Сергей Шойгу: Больше Шойгу – хороших и разных!

Имя Героя России Сергея Шойгу – генерала-полковника, с 1991 года бессменно возглавляющего сначала Комитет, а затем Министерство по чрез­вычайным ситуациям России, сегодня ставшего вице-премьером России, лидером движения “Единство” – для Тувы особенно дорого. “Если вас показывают по телевизору, мы бросаем все и бежим смотреть!” – так совсем неофициально высказалась одна из кызыльчанок в переполненном зале муздрамтеатра 2 ноября 1999 года, когда земляки после присво­ения звания Героя России чествовали Сергея Шойгу.

А какой он, Сергей Шойгу, не в гене­раль­ской форме, не при звездах и орденах, не на экране телевизора?

Мы беседуем с Сер­­­ге­ем Шойгу в его мос­ковском кабинете на шестом этаже Минис­тер­ства по чрез­вы­чай­ным ситуациям и лик­ви­­дации послед­ствий стихий­ных бедствий. Большие часы с боем бьют сна­чала половину один­над­цатого, по­том один­надцать. Потом Сер­гей Кужуге­то­вич извиня­ется и уходит на засе­дание Во­ен­ного Совета. После засе­да­ния Совета бесе­да про­дол­жается.

Из кабинета с легендарным огром­ным глобусом и двумя десятками спец­телефонов с гербами мы проходим в ком­нату отдыха, где висят особенно доро­гие хозяину фотогра­фии, картины, иконы, стоят сувениры. Сергей Шойгу показывает особенно дорогие для не­го – фигурки из агальматолита камнере­зов Тувы. А напоследок улыбается: “Мы бесе­довали с вами в общей сложности более двух часов. Такого я не позволяю даже Соро­киной и Шеремету”.

Что ж, центральное телевидение, конечно, центральное, но центр Азии находится только в Кызыле. И то, что вице-премьер России отло­жил все дела для этой беседы, вовсе не умаляет престижа профессионалов ЦТ. Ведь это разговор со всеми земляками, разговор со своей родиной. А ради матери хороший сын всегда оставит все дела.

– Сергей Кужугетович, вы стали лидером движения с кра­сивым и сим­­волическим названием “Един­ство”. Вы всерьез верите, что в нашем, раз­дираемом поли­ти­ческими, эконо­ми­чес­кими, на­цио­нальными противо­ре­чи­ями общест­ве, единство воз­можно?

– А вы считаете, возможно так дальше жить? В этом раздрае, этой разобщенности, постоянном появлении новых и новых лиде­ров, которые приходят, в основ­ном, на волне межнациональной розни и сепаратизма под прик­рытием такого замеча­тельного лозунга, как “возрождение нацио­наль­ного достоин­ства”. Дос­тоинст­во либо есть, либо нет – я так понимаю.

Поэтому, чем раньше мы нач­нем единение и по нацио­наль­ному, и по межконфес­сио­наль­­ному признаку, тем скорее у нас появит­ся понятие гражданин России, которым мы все сможем гордиться. А по-другому просто быть не может.

Сегодня многие пытаются сделать так, чтобы единение было по нацио­нальному признаку, религиозной принадлежности. Это, наверное, долж­но быть. Безусловно, должно быть. Но основное – это все-таки то, что мы должны осознавать – друг без друга очень тяжело, очень сложно прожить. Если вчера и позавчера было доста­точно просто на на­цио­нальной волне прийти к влас­ти, то сегодня удер­жаться на этой волне очень сложно. Потому что в любой республике, в любой области живут разные народы, разные люди. И когда призывают к возрождению только одной нацио­нальности, это всегда имеет пе­чаль­ные последствия.

– Когда в ноябре прошлого года вы встречались с земляками в кы­зыль­ском муздрамтеатре, то на воп­рос “Какой национальности вас счи­тать?” отве­тили: “Если очень хо­тите меня разоз­лить, то мо­же­те еще раз задать этот воп­рос”. Как мне потом по­яс­нили, не всем этот ответ понра­вил­ся, и не все земляки поняли вас. Мне разъ­яс­­­нили, что настоящий политик должен быть хитрее: в Туве гово­рить, что он тувинец, в Москве, что русский, а в Африке сразу вспом­нить о сво­их афри­канских предках.

– Под африканца рабо­тать. Ну, понятно… Вы зна­ете, я имел в виду более ши­рокое толкование этого воп­роса. Я не считаю себя политиком того толка, кото­рый говорит здесь одно, а там – другое. Я всегда ста­рал­ся говорить то, что думаю, и то, во что верю.

