газета «Центр Азии» №49 (29 ноября — 5 декабря 2000)
Люди Центра Азии

Анчымаа Калга-оол: И ты убедишься, что я рядом с тобой

29 ноября 2000 г.

Анчымаа Калга-оол: И ты убедишься, что я рядом с тобойУ каждого народа есть духовные вер­шины, которыми он по праву гор­дится. “Одним из яр­чайших алмазов искусств, чистейших людей Ту­вы” назвал заслу­женного художника Рес­пуб­лики Тыва, лауреата Госпремии республики Ивана Салчака бывший режиссер драмтеатра Сиин-оол Оюн на открытии выставки ху­дожника в музее имени 60 богатырей. Историю Тувы в ли­цах, свыше 200 пор­т­ретов, мно­жество гра­фических ра­бот создал талант Ивана Салчака. Всматриваясь в образы, созданные кистью худож­ника, понимаешь, что слова “великий”, “гений”, звучавшие в воспоминаниях людей, близко знавших Ивана Чамзо­евича, не просто как дань памяти. Он был из племени перво­про­ходцев, при­знан­ным мастером в изоб­разительном искусстве, как Максим Мунзук в кино, Владимир Оскал-оол в цирке, Степан Сарыг-оол в литературе, Вик­тор Кок-оол в театре и Алексей Чыргал-оол в музыке. Целую плеяду самобытных талантов породила ту­винская земля, и они сполна отблагодарили ее своими делами, оставив в наследство потом­кам картины, книги, спектакли и песни.

Тридцать лет рядом с Ива­ном Чамзоевичем бы­ла Анчы­маа Салчаковна – друг, жена и хра­­нительница памя­ти ху­дожника. Вспоминая про­­­шед­­шие годы, она говорит, что они были для нее пес­ней, мелодии которой до сих пор звучат в ее сердце, вос­крешая об­раз дорогого че­­ло­века.

Анчымаа Салчак­овна, а когда вы поз­на­комились?

– Знакомство наше сос­тоялось на небе­сах. Осенью 1963 года я улетала в Таш­кент, где училась в библио­течном институте. В аэро­порту во время регистрации мое внимание привлек чело­век в мохнатой шапке, с боль­шими деревянными план­­ше­тами. Я со своим юно­шес­ким максимализмом думаю: “В такой теплый день и в зимней шапке? На­верно, больной”. Приблизилась, посмо­трела, оказалась не шапка, а кудри. У меня тотчас же пропал интерес (смеется).

В воз­духе он сам подошел ко мне, веж­ливо по­просил сесть рядом. Я расте­рялась от такой веж­ливости. В то время я читала “Хижину дяди Тома”. Сна­чала гово­рили о книге, затем он рассказал о своей уче­бе. Так мы познако­мились. В Крас­ноярске мы рас­стались. Я полетела в Ташкент, он от­правился на поезде в Моск­­ву, где учился в худо­жественном Ин­ституте имени Сурикова.

Вскоре получила первое письмо. Когда открывала конверт, очень волновалась, сердце готово было выс­кочить из груди. Завязалась переписка, а через год мы поженились.

– Кем были родители Ивана Чамзоевича?

– Иван родом из села Баян­-Кол Пий-Хем­ского кожууна. Когда он появился на свет, его отец с радостной новостью побежал к сво­ему рус­скому другу. В честь друга назвал сына Иваном. Было это в 1930 году.

Его отец был талантливым че­ловеком. Играл в шахматы, мас­терил аптара (прим: сундук), украшал их крас­ками, которые заго­тав­ли­вал сам.Иван помо­гал отцу, лю­­бовь к искусству у него от от­­ца. В их семье было три бра­­та, все рисо­вали, столяр­ни­­чали, играли на гармошке. Чам­зо Дондупович был доб­рым, общитель­ным, немно­го­­с­­ловным человеком. У нас до­­ма до сих пор сохра­ни­лись шкаф и табуретка, сде­ланные его ру­ка­ми без единого гвоз­дя.

Анчымаа Калга-оол: И ты убедишься, что я рядом с тобой Иван Чамзоевич лю­бил расска­зывать о своем детстве?

