водила мои дет­ские сказки, опыт­­­ный редактор, вместе с Ири­ной Подик (прим.: заведующая от­делом нацио­наль­ной биб­ли­отеки имени Пушкина) де­лает хо­рошую ра­боту – вмес­те с кол­лек­тивом из­дает журнал «Со­бы­тия».

Другая дочь – то­ва­ро­вед, Анна Ке­нин-Лопсан. Есть у меня еще внучка Нюся Ке­нин-Лопсан, учится в первой школе, очень умная девочка. Она мое богатство, моя гор­дость, мое солнышко.

Я и мои дочери полу­чи­ли высшее обра­зо­вание в Ленинграде, а жена окончила фа­культет журналисики Сверд­­ловского уни­вер­ситета. Горжусь, что семья у нас интер­национальная.

И опять он говорит о шаманизме. Я все время старалась не затрагивать его любимую тему, но разговаривая с Монгушем Бораховичем, просто невозможно не го­ворить о шаманах, духах еще и потому, что через минуту ты уже сам не замечаешь, как увлекаешься вслед за ним.

– Шаманские алгыши, гимны надо изу­чать в школах, институтах, университетах, писать курсовые, дипломные работы, канди­датские и докторские диссертации.

В ис­тории человеческой цивилизации ша­­ман­ская религия является первой рели­гией человечества. Она характерна для языч­ников, а тувинцы – язычники: мы любим небо, горы, леса, мы чтим-почитаем духов небесных, горных, духов лесов, родников, степей. Эта культура в первоначальном виде со­храни­лась у нас, у тувинцев. Это вели­чай­шее духовное богатство тувинского на­рода. Все ученые Запада, Востока хотят, что­бы эта куль­тура сохранилась для потомков чело­ве­­чества, потому что шаманская религия была у всех народов. Однако цивилизация XV-XX веков очень многое испортила у дру­гих народов. Эта куль­тура частично сохра­ни­лась у на­родов, ко­торые про­живали в дру­­гих стра­нах. Это ис­ток ду­хов­ной куль­туры тувин­ского народа в пер­во­на­чаль­ном виде.

За то, что она сохра­нилась в Центре Азии, нам бу­дет благо­дарность чело­ве­чества.

– В последнее вре­­­­­­мя у нас стало очень мно­го разных ша­ман­ских объ­еди­не­ний. Где они регис­трируются и бы­ва­­ет ли у шаманов лицензия?

– Сейчас у нас в Туве работает шаман­ское общество «Тос Дээр» в Кызыле. Я являюсь учредителем об­щес­тва тувин­ских шаманов «Дунгур» («Бу­бен») в Кызыле. У нас еще работает общество «Солангы ээрен» («Идол зарева») Ак-Дову­раке и «Кузунгу ээрен» («Идол зеркала») в Эрзине .

Ту­винские шаманы – это поэты, лекари, кос­топравы, они очень хорошо знают лекар­ственные травы, знают язык птиц, домашних животных, язы­ки мира, то есть один человек знает язык зверей и язык людей. Эта великая тайна при­роды известна тувинским шаманам. Это тоже куль­тура. Великая магия. Это соз­дано фан­тазией человечества. Мы не имеем права по­терять шаманские гимны, они были и всегда будут звучать, и ша­манский бубен будет зву­чать всегда.

Были годы – запре­ща­лось, – когда ша­ман­ский бубен мол­чал и шаманские мис­те­рии не зву­чали. Сей­час они звучат.

Тувинские шаманы тво­рят доброе дело. Сейчас они име­ют международный ав­то­ри­тет, их знают в Гер­мании, Швейцарии, Фин­ляндии, Швеции, Италии, Венгрии, Австрии, Аме­рике, шаманские гимны пере­водят на немецкий, ан­глий­ский языки. Эта куль­тура соз­­да­­­на гением ту­вин­ско­­го на­рода. Словом, Тува – это стра­на шаманов, шама­нис­тов.

– То, что Тува – буд­дийская рес­пуб­ли­ка, сейчас оспа­ри­ва­ет­ся?

– Конечно. Тюрки, жив­шие в IV-VIII ве­ках, – на­ши предки, и у них была шаман­ская религия. Все го­ворят, что Тува – страна буд­дистов. Боже мой, какая это ошибка! Буд­дизм, хрис­тианство, ислам, иудаизм – это «импортные» религии, молодые религии для Ту­вы. Пусть представители этих религий живут друж­но, спокойно.

А тибетский язык, сан­скрит, арабский язык – это не родные нам языки. Наш род­ной язык – тувинский, и шаманские гимны звучат на тувинском, рож­даются тувинским язы­ком. Пусть ту­вин­ский язык жи­вет на века.

– Вы уже объездили почти весь свет: на­вер­но, в Африке толь­ко не бы­вали. Почему Кенин-Лопсана, ко­то­рого знает весь мир и при­гла­ша­ют высту­пить во многих стра­нах, не читает, напри­мер, публич­ных лек­ций у себя на родине, в уни­вер­­­си­тете перед сту­ден­тами, учи­те­ля­ми, интеллигенцией?

– Я был воспитан в се­мье охотника. А охотники – это очень скромный народ. К то­му же я очень одинокий человек.

– ???

– Меня никто из школ, вузов Тувы не приглашает, и потому сижу и молчу. Читаю лекции в актовом зале музея... Я уже со­старился. Без общества, без друзей. Всегда в одиночестве всю жизнь работал.

Конечно, в молодые годы очень хотел быть лектором института, тувинского обкома партии, потому что в Ленинграде был зна­менитым лектором, у меня даже прозвище было «Тувинский Цицерон» (смеется).

Очень хотел работать. Почему-то моя канди­датура всегда до­ходила до обкома пар­тии, почему-то мне не давали счастья рабо­тать в ин­сти­тутах, уни­вер­си­те­тах.Так я свои лучшие мо­лодые годы про­жил в ве­личайшем оди­ночестве...

Но у меня есть великое успо­коение: мой любимый учи­тель Сергей Ефимович Ма­лов, ко­торый одо­брил ал­фавит Лопсан-Чимита, ре­ко­мендовал мне: «Прие­дешь домой – бу­дешь со­бирать ша­манские гимны, мифы. Ту­винский народ бу­дет быстро развиваться, у вас будет новая жизнь, города будут, села, кол­лек­тиви­зация будет. Придет время – спро­сят: а что осо­­бен­ного у тувинского на­рода? Это ваш ша­манский фольклор. Соби­райте, хра­ните – это начало всех начал. Не бойтесь». Так он со­­ветовал мне. И я собирал все эти годы. Да...

Я в течение 50 лет пишу стихи, поэмы, пи­шу романы, писал научные труды, по­священные мифологическому наследию ту­вин­ского народа. До сих пор я не получил никакой Государственной премии за это. Я даже не заслуженный деятель науки...

– Тувы?

– Да.

– Мне казалось, нет человека, ко­торому бы уделялось столько вре­мени, как вам. А какие «тувинские» награды у вас есть?

– Заслуженный работник культуры. Пре­зидент вручил мне Орден Республики Тыва за заслуги и вклад в развитие литературы и древней философии шаманизма. Заслу­женный работник культуры Тувинской АССР, почетный гражданин города Кызыл, ве­теран труда. Получил ор­ден Дружбы Рос­сийской Федерации еще при Ель­цине.

У меня много дип­ломов, про один я хочу ска­­зать: от Министерства на­цио­нальной по­литики Рос­сийской Федерации за вклад в сохранение духов­ности и национальной са­мо­бытности народов Рос­сии, вручил его мне Рамазан Абдулатипов, 18 ав­гус­та 2000 года в Москве. Вклю­­чен в книгу «Луч­шие люди Тувы XX века». Еще боль­шая на­града – по пись­­мам читателей вашей га­­зе­ты стал Че­ло­веком века.

– А от Союза писа­телей?

– Народный писатель Тувы. У меня есть напи­сан­ные вещи – я никогда не работаю напоказ и по за­казу тоже не работаю. Когда ко мне обра­ща­ются, по­казываю: пожа­луй­ста, из­давай­те.

Один раз ко мне обра­тил­ся экс-министр куль­туры Чылгычи Ондар, он знал, что у меня есть ру­копись романа “Буян-Ба­дыМонгуш Кенин-Лопсан: Я действительно человек XX векаргы”, обещал, что издаст, и издал.

– Большая редкость в наше вре­мя: обещать и сделать.