В какой части разговор о нацио­нальности может меня ра­зоз­лить? Как в том старом анек­­доте. Едут в купе грузин и армя­нин. Грузин говорит: “Грузины лучше, чем армяне”. “Чем?” “Чем армяне!” (Улыбается).

Я, может быть, банально все это объясняю, но я бы хотел, чтобы вы меня поняли. Вы пом­ните тот период в Туве, когда все вопросы, начиная с квартирных, переводились на национальные отношения? “Почему русские получают квартир больше, чем тувинцы? Почему на этой долж­ности русский, а не тувинец?” И вся эта, я не могу назвать это политикой, я скорее назову ее глупостью, привела к тому, что очень многие спе­циа­лис­ты уехали из рес­пуб­лики.

Когда искусст­венно при­под­­ни­ма­ет­ся ка­кая-то одна нация над другой и при этом унижается другая, мне это очень не нравится. Вот этим меня мож­но разозлить.

Вы думаете, дос­­­­та­точно прос­то мне со своей фами­ли­­­ей и от­чест­вом жить и ра­ботать в Моск­­­­ве? Во вре­мя пред­вы­борной кам­па­нии я получал ос­кор­­би­тельные те­лег­­раммы, каса­ю­щиеся и моей на­цио­­наль­ности, и мо­­его отно­шения к данному воп­росу…

Все локальные войны, кон­ф­лик­ты имеют именно нацио­наль­ные корни. Возь­мите любую горя­чую точку. Исключение, пожалуй, это толь­ко конфликт Ирака с Ку­­вейтом. Там чисто эконо­ми­ческие причины. А все остальные – на­ци­о­нальные конфликты: Бос­ния и Гер­це­­говина, Косово, Тур­ция, Иран, курды, Ольстер. Наши го­ря­чие точки – Придне­с­тро­вье, Тад­жикистан, Фер­гана, Абхазия, Осе­тия, Ингу­шетия, Чечня – то же самое.

– Ощутили ли вы стрем­ление к един­ству в Туве во время выбор­ной кампании в Гос­думу?

– Вы знаете, да. И я всег­да знал, что идея едине­­ния, единства жива и будет под­дер­жана не только в Туве, но и во всей стране. Дело в другом: эта вы­бор­­ная кам­пания показала – кто про­тив единства. Не про­тив партии, не против дви­жения “Единство”, а именно против единства.

Вы посмотрите лозунги, с ко­торыми по­шли бороться про­тив кандидата от “Един­ства” по ту­винс­кому одноман­дат­ному ок­ру­гу Ло­ктионова. Это же было на гра­ни на­ци­онализма. Я не хотел бы кого-то оценивать пер­со­нально. Но такие выска­зыва­ния: “Как это можно, нацио­нальную рес­публику будет предс­тав­лять рус­ский!” Понят­но. Исходя из это­го следует: предс­тавитель на­циональной рес­пуб­лики никогда не сможет занять боль­ших вы­сот в России. Логика одна и та же.

До глубины души меня пот­рясла пред­вы­борная история с флагом респуб­лики, яко­бы разор­ванным у штаба “Единства”. Мне это напомнило времена почти инквизиции. Лю­ди не пони­мают, что инсценируя подоб­ные вещи, они уни­жают сами себя и свою рес­­­пуб­лику. Это сродни тому, когда, идя к влас­ти и не имея ниче­го свя­того, наступают на го­­ло­­ву собст­венной матери. Я знаю, кто это де­­лал. Спасибо вашей газете за то, что вы дос­та­­­­точ­но тщатель­но и под­робно про­ве­­ли раз­бор всего этого, опуб­ликовали мне­ния всех сторон.

Еще раз могу повторить: для меня эта кампания показала: кто против единства в на­шей стране.

– Вы назовете кон­кретные имена?

– А зачем? Вы их и так знаете. Я многое могу рас­сказать, потому что инфор­мации из Тувы мне по­сту­пает в достаточно большом ко­ли­честве, и я ее черпаю не только из вашей га­зеты, хотя она очень интересна: я каждый но­мер просмат­риваю очень внима­тель­но.

Не хочу называть имена, по­тому что мне стыдно за этих людей, и я все-таки не остав­ляю надежды, что они сделают для себя выво­ды из этой кампании, из моего интервью, из вашей пуб­ликации и в конце концов встанут на путь истинный.

