Степан Мосияш: В моей жизни было два этапа: море и прокуратура

Новый прокурор Респуб­ли­ки Тыва, старший советник юс­ти­ции (равнозначно зва­нию пол­ковника) Степан Мо­сияш приступил к своим обязан­ностям первого нояб­ря 2000 го­да. Кто же он – новый про­курор Тувы?

Мне почему-то очень до­ве­ряют проку­роры. Можно ска­­зать, относятся с про­фес­сиональной любовью. Может быть, причина в моем зако­нопослушном «чистом и яс­ном» взгляде – как у Ос­тапа Бен­дера? Помните в «Две­над­цати стульях»: «Эти чис­тые глаза, этот уверен­ный взгляд он видел в Таганской тюрь­ме в 1922 году, когда и сам сидел там по пустяч­ному делу».

В Таганке мне побывать не довелось. А вот спертым воздухом женской камеры на­ше­го Кызыльского след­ст­вен­но­го изолятора поды­ша­ла, и в каменном штраф­ном изоля­торе меня для полноты впе­чатлений запи­рали. Не­пере­даваемые ощущения!

После этого я и стала смот­реть на всех прокуроров только чистым и ясным взгля­дом, против которого не мог ус­­тоять и отка­зать в довери­тель­­ном интервью о жизни ни один прокурор Республики Тыва.

Анатолий Дамба-Хуурак, Ев­гений Овчин­ников – в этом ка­бинете на втором этаже рес­­прокуратуры, кажется, с ухо­дом прежних прокуроров ни­чего не меняется: и столы-стулья на прежнем месте, и те­лефоны. Меня­ются только ру­ково­ди­тели. А еще, вместе с веяньями из центра – отно­ше­ние к ним местной законо­да­тельной и ис­полнительной власти. Ана­толия Дамба-Хуурака с его про­ку­рорскими за­мечаниями и претен­зиями ста­­ра­лись не замечать. Евге­ния Овчин­никова не замечать бы­ло уже труднее – его вы­слу­ши­вали, но, по-старинке, еще пы­тались до­казы­вать: «Нам про­куратура не указ, мы са­ми свои законы пишем». Сегодня про­игно­риро­вать прокуратуру уже невоз­можно – центр наво­дит порядок в само­стийных за­­конах ре­гионов и даже про­ект новой Кон­ституции рес­пуб­лики (в отличие от пре­ды­ду­щей, 1993 года) был по­ложен на про­ку­рорский стол Сте­пана Мо­сияша: про­верьте, по­жа­луй­ста, не ошиблись ли мы в чем?

– Степан Степанович, Ма­гадан, от­куда вы при­ехали к нам, ас­со­ци­ируется у меня со сло­­вами песни: «Мой друг уехал в Магадан, снимите шля­пу, снимите шляпу. Уехал сам, уехал сам, не по этапу». Как вы по­пали в Ма­гадан: сам или по эта­пу?

– (Смеется) По большому счету я ни­когда не думал, что окажусь в Ма­гадане – это точно. Я по жизни фа­та­лист и всегда верю в судьбу, в то, что предназначено. На­вер­ное, так было суждено, что я дол­жен был оказаться и в Ма­гадане тоже.

Вся наша жизнь, как и у военных, – на ко­лесах. Мы с же­ной даже шутили, я предла­гал лозунг: в каждом райо­не, в каждом го­ро­де – по ре­бенку. У нас двое детей, и они роди­лись в разных местах Ом­ской об­ласти: стар­шая дочь – в городе Черлаке, младшая – в Кор­миловке. В раз­ных кожуунах, как гово­рят в Республике Тыва. Как пра­ви­­ло, мне «везло» – все новые назначения проходили в зим­ний период, а два пе­реезда, как известно рав­ны одному по­жару: срочный сбор, круше­ние мебели, как везем, так обя­зательно что-нибудь ра­зо­бьем или по­теряем (улы­бается).

Когда же мне предложили ехать в Мага­дан первым заместителем прокурора области, а я был начальником отдела в прокуратуре Омской области, то, поразмыслив, согласился. В жизни надо максимально пройти все сту­пеньки. Не знаю, как в вашей профессии, а у нас, когда долго работаешь на одном месте, начинаешь за­цикливаться. Новый этап, новая ступень позволяет снова развернуться, по­казать, на что способен.

Может быть, с Магаданом мне и повезло. Я ведь за свою жизнь весь мир посмотрел, а вот в Магадане не был, хотя на реку Колыму заходил через Северный Ледовитый океан до поселка Черский.

– А на Колыму-то сам или по этапу?

– (Улыбается) Как моряк. У меня шесть лет за кормой. Ро­дился в Омске, а в Одессе за­­кончил мореходное учили­ще. Затем слу­жил три года на военно-морском флоте на Флаг­манском крейсере, база – Се­вастополь. Три года – в тор­говом флоте: ходил в за­гранку, работал в Арктике, два­ж­ды пересекал эк­ва­тор.

– Я знаю, как трудно моряку рас­статься с мо­рем. Как же вы поме­ня­ли морскую судьбу на про­курор­скую?

– Никогда не думал, что стану проку­рором. Никогда. Всю жизнь мечтал стать моря­ком. Подвело зрение, стало ухудшаться, и не прошел очередную медкомиссию. Как говорил Остап Бендер, при­шлось переквали­фици­роваться в управдомы.

Поначалу это бы­ло для меня трагедией. Потом поступил за­очно на юрфак, закончил, пришел работать в проку­ратуру. В июне этого года будет 25 лет, моей службы в ор­ганах прокуратуры. Так что в моей жизни было два эта­па: море и прокуратура.

Когда, мне предложили Магадан, круп­ный морской порт, меня родные сразу рас­кусили: «Ты потому и согласился, что море ря­дом». Но в Магадане мне довелось про­работать меньше года. Судьба снова рас­по­рядилась: получил назначение в Туву.

– Тува – счастливое место для про­­куроров. Евгений Федорович Ов­чин­­ников приехал в июле 1997 года то­же в звании пол­ковни­ка – стар­шим со­вет­ником юстиции, а уезжал в ок­тябре 2000 года уже генерал-лей­те­нантом – государственным со­вет­­­ником юстиции второго клас­са. Вы к нам надолго или до первой звезды?

– (Смеется) Нормальный вопрос! Это будет зависеть да­же не от меня. Если посту­пит новая команда – буду сни­маться и ехать дальше. Ес­ли не поступит, то я прибыл сю­да всерьез. Не за звез­да­ми на погоны. Если уж о погонах зашла речь, то рес­публика – это всегда выше по статусу, чем область. В рес­пуб­лике потолок для проку­рора – гене­рал-лей­тенант­ское звание, а в об­ласти – толь­ко генерал-майорское. Так что меня при желании всегда могут обви­нить в карьериз­ме, что впро­чем, одна из газет уже и сделала.

– Для меня здоровый карьеризм – всего лишь показатель профес­сиона­лизма. Если человек в своем деле не хочет до­биться высот, значит он не очень-то профессионал. Как в из­вест­­­ной поговорке: «Плох тот сол­дат, ко­торый не мечтает стать генералом». Так что вы уж не оби­жайтесь на жур­на­лис­тов за выска­зывания о звездах.

– А я и не обижаюсь. Мне уже 52 года, а в этом воз­рас­те уже можно и пора отно­ситься к жизни спо­койно.

– Ваш предшественник полгода жил в рабочем кабинете, без квар­тиры. А вы уже обстроились на но­вом месте?

– Да, такой факт у него был. И заслуга нашей Гене­ральной прокуратуры, что она купила служебную квартиру для прокуроров республики. И теперь проб­лем нет. Уез­жая, Евгений Федорович пе­ре­дал мне ключи от трех­комнатной квартиры, стоящей на ба­лансе Генпрокуратуры Рос­сии. Так что с жильем от­ныне и навеки вопрос для всех будущих прокуроров рес­публики решен.

– Ваша семья приехала в Туву с вами?

– Со мной приехала супру­га Тамара Ивановна. Она по про­фессии медработник, фар­мацевт. Дочери уже взрос­­лые, у них своя жизнь. Старшая – закончила Иняз, замужем, живет в Омске. Младшей 19 лет, она сту­дентка третьего курса юр­фака Омского гос­универ­ситета.

– Степан Степанович, можно вы­к­­лючить радио? Боюсь, что его звук нало­жит­ся на диктофонную за­пись и трудно будет рас­шифро­вывать ин­тервью.

– Конечно. Сказали бы сразу, и я бы сра­зу выключил. Я шесть лет надзирал за ор­­ганами ФСБ, и для меня по­стоянно вклю­ченное радио – уже привычка, должен быть в кур­се всех событий в госу­дар­стве. Так что это уже про­фессиональное: каждый час слу­шаю последние известия.

– А я было подумала, что посто­янно включенное ра­дио – профессио­наль­ная привычка, но в другом смыс­ле: чтобы «надзи­раемый орган» не про­слушивал разговоры, ве­ду­щиеся в кабинете «над­зирающего органа».

– Нет (улыбается). «Надзи­раемый ор­ган» не имеет права никого прослушивать без со­ответствующих санк­ций. Если они это бу­дут делать, то могут поплатиться за такие ве­щи уголовной от­ветственностью. Никому не позволено просто так кого-то прослу­ши­вать – ни частным лицам, ни государствен­ным органам.

А если уж в порядке шутки, то пусть лучше свои слушают, чем чужие.

– Что самое тяжелое в вашей работе?

– Самое тяжелое для меня – это дет­ские трупы. За 25 лет работы прихо­ди­лось ви­­­деть всякое: и бандит­ские разборки, и обез­­глав­лен­ные трупы, и целые выре­занные семьи, и в морге на вскрытиях присут­ство­вать. Но так уж устроена наша про­фес­си­о­нальная психика: от всего этого мы не сходим с ума, не просыпаемся ночами от кошмарных снов. Мы про­сто делаем свое дело, рабо­таем.

А вот дет­ские трупы я до сих пор очень тяжело воспри­нимаю. К этому не­возможно относиться с про­фессиональным спо­кой­стви­ем, к этому не­воз­можно привыкнуть…

– Имея по работе дело только с тяжелыми сторо­нами жизни, от чего же вы все-таки испытываете ра­­дость, удовлетворение?

– Особое удовлетворение по­лучаешь от раскрытого преступления. Тогда бу­кваль­но душа поет. Но больше за­по­минается не ра­дость и удовлетворение, это быстро за­бы­ва­ет­ся, а разочарование от нераскрытого прес­туп­ле­ния. До сих пор испытываю чувство вины, за то, что мы не смогли раскрыть убий­ство со­трудника ГАИ, старшего лейте­нанта Позд­ни­­ченко. Его убили в центре Омска, на­про­тив кон­цертного зала в 19 часов. Прошло уже семь лет, а убийство до сих пор не рас­кры­то. Сейчас у меня будет душа болеть и за раскры­тие убийства Эппа и Бакулина, те­перь это тоже мои дела.

– Степан Степанович, если от­кро­­­­венно, то ко­нечно, очень вооду­шев­ля­­ет такое личное заинте­ре­сованное учас­тие проку­рора в рас­кры­тии этих убийств, но… ана­логичные обещания и заверения я уже слы­шала от ваших пред­шес­твен­ников. Главу админи­стра­­­ции кы­зыль­­ского района Алек­сан­дра Ба­ку­лина зарезали в 1995 го­ду, первого за­местителя ад­ми­ни­стра­ции Кызы­ла Генриха Эппа зас­тре­лили в 1999 году, а убийц до сих пор не нашли и не назвали. А годы про­­хо­дят, а нам все обещают и обе­щают…

– Да, на пресс-конфе­ренции седьмого декабря я обещал журналистам, что лично зай­мусь этими де­лами. Это обещание я сдер­­жал: от­ме­­­нил постановления о при­останов­лении дел. Оба уго­ловных дела возобно­вле­ны, сос­тав­лены планы ме­роприятий, дела – в ра­бо­те.

Но если вы помните, я не обещал рас­крыть эти пре­ступления, потому что прес­туп­ления по велению или по чьему-то же­ланию не раскры­ваются. В партийные вре­мена минист­ры внутренних дел, которых на­зна­чали по пар­тий­ной линии, приезжали в ре­­ги­­оны и сту­чали по столу: «Почему не рас­кры­ли?! Даю месяц сроку!!». Это, конеч­но, не­реально.

За годы своей работы я уже сделал вы­вод: бывают, что обстоятельства на сторо­не след­ствия, а бывает на стороне преступ­ника. Ему просто везет. Элемент везе­ния есть и у нас, и у пре­ступного мира. Это я говорю вам супероткровенно, этого вам могут и не ска­зать. В делах об убийстве Бакулина и Эппа нара­ботано по семь томов, но удастся ли прибли­зится к истине? Прошу меня понять правиль­но, потому что это очень важно: по­рой мы зна­ем, выходим на пре­ступника, но… Мы ведь должны собрать неопро­вержимые доказа­тель­ства для суда, а не просто успо­коить общест­вен­ное мнение: все в порядке, убийцы най­дены. Так что все очень непросто, раскрытие таких преступ­лений – очень серь­езное дело.

– Самая большая проб­лема нашей республики?

– Республика очень кри­ми­нализирована. К сожа­лению, это факт: ни в одном субъекте Российской Феде­рации такого нет.

У нас есть показатель: коэф­фициент пре­ступности на 10 тысяч населения, на 100 ты­сяч населения. 310 тысяч насе­ление респуб­ли­ки и 260 чело­век стали жертвами умыш­лен­ных убийств и 140 тяжких телесных пов­­реж­дений со смертельным ис­ходом в 2000 году.

Итого 400 убитых! По коэф­фи­циенту мы обогнали такие кру­тые города, как Москва, Ека­­теринбург, Ан­гарск, Братск. По статистике 2000 го­да Республика Тыва на пер­­­вом месте в России по чи­слу умышленных убийств на 100 тысяч насе­ле­ния.

Я уже успел объехать две трети районов республики. Особенно беспокоит меня Ба­рун-Хемчикский кожуун, который захлест­нула волна преступности. Барун-Хем­чикский кожуун и Кызыл – вот две опасные точки.

Умыш­ленные убийства, наркотики, ското­крадство, граница – вот четыре главные проблемы.

– А какие районы вас наиболее по­радо­вали хо­ро­шей работой право­охра­нительных органов?

– Да, это сложный во­прос. Большей час­тью я был недоволен работой право­о­хра­ни­тельных органов. Но в одной плоскос­ти – от­но­шение людей к делу – есть кожууны, которые меня пора­довали. Когда я видел людей, заинтересованных, искренне жела­ющих что-то сделать, изменить, это радовало.

В Тээли Бай-Тайгинского кожууна пора­довало общение с молодым, еще не имеющим должного опыта, но очень заинтересованным в изме­нении ситуации к лучшему проку­рором Шыырапом. В Ак-Довураке порадо­вала встре­ча с начальником ГОВД Бады, тоже с большим бес­по­койс­твом относящимся к про­б­лемам города.

Поездка была очень по­лез­ной. Теперь я знаю, где мы недорабатываем с кадрами. Сейчас мы многое пе­ре­строим в своей работе. В Чаа-Хольском кожууне, на­пример, проб­лема: пять опе­ра­тивных работников – про­курор, следователь, помощник, зав. канце­лярией – все сидят в одном кабинете. Как можно работать в таких условиях? Поэтому мы подберем для них отдельное здание, обе­спе­чим всем необходимым, а потом будем требовать.

– А чисто человеческое впечат­ление от поездок? Вы во время них прос­то с людьми встречались или толь­ко с прокурорами и милицией?

– Да, с людьми я встре­чался, был на ча­банских сто­янках. Обратил внимание на то, что тувинцы – очень дру­же­любный народ. По­ра­зился огромному мужеству народа, жи­ву­щего в таких тяжелых условиях. Видел и та­кое: рядом пограничный пост и чабан­ская сто­ян­ка. Провод от движка погра­нич­ного пос­та тянется в юрту – погранич­ники де­лят­ся с чабанами электро­энер­гией. А ча­ба­ны помога­ют им в свою очередь продук­тами питания. Вот что важно и заме­ча­тель­но: люди в таких слож­ных условиях помо­гают друг другу, независимо от нацио­нальности, от каких-то других дел.

– Буквально перед на­шим интер­вью в кызыль­ском горотделе мили­ции мне пожаловались: проку­ратура бьет милицию по рукам, не дает ра­ботать, чуть что – возбуждает на сотруд­ников милиции дела за превы­шение пол­номо­чий, мол, что теперь с нарушителями на «Вы» и раскла­ни­­ваться? Даже ци­ф­­ру назвали: по­ло­вина сотрудников милиции име­ет та­кие дела «за превы­шение». Это дейст­ви­тель­но так?

– Нет. Половина – это, конечно, преуве­личение. Но факты превышения полно­мочий со стороны сотрудни­ков милиции есть. Вот со­всем недавно: не­обос­но­ванное применение ору­жия. Выехали на задержание преступ­ников, применили оружие, а оказалось – лю­ди-то не те, не преступники.

Мы не стараемся бить по рукам сотруд­ников милиции, у нас общая задача – борь­ба с преступностью. Только прокуратура еще и осущест­вляет надзор за соблю­де­нием за­ко­нов. Когда вам говорили эту цифру, долж­ны были назвать факты не­обо­снован­ных осуж­дений со­труд­ников милиции, не­обос­но­ванно воз­бужденных про­куратурой дел за превы­шение ими своих полномочий. А если таких фактов назвать не могут, то о чем же можно вести речь? Тогда это просто словеса и дема­гогия да попытка скрыть за этим свою без­де­ятель­ность.

– Одна из наших проб­лем – под­рост­ковая прес­тупность. Опять же в гор­отделе мне пожаловались: в це­лях профилактики они хотели вне­дрить новую форму – экскурсия под­­­рост­­ков в СИЗО, чтобы те на­гляд­но убе­ди­лись: ли­шение сво­боды – это тя­­желое наказание, тюрьма – это не ро­ман­тика, совсем не то, о чем по­­­­ет­ся в блат­­ных песнях. Но про­ку­­ра­­тура, мол, опять ударила по ру­кам – за­претила. Почему вы про­тив это­го?

– Мы не прак­тиковали такого, это точно. Но и за­прета на это я не давал. Никто ко мне из гор­отдела милиции с таким предло­же­­ни­ем не обращался. Здесь нам долж­ны под­ска­зать педа­гоги и психологи – если это пой­дет на пользу, а не во вред, то такие экс­курсии можно прак­ти­ко­вать. Пред­ло­же­ние ин­те­ресное, я по­ручу своему от­делу по де­лам не­совер­шен­нолетних изу­чить этот во­прос.

– В свободное вре­мя, если оно у вас вы­да­ется, чем предпо­читаете зани­маться?

– Мы с супругой – за­ядлые теат­ралы. И в Омске ни одной премьеры не про­пус­кали. И здесь уже многие спектакли посе­тили, и ту­винской, и русской трупп: «Трак­тирщицу» Гольдони, «Женщину в песках» Кобо Абэ, «Ночь перед рож­деством». Ходили на концерт, посвя­щенный лучшим ту­винским песням двад­цатого века. Мы уверены – ни­какое кино ни­когда не заменит театр. Иг­раю в шахматы, в свое время даже участвовал в со­ревно­ваниях. Я рыбак, охотник. Но с мо­мента приезда в респуб­лику не удалось по­бы­вать ни на рыбалке, ни на охоте. Боюсь, что при таком темпе и плотном режиме ра­бо­ты я скоро за­бу­ду о всех своих хобби.

– А какую самую боль­шую рыбу вам удалось поймать?

– Я никогда не ставил перед собой цель поймать самую большую рыбу, ловил ту, которая ловилась (улы­бается).

Я зимний рыбак-удочник. Если вы ви­дели этих поме­шанных людей, сидящих на морозе на льду, то я как раз к этой категории при­надлежу. А в подледном лове главное – про­­цесс, а не результат. Мы иногда возвра­ща­емся домой и вовсе без улова, но очень до­вольные.

– Как руководитель что вы мо­же­те простить, а чего не прощаете под­чинен­ным?

– Я могу простить непо­нимание вопро­са, но не могу простить невнимание к лю­дям, высокомерие, не могу простить равно­душия к делу.

Мне нравится, когда че­ловек творчески, самостоя­тель­но мыслит, переживает за де­ло. У нас в аппарате рес­про­куратуры подав­ля­ющее большинство – ответ­ствен­ные, боле­ющие за дело люди. Это радует. Но, к сожа­лению, я не заметил этого в ко­жуунах. Да, там есть люди с творческой инициативой, я их заприметил, они не останутся без вни­ма­ния. Но я видел и много равнодушия в райо­нах. И это меня пугает.

– На вас можно нада­вить, подчи­нить своему мнению, заставить сде­лать что-то вопреки вашим убеж­дениям?

– Наверное, об этом лучше всего могла бы сказать моя супруга. Мы с ней вместе уже 29 лет, и лучше нее никто не знает меня.

На меня очень трудно давить вообще. Я же всю жизнь был руководителем. В 76 году я пришел в органы прокуратуры, а уже через три года, стал прокурором рай­она. Тогда в моем под­чи­нении оказались мои бывшие со­курсники по университету. Очень сложно руководить сво­ими друзьями, с кото­рыми еще недавно вместе бегали на занятия. Уже тогда пришлось воспитывать ха­рактер, чтобы мною никто не управлял и не «руководил». И с тех пор все время руковожу, маленьки­ми, большими коллекти­ва­ми.

Так что не умею я под­чиняться. По субор­ди­нации, по работе – да, умею. А в жизни, со сто­роны оказать на меня влияние, надавить слож­но. И вообще у меня очень сложный характер. Это я с виду только такой добрый.

– А я уж, было по­думала, что про­ку­роры – самые ми­лей­шие люди. И че­го это их все так боятся? А ока­зывается, это вы так хорошо замас­ки­ровались?

– Да, замаскировался (улыбается). Где-то я бываю неудобен, могу быть очень жест­ким, но без самодурства. Знаю одно: главное в жизни нельзя не­заслуженно обидеть че­ловека. Один мудрец сказал: «Власть дается не для дури». Там, где речь идет о прин­ципах, я непре­клонен. Если для дела нужно быть дипло­матичным – буду дипло­матич­ным. Главное – ради чего, какая цель? А глав­ная цель – служение Отечеству.

– Служение Отечест­ву… Сразу представ­ляешь офицеров прошлых вре­мен с их сегодня кажу­щимися вы­сокими поня­тиями: честь, служение Оте­честву, долг. Неужели еще кто-то действительно мыслит такими ка­те­го­риями – искренне, а не для кра­сивого словца?

– Да. Я ощущаю это уже давно. Главное для меня – это работа, это долг. А поверите ли вы мне или нет, поймете – это уже дру­гой разговор. Я вообще человек сложный и меня трудно понять сразу. Чтобы понять человека, нужно время.

И потом – я не люблю людей слишком простых. Человек должен быть слож­ным, неоднозначным. А прос­тота… О ней уже давно ска­зано, не хочу повторяться.

– Вы имеется в виду «простота ху­же во­ровства»? Интересно, а ка­кой непростой исто­рический или ли­те­­ратурный герой яв­ляется для вас в какой-то степени идеалом?

– Печорин.

– Ну, уж совсем уди­вили. А почему?

– А вот здесь без ком­ментариев. Я ду­маю, вы пой­мете сами, почему Печорин. Ведь человек специально не выбирает – пораз­мыс­­лив: это будет мой герой. Это душа вы­би­­ра­ет.

– То есть вы чув­ству­ете с Печо­риным душев­ное родство?

– Абсолютное.

– Я смотрю, у вас на столе ле­жит выступление президента Рос­сии на Все­российском совещании про­ку­роров 12 января 2001 года.

– Да, и это выступление должно лежать на столе у всех прокуроров.

– И что, у прокуроров районов нашей респуб­лики оно действи­тель­но лежит?

– У самых добросовестных – да.

– И кто же эти самые добро­со­вестные?

– У двух молодых проку­роров, которых уже я назначал: у Ондара Шораана Дыртый-ооловича из Чеди-Хольского и у Сергея Алек­сеевича Серена из Тандинского ко­жууна, по крайне мере, на столе оно точно лежит.

Когда мы в Москве, будучи на этом сове­щании, читали столичные газеты, то пора­жа­лись – подано было с иро­нией, с критикой, яко­бы, на­ступил конец демократии: 3700 человек в зале, все прокуроры в мундирах, пого­нах готовы по приказу прези­дента вы­пол­нить любую ко­манду.

– А вы действительно готовы по приказу пре­зидента России выпол­нить любую команду?

– Конечно, готовы. На то мы и держав­ники, на то и на­ходимся на передних ру­бе­жах укрепления законности.

– А если эта команда будет про­ти­­воречить За­кону?

– Я так думаю, что при нынешнем пре­зи­денте Рос­сии никогда команда не будет противоречить Закону.

– Ну а если?

– А по поводу «если» меня уже прове­ряли, в августе 1991 года, когда я исполнял обя­занности прокурора города Омска. Так что это мы уже проходили, и это отдельная тема – не для сегодняшнего интервью.

Сейчас от президента Российской Феде­рации идет великая мудрость, каждый шаг и поступок взвешен, и, я думаю, что при таком подходе, нам, сотрудникам прокура­туры Рос­сии, никогда не при­дется выпол­нять неза­конные команды. Никогда.

Фото:

2. Черноморец. Севастополь. 1971 г.

3. У орудийной башни на флагманском крейсере «Адмирал Ушаков». 1971 г.

4. В кресле прокурора Республики Тыва. Кызыл, 2001 г.

5. Прокуроры России в Кремле. Всероссийское совещание работников прокуратуры.

12 января 2001 года.

6. С супругой Тамарой Ивановной. 1999 г.