– Да, он был хорошим рассказчиком. Осо­бен­но час­то вспоминал о морге (сме­ет­­ся). Ему тогда было 15 лет. Заболевшего корью под­ростка привезли в Кызыл. У не­го была вы­сокая тем­пера­ту­ра, и, когда он по­терял соз­на­ние, его сочли умер­шим и поло­жили в морг. Приез­жает отец, спраши­вает вра­чей: “Где мой сын?” Услы­шав о смерти, не пове­рил: “Мой сын не должен уме­реть”. Пошел искать. Хо­дит по мор­гу, ищет своего Ивана. При­поднял простыню с оче­ред­ного мертвеца, на блед­ном лице открываются боль­шие глаза, и послышался голос: “Ачай”. Не помня се­бя, отец выскочил из морга. Бе­гал во дворе боль­­ницы и кричал: “Застрелю!” Врачи кое-как успокоили его. Воло­сы Ивана были слегка вол­нистыми, а после морга стали куд­ря­­­выми. После этого слу­чая он никогда не болел, шу­тил, что морг закалил его ор­ганизм.

– А кем был ваш отец?

– Мой отец, Калга-оол Салчак, знал шесть языков: тувинский, алтайский, ой­ротс­­кий, казахский, мон­гольский и русский. Был од­ним из первых учи­телей Тувы. В нашем доме очень много было книг. Отец считал их святыми, хранил в аптаре. Своей про­фессией библио­текаря я обязана ему. Книги всю жизнь соп­ро­вождают меня и помогают мне. Благо­даря им, я выбрала профес­сию и встре­тилась с люби­мым челове­ком.

– Какие книги любил читать Иван Чамзоевич?

– Любил книги о ху­дож­никах. Перечи­тывал “Мартина Идена” Джека Лондона, сти­­хи Николая Рериха. Из клас­сиков рус­ской литературы любил рассказы Чехова.

– Какая из его картин вам осо­бенно дорога?

– В 1967 году я ждала ребенка. 8 марта получаю от Ивана открытку с рисунком и пись­мо. Письмо это до сих пор со мной, а открытка пропала. Вот оно, почи­тайте.

(Анчымаа Сал­ча­ковна береж­но подает мне листок. Читаю: “Сегодня ночью я спе­циально для тебя оформил поздра­ви­тель­ную открытку. Все, что хотелось тебе по­же­лать, я выразить попытал­ся язы­ком ис­кусства. Рисунок сим­воличен, но от реаль­ного, от желания большого счас­тья. Хо­чу, что­бы в трудную ми­ну­ту ты смот­рела на ри­су­нок – это я так хочу, и ты убе­дишь­ся, что я рядом с тобой, что мы счаст­ли­­вы­ми будем и силь­ными, красивыми в жиз­ни”).

22 марта родила я маль­чи­ка с длинными и волнис­тыми волосами и подивилась его схожести с малышом на рисунке. Иван меч­тал о сыне, и мечту свою воплотил на этой кар­тине. Он, по сути, нарисовал еще не родив­шегося сына.

– Я слышал, что вокруг этой кар­тины было много полемики.

– “Материнство” дейст­вительно вызвало споры, разные оценки. Некоторые даже обви­няли Ивана в под­рыве устоев нравст­вен­ности. Только после того, как Свет­лана Коз­лова написала ста­тью в защиту картины, страс­­ти улеглись.

– Строки письма свиде­тель­ству­ют о его поэ­ти­чес­кой на­ту­­ре. А чем еще, кро­ме изо­­бра­зи­тель­ного ис­кус­­ства, он увле­кал­ся?

– Он был даровит от при­ро­ды. Как и отец, играл в шах­маты, был очень музы­каль­ным. Писал стихи. Сыг­рал в двух фильмах. В филь­ме Мар­ка Донского “Серд­це матери” играл роль пе­да­гога-чува­ша, друга Ильи Ни­­ко­лае­вича, в «Руб­­леве» Анчымаа Калга-оол: И ты убедишься, что я рядом с тобойАнд­­рея Тар­ков­ского учас­т­во­вал в мас­совках и эпи­зодах. Ре­­жис­сер при­хо­дил в ин­сти­­тут, под­би­рал лиц ази­ат­ского про­­ис­хож­дения для своего фильма, выбрал Ива­на. Ин­тересовался его на­цио­­наль­ностью, его ро­ди­ной. Иван час­­то вспо­ми­нал Тар­ковс­кого, гово­рил, что он был очень чест­ным, преданным своему делу. В работе не щадил ни себя, ни других, был требо­ва­тельным. После съемок пред­лагал Ивану перейти в театральное училище, стать артистом, но он отказался.

– Получается, что из-за Тар­ков­­­ского Тува могла лишиться заме­ча­тельного худож­ника и по­лу­чить не менее замеча­тельного актера?

– Было такое. От съемок фильма Иван получил по тем временам приличную сумму для студента и купил мне цветы и шоко­ладные конфе­ты. Это хорошо осталось в па­мяти, потому что была зима.

– Каких людей он любил рисо­вать? Бы­ли ли у него любимые порт­­реты?

– Его привлекали доб­рые, сильные нату­ры, люди, с которыми он чувствовал духовную связь. Дружил со многими. В каж­дую работу он вкла­дывал час­тицу сво­ей души, и в этом плане мож­­но ска­зать, что все портреты ему до­роги. Лю­бил портрет Мак­си­ма Мунзука – Дерсу Уза­ла в наци­о­наль­ной одеж­­­­де. Напи­сал его за не­сколь­ко часов, чему Максим Мон­гу­жу­­кович удив­лялся. Порт­­рет экспони­ро­вал­ся во Фран­­­ции. В знатном чабане Иване Дан­зы­рыне его покоряла сила, пре­данность сво­ему де­лу. Вос­хищался талантом мас­тера гор­лового пения Соруктуга. Больше любил ри­со­вать творчес­ких людей. Для него главным было пере­дать не внешность, а создать пси­хо­логический образ.

Как и все тувинцы, лю­бил смотреть ху­реш. Восхищался танцем мно­­го­кратного чем­пиона респуб­лики Ооржака Та­пы­ла. Героем его дип­ломной ра­бо­ты «Та­нец орла» в Сверд­­ловском худо­жествен­ном учи­лище в 1960 году стал именно он. Эту картину он за­­кон­чил за одну ночь. Друг Дадар-оол Мон­гуш пози­ро­вал. Комис­сия поставила за кар­­ти­ну «отлично». Закан­чи­­вая институт име­ни Сурикова, Иван защи­тился работой «Пей­зажи моей родины» тоже на «отлично».

– Он создал историю Ту­вы в ли­цах. Кто от­сутст­вует в галерее его порт­ретов?

– Из знаменитых людей Ту­вы он не успел создать на по­лотне образ Монгуш Ке­нин-Лопсана. Все времени не хва­тало. Меч­тал написать бо­льшой портрет Кызыл-Эника Ку­дажи. Интересными могли по­лу­читься об­­ра­зы Сиин-оола Оюна, Владимира Се­рен-оола и Каадыр-оола Саг­ды.

– А были ли у него отка­зы?

– Да, были, хотя по природе он человек добрый. Иван тон­ко чувствовал души людей и от­казывался в случаях, когда образ мог оби­деть человека.

– Герои Ивана Чамзое­вича, в ос­нов­ном, – наши сов­ременники, люди 20 ве­ка. Из личностей прош­лых сто­летий лишь порт­рет Чингиз-Хана. Это его лю­бимый герой?

– Да. Он восхищался умом это­го полко­водца. Образ Чин­гиз-Хана созревал долго. Написал его за несколько лет до смерти. Создавая об­раз правителя, прочитал все кни­ги о нем. Был знаком с Ми­хаилом Янчевец­ким, сы­ном Василия Яна. Кар­ти­ну приобрела Госфилар­мо­ния, сейчас она висит в каби­не­те директора Сергея Ол­зей-оола.

– Портрет Нади Руше­вой, на мой взгляд, один из лучших в его галерее. Как создавался ее об­раз?

– Иван приходится родст­вен­ником, земляком Наталье Дойдаловне, маме Нади. Рос­ли вместе. Часто ездили на родину. ИмАнчымаа Калга-оол: И ты убедишься, что я рядом с тобойенно Надин отец, Николай Рушев посо­ветовал Ивану поступить в ху­дожественный институт име­ни Сурикова. Николай Кон­стан­тинович ценил та­лант Ивана. Надю Иван знал с детства. Они часто обща­лись, Надя на­зывала его дя­дей Ваней. Портрет Нади он пи­сал по памяти.

– Иван Чамзоевич пи­сал не толь­ко портреты. На выставке были пред­­став­лены его пейзажи, графика, натюрморт. Ка­кая из картин ярко выра­жает творческую концеп­цию ху­дожника?

– Он закончил институт по специаль­ности «художник-график». Писал иллюстра­ции к произведениям Степана Сарыг-оола. Сергея Пюрбю, Виктора Кок-оола, Монгуша Кенин-Лопсана, к детским книгам и сказкам. Сказка для детей «Хайындырынмай» в 1998 году стала лучшей кни­гой года за иллюст­рации. Сказку «Парень с тремя зна­ния­ми» с рисун­ками отца Эрес перевел на англий­ский язык, нужны только средства для ее из­да­ния. В инсти­туте его учителем был зна­ме­­нитый Киб­рик, написавший иллюстрации к «Тарасу Буль­ба» Гоголя, «Кола Брю­ньо­ну» Роллана. А творческая кон­цепция наибо­лее ярко вы­ра­жена в картине «Ар­жаан».

В 1965 году Иван впервые побывал в Бай-Тайге. Кра­сота природы поразила его. Потом несколько лет подряд мы ездили на аржаан Ши­вилиг. Идею и замысел кар­тины «Аржаан» он вынашивал в себе около 20 лет. Закончил ее на Кавказе, на творческой да­че «Горя­чие ключи». Су­щест­вует три ва­ри­анта этой кар­тины. В ней он сумел выра­зить чувст­во единства, гармонии природы и чело­века.

Анчымаа Калга-оол: И ты убедишься, что я рядом с тобой– Он был верующим?

– Его религией было искусство. Вместе со сво­ими учениками он оформлял дуган «Тубтен Чойхорлинг». Работали холодной осенью. Во время визита его Свя­тейшества Далай-Ламы 14 в Туву в 1992 году писал его портрет. Эрес был тогда пе­реводчиком. Когда Ивана представили высокому гостю, Далай-Лама расписался на портрете, который он нари­совал. Доброта Далай- Ламы потряс­ла Ивана.

– Анчымаа Салчаковна, я знаю вас, как человека, увлеченного буд­дизмом. Что вас привлекает в этой религии?

– После смерти мужа мне было очень тя­жело. В это время начала посещать лек­ции достопочтимого геше Джампа Тинлея. Это помогло мне осознать себя, осознать сущность смерти, смысл жиз­ни. От буд­дизма я пришла к творчеству Рериха, любимого художника Ивана, от Рериха к его «Агни-йоге». Иван был мне не только мужем, но и другом, опорой в жизни.

– Расскажите, пожа­луйста, о сво­их детях.

– Мы воспитали двоих, Эреса и Эриану. Эрес – учи­тель английского языка, ув­ле­ка­­ется фотографией. Эриа­на окончила Ле­нин­градский государственный техни­чес­кий университет, сейчас ра­ботает в УФПС (Уп­рав­ление феде­ральной почтовой свя­зи).

– Красивое имя – Эриа­на. Обычно имя дочери дает отец...

– Нет, это творчество тро­их. Мы долго подбирали подходящее имя. Хотелось, чтобы оно было самым-са­мым. В конце концов, оста­но­вились на Эриане. «Эр» – это Эрес, « Иа» – Иван, «на» – Анчымаа.

– Каковы были вза­и­моот­ношения детей с отцом? Ивана Чам­зоевича не огорчило, что его дети не выбрали профессию художника?

– Иван видел в детях рав­ных. Никогда не повышал голоса и особенно не ба­ловал. Он воспитывал своим присутствием. Эрес окончил художественную школу. У него было отличное чувство света, но вдруг решил: буду учителем английского языка. У него способ­ности к языкам – это от моего отца. У Эры тонкий музыкальный слух, обучалась на скрип­ке. Рисует хорошо, но для себя. Дети сами выбирали профессии. Иван, конечно, был бы не против, если бы де­ти решили выбрать профессию худож­ника. Он собирал, хранил их детские рисунки. С дочерью занимался на скрипке.

– А вам он помогал по хозяй­ству?

– Когда он хозяйничал на кухне, никто туда не входил. Он был мастером по блинам. Приготовление блинов было для него свя­щенным ритуа­лом. Блины получались вкус­ными – я так не умею печь.

– Как и у каждого че­ловека, у него были, на­верное, мечты? Что ему не удалось осуществить?

– Он, знаете, мало ездил по свету. Из зару­бежных стран был лишь в Монголии. Мечтал побывать в Индии, увидеть буддий­ские храмы. Я уве­рена: его дух посетил стра­ну его мечты, осуществил то, что он не успел в земной жизни.

В этом году у Эреса роди­лась дочь, Ай-кыс. Очень и очень похожая на деда. Так что жизнь продолжается.



Прошло время...


Анчымаа Калга-оол: И ты убедишься, что я рядом с тобойВ январе 2001 года в редакцию пришло очень теплое и трогательное письмо от Люд­ми­лы Волошиной, мастера причесок и грима нашего муздрамтеатра:

«В ноябре в вашей газете бы­ло большое и очень ин­тересное интервью Алек­сандра Ма­­тина с Анчымой Сал­чаковной, женой ху­дож­­ника Ивана Чамзоевича Сал­ча­ка под заго­лов­ком «И ты убе­дишься, что я рядом с то­бой». Беседовали два заме­ча­тельных чело­века. И как боль­но осознавать, что нет уже среди нас замечатель­ного художника, а те­перь нет и талантливого журналиста.

Но память остается. Оста­лось интервью, где была по­ве­дана история любимой и самой дорогой для Анчымы Салчаковны кар­тины. Это открытка-поздравление пос­ланная му­жем из Москвы перед рождением сына Эре­са. Пись­мо сохрани­лось, а открытка – нет.

Хочу об­ра­довать Анчыму Салча­ков­ну, ведь начался Новый год, новое тысячелетие, и, на­вер­ное, должно было слу­читься что-то неве­роят­ное!

Так вот, сохранилась эта открытка! И бе­режно хра­нил ее все годы тоже та­лант­ливый человек, ху­дожник, мой отец – Тарханов Вла­ди­мир Васильевич, они с Ива­ном Чамзо­еви­чем были близ­ко знакомы. Мы не знаем, как она попала к Кате (Бай­лак) Се­­вен-оол, но после ее смер­ти она попала к моему от­­цу – они с ней вместе ра­ботали ху­­дожниками в пром­ком­би­нате. Когда отец уходил на пен­­сию он, собирая все свои бу­­маги, эскизы, разбирал и то, что осталось от Кати, уви­дел эту открытку. Он знал, что этот ри­­сунок вы­звал мно­го раз­го­вор, ему он очень по­нра­вил­ся, и папа забрал его на па­мять, не зная, что для ко­го-то это ре­ликвия и такая до­ро­гая па­мять.

Прочитав об этом в газете, он вспомнил про открытку. Не­сколько дней перебирал свои бумаги, а у художников их (поверьте мне) очень мно­го: это и открытки и эскизы, зарисовки и просто ин­те­рес­ные картинки. Нашел. Они с ма­мой очень об­ра­­до­ва­лись и пове­да­ли мне эту исто­рию и то, что хотят пе­­редать семье их ре­ликвию.

А это именно ре­лик­вия: дейс­твительно, очень трога­тель­ная от­крытка и надпись не­обыч­ная, и мальчик на Эре­са, еще тогда не ро­див­шегося, похож (я его хорошо знаю), а в на­шей семье очень бережно от­носятся к таким вещам.

Вот такая странная и ин­те­­ресная исто­рия: газета по­мог­­ла одной семье со­хра­нить и вернуть другой семье то, что им так доро­го. И теперь Анчыма Салча­ков­­­на будет смот­реть на эту от­­­крытку, как хотел ее муж, ког­­да писал для нее: «…что­бы в трудную ми­ну­ту ты смот­­­ре­ла на ри­­су­нок – это я так хо­­­­чу, и ты убе­дишь­ся, что я ря­дом с то­бой, что счаст­ли­вы­ми бу­дем и си­ль­­ны­ми, кра­си­вы­ми в жиз­­ни». И бу­дет вспо­­­ми­нать и Ива­­на Чам­зое­ви­­ча, и жур­­на­­листа Алек­­­­­сандра Матина, ко­­­торый по­­­ве­дал об этом. И бу­дет чувство­вать что они с ней ря­дом…

Открытку передаем в га­зе­ту «Центр Азии».

Для меня и моих детей это очень тро­гательный и важ­ный урок, урок до­бро­ты, от­зывчи­вости и чело­веч­ности. И пусть те, кто жи­вы, живут подольше и бе­регут память о тех, кто уже не вернется».



Фото:


2. Иван Салчак за работой. 1979 год.

3. 4. «Материнство» – та самая картина Ивана Чамзоевича, наделавшая в конце 60-ых столько шуму «подрывом устоев нравственности».

И маленький Эрес, которого отец изобразил на картине еще до его рождения.

5. Иван Салчак и Николай Рушев.

6. Иван Салчак (третий справа) среди известных художников Тувы. 1979 год.

7. Иван Чамзоевич, Эрес, Эриана, Анчымаа Салчаковна.

Беседовал Александр МАТИН
http://www.centerasia.ru/issue/2000/49/4957-anchimaa-kalga-ool-i-ti-ubedishsya-chto.html