– А он сделал. Я благодарен ему за это. Но это все. А я ведь хочу передать то, что я знаю. До сих пор никто ко мне не обра­ща­ется. Когда я здоров, когда я болен, когда я что-то напишу, издам – не обращаются! Всег­да говорят: денег нет. Деньги всегда будут!

А я старый человек, я, наверно, достоин ува­же­ния молодых людей. У меня еще есть ру­копись готовая: «Ми­­фы тувинских ша­ма­­нов». Осталось только ор­га­ни­зо­вать день­ги и вы­пустить. Это Комитет по нау­ке дол­жен сде­лать. Хотя бы по­то­му, что я доктор исто­ри­ческих наук.

Здесь, в этой избушке, я жи­ву, с 1966 года здесь ра­бо­таю, собираю такие уни­каль­ные материалы. Этот ма­­те­ри­ал сей­час уже вы­пус­­ка­ет­ся на английском языке, а здесь ни слова – даже ни­кто и не спра­ши­ва­ет.

Нель­зя же так жить! Я же ухо­дящий че­ло­век... Ста­рый человек: се­­год­­ня жив, завтра, мо­жет, и за­снет. Всег­да должна быть че­ло­­ве­ческая чут­кость. У нас ее не хватает. Это великая бе­да...

– Вас в жизни предавали?

– ... (Монгуш Борахович низко опустил голову, посидел немного и поднял лицо: тоска, одиночество и глубокая обида были в этих глазах).

– У вас такие высокие награды, вряд ли кому удавалось получить столько сразу. Худое оно уходит, а остается всегда справедливое, доб­рое, вечное.

– Да. Мне есть, что вспомнить. У меня зрительная память и то, что видел, что слы­шал и что читал, с кем дружил, все перед моими старческими глазами живо встают. Это мои учителя: академики Иван Ива­но­вич Мещанинов, Андрей Николаевич Кон­онов, Павел Наумович Берков, Василий Ва­сильевич Струве, Виктор Васильевич Жир­мунский, Дмитрий Сергеевич Лихачев, Борис Викторович Томашевский, Эдхям Рахимович Тенишев, наш руководитель Владимир Ми­хай­лович Наделяев, профессора Сергей Ефи­мович Малов, Владимир Яковлевич Пропп, мой научный руководитель Ольга Ивановна Иванова-Шацкая...

Много еще знаменитых имен назвал Монгуш Борахович, услышав ко­торые я лишь тихо восклицала, и всех он называл полностью, с любовью и благо­го­вением.

Я их видел, слы­шал, слушал их непов­то­ри­мые лекции, вижу их во сне, на старости лет веду с ни­ми задушевную бе­седу. Все они мои институты, мои уни­вер­ситеты! Я уже вам го­ворил, что был отста­лым студентом, то есть знал толь­ко тувин­ский язык. Не­ко­торые мои товарищи зна­­­ли по два или по пять ино­странных язы­ков, бы­ли на­чи­тан­ными. А мой ба­гаж – ту­вин­ский фольк­­­лор.

Да, есть у меня и вы­со­кие награды: встре­­­­­­ча с Ле­нин­градом. Это моя вершина, как высокая Монгун-Тайга. Русский музей – мое лю­­бимое место, Эр­ми­таж – мое гнездо. Госу­дарственный му­зей ре­ли­гии – моя фан­­тазия. В моей душе всегда свер­кает Иса­акиевский со­бор, воз­вышается Алек­сан­дрий­­­ский столп, су­ро­­вая Петропав­ловская кре­пость. Музей антро­пологии и этно­гра­фии познакомили ме­ня с на­родами планеты. Инсти­тут вос­токо­ве­дения! там мои това­рищи рабо­тали, там ра­ботала моя лири­ческая героиня Мара...

Ленинград – моя ко­лыбель. Там моя фан­тас­тика, моя сказка, моя ре­альность, там мой свет­лый восход и ухо­дящий закат... Я пере­водил Коран, Библию (рукописи, к сожа­ле­нию, потерялись), пере­водил Пушкина, Бай­ро­на, Блока. Учился на трех факультативах: вос­токоведении, фи­ло­логии, истории: как вор, подходил, слушал, стоял... был очень лю­бо­зна­тельным, мог дол­го ходить по музеям. В кинотеатры не ходил.

– Что вы считаете своим лучшим достижением в жизни?

– Величайшим достижением моей ду­хов­ной жизни я считаю знакомство с произ­ве­дениями Пушкина, его пись­­мами. Я обошел все места в Ленинграде, где был Пушкин, все ком­­наты. Помню все: там стоит пианино, там кни­ги, которые ОН читал.

Пушкин для меня – родной человек. Очень рад, что тувин­ская на­циональная биб­лио­те­ка носит его имя. Пусть рес­публика гор­дится этим. У меня есть сти­хо­творение, по­свя­щен­ное Пушкинской пло­щади в Санкт-Пете­р­бур­ге (читает):

Вечером иду над Не­­­вой большой,

С сумкой книг тяжелой, с легкой душой.

А ведь здесь когда-то, так же над Невой,

Шел поэт с курчавой гордой головой.

Сердце встрепенулось, сердцу хорошо –

Я иду тропинкой той, где Пушкин шел

(прим: перевод Ю. Разумовского).

– Монгуш Борахович, вы имеете дар предугадывать – насколько точ­но, наверно, говорят сами посети­тели. Когда вы начали ощущать, что обладаете таким даром?

– Ощущение предугадывать всегда было со мной. Мысли. Но свои тайны не буду открывать – я знаю, что ты хочешь это спросить (хитро улыбаясь, погрозил паль­цем). Они уйдут вместе со мной.

– Люди, которым вы предска­зываете будущее, возвращаются, чтобы рассказать, поблагодарить?

– Да. Возвращаются, не забывают, прос­то так заходят. Хотят что-нибудь сделать: кто по­мидоры принесет, кто шоколадку (улы­ба­­ется).

– Каким будет следующий век для нас, живущих на тувинской земле?

– Не буду предсказывать.

Задумался. Потом покачал головой:

– Нет. Это черная дыра...

– Что, так все страшно?

– Всегда страшно. Ты же сама знаешь: даже когда знаешь, что легко будешь рожать, все равно страшно.

– А людям надо знать свое бу­дущее?

– (Снова задумался, потом улыбнулся, посмотрел на меня, покачал головой) ...Ты работай, продолжай. Закончила перевод моей первой монографии? скоро надо будет вторую. Общее название так и будет: “Тыва чанчыл” – послушай, как красиво, как скромно, как ясно это звучит!..

А ты работай, работай… Спасибо. Иди. Я буду вас ждать...



Фото:

2. Студент II-го курса восточного факультета Ле­нин­градского государственного университета Монгуш Кенин-Лопсан. Работа над ро­маном «Чугурук Сарала». 1948 год.

3. Мать. Монгуш Сендинмаа Шиижековна. 50-е годы.

4. Отец. Монгуш Бора-Хоо Келдегеевич. 50-е годы.

5. Семья. Слева направо: (верхний ряд) Кенин-Лопсан, мать, отец, сестра Сендээ,

(нижний ряд) братья Медикей, Василий и Очур-оол. 1960 г.

6. Монгуш Кенин-Лопсан и его дядя Сат Каваакай. 1973 г.

7. Доктор исторических наук Монгуш Кенин-Лопсан. 30 июля 1996 год.

8. Последняя фотография отца. На берегу Енисея.1970 г.

9. Кенин-Лопсан читает конспект книги своей учи­­тельницы Орланмай Ойбаяевны Адыг-Тулуш. 1960 год.

10. Кенин-Лопсан проводит экскурсию у памятника древне-тюркской рунической письменности. Кызыл. Музей. 1998 год.

11. Монгуш Борахович обращается к своему предку. Музей. 1996 год.

12. Думы мои, думы... У музея Алдан-Маадыр. Кызыл. 1966 год.

13. Президент России Борис Николаевич Ельцин задает вопрос экскурсоводу Монгушу Кенин-Лопсану. Во время официального визита в Туву. 16 июня 1994 года.

14. «Здесь свобода для души!» На берегу озера Сут-Холь – родине деда. 1990 год

15. Дедушка и внучка Кенин-Лопсаны. 3 июня 1990 год.

16. Внучка Нюсенька, дедушкина радость.

17. Марина Кенин-Лопсан.

18. Дедушка, внучка Нюся, бабушка и мама Люси – Анна Кенин-Лопсан. 28 июля 1991 года. Внучке 2 года 2 месяца.

19. Камлание, посвященное духу Неба. Стелларий. Музей. 1990 год.

20. Башкы со своими шаманами в шаманском обществе «Тос Дээр». 1990 год.

21. Танец орла в исполнении Монгуша Кенин-Лопсана.

22. Доктор Кенин-Лопсан с господином Майклом Харнером, руководителем американского Фон­да шаман­ских исследований, присудившего Монгушу Бораховичу звание «Живое сокро­вище шама­низма». США. 1998 год.

 

Беседовала Светлана МОНГУШ

 (голосов: 4)
Опубликовано 29 июня 2001 г.
Просмотров: 11996
Версия для печати

Также в №27:

Также на эту тему:

Алфавитный указатель
пяти томов книги
«Люди Центра Азии»
Книга «Люди Центра Азии»Герои
VI тома книги
«Люди Центра Азии»
Людмила Костюкова Александр Марыспаq Татьяна Коновалова
Валентина Монгуш Мария Галацевич Хенче-Кара Монгуш
Владимир Митрохин Арыш-оол Балган Никита Филиппов
Лидия Иргит Татьяна Ондар Екатерина Кара-Донгак
Олег Намдараа Павел Стабров Айдысмаа Кошкендей
Галина Маспык-оол Александра Монгуш Николай Куулар
Галина Мунзук Зоя Докучиц Алексей Симонов
Юлия Хирбээ Демир-оол Хертек Каори Савада
Байыр Домбаанай Екатерина Дорофеева Светлана Ондар
Александр Салчак Владимир Ойдупаа Татьяна Калитко
Амина Нмадзуру Ангыр Хертек Илья Григорьев
Максим Захаров Эсфирь Медведева(Файвелис) Сергей Воробьев
Иван Родников Дарисю Данзурун Юрий Ильяшевич
Георгий Лукин Дырбак Кунзегеш Сылдыс Калынду
Георгий Абросимов Галина Бессмертных Огхенетега Бадавуси
Лазо Монгуш Василий Безъязыков Лариса Кенин-Лопсан
Надежда ГЛАЗКОВА Роза АБРАМОВА Леонид ЧАДАМБА
Лидия САРБАА  


Книга «Люди Центра Азии». Том VГерои
V тома книги
«Люди Центра Азии»
Вера Лапшакова Валентин Тока Петр Беркович
Хажитма Кашпык-оол Владимир Бузыкаев Роман Алдын-Херел
Николай Сизых Александр Шоюн Эльвира Лифанова
Дженни Чамыян Аяс Ангырбан и Ирина Чебенюк Павел Тихонов
Карл-Йохан Эрик Линден Обус Монгуш Константин Зорин
Михаил Оюн Марина Сотпа Дыдый Сотпа
Ефросинья Шошина Вячеслав Ондар Александр Инюткин
Августа Переляева Вячеслав и Шончалай Сояны Татьяна Верещагина
Арина Лопсан Надежда Байкара Софья Кара-оол
Алдар Тамдын Конгар-оол Ондар Айлана Иргит
Темир Салчак Елена Светличная Светлана Дёмкина
Валентина Ооржак Ролан Ооржак Алена Удод
Аяс Допай Зоя Донгак Севээн-оол и Рада Ооржак
Александр Куулар Пётр Самороков Маадыр Монгуш
Шолбан Куулар Аркадий Август-оол Михаил Худобец
Максим Мунзук Элизабет Гордон Адам Текеев
Сергей Сокольников Зоя Самдан Сайнхо Намчылак
Шамиль Курт-оглы Староверы Александр Мезенцев
Кара-Куске Чооду Ирина Панарина Дмитрий и Надежда Бутакова
Паю Аялга Пээмот  
 
  © 1999-2024 Copyright ООО Редакция газеты «Центр Азии».
Газета зарегистрирована в Средне-Сибирском межрегиональном территориальном управлении МПТР России.
Свидетельство о регистрации ПИ №16-0312
ООО Редакция газеты «Центр Азии».
667012 Россия, Республика Тыва, город Кызыл, ул. Красноармейская, д. 100. Дом печати, 4 этаж, офисы 17, 20
тел.: +7 (394-22) 2-10-08
http://www.centerasia.ru
Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru