Люди на свалке жизни

Десять лет назад во вто­ром номере от 18 февраля 1991 года только что родив­шейся газеты “Центр Азии” был опубликован мате­риал Оль­ги Ивановой «На свалке» с фотографиями, сделанными Ана­то­­лием Мельниковым. Герой ма­те­риала Василий Дунаев жил на свалке в сооруженной им из фанеры и тряпок хи­бар­ке, со­бирал на свалке бутылки, отходы, готовил на костре и определял время «побуд­ки» по Большой Медведице, видной через дыру в потолке. Он никого не винил, ни у кого не просил помощи и сразу предуп­редил: «Только не взду­майте меня жалеть».

Тогда этот маленький ма­те­риал стал поч­ти сенсацией: в пар­тийные времена не поло­же­но писать о бомжах и свалках, им у нас просто не полагалось быть. Не было их в нашем свет­лом обществе – и все тут!

Прошло десять лет, и наш кор­респондент Раля Кама и фото­кор­респондент Виталий Шайфу­лин получили задание: вновь по­ехать на свалку, разыскать Ва­си­лия Дунаева и узнать, как сло­жилась его судьба.

Увы, Василия Филлиповича найти не уда­лось – нет уже на свалке его домика, хотя он сам жив и здоров, как рассказали обитатели свалки. Зато обнаружили они на свалке целый город со своими законами и правилами, со своими ста­рожилами. За де­сять лет разросся город Свалка, город, где не читают газет, где не смотрят телевизора, не участ­вуют в выборах и не ждут никакой по­мощи от государства. Им все рав­но, кто будет в Туве прези­ден­том или председа­телем прави­тельст­ва, им наплевать на бата­лии прави­тельства и депутатов. Их кормят не они. Их кормит Свалка...

***

Картина на свалке пред­ста­вилась неожи­данно живо­пис­ной. Снег здесь был девствен­но чистым и на его светлом фоне выде­лялись черные движу­щиеся точки. В кучках мусора копались растрепанные, грязные люди, вы­таски­ва­ли оттуда бутылки из-под водки, пласт­­массовые бутылки из под расти­тель­ного масла, какие-то тряпки, лоскут­ки – все то, что может при­годиться в их не­затейливом хозяйстве, и за­талки­ва­ли в свои мешки.

Ве­сенние дни изо­би­ловали солнеч­ным све­том, и на фоне яр­кого сол­нышка конт­растом выделя­лись чер­ные в копоти люди: и взрослые, и молодые, и совсем юные, и маленькие де­ти от семи-восьми до 11-12 лет. Мы увязались за одним из маль­чи­ков, и он привел нас к себе домой, в зем­лянку.

Там жила, как выяснилось потом, семья Светланы и Виктора Гри­горье­вых. Пьяный хозяин имел горь­кий опыт общения с офи­циаль­ными лицами: «Убери камеру, сей­час разобью. Я ска­зал, убери маг­нитофон – раз­мозжу об твою голову! И если увижу себя по те­левизору – все зубы пере­считаю».

Но потом успо­коил­ся. Оказалось, что опасается кара­тель­ных мер адми­нист­рации:

«В прошлый раз, когда показали по те­левизору – при­еха­ли люди и ра­зогна­ли нас и землянки раз­бро­сали. Оттуда, с ниж­­­ней свалки, сюда пе­ребра­лись, по но­вой теперь стро­­­им­ся. А так я луч­ше, чем пре­зи­­дент Ту­вы жи­­ву».

И правда: чис­тый снег сверкал и ис­крил­ся, ды­шалось лег­ко, и я полной грудью вдохнула чис­­­тый све­­­жий воз­дух. А го­род вни­­зу был в чер­ном дыму, обтянут траур­ной кай­мой, и, каза­лось, что там живут на­казанные за грехи.

Мы зашли в зем­лян­ку. Полная те­мень, ни­­чего не вид­но, потому что было только ма­­лю­сень­кое оконце. Не­много адапти­ро­вавшись в об­становке, начи­наем вгляды­ваться: на ку­че всякого тряпья кто-то копо­шил­ся. Это была жен­щина неопре­делен­ного воз­раста, сле­жав­шиеся космы и въев­шаяся в кожу са­жа... Стыдливо пря­­талась за ее спи­ну дочка Настя че­тыр­надцати лет. Не­множ­ко хмель­­ная Светлана Гри­горье­ва, при­к­ры­вая ру­кой лицо, в отличие от му­жа была сло­воохотли­вей:

– Садитесь, садитесь. У нас тут ни­ка­ких вшей нет. Живем на свои день­ги: собираем бутылки и металл. Я могу вам кучу продук­тов показать, вчера ку­пила, вплоть до соли. Никаких денег от го­сударства не получаем. Все до­ку­менты потеряли, есть только во­ен­ный билет у мужа и сви­де­тельства детей о рождении. Дети голодными не бывают.

У нас была двухкомнатная бла­гоуст­роенная квартира, оставшаяся после моей мамы. Мы ее продали, хотели купить дом на земле, чтобы огород был. Но деньги у нас украли, мы даже знаем, кто украл.

Я имею восемь классов обра­зо­вания, учу постоянно своих детей не говорить “че” и “надо”, а “что” и “нуж­но”. Это разве раз­говор. Я их застав­ляю читать книж­ки, ко­торые отко­пали в мусоре и ко­торые теперь лежат в ящике на улице. Это же мои дети, я их от себя никуда не отпущу. Очень прошу: пусть у меня детей не отнимают.

Сначала жили в общежитии по Ком­со­мольской, возле церкви. Потом на эту свалку нас пригласили родст­венники мужа, ко­то­рые здесь жили. Ребятишек жалко, они меч­тают о своем доме. Они меня больше жале­ют, чем отца. Нам бы какую-то ма­лень­кую закрытую комнату в обще­житии, мы бы там все впятером жили. Мы о такой жизни не ду­мали, не гадали.

Ни­ка­кого Дунаева не зна­ем.

u Как позволили органы опеки и попе­чительства этим горе-родителям продать квартиру, когда у них на руках несо­вер­шеннолетние дети?

Когда я спросила Артема, о чем он мечтает, есть ли у него какие-то мечты, последовал краткий ответ: “Нет”.

А в ящике на улице действительно ле­жали книжки: Барто, Маршак, учеб­ник по истории 7 класса 1981 года издания, учебник русского языка 5 класса национальной школы 1978 года изда­ния, карты, атласы средних клас­сов. Вокруг землянки валялись мешки, тюки, ящики, бутылки, какие-то же­ле­зяки, запчасти от машин.

Недалеко виднелось нечто похо­жее на жилье. Подошли: такая железная боль­шая штука, где делают раствор це­мента при стро­ительстве. Хозяйка по­зволила зайти. Здесь, в отличие от жи­лища Григорьевых, было какое-то по­добие настоящего жилья, порядка, чув­ствовалась жен­ская рука. Даже стояли тикающие часики-ходики. Хоть и грязные, были постелены на столике сал­феточки. Хо­зяйку звали Роза Хандываа, она охотно по­шла на разговор:

– Шесть лет здесь живу. Живем с мужем. Раньше жили там, внизу. Ни­когда не имела своего дома, кварти­ры. Выросла в Чаа-Холь­ском школе-интер­нате. Работала в том же районе дояр­кой, телятницей. В Кызыл пе­ре­бралась в начале 90-х годов. Инва­лидка. Не могу теперь работать. Я получаю пенсию 630 руб­лей. На про­да­жу бутылок и цвет­металла живем. Здесь и молодые есть, и с детьми. Вместе человек 18 будет.

Все мои дети имеют свои семьи. Сна­чала жила у сына дома, но после его смерти жена пустила жить своих род­ственников, и мне негде стало жить. Я сама помогаю своим детям. В Чаа-Холе живет сын, у него куча детей. Я летом возила внукам вещи, ко­торые здесь откопала. Люди выбра­сывают вполне при­годную одежду.

Пе­ребра­лась сюда на свал­ку и здесь по­знакомилась со своим му­жем Юрием Снет­ковым. Он сам из Тюмени, сидел здесь и пос­ле осво­божде­ния остался в Туве. До встречи со мной жил на старой свалке. В го­роде рабо­тающие люди не могут квартиру найти, так что мы так и будем жить здесь.

Может, он знает этого Дунаева. Там, на старой свалке вот уже 30 с лишним лет живет тетя Зоя, ей сейчас за 60. Последних своих детей она рожала на свалке. Дочь у нее в Бай-Хааке живет. Не­сколько раз забирала мать к себе, но тетя Зоя привыкла на свалке жить и удирает оттуда на свою свалку. Она должна знать вашего Дунаева.

Пока мы разговаривали, подо­шел со свалки мужчина с мешком за плечами. Это был Юрий Снетков. У него оказались более далекие планы:

– После освобождения в начале 90-х го­дов я не поехал к себе на родину, ни­кто там меня не ждал. Есть дети, но они о моем сущест­во­вании даже не зна­ют. В 1993 году я попал в мед­выт­рез­витель, и там мне не вернули мой пас­порт. С тех пор живу без пас­порта.

В город не хочу, что мне в городе де­лать? Будем здесь жить. Летом соби­раюсь строить баню. Мате­риала хва­тит. А Ваську Дунаева я знаю. Он теперь ра­ботает сторо­жем в какой-то орга­ни­зации в «Южном». Кормят его, дают ноче­вать там же – что еще нужно? Хорошо об этом знает тетя Зоя с нижней свалки.

u ...По дороге от свалки в город тя­нулась нескончаемая вереница лю­дей. Шли люди самых разных возрас­тов и национальностей. И все обя­за­тельно тащили что-то на санках. Эта до­рога на свалку ка­жется доро­гой жиз­ни для обез­доленных сограждан на­шего го­рода. Свалка этим людям да­ет хотя бы скуд­ное про­пи­тание, здесь они находят свою по­ловину, здесь живут и умирают, а то и уби­ва­ют друг друга. Один предпри­им­чивый мо­лодой чело­век поделился со мной секретом своего маленького бизнеса:

– На свалку я везу водку, чай, сига­реты, и за это они мне собирают цвет­металл. Даже есть такие, которые приезжают из-за Саян. А летом так вообще полно машин на свалке. Ры­баки приезжают, чтобы купить жирных белых червей, которых бомжи отка­пывают для них из мусора.

А за сколько он продает про­дукты и вод­ку, за какую цену покупают рыбаки червей, так и не признался.

u В поисках нижней свалки мы про­ехали всю долину напротив Спутника, вышли на трассу Кы­­зыл-Эрзин, но так и не нашли ле­ген­дарную те­тю Зою, чтобы расспросить ее о Василие Дунаеве, а заодно об ее житье-бытье.

Только во второй наш приезд нам удалось найти тетю Зою. Живет она совершенно не­зависимо от других обитателей, далеко от верхней свалки. Землянка оказалась вполне обжитой и светлой, была даже скамейка для гостей. Зоя Ондар как раз прово­жала своих гостей из города и тоже охотно согла­си­лась погорить с нами:

– На свалке жи­ву с 1969 го­да. В 50-е го­­ды была пе­ре­до­вой дояр­кой в сов­­хо­зе “По­беда”, а с 1963 по 1969 год ра­ботала на фер­­­ме “Кок-Тейс­кой”, то­же до­яр­кой. Мн­о­­го всяких гра­­мот и наград име­­ла. Муж ра­бо­тал ко­че­­гаром в шко­ле-ин­тер­на­те. Его уво­лили, и он ме­ня, бе­ре­менную, при­вел сюда на свал­ку.

Жи­ли в буд­ке. Там же и родила млад­­шую дочь – весной 1969 года. Пу­по­ви­ну са­ма пе­ре­резала. Дочка до пер­­вого класса жи­­ла со мной здесь, на свал­­ке, а потом вы­росла в школе-ин­тер­­­нате. Когда она училась на юри­­­ди­ческом в Ка­­­ли­­нине, я ей хоть и мало, но от­прав­ля­ла день­­ги. Те­перь она рабо­тает в Бай-Хааке.

Нет, меня дочь в Бай-Хаак не за­би­ра­ла. А те­перь ни од­на из мо­их тро­их до­­че­рей мне со­вер­шенно не по­мо­­гают. Стар­­­ший сын погиб. В прош­лом году в ап­­ре­ле ме­ня чуть не уби­ли, три раза опе­ра­цию де­лали на голо­ве, правая рука и левая но­га у меня не дейст­ву­ют, пе­реломы были, же­лезяку вставили. Се­годня ниче­го не ела, вон корка хлеба засох­шая, ее смо­чила в воде и ела. Все доку­мен­ты мои сго­рели. Никакой пен­сии не по­лу­чаю. После опера­ции некоторое вре­мя полу­чала еду в Депар­та­мен­те со­­циаль­но­го раз­ви­­тия. А летом сюда при­хо­дят моло­дые пар­ни, ана­ши сво­ей на­курятся – и страш­­­но. Жить-то хо­чет­ся все равно. (Тут тетя Зоя за­пла­кала).

Я с верхней свалки ушла, потому что там все пьют, де­рутся, убивают друг дру­га. Там че­ловек 20 живет. А здесь по­­спо­кой­нее. Летом пастухи по­мо­гают, при­но­сят хлеб и мо­локо. На мусоре на­хожу еду: заплесневелый хлеб, после праздников да­же торты от­ка­пы­ваю, мерзлую кар­тош­­ку, яблоки нахожу и одежду. Мож­но потом про­дать ее.

Страш­­но мне, ко­нечно, здесь жить – еще убьют, будет мой труп здесь гнить ле­жать... Даже скотина име­ет своего пастуха. А хочет­ся ста­ро­му чело­веку нор­мально питаться, платье ситцевое но­сить, платок теп­лый. По­жа­луйста, пусть мне выделят пенсию, хоть самую ми­зерную.

Коммерсанты сюда приезжают, вод­ку пред­­­лагают, “технарь”, конечно. За 100 пус­тых бутылок дают одну бутылку “технаря”, за один килограмм олова платят 25 рублей, за килограмм алюминия – 16 рублей, раньше было 12 рублей.

Два года – 1998 и 1999 – со мной жил Василий Дунаев. Прошлой осенью он ушел, сказав, что вернется весной. Вот букваль­но перед вами весточку пере­дали от него, что придет на днях ко мне...

u Тетя Зоя вышла нас проводить и очень сокрушалась, когда нам не удалось поймать и сфотографировать вместе с ней ее люби­мого и единст­венного верного друга-кота. Он привык только к своей хозяйке, которой долги­ми холодными зимними ночами не так одиноко было с ним.

Им нравится так жить?

Как же решается судьба этих обездо­лен­ных людей (и решается ли вообще) в офи­ци­­альных учреждениях, призванных зани­мать­ся социальными проблемами, каково мне­ние об этом официальных лиц, сущес­твует ли для них эта проблема или нет?

Для получения ответов на свои вопросы я пошла в Департамент социального раз­ви­тия города Кызыла.

Начальник Департамента Анатолий Пра­восуд и заведующая отделом социальной помощи на дому Лидия Васильева, и очень кстати пришедшая директор Центра соци­аль­ной реабилитации дезадаптированных детей Анна Сафронова говорили о проб­лемах городской свалки с разных позиций.

Анатолий Правосуд:

«В прошлом году мы участвовали в рей­дах правительства, Министерства труда. О ре­зультатах рейдов докладывали первому заместителю председателя городской админи­страции Виктору Вусатому. Жить на свалке никто не имеет права запретить. Дети не учатся, а их у родителей отнять тоже никто не имеет права. Ведь дети привыкли к обра­зу жизни родителей, помогают им зараба­тывать средства для пропитания. Если эти люди хотят работать, они должны обра­тить­ся в бюро по трудоустройству.

А насчет обес­пе­чения жильем, могут идти в админи­стра­цию города, хотя в жилье нуж­даются многие и вопрос этот больной.

Детское пособие выдаем только тем, ко­то­рые написали заявление и сдали все не­об­ходимые документы. В прошлом году на свалке жило 18 семей, из них 13 детей. Кто к нам из них обращается за помощью, выдаем талоны в баню, хотя прекрасно знаем, что у них имеются деньги. Им просто нравится такой образ жизни. Это их образ жизни. В любом обществе найдутся люди, которые не хотят работать, иждивенцы. Но в данном случае они зарабатывают средства для про­пи­тания, так сказать, на жизнь. Некоторые семьи имели благоустроенные квар­тиры. Они их продали. Другие сдают в аренду, а в боль­шинстве это бездомные. Дети из семей на свалке были в нашем Центре со­ци­альной реабилитации дезадап­тиро­ван­ных детей, но родители сами их забирают».

Анна Сафронова продолжает:

«А есть такие, которые в силу соци­аль­ных обстоятельств остались без ничего. Если у человека нет работы, квартиры, что остается делать? В Дании, например, не позволяют сво­ему гражданину скатиться до такого уров­ня. Вот Григорьевы продали свою двухком­натную квартиру, имея несовер­шеннолетних детей. Куда смотрели соответ­ствующие ор­га­ны? У одной моей знакомой, которая про­давала свою квартиру, потре­бовали все данные о доме, куда она с детьми собиралась пе­реехать. Есть и такие социаль­ные слои на­­селения, которые по разным при­чинам остаются без жилья. Например, выпус­кники интерната. Они стоят в очереди на жилье, которая почти не движется.

Можно же соз­дать социальный приют для взрослых, хотя бы на шесть-восемь коек. На­пример, детский садик был на правом берегу сразу по правой стороне. Так его разрушили. Ведь можно было там какие-то квартиры сделать для таких людей. Есть же в городе пусту­ющие здания».

Лидия Васильева не соглашается с ней:

«Их выброшенными из жизни нельзя счи­тать, они имеют свои заработки. Такой образ жизни их устраивает. Жизнь человека зави­сит от его силы воли, а не от социальных проб­лем. Им нравится так жить. Сами бегут туда».

Обратилась я и в администрацию города, где начальник отдела по защите прав несо­вершеннолетних Андриян Чогер поделился своими мыслями о жизни людей на свалке:

«В прошлом году во время проверки там жи­ло 13 семей. А зимой некоторые из них уехали к себе в кожууны. Ведь большинство из них – приезжие: на одно пособие не про­живешь, тем более если оно выходит не каждый ме­сяц. Даже имея жилье там, в ко­жу­уне, они едут в Кызыл в надежде на луч­шую жизнь, а в результате – оказываются на свалке. Об­щая безработица доводит этих лю­дей до бро­дяжничества, приводит к мусо­ро­кон­тей­нерам.

В городе даже люди с выс­шим обра­зо­ванием не могут найти работу. Офици­альная регист­ра­ция бомжей ведется в УВД города. Мы раз­­го­ня­ем этих людей, но они снова возвращаются. То, что эти люди оказались на свалке, частично их вина. Ведь в том, что они пьют, никто не виноват, кроме их самих. А частично, естественно, вина государства».

Начальник отделения по делам не­со­вер­шеннолетних УВД города Кызыл Чой­га­на Чуль­­дум сказала, что работа с деть­ми на свал­ке ведется:

«Мы их оформляем в приют, держим их, пока сами не захотят уйти. Насильно дер­жать их там не имеем права. А городской приют относится к Департаменту соцраз­вития и рассчитан только на 15 детей. Они там на­ходятся от нескольких дней до полу­года. Число детей на свалке постоянно меня­ется. Ведь там есть и такие семьи, которые имея жилье, сдают его в аренду из-за соци­аль­ной неустроенности. В результате стра­дают дети.

Люди на свалке живут своим отдельным государством. Постоянно ими заниматься вре­­­мени нет, у нас ведь и другая работа есть. Бомжи говорят, что живут лучше нас, по­то­му что имеют постоянный заработок, деньги. Работа с их детьми – не только наша пре­рогатива, но и соцпедагогов в школах, за которыми эти дети числятся. А в школу-интернат опеределяют только через лишение родительских прав после решения суда».

Насчет паспортного режима на свалке, учета бомжей начальник ПВС УВД города Кы­зы­л Надежда Дудуп сказала, что в ос­новном эти люди имеют городскую про­пис­ку, но давно оказались по каким-то об­стоя­тель­ствам на свалке. Точного учета пропи­санных или непрописанных людей на свалке не­воз­можно вести, так как они там постоянно меняются.

Генеральный директор спецАТП, по-прос­тому – директор свалки, Владимир Ва­силь­ев оказался очень приятным в общении де­ло­­вым человеком. Было видно, что ему по-че­­­ловечески жаль своих, так сказать, подо­печных, но если они начнут хулиганить, то он без всяких сантиментов может наказать:

«Сносил их раза три, но я же не зверь. Прошлой осенью бульдозером снес из-за их во­ровства: солярку слили, трактор ходовой ра­зобрали. Я обращался и на телевидение, и в третье городское отделение милиции. Но после они снова обустроились там.

Я би­чам этим сказал: начнете что-нибудь хулига­нить – снесу. Они даже потом со­ляр­­ку эту вер­нули. Если их снести, ведь при­дут ко мне, к вам в подъезды. Ради них со­кратил двух рабочих, чтобы им работу дать, чтобы они зарабатывали. У них ведь есть такие, которые не пьют. Виктор, фамилии не знаю, не пьет уже несколько лет. Дал им этот заработок, так ведь не на пользу идет, а на водку. Дельцы всякие приезжают, продают паленую водку, чтобы у них бутылки, цветмет собрать. Летом опарыши продают. Клан ка­кой-то органи­зовали: старики, молодые. Би­чи эти никому не нужны, никто не хочет этим заняться: ни государство, ни ми­лиция.

Я здесь 15 лет работаю. И при той жизни, до перестройки, они здесь были, толь­ко мень­ше. Все зависит от государства, начи­ная с Москвы, заканчивая нашим прези­ден­том. Если страна не хочет, что мы сделаем?

Сказать, что им работы нет – не могу. Вот у меня тракториста нет, нанимаю каждый раз только до первой зарплаты, потом запи­вают. У меня в организации пять лет уже зарплату каждый месяц получают. Кто хочет, работает. Условия для труда созданы. Одного тоже сторожем устроил, так все эти бичи в забра­лись в избушку. Опустился народ. При­выкли так жить, не­которых, конечно, дей­стви­тельно, судьба заставила. Вот напишем мы с вами, пожалеем их по-человечески и что с того? От госу­дарства, от президента за­­­­ви­­сит: по­меняется ли у них жизнь к луч­шему или нет. Скорей всего, все так и ос­танется».

В любом государстве не бывает лишних людей, во всяком случае так должно быть. Каждый гражданин является частичкой об­щес­тва, в котором он живет, и должен чув­ствовать его заботу и, конечно, сам должен иметь определенные обязательства перед этим обществом.

Люди, живущие на свалке, делают важное дело: квалифицированно за­ни­маются разбо­ром мусора. Возвращают стек­­­ло, металл, кото­рые стоят дешевле, чем их новое произ­водство. Этим самым способ­ствуют сохра­не­нию экологии, о которой мы трубим на каж­дом углу. Деньги, вырученные за про­да­жу этого выброшенного мусора, уходят чис­той прибылью без налого­обло­жения в карман дельцов, крутящихся вокруг свалки.

Ведь вполне возможно циви­лизо­ванным способом организовать труд этих людей, и доход пой­дет на нужды госу­дарства, а, значит, на нас самих. Перера­ба­тывают же мусор в раз­витых странах и зани­маются этим знаю­щие люди. А опыта у бомжей на свал­ке не зани­мать. Этим можно спасти бу­ду­щее их детей, по­мочь им иметь цивили­зованный за­работок.

Сегодня эти наши соотечественники, на­ши земляки, наши дети оказались лишними. И я пишу это не для того, чтобы их снова ра­­зогнали порушили их последний приют – землянки и хибарки, а чтобы попытаться най­­ти цивилизованный выход из создав­ше­гося положения. Бульдозером эту сложную про­б­ле­му не решить.

Не сносите их буль­дозером!

Фото:

2. Дорога на свалку – дорога жизни для обездоленных.

3. Артем Григорьев, 10 лет. Детство на свалке. Март 2001 года.

4. Юрий Михайлович Снетков хочет построить себе баню. Март 2001 года.

5. Раля Кама и Зоя Ондар. Первое интервью Зои Ондар за 30 лет жизни на свалке.

6. Зоя Ондар перед своим жилищем на свалке.