– Ответ политика. А имена лю­­дей не вре­мен инквизиции, а бу­ду­щего, людей, кото­рые пони­ма­ют в Туве важность идеи еди­не­ния, един­ства вы може­те наз­вать?

– Вы знаете, в Туве много та­ких людей. Меня радует конст­рук­тив­ная позиция предсе­дателя Вер­ховного Хурала Шол­бана Ва­ле­рьевича Кара-оола. В основ­ном могу согла­сить­ся с тем, что де­лается во многих кожуунах. Но са­мое главное – очень много пи­сем и те­ле­­­фонных звон­ков из Ту­вы. Вы знаете, я еще об этом ни­кому не рас­ска­зывал, был в одном ко­­жу­уне такой случай. Мне поз­во­нили ста­рые добрые при­я­тели и рас­сказали. При­еха­ли в село лю­ди из адми­нистрации пре­­зи­ден­та рес­публики и сказа­ли: “Да­вай­те мы бу­дем под­дер­живать Га­лину Салчак, потому что она на­­ша, ту­винка”. Люди вни­ма­тельно вы­слу­шали, а потом под­нялся один из ста­ри­ков: “Навер­ное, она хороший человек. Мы не при­зываем голосо­вать против Гали­ны Салчак. Но мы бу­­­дем голо­совать за Ни­ко­лая Лок­ти­о­но­ва, за “Един­ство”, потому что счи­таем, что надо под­дер­жать на­ше­го зем­ля­ка и нача­тое де­ло единения наро­дов”. И они под­дер­жали. И я, поль­зу­ясь случаем, еще раз хочу побла­го­да­рить всех жи­телей республики, моих земля­ков за ту под­держку и по­­­мощь, которые они оказали. Они пока­зали своим при­­­­мером, нас­коль­ко они го­то­вы поддер­жать идею едине­ния в нашей стра­не. Все-таки боль­шего про­­цен­та нет ни в одном реги­о­не. Са­мый высокий – семь­десят один про­цент в Туве.

– Когда летом 1995 года мы встре­чались с вами в этом каби­нете, вы сказали, что Туве помо­гали и будете помогать. Сейчас, уже в новом, более вы­соком ста­тусе вице-премьера Рос­сии какой смысл вы вкладываете в слово помогать?

– Вы знаете, по Туве вышло большое по­ста­новление прави­тельст­ва России. Большое и по срокам, и по направлениям работ. Но, как оно всег­да бывает, выхо­дит пос­та­нов­ление и повисает в воздухе. Сейчас я за­­нят тем, чтобы оно не повисло в воздухе. В кон­це марта я соберу все министерства и ве­­дом­ства и про­верю, как оно выполняется. И во­обще, с мои­ми коллегами мы дого­во­ри­­лись о том, что каждые три меся­ца я буду со­­­би­рать их и смотреть, как вы­пол­ня­ется это поста­новление об оказа­нии помощи Туве.

Меня очень тревожит то, что происходит в респуб­лике. Очень тре­вожит. Нель­зя все вре­мя си­деть и наде­яться только на Моск­ву. Так жить нельзя! – как сказал Гово­ру­хин в своем фильме.

– На меня в 1990 го­ду этот пуб­ли­цис­ти­чес­кий фильм “Так жить нель­зя” произвел огромное впе­чат­ление.

– Хотя это сказал не Го­во­рухин, а Жванецкий. А Го­ворухин попросил сде­лать из этой фразы название фильма.

Так жить нельзя! Надо в конце концов что-то делать, что-то про­изводить. Ведь что такое одеть, обуть, дать образование, создать нормальные условия жиз­ни для трехсот тысяч человек? Есть три-четыре ключевых мо­мен­та, на которые надо сделать упор и по которым на­до идти.

Очень много разговоров идет по ту­вин­скому углю. Да, уголь есть, но как его вы­вез­ти при отсутствии железной дороги? Очень много разговоров идет по нашим место­рож­дениям – по асбесту, по ко­бальту. Но это раз­­го­воры. Нужна нор­мальная, продуманная прог­рамма действия. Естественно, нужны кадры.

– Вот это больная проб­лема. Сколь­­ко ребят из Тувы получают высшее обра­зо­ва­­ние – и в вузах Рос­сии, и уже за рубежом, но, возв­ра­щаясь домой, оказываются нико­му не нужными, не мо­гут себя реализовать.

– Значит, климат не тот. Не в части мете­о­ро­логии, а в другой. Политический кли­мат не тот. Подходы не те. Наверное, при­сутствует кла­­­новость, прод­ви­жение родных и близких. Это очень большая беда. Никогда не зани­мал­ся прод­вижением по службе род­ствен­ников.

– Никогда?

– Никогда!

– Кстати, меня перед поездкой в Москву попросили задать воп­рос: почему Сергей Шойгу не берет ту­винцев в МЧС, он что боится, что его обвинят в родст­венных связях?

– Нет, дело не в этом. Я никог­да не боялся никаких обвинений. Я внимательно смотрю на ребят, некоторых мы отправляем учить­ся. Но у нас все-таки набирают не по нацио­наль­ному признаку, а по возможностям, та­лан­ту, способ­ностям, образованию. К сожа­лению, в нашей сфере пока преус­пел только один тувинец (улы­бается).

– У вас скоро юбилей – 21 мая исполняется 45 лет. Еще не воз­раст, чтобы подводить все жиз­ненные итоги, но, наверное, уже приходилось задумываться: что самое главное вы успели в жизни?

– Вы знаете, давным-давно я услышал от своего отца: если в свободный вечер ты сел с друзь­ями и у тебя есть, что вспомнить, значит, ты жил. А если тебе нечего вспомнить, это не жизнь.

Вы, наверное, знаете, что в свое время я был не большой любитель ребят, которые жили: дом – школа, из-за четверки – рыда­­ния на всю неделю, из-за тройки – на грани су­ицида. Я к таким никогда не относился. Я пом­ню наши драки, хулиганские вы­ходки. Я помню наши совер­шенно авантюрные сорев­нования по переплыванию Енисея.

А если дальше говорить – я помню все стройки: сда­чу Ачинс­кого нефтепере­рабаты­ва­ющего завода, за­вод фто­рис­того алю­миния, Саянский алюминиевый завод, Шор­ский молиб­­де­новый ком­бинат. Все это такие заруб­ки. Я их вспо­минаю с огром­ным удоволь­стви­ем. Хотя в то время, когда в Ачинске сдавали два завода, за два с полови­ной года не было ни одного выходного. Да, было сложно, мы по году жили без семьи, черте-где, в каких-то ва­гон­чиках. Но сегодня, со всеми из тог­даш­­них кол­лег, остав­шими­ся сегодня дру­зья­ми, мы вспо­минаем имен­но это. Это то, чем я горжусь.

Что еще можно яркого вспом­нить? Вы знаете, на книгу воспо­минаний хватит. Все-таки в мои 45 лет прой­ти пусть локальные, но пять войн. Руководить мирот­вор­ческими опера­циями в трех горячих точках. Ког­да подо мной сгорели две ма­шины... Мож­­­­­но вспом­нить тот же Са­халин, Томск.

Можно вспомнить уни­каль­­ную встречу. Во время граж­данской войны в Тад­жи­кис­тане мы попадаем в заложники, потом осво­бож­­да­­ем­­ся. А через четыре года встречаюсь в Теге­ране, живу в одной гос­ти­нице с таджик­ской оппо­зи­цией, с теми людьми, кото­рые при­ни­мали участие в дейст­виях, направ­ленных против меня и моих сотрудников.

Много чего было… Жизнь очень ин­те­рес­ная, богатая собы­тиями, встре­чами.

У меня были очень хорошие учителя. Очень хорошие. Мне всегда везло на учителей, учи­телей в большом смысле.

– А кто ваш самый главный учи­тель жиз­ни?

– Вы знаете, все-таки отец.

– Самый главный урок, кото­рый он вам дал?

– Самый главный? Я благо­дарен ему, за то, что он меня понял в 78-ом году.

Я ведь почему уехал из Тувы? Потому что меня все время прес­ледовало имя отца. Я ведь пос­ле красноярского политеха всего полгода в Кы­зыле проработал, прорабом, стро­­ил но­вый авто­вокзал, что по дороге в аэро­порт. А потом в один день принял решение, договорился с грузо­виком, погрузил все, что у меня было, и уехал. Мы ведь тогда с отцом год не разговаривали… Но, в конце кон­­цов я ему объяснил. Каково это, постоян­но слышать: “Это сын Шойгу, лучше дать ему бетон, стройматериалы и не свя­зы­вать­ся”. Это очень неприятно.

Я не хочу говорить высоких слов: “Я хотел добиться всего сам”. Нет, в том возрасте об этом не думают. Скорей всего, присутст­во­вала какая-то обида за то, что ко мне отно­сятся не как ко мне, а как к сыну. Конечно, на­много комфортнее было бы остаться в Кызыле, тихо двигаться без осо­бых про­блем…

Кстати, раза два я пожалел о том, что уехал. Было время, когда было просто очень трудно. Ду­мал: остался бы я там, все было бы проще. Но потом это все прошло. И я бла­годарен отцу за то, что он меня понял. И это понимание, наверное, – главная под­держ­ка, которую он мог мне оказать.

