Абакано-Кызыльскую епархию с января 2000 года возглавляет
новый епископ Ионафан. В первый день приезда в Абакан, 14 января 2000 года,
сразу после прибытия поезда Владыка Ионафан поспешил в Святоникольский храм,
где провел утреннюю службу и где сказал в своем приветствии: “Я надеюсь, что Хакасия и Тува станут моей
родной землей”.
Где-нибудь, к примеру, в
православной Греции новое назначение нового церковного иерарха вызвало бы весьма
большой интерес, так как там традиционно высок приоритет духовной власти.
Абакан, хоть и не Греция, но своим вниманием не обделяет Владыку: стали
постоянными интервью с ним в самой солидной республиканской газете “Хакасия” и
в самой популярной телерадиокомпании “Сибирь”, а так же в текущих репортажах и
новостийных сюжетах.
А сегодня и в “Центре
Азии” – первое интервью с человеком, который постоянно молится о всех жителях
Тувы, о сохранении городов наших, о мирной жизни, об избавлении от всяческой
нужды и печали, о помощи свыше.
– Владыка Ионафан, прошло девять месяцев, как вы покинули прежнее
место служения и стали епископом Абаканским и Кызыльским. Возможно, Тува,
которую связывает с остальным миром только автомобильная дорога при
практически переставших летать самолетах, по своей изолированности
напоминает вам остров Сахалин?
– Может быть, и есть
что-то общее между Тувой и Сахалином, но в церковном отношении, к сожалению,
мало. На Сахалин я приехал в 1990 году после окончания Московской Духовной
Академии.
Там не было ничего.
Один приход был зарегистрирован в Южно-Сахалинске, другой в Холмске, приходы
существовали номинально, помещений для них даже не было. Там мы начинали с нуля.
А когда я уезжал в январе 2000 года (и это не моя заслуга, а итог работы многих
людей), там с помощью Божией за 10 лет открылись 44 прихода, один монастырь,
построен кафедральный собор. Церковная жизнь там интенсивно развивалась.
А в Туве на сегодняшний
момент мало православных, вообще, население на такую большую территорию
малочисленно. Когда я приезжаю, то замечаю в людях настроение некоей
оставленности: вроде они сохраняют свой уклад, а с другой стороны – не чувствуют
родного окружения. Не знаю, насколько это соответствует истине, но такие настроения
наблюдаются.
Основная кафедра
епископа находится в Абакане, а в Туве приходится бывать наездами, но надеюсь
с Божией помощью церковную жизнь там развивать. Сейчас в Туве открыты всего
три прихода: в Кызыле, в Туране, в Сарыг-Сепе.
Но главная проблема не в
отсутствии приходов, а в нехватке священнослужителей, чтобы эти приходы
окормлять и опекать.
Если бы у нас была
возможность (а в Хакасии также нехватка кадров) послать несколько
священников, то в Кызыле можно было бы проводить ежедневные богослужения, а
пока здесь только службы в воскресные и праздничные дни. Полноценного пастыря
можно воспитать только в семинарии, и сегодня у нас достаточно учится людей в
семинариях Москвы, Подмосковья, в Тобольске, Белгороде. В Абакане открыли
двухгодичное духовное училище. 14 сентября юноши и девушки начали обучаться
искусству псаломщика, певчего в хоре, иконописному мастерству,
богословским наукам. Набор проводили по всей епархии.
Если здесь в Хакасии
увеличится количество священников, то и в Туву сможем послать пастырей на
подмогу отцу Алексию, настоятелю Кызыльской Троицкой церкви.
Архимандрит Алексий –
уважаемый, заслуженный священник, но ему очень нужна помощь. Сейчас требуется
наступательная позиция Церкви: не только поддерживать жизнь прихода и храма,
но и идти с проповедью к людям, к тувинскому населению. Отец Алексий знает
тувинский язык, и ему это поможет в миссионерской работе.
– Ваше Преосвященство, а на Сахалине какие народности сохранились, и
как у них складывалась духовная жизнь?
– На Сахалине как
таковых коренных народностей не сохранилось. На севере живут нивхи, но они
остались в малом количестве. В свое время они были крещены и являются
православными. На Сахалине много корейцев, которых привезли туда японцы во
время Второй мировой войны, используя как очень дешевую рабочую силу. Сейчас их
где-то десять процентов от остального населения. За эти годы они обрусели по
культуре и по воспитанию, лишь старшее поколение помнит язык. Этим
воспользовались различные зарубежные проповедники сектантского типа. Под
предлогом, что надо обслуживать духовные запросы этого населения, приезжали
и назойливо насаждали свои общины. Это сильно осложнило межконфессиональную
ситуацию на острове. В свое время ошибка властей была в том, что этих
проповедников пустили.
Под лозунгом чего это
проводилось? Под лозунгом свободы совести. Но прежде всего свобода совести
должна быть свободой выбора. Скажем, в каком-то поселке, где, предположим,
население в основном крещенное, православное, строят молитвенный дом протестантского
толка. А православного храма там нет. Естественно, что протестанты будут
заниматься прозелитизмом (прим.:
вербовка новых членов секты), пользуясь, что нет нашей церкви, будут
перетягивать людей в свои ряды.
А вы скажете, что
православные на то и православные, чтобы твердо стоять в вере. Извините, мы
сейчас переживаем такой жуткий момент, когда церковь практически разрушили,
лучшую часть духовенства расстреляли и сгноили в лагерях, а храмы взорвали и
отобрали. Можно сделать такое сравнение. Человек тяжело болен, так, что не
встает, но вот наступает улучшение, болящий уже может ходить, пошатываясь. А к
нему приходят и говорят: “Давай-ка вставай, надо делать то-то и то-то”. В
таком же положении и православная церковь, потому что ее обескровили,
разгромили, а сейчас от нее требуют: давайте-ка, возрождайте духовность.
А свобода выбора, я
считаю, будет тогда, когда в поселке будет православный храм, будет
протестантский молитвенный дом (я не против, что бы он там был, если там достаточно
протестантов). Пусть будет мечеть, если есть достаточно мусульман или буддийский
хурээ, если есть и верующие буддисты. Вот тогда люди будут выбирать и идти
туда, где душе ближе.
А когда зарубежные
проповедники едут сюда с мешком долларов и, пользуясь нашей нищетой, просто
покупают души людей, раздавая какие-то дешевые сувениры или сладости – это не
свобода. Как у нас это было на Дальнем Востоке: подкупали сладостями детей,
а ребенок ведь еще ничего не понимает – и берет эти подачки. Это все нечистоплотно.
И нельзя это делать и нельзя властям это допускать.
Надо сказать, что такая
волна, наплыв или, лучше сказать, натиск иностранных миссионеров не
случайны. Они финансируются очень серьезно. Сопредельные с нашей страной государства
думают о своем будущем и, что естественно с их стороны, пытаются нас ослабить.
Есть и определенные силы
в мире, которые не любят Россию, которым Россия поперек горла стоит. А как
ослабить Россию? Очень просто. Подорвать духовную основу, потому что
единственное, что цементирует страну – это православие. Государство развалилось,
все развалилось. По национальному признаку нас разделили. Киев, который
всегда был матерью городов русских, теперь вообще столица иностранного
государства. По экономическому признаку нас разделили: есть богатые и есть
бедные. Теперь по религиозному признаку нас пытаются разделить. В августе
проходил юбилейный Архиерейский собор, и я обратил внимание, что, по сути,
православная церковь (прим.:
входят и украинская, и казахстанская, и эстонская и т.д. поместные церкви)
продолжает оставаться в тех границах, в каких была Российская империя и Советский
Союз. В церковном отношении мы едины, хотя и государства разные. Поэтому
кому-то так важно ослабить наше духовное единство: так легче будет пользоваться
нашими богатствами, сырьем, территорией, рабочей силой, наконец.
Ведь сейчас серьезные
люди говорят о самой главной опасности для России в ХХI веке: о возможном
(ввиду ее ослабления – не больше, не меньше) захвате ее территорий Дальнего
Востока и Сибири, вплоть до Урала. Известно, что в соседних государствах мало
земли, природных ресурсов и какие-то из них заинтересованы в планах захвата,
потому находят и финансирование и людей, приезжающих сюда.
Есть данные о связи различных
сект с разведцентрами. В Магадане, например, были случаи, когда под видом
проповедников приезжали промышленные шпионы, которые прорабатывали
возможность сырьевых сделок с выгодой для себя, с ущербом для нас, ведь там
было и золото, и алмазы, и все-все.
К сожалению, наши власти
эту проблему не видят, в особенности, на местах. Но хорошие новости есть. На
Архиерейском соборе Святейший Патриарх Алексий сказал, что этот сектантский
вал захлебнулся, он нашим народом не поддержан. То, что было за последние
10-15 лет, будет уходить. Известно, что существовали планы создания к 2000 году
протестантских общин вдвое больших, чем православных приходов. Это не
получилось.
– Какие еще проблемы волнуют сегодня православную церковь?
– Серьезная проблема: в среде российской
интеллигенции есть люди, болеющие извечной болезнью – забвением своих корней,
желающих искать истину на стороне. Это извечный грех русской интеллигенции, воспитывавшей
не одно поколение революционеров, кстати, ими же она и была уничтожена. До
сих пор интеллигенция от этой болезни не освободилась. Больше верующих среди
людей простых сердцем.
Сейчас интеллигенция,
или, скорее всего, как сказал Солженицын, – образованщина, не зная хорошо ни
истории, ни основ веры, бросается на сторону – пить из замутненных источников:
подаются за экзотикой в восточные культы, начинают медитировать, практиковать,
не зная духовной реальности. Эти пути очень опасны, ведут человека к открытости
силам зла, которые могут привести просто-напросто к страшному состоянию, называемому
по-русски очень просто – осатанению.
Это далеко не безобидные
вещи. Или, к примеру, возрождение язычества. Вот в Хакасии некоторые
представители интеллигенции думают, что они утвердят свое национальное
самосознание, возвратясь к язычеству. А ведь не знают, что это такое. Язычество
– это страшная вещь. Прежде, чем туда бросаться, надо изучить, что это такое, с
чем это связано.
Корень всех этих проблем
лежит в том, что люди не знают самых простых вещей. И наша задача учить, давать
знания. Насильно мы веру никому не навязываем, а учить должны тех, кто
требует от нас ответа. Учим через собственную газету, хотим выпускать свой
епархиальный журнал, различные приложения. Открыли Интернет-страницу. Телевидение
и светские газеты тоже просят выступить, так как люди задают много вопросов,
и священники в ответ на это стараются донести слово о вере, о православии, о
благочестии, о красоте нравственного закона, который в нас заложен.
Даем мы знания и в воскресных
школах, во взрослых и детских, открытых при крупных приходах. А в Саяногорске
на базе школы №10 открыта православная гимназия, что очень радует.
–Рассуждая о заблуждениях интеллигентных, образованных людей, вы
попали в самую точку. Мне больно наблюдать, как моих добрых друзей в Кызыле
агитируют в ту или иную духовную западню, а они наивно думают, что это
безопасно.
– К сожалению, это плоды
всех тех усилий, которые предпринимались много лет, в течение которых безбожие
официально поддерживалось. Когда деньги из бюджета никогда не давали на
строительство храмов, а на издание атеистических книжек всегда находились, на
содержание научного общества “Знание”, лекторы которого с атеистическими
лекциями объезжали все города и веси. Это не прошло даром и имело успех. Да,
тот, кто был верен церкви, он и остался ей верен до сих пор, но это поколение
мало-помалу уходит. И хоть основное население нельзя назвать атеистами, но это
люди равнодушные к вере, индифферентные и вообще ничего не знающие о ней. У
некоторых людей отбито чувство веры, им вообще неинтересно разговаривать на эту
тему. О чем угодно: о кирпиче, о плане, о деньгах – это вообще любимый разговор
у всех. А о духовном? Такое впечатление, что у человека не присутствует этот
орган, которым верят…
– Расскажите, Владыка святый, немного о себе, о том, как вы пришли к
вере и служению церкви?
– Родился я в 1962 году
на Дальнем Востоке, у меня обычный жизненный путь, как и у всех. Сразу после
школы я хотел поступить в Духовную семинарию, но так сложились семейные
обстоятельства, что пошел работать на судоремонтный завод. И одновременно нес
послушание руководителя церковного хора.
А как к вере пришел?
Всего и не расскажешь, это достаточно сложно и индивидуально. Общий путь
такой – перед любым человеком рано или поздно встает вопрос: “Для чего я
живу?”, “В чем смысл моей жизни?”. Я интересовался верой, читал литературу.
Книги достать было нелегко, друг от руки переписал Евангелия. Чтобы понять
некоторые вещи, читал и атеистическую литературу, и пришел к выводу, что эта
литература и доводы в ней абсолютно лживые и недобросовестные.
Подобный случай произошел
с известным писателем, диаконом Андреем Кураевым. Он поступил в МГУ на кафедру
научного атеизма и все добросовестно изучал, но пришел к парадоксальному
выводу, что истина – в православии. У меня не так масштабно, но нечто
подобное произошло. Я пришел к выводу, что в церкви – путь жизни, а все
остальные пути не имеют значения. Общался даже в юности с сектантами, был такой
период, но для себя осознанно и самостоятельно выбрал православную церковь.
В моем родном городе
Советская Гавань Хабаровского края был храм, что и помогло мне в моем
становлении. Днем я работал, а вечером и в воскресные дни находился в храме.
Через два года по моей просьбе дали рекомендацию, и я поступил в Московскую
Духовную семинарию, чтобы стать священником и принять монашество. Тогда это
все было гонимо, вернее, утесняемо. Во всяком случае, прежде чем поступить в
семинарию, мне пришлось выслушать много отговаривающих речей из различных
организаций, вызывали, в том числе и на соответствующую беседу в КГБ.
Годы учебы были
насыщенными, всего и не перескажешь. Закончилось как раз время Брежнева, и
отношение властей было достаточно жесткое, и мы видели это отношение. Но
учились – весь смысл был в учебе. На третьем году обучения осуществляется мое
желание, меня принимают в братство Свято-Троицкой Сергиевой лавры, постригают
в монашество, а затем рукополагают в иеродиакона, а позже – в иеромонаха. В
1986 году поступил в Московскую Духовную Академию, и в этом же году меня
переводят в новооткрытый Свято-Данилов монастырь, что было неожиданным
испытанием. Лавра есть Лавра, там все отлажено: и богослужения, и Устав, а в
монастыре этого не было. Но надо, так надо. Это тоже был промысел Божий. Этот
бесценный опыт потом пригодился мне на Сахалине – создавать некоторые моменты
с нуля. В родные края, а Сахалин тогда входил в Хабаровскую епархию, я
вернулся через 8 лет учебы в Семинарии и Академии.
Сейчас на Сахалине около
40 священников, а тогда, в 1990 году, я приехал один, и от многих дел с болью
в сердце приходилось отказываться, так как ничего не успевал делать. Были и
горести, и радости, и проблемы, но главное – что был отклик у народа, и с
помощью Божией все удалось наладить.
В 1994-95 годах служил
благочинным Курильского округа, как раз случилось сильное землетрясение. Но в
это время меня вызвали в епархию, и я отсутствовал во время землетрясения. Вот
иногда наши батюшки ропщут, что их вызывают, отрывают от дел, вот тогда меня
также промыслом Божием вызвали…
– Владыка Ионафан, а застали вы самое крупнейшее за всю историю России
землетрясение в Нефтегорске, которое унесло две тысячи жизней, в мае 1995
года?
– В Нефтегорске я
побывал накануне катастрофы и был единственным священником, который посетил
это место до землетрясения. Что произойдет, я, конечно, не знал, это была
запланированная поездка. Сколько детей ко мне тогда подходило. Я их спрашивал:
“Как вы здесь живете? Что у вас тут интересного?” Они отвечали: “Да-а, ничего
интересного у нас нет”. Хорошие такие дети, может, кого-то уже нет в живых…
А после трагедии был,
конечно, много раз, потому что мы принимали участие в траурных мероприятиях,
служили службы, встречались с людьми. И это было тяжело, очень тяжело, потому
что практически весь поселок разрушился, и погибли почти все люди.
– Владыка святый, а как же чувство опасности, неужели привыкаешь?
Ведь Тува тоже сейсмический район. Живя в Туве, я застала несколько раз
сейсмические возмущения в 3-4 балла – не очень приятные воспоминания.
– Да, я привык, ко всему
привыкаешь. Приходилось испытывать подземные толчки до шести баллов. Не знаю,
как в Туве, а у нас на Сахалине во время землетрясения мелко и сильно дрожит
все. До сих пор сплю при включенном свете, выработалось с тех пор. Понятно,
что при землетрясении свет отключают, но пока он горит, психологически легче
– будешь знать, куда бежать.
После нефтегорского
землетрясения Святейший Патриарх Алексий прислал нам икону, чтимую икону
Казанской Божией Матери, чтобы она охраняла сахалинцев от бедствий. И эта
икона очень почитается народом, многие жертвуют на икону свои золотые цепочки
с крестиками, а женщины снимают серьги, кольца. Перед иконой служатся молебны.
И с тех пор каких-то крупных бедствий с гибелью людей не было – икона хранит.
В 1997 году по решению
Священного Синода стал епископом Южно-Сахалинским и Курильским, управлял
епархией. За два с половиной года там были созданы Духовное училище,
профессиональный хор, мужской монастырь, епархиальная газета.
А в конце 1999 года
получил новогодний подарок, от которого не знаешь, то ли печалиться, то ли
радоваться – перевод в Хакасию и Туву. С печалью, с определенной горестью
оставил Сахалин. Ведь Дальний Восток – это родное и туда я вернулся, чтобы
служить на родной земле. Но долг служителя церкви – это долг послушания.
Поэтому сюда я приехал с настроением, что Хакасия и Тува являются для меня
родной землей, не потому, что я здесь родился, а потому, что здесь моя паства,
мой народ. У меня нет планов куда-то еще переводиться, с Божией помощью будем
здесь восстанавливать церковную жизнь во всей ее полноте.
Вообще-то нелегко иметь
под своим началом два субъекта Федерации. Нормально, когда в каждом субъекте
имеется свой епископ. Пока для Тувы это невозможно, со временем, может, это и
произойдет.
– Владыка Ионафан, вы участвовали в Архиерейском Соборе, который
причислил к лику святых царя Николая II и его семью. Об этом было очень много
споров и разговоров. В одной хакасской газете появилась безграмотная, на мой
взгляд, с исторической точки зрения статья, якобы из Интернета, под заголовком
“Кровавый святой”.
– На юбилейном
Архиерейском соборе, который состоялся в августе 2000 года, были канонизированы
более тысячи имен, среди них епископы, священники, миряне, пострадавшие за
веру в годы богоборческой власти. Но более пристальное внимание все СМИ уделили
почему-то одному имени – царю-мученику Николаю II.
Собор уже предвидел
такую реакцию, предвидел, что готовятся ушаты грязи. И все для того, чтобы
подорвать авторитет Русской православной церкви. Ведь наша церковь, несмотря на
то, что она обескровлена, обладает самым высоким авторитетом у народа.
Проводились социологические опросы, согласно которым даже армия не обладает
таким авторитетом. И это несмотря на то, что все знают, что есть некоторые
недостойные священники, может, со своими слабостями, а вот в целом авторитет у
церкви держится. А подорвать его изнутри хотят люди нечистоплотные, более смотрящие
на Запад, знаете, те которые говорят о своей Родине сквозь зубы “эта страна”…
В свое время я не был
сторонником канонизации царской семьи, потому что звучала назойливая
требовательность прославить их, уже писались иконы, до канонизации
составлялись службы, акафисты. Отовсюду шли письма и петиции. Мне казалось,
если есть такое требовательное отношение, то лучше отложить, потому что это
должен быть акт веры, акт религиозный.
Потом я изменил свое
мнение. Стал знакомиться более детально с последним периодом жизни царя поле
отречения. И вот тогда для меня высветилась удивительно нравственная красота
этого человека и его семьи. Высветилось, что это действительно были Христиане с
большой буквы, что они по-христиански приняли свою смерть. На Архиерейском
Соборе все проголосовали единогласно. Множество людей, стояло за стенами Храма
Христа Спасителя, где проходил Собор, с иконами и хоругвями и ожидали
решение. И знаете, какая у них была реакция? Когда вышли и сказали положительное
решение, они запели пасхальные песнопения “Христос Воскресе”.
Вот такой исторический
миг мы для себя ощутили, что действительно свершилось эпохальное дело, и мы в
нем участвовали. Причисляя к лику святых царя и царскую семью, Собор
подчеркнул, что он канонизирует не царский строй, не монархию, не его какие-то
поступки и дела, которые могли иметь место. А причисляет человека за его нравственные
страдания, верность евангельским идеалам, мученическую смерть. После этого
появились нечистоплотные публикации, которые, я думаю, забудутся, а почитание
царя останется. Ведь мы приняли такое решение не только потому, что мы, лично
архиереи, его почитаем, а потому что каждый из нас представлял народ, свои
епархии.
А со стороны людей
воцерковленных должна быть особая благодарность к последнему императору, он
столько много сделал для церкви: при нем было очень интенсивное
строительство храмов, до сих пор действующих, планировалось восстановление
патриаршества, те книги, по которым мы ведем церковные службы, напечатаны
при нем.
И эта человеческая
благодарность жива, память народная все сохранила. Может, потому и сильно
покаяние в народе за убийство царя. Да, мы не принимали непосредственного
участия. Но в чем-то мы повинны: может, слушали эту клевету на царя, может,
осуждали его. Покаяние в народе есть. Мы почувствовали – от этого укрепилось
единство церкви. Была проблема, она разделяла людей, а теперь не разделяет.
Юбилейный Архиерейский
Собор завершил двадцатое столетие, которое очень тяжело пережили народ и
страна, и, следовательно, русская православная церквь. Ведь горести народа –
это горести церкви.
На рубеже эпох – в год
2000-летия Рождества Христова, в год завершения тысячелетия, мыслилось
поставить некую точку, которая бы позволила нам начать новый этап, свободный
от тех ошибок, которые были допущены: безбожная власть, гонения на церковь,
разрушения наших национальных, духовных традиций, закрытия храмов.
Знаменательно, что собор
проходил в дни празднования Преображения Господня, связанные с освящением
храма Христа Спасителя. Храм Христа Спасителя является символом возрождения
порушенного православия. Этот храм был разрушен, и вместе с ним была
разрушена и загнана в подполье Русская православная церковь. Этот храм восстановлен
в былом великолепии, и мы с этим связываем надежду на возрождение православия.
Фото:
2.
День приезда в епархию. Владыка Ионафан проводит службу в Святоникольском
храме. 14 января 2000 года.
3. Владыка Ионафан проводит службу в детском православном
палаточном лагере на озере Кызыкуль. Лето 2000 года.
4. С прихожанами у входа в храм. Абакан. 2000 год.
5.
Владыка Ионафан с детьми в православном палаточном лагере на озере Кызыкуль.
Хакасия. Лето 2000 года.
Беседовала Надежда КИРОВА.