Александр Юневич: Я ощущаю: он очень сильный, этот зов предков (ЦА №16)

2001 год знаменателен для верующих Тувы: 9 ноября туранской церкви исполняется 90 лет. Это первая в Туве (в Урянхайском крае) православная церковь. Храмозданная грамота за №1886 на ее строительство была выдана Енисейской консисторией 20 мая 1910 года. Подрядчиком строительства был назначен курский мещанин Семен Ширяев. Уже осенью 1911 года храм был освящен, но окончательно не достроен. Председателем Комитета по достройке храма был назначен Владимир Андреевич Юневич, или просто отец Владимир, направленный Енисейской Духовной консисторией приказом от 29 мая 1913 года в Туран.

С этого времени всю свою жизнь Владимир Юневич посвящает туранскому приходу. Его трудами и заботами была достроена церковь. По его инициативе были открыты сначала в Туране, а потом в Уюке и на нескольких зимниках приходские читальни, в которые выписывались разнообразные газеты и журналы, посвященные сельскому хозяйству, воспитанию детей, жизни духовной и светской. При туранской читальне стал действовать любительский театр, руководил которым при благославлении епархии тоже отец Владимир.

Он научил жителей Турана петь хором. На всех службах в церкви пели не только певчие, но и весь приходящий люд. Назначенный законоучителем в туранскую и уюкские школы, он дополнительно организовал воскресные школы для взрослых с широким спектром обучения разным предметам, начиная с литературы и географии и кончая искусством декламации и пения. При такой разнообразной деятельности он еще успевал выполнять обязанности разъездного священника, то есть постоянно бывать во всех концах обширного Урянхайского края с выполнением различных церковных треб и служб. Жажда самой энергичной деятельности не оставляла его в самые трудные годы гражданской войны. Обращаясь с подписным листом к людям о сборе денег для библиотеки, он взывал:

«Позаботимся сами о себе, ибо свободный народ должен стремиться к свету. Ведь хлеб нам духовный дан – берите и ешьте его. Всякий гражданин может в любое время брать книги и читать их».

В годы гонений на церковь отец Владимир сам стремился участвовать в антирелигиозных диспутах, устраиваемых местными комсомольцами, чтобы в открытой полемике, заняв активную позицию, отстаивать свои убеждения, свое мировоззрение. И, возможно, поэтому в 1927 году был выслан из Турана, а затем арестован. Пока мы не знаем, где и как закончил свои дни отец Владимир, но бесконечно благодарны его просветительской подвижнической деятельности.

Церковь Святого Иннокентия, выпестованная им, служила туранцам до 1961 года – ровно пятьдесят лет. Потом была порушена. Но зерна, брошенные пусть и не в совсем благодатную почву доброй, энергичной рукой, дали всходы. В 1995 году туранская церковь, как Феникс из пепла, была вновь построена, возрождена к жизни. Как это происходило, я расскажу когда-нибудь. Здесь же интересен такой факт.

В лето строительства храма приехал в Туву по своим делам из далекого Санкт-Петербурга правнук отца Владимира, Александр Викторович Юневич. И так, видно, было угодно провидению: судьба нас свела с ним, когда я писала большую статью о его прадеде, о котором он почти ничего не знал. А, узнав, приехал в Туран и сделал свой посильный вклад в строительство церкви, взлелеянной прадедом – пожертвовал на ее нужды четыреста тысяч рублей. В начале 2001 года, когда уже новый храм отмечает пятилетие своей деятельности, Александр Викторович вновь оказался здесь, побывал на службе, посетил святые места в Туране, связанные с его предком. И я решила поговорить с ним, узнать, что влечет его в места, которые для него раньше были совершенно незнакомыми, а теперь стали такими притягательными.

– Саша, когда я впервые через архив нашего музея познакомилась с жизнедеятельностью вашего прадеда, меня эта история просто потрясла. Насколько интересна биография вашего предка для вас лично?

– Я, как вы помните, биографию моего прадеда узнал через ваш музей, от вас, по тем публикациям, которые вы печатали в вашей местной прессе. И это для меня было настоящим открытием, потому что в семье о деде, о его деятельности как священника предпочитали умалчивать, и вполне понятно, по каким причинам.

Я помню, как в свои отроческие годы я наткнулся в альбоме на фотографию молодого человека. Его красивое интеллигентное лицо привлекло мое вниманиея. На мой вопрос: «Кто это и чем этот человек занимался?», я получил краткий ответ: твой прадед, служащий. И еще мне дали понять, что дальнейшие вопросы бессмысленны. И вот, будучи человеком достаточно зрелым, я открываю для себя тайну за семью печатями.

Надо признаться, что первое впечатление было близко к шоковому. И, вот по прошествии почти пяти лет, я вновь в ваших местах, куда приехал по семейным делам, но судьба моего прадеда по-прежнему интересует и волнует меня. Я надеюсь, что эта встреча с моим предком будет более глубокой и детальной и еще более осмысленной. Хотя полное осмысление духовного наследия отца Владимира, а через это и возникшую духовную связь с Тувой, с Южной Сибирью, с Тураном, вероятно, еще впереди. Конечно, такое открытие своего прошлого – «Откуда я есмь пошел» – для становления самосознания, может быть, даже более четкого понимания цели жизни, имеет большое значение для любого человека. И для меня в том числе.

u Да о деде-священнике в семье предпочитали умалчивать, но иногда приходилось активно защищаться. С горечью читаю черновик письма сына отца Владимира неизвестному респонденту: «Если кого-то смущает то обстоятельство, что мой сын Виктор будет морским офицером, а его дедушка был священником, то пусть это не смущает: ему было всего 16 дней от роду, когда его дедушка выехал из Тувы, и он его никогда не видел и не знает. Если вызывает сомнение то обстоятельство, что отец будущего морского офицера является сыном священника, то на это можно так ответить: великий революционер-демократ Чернышевский был сыном священника, русский ученый с мировым именем Павлов был сыном священника, великий Ломоносов был внуком дьякона. Но кто сможет упрекнуть этих людей за их происхождение? Я не имею за собой громкого имени, но зато покрываю честью свое собственное. Что касается проверки моих сыновей, то они, за исключением младшего, проверены на наковальне Великой Отечественной войны. Я горжусь своими сыновьями, их воспитанием. Во избежание возможных кривотолков и сомнений, прошу все недоуменные вопросы по биографии Юневичей ставить в упор передо мной, и я постараюсь дать на них исчерпывающие ответы».

– Это письмо дает ответы на многие вопросы. И все же, Саша, кто был ваш дед, чем он занимался, чем был интересен?

– Мой дед, Николай Владимирович Юневич по национальности белорус, приехал в Туву с родителями в 1913 году. Родился где-то там, в Белоруссии. Вся остальная жизнь связана с Тувой. Учился он в Красноярске, в духовной семинарии. Очевидно, получил неплохое образование, так что потом мог преподавать в школе и несколько лет работал в школах поселков Ээрбек и Тарлаг.

В Тарлаге родился его старший сын Александр. Потом он работал в Туране, заведовал факторией госторга РСФСР, здесь появился на свет мой отец – его младший сын Виктор. Средний его сын Борис родился, кажется, в Кызыле. Большую часть своей жизни он проработал в респотребсоюзе, имел награды.

Бабушка, Евдокия Яковлевна, всю жизнь была домохозяйкой, но большой общественницей, активисткой женского движения в Туве, это называлось «Красные косынки», кажется. Вела какую-то работу в Постпредстве. Ей даже выделяли машину в обеденный перерыв, чтобы она могла успеть подоить дома корову. Во время войны она пожертвовала в Фонд обороны три золотых кольца и золотой крест, сохранился клочок бумаги-справка об этом ее деянии. Я, по-моему, передал ее с остальными бумагами в ваш музей.

– У отца Владимира, кроме вашего дедушки было еще три сына, что вы знаете о них?

– Почти ничего. Иван очень рано умер. А два других – Борис и Александр, были репрессированы в 1938 году и расстреляны. В архиве деда были справки по их реабилитации. Уже посмертной.

– Саша, у вас подрастает сын Сережа, вы ему рассказывали то, что теперь знаете вы?

– Да, рассказывал, но большой разговор впереди – мальчишке 11 лет, трудно еще по достоинству понять и оценить деятельность человека, жившего почти сто лет тому назад.

– Пять лет назад, когда в Туране строилась новая церковь, вы пожертвовали на ее строительство, пусть не очень большую в целом для церкви, но весьма значительную для обычного человека сумму. Вы себя относите к верующим людям?

– Я не могу причислить себя к истово верующим, так же как и атеистом не могу себя назвать, но верю в то, что церковь несет положительную миссию для сплочения людей, для их нравственного совершенствования, для умиротворения душевного состояния человека. И так как именно здесь, в Туране, на поприще совершенствования личности, служил мой прадед, я счел необходимым внести в хорошее дело свою посильную лепту. Вот как ни странно, я считаю, что и ваш музей выполняет ту же обьединительно-совершенствовательную функцию, только иными средствами.

– И поэтому музею также оказали свою посильную, но тем более ценную, помощь и поддержку?

– Об этом, наверное, не стоило бы говорить, если бы не уверенность в том, что вот в таких маленьких, провинциальных учреждениях культуры, как ваш музей, держится вся наша сила, наше будущее. Это банально, но ведь действительно – это факт, что без прошлого нет и будущего. Я считаю, что каждый, кто имеет хотя бы малейшую возможность, должен музею помогать.

– Саша, а чем вы занимаетесь, что позволяете быть себе таким щедрым?

– Я обычный человек. Сейчас работаю на одной из Санкт-Петербургских фирм по изготовлению оконных и дверных рам из металлопластика. По должности я инженер-конструктор. Раньше занимался электронными технологиями. Приходилось быть и простым рабочим, и специалистом по выращиванию шампиньонов – в общем, довольно разнообразная жизнедеятельность. Моя жена Ирина — сотрудница фирмы по эксплуатации мобильной связи. Вместе мы довольно неплохо зарабатываем.

– Саша, сейчас вы живете в Санкт-Петербурге. Это ваш родной город?

– Да, Петербург – мой родной город, я там родился. Но большая часть детских лет прошла под Выборгом, в маленьком пограничном городке Высоцке. А вот школу, последние девятый-десятый классы, я заканчивал в Кызыле – жил у своего деда Николая Владимировича и бабушки Евдокии Яковлевны. Сейчас, когда бываю в Туве, встречаюсь со своими одноклассниками.

– Саша, насколько мне известно, вы закончили школу №1, эту же школу закончил ваш отец Виктор и два его старших брата – Александр и Борис. Расскажите немного о них.

– Борис Николаевич Юневич – ветеран войны, работал начальником узла связи в Кызыле, умер в конце прошлого, 2000 года. Старший мой дядя Александр, в честь которого я и назван, был очень интересной личностью. Еще до войны он закончил курсы военных летчиков и вместе с группой ребят создал в Туве первый планер, на котором они практически учились летать. На фронт ушел добровольцем, был разведчиком. Погиб у деревни Федоровка, под Мелитополем. Ну, а что касается отца, то он по молодости лет на фронт не попал, но зато окончил Высшее военно-морское пограничное училище в Ленинграде, всю жизнь охранял морские границы нашей страны, сейчас он в отставке, живет в Петербурге.

– В прошлую нашу встречу вы передали в музей много интересных документов и фотографий, в том числе бесценный «Лечебник для домашнего пользования» – книгу со штампом туранской приходской читальни. Когда я взяла в руки эту книгу, едва верила своим глазам: неужели такое может быть! Это единственная книга, сохранившаяся от легендарной туранской библиотеки-читальни, созданной заботами и трудами вашего славного предка. Как вам удалось ее отыскать?

– На самом деле все очень просто. Я должен был очистить от хлама кызыльский дом, уже предназначенный после смерти дедушки и бабушки на продажу. Дед был очень бережливым человеком и ничего не выбрасывал, так что скопилось огромное множество разного рода документов, фотографий, старых книг и, честно говоря, я не знаю, какая судьба ждала бы эти вещи, не появись вы вовремя. Возможно, большая часть документов была бы просто сожжена. Но вот появились вы…

И здесь я должна поведать историю своего почти сказочного появления в Речном переулке, в доме № 8, где тогда совсем еще незнакомый мне Саша Юневич, сгорая в адской августовской жаре 1996 года, разгребал дедовские бумаги, ломая голову, как с ними поступить.

Моему появлению здесь предшествовал почти двухмесячный спор со Светланой Владимировной Козловой, заведующей отделом культуры газеты «Тувинская правда», никак не соглашавшейся печатать мою статью о священнике Юневиче. Светлана Владимировна, всегда очень хорошо относившаяся и ко мне, и ко всему мной написанному, на этот раз была неумолима: церковную тематику оставьте при себе или печатайте в другом месте. В другом месте – в «Центре Азии» – тоже отказывались из-за того, что материал был слишком большой и слишком исторический, там тогда больше любили чего-нибудь поострее. И я снова и снова шла к Светлане Владимировне...

И вот однажды мне повезло. Сидящая за пишущей машинкой Варвара Ефимовна Межова, услышав нашу очередную перепалку, вступилась и за меня, и за священника Юневича, приведя неоспоримые для Светланы Владимировны аргументы в его защиту. Неоспоримыми аргументами оказались внуки-комсомольцы, добровольцы, планеристы, пограничники. И Светлана Владимировна сдалась, сказав: «Вот напишите о внуках, тогда напечатаем и все остальное».

Окрыленная своей победой добрейшая Варвара Ефимовна тут же позвонила Борису Николаевичу Юневичу, который оказался ее старым знакомым, и попросила принять меня. Поговорив со мной, Борис Николаевич препроводил меня к своему племяннику из Питера, занимавшемуся продажей дома и разборкой бумаг.

Вот так мы и встретились. Большую часть архива я забрала сразу, а все остальное Саша пообещал привезти мне сам в Туран, чтобы заодно побывать на земле своего прадеда, посмотреть на новую, только что открывшуюся церковь.

– Саша, какое впечатление произвела на вас та поездка в Туран, посещение церкви и музея?

– Двоякое. С одной стороны острая радость открытия своих корней, своей первоосновы. Это, наверное, то же самое, как если бы незрячий увидел свет. И радостно, и больно одновременно. Удивление перед тем, как в такое трудное время, а время было трудным даже у нас в Питере, можно строить храм, открывать белые пятна в истории своего города, в отдельных судьбах отдельных людей.

– Вы сказали, что время было трудным даже в Питере. А что, сейчас стало лучше?

– Да, лучше. И намного лучше. Меньше стало проблем с безработицей, у людей даже появилась возможность выбирать. Приемлемая оплата труда. Мой брат работает на заводе и, по-моему, вполне доволен. Преображается, хорошеет сам город. В этом участвуют многие фирмы и компании. Например, наша фирма принимает участие в реставрации старого города. Благоустраиваются дворы, многие улицы освобождены от транспорта, и по ним теперь приятно просто погулять, походить пешком. Надеюсь, что перемены к лучшему скоро придут и в провинцию.

– Саша, теперь после смерти вашего дяди, Бориса Николаевича, у вас родственников в Туве не осталось. Значит, это последний ваш приезд в Туву?

– Загадывать не буду, но хочется надеяться на то, что не последний. Ведь остаются духовные связи, существует, в конце концов, зов предков. Я уже ощущаю, что он очень сильный, этот зов. И, повинуясь силе его притяжения, я когда-нибудь вновь окажусь в центре Азии, в вашем музее, в нашем общем храме. Я в это верю.

u И в заключение, хочется еще несколько слов сказать о священнике Юневиче: кто он и откуда.

Родился отец Владимир в Виленской губернии в местечке Перебродье пятого февраля 1799 года. В городе Вильны закончил Регентские курсы, затем учился в Москве. В Свято-Даниловом монастыре был рукоположен в священники Преосвященным Анастасием, епископом Коломенским и Серпуховским. Затем его направили на служение в Енисейскую консисторию, которая в свою очередь поручила ему самый трудный, только что открывшийся приход в Урянхайском крае, в селе Туран.

Был 1913 год. До объявления Россией протектората над Урянхаем оставался еще ровно год. Русские поселки тогда уже существовали не только в турано-уюкском районе, но и на Малом Енисее, на Тодже. Кроме того, было множество золотых приисков, торговых факторий. Все они требовали неустанной заботы священника, который добирался к своей пастве самыми разными способами: верхом на лошади, на плотах по Енисею, в лодке, санным путем и тележной дорогой.

О своих разъездах по краю он писал в журнале «Енисейские епархиальные ведомости»: «Живя в России, в Виленской губернии я не смог себе представить священника верхом на лошади. Это считается у нас неприличным и недостойным. Здесь же, в Урянхае, пришлось самому проехать верхом на лошади за полтора года 1541 версту и чувствовать себя в седле, как за столом в кабинете. Условия разъездов здесь совершенно особые, крайне тяжелые и местами опасные для жизни. Верхом на лошади часто приходится взбираться на высокие крутые и каменистые горы, на которых летом бывает снег, переезжать такие болота, где лошадь с трудом вытаскивает ноги. Ночевать приходится в степи, в тайге, в сойотской юрте. При переплавке на плоту через Утинский порог на Енисее, шедший сзади нас плот, нашего же лоцмана, разбило и двое рабочих были едва вытащены в бесчувственном состоянии из клокочущих вод порога. Точно такой же участи рисковал подвергнуться и наш плот. Приходится также переезжать быстрые речки вброд, где вода сбивает с ног лошадь».

О людях, с которыми приходилось работать, отец Владимир писал так: «Надо и то сказать, что суровый сибиряк, да еще сибиряк, ищущий приволья в Урянхае, представляет не особенно благодатную почву для идейной работы, не говоря о том, что немало наберется здесь прямо отрицательного элемента. Это вам не покорный и чувствительный белорус, или сентиментальный хохол». «Деятельность причта в Туране выражается в неопустительном исполнении церковных богослужений, которые причт стремится сделать возможно торжественными, благоговейными и доступными пониманию крестьянина, с каковою целью с церковной кафедры объясняется богослужение, по праздникам спевки с народом и заведено общее пение. Нелегко разбудить вековую спячку-молчание народа. Этот может петь, да молчит, эта пела бы, да раз в месяц бывает в церкви, третий хотел бы петь, да слов не знает, а тот смотрит на дело безразлично, а то и со своеобразной мотивировкой: не для того в церковь ходим, чтобы петь, на то у нас священник и псаломщик есть. Но бывают, конечно, и радостные моменты: церковь полна, состав способных певчих имеется, и душа радуется, когда коленопреклоненная толпа одушевленно подхватывает на всенощной «Исповедайтеся Господеви, яко благи» или «Достойно есть» – на литургии. Бог даст, пройдет еще года два, но все-таки общее пение привьется и станет душой богослужения».

В 1927 году, в октябре месяце, когда его младшему внуку Виктору, будущему морскому офицеру, было всего 16 дней от роду, отец Владимир на плотах отбыл из Тувы. А точнее, был выслан. В 1928 году пришла от него последняя весточка. Предчувствуя роковые события, отец Владимир просит старшего сына Николая продолжить вести начатую им родословную Юневичей. Сохранился тот, разлинованный рукой отца Владимира листок с его записями основных событий этой семьи. Теперь этот листок находится у Александра Викторовича, старшего сына младшего внука отца Владимира.

Не хочу даже спрашивать у Александра, продолжает ли он вести этот листок, исполняя наказ своего прадеда. Я почему-то уверена, что если еще и не начал, то обязательно начнет, продолжит. А потом продолжит его сын Сережа...

Прошло время...

Спустя три недели после выхода интервью, я получила ответ на свой запрос из Красноярского ФСБ о судьбе отца Владимира. Вот он этот ответ:

«Уважаемая Татьяна Евгеньевна!

На Ваше заявление от 26.03.2001 г. сообщаем следующие сведения в отношении Юневича В.А.

Юневич В. А., 1879 года рождения, уроженец мест. Перебродье Виленской губернии, служитель религиозного культа – протоиерей, по национальности белорус, образование среднее, окончил духовную школу, проживал в г. Минусинске, без определенных занятий, арестован 16 ноября 1937 года, обвинен в том, что, якобы, состоял участником контрреволюционной повстанческой организации. Постановлением тройки УНКВД Красноярского края от 8 декабря 1937 года Юневичу В. А. назначена исключительная мера наказания – расстрел, который был приведен в исполнение 12 декабря 1937 года в г. Минусинске.

Реабилитирован Юневич В. А. постановлением Президиума Красноярского краевого суда от 5 октября 1957 года за отсутствием состава преступления.

В анкетных данны Юневича В. А. указано, что в 1927 году за контрреволюционную деятельность он был выслан из ТНР. В 1929 году также за к-р деятельность был осужден к 3 годам концлагерей.

Для сведения сообщаем, что в Государственном архиве Красноярского края хранится архивное уголовное дело на Юневича В. А. (арх. № П-219).

Начальник отдела РУ ФСБ РФ по Красноярскому краю В. И. Кондоба»

Не могу найти нужных слов, чтобы выразить чувства, которые я испытала, прочитав этот казенный документ. Ведь точно такую же бумагу я получила на своего деда, Виктора Андреевича Сафьянова, которого точно также 8 декабря 1937 года судила тройка УНКВД, а 12 декабря он был расстрелян в Минусинске.

...Наши с Александром деды приняли один и тот же суд, одну и ту же смерть, в один день и час, в одном месте Ничего в мире не происходит случайно. Значит, и я не случайно заинтересовалась судьбой отца Владимира, не случайно написала этот материал...

Фото:

2. Первый настоятель первого в Туве православного храма Святителя Иннокентия отец Владимир Юневич, 22 года. Снимок сделан 13 июля 1902 года в художественной мастерской Санкт-Петербурга.

3. Храм Святого Иннокентия, каким он был до 1961 года, когда зацепили трактором колокольню и раскатали Храм по бревнышку. Рисунок Юрия Некрасова.

4. Возрожденный туранский Храм запечатлен 28 августа 1996 года – в день освящения колокола, когда отделка Храма не была завершена – еще не были установлены кресты.

5. Николай Владимирович Юневич (сын отца Владимира и дед Александра Юневича), его супруга Евдокия Яковлевна и дети Александр, Борис, Виктор. 1933 г.

6. Александр Николаевич Юневич – дядя Александра Юневича – первый планерист Тувы, погиб во время Великой Отечественной войны близ Мелитополя. 1940 г.