– Имя вашего отца, уроженца ту­вин­ского рода Кужугетов, кото­рого при паспортизации в Туве запи­сали под фамилией Шой­гу, сделав имя фами­лией, а родовую фамилию – именем, хорошо из­вест­­но в Туве. Ку­жу­гет Се­реевич – редактор газеты “Шын”, секретарь Тувинского об­кома КПСС, заместитель пред­седа­теля Совета Ми­нист­ров Ту­винс­кой АССР. А ва­ша мама, Алек­сандра Яковлевна, по-моему, всег­да скромно пред­почи­тает дер­жаться в тени. Кто она?

– Мама – Александра Яков­левна Куд­ряв­­цева – специалист в области сельского хо­зяйства. Работала и в Чадаане, и в Шаго­на­ре, и в Минсельхозе респуб­лики. Она русская, родом с Ук­раи­ны, закончила Харь­ковский сель­­хо­з­институт и по нап­рав­лению прие­хала работать в Ту­ву. В Чадане встре­ти­лась с от­цом, и осталась в Туве навсегда. Она очень любит Туву.

– Говорят, вы очень забот­ливый сын и сейчас забрали ушед­ших на пенсию родителей к себе, в Москву.

– Ну, как забрал… В таком воз­расте уже “забрать” невоз­мож­но. На зиму в свя­зи с сос­тоянием здоровья я при­вожу их в Москву, здесь они проходят обследование, лечатся. Но сей­час, по-моему, они уже снова сидят на чемоданах. Как только наступает первое тепло, они соби­раются и улетают домой, в Туву. Все лето там, а осенью опять прилетают сюда.

– Чувствуется, что вы очень при­вязаны к семье. В Москве живет ва­ша сестра Ирина Заха­рова (Шойгу). Не так давно в Москву перебралась и вторая ваша сестра Лариса Фла­мен­­баум (Шой­­гу), работавшая за­мес­­тителем министра здравоох­ра­нения Тувы.

– Да, она работает в Москве по специаль­ности, врачом в по­лик­линике. Многие удив­ляются, почему она, заслуженный врач России, не может возглавить поликлинику МЧС или какой-то отдел. Не может. Потому что она моя сестра. Поэтому она и рабо­тает обычным врачом.

– В Чадане живет еще одна ваша сестра – Светлана. Сводная сестра?

– Да, Светлана – дочь отца от первого брака.

– Вы знаете, что в Чадане, где вы родились, после присво­ения вам зва­ния Героя России открыли даже зал Шойгу в музее.

– Про музей не знал. Мне прислали со­общение, что там улицу переиме­новали.

– Да, улицу Малчын (Живот­но­водов) переименовали в улицу Сергея Шойгу. Вам не кажется, что в Туве вы уже начинаете брон­зоветь?

– (Смеется) Нет, бронзовеют знаете когда? Когда забывают о своих родителях, друзьях, когда начинает кружиться голова. К счастью, я этот период давно прошел, и у меня голова от этого давно не кружится.

А как я к этому отношусь? Ини­циатором таких вещей я ни­ког­да не был и вряд ли ког­да-нибудь буду. Но вот что меня удивляет, когда я в Кызыле при­хожу в музей. А я всегда прихожу в музей, когда бываю в Кы­зыле. Всегда. Очень здорово, что там хра­нят память, что там висят рисунки Нади Ру­шевой. Но есть вещи, которые меня удив­ляют: экспо­зиции при жизни брон­зо­вею­щих людей. Вернее, не брон­зовеющих, а уже – в бронзе.

Вот, например, как бы кто не относился к Салчаку Тока, я считаю, что его экспозиция долж­на быть. Это наша история. И в то же вре­мя ны­нешняя власть при жизни уже лет шесть присутствует в экспозиции в Ту­винском крае­ведческом музее.

Вот мы коснулись темы отца. Вы знаете, я зла ни на кого не держу, но господину или това­рищу Ширшину мне говорить спа­сибо особенно не за что. Пото­му что когда человеку с партий­ным стажем, прора­ботав­шему всю жизнь в Туве, отдавшему ей здоровье и силы, и ушедшему на пенсию, вдруг ни с того ни с сего объявляют пар­тийный выго­вор с зане­сением… А тогда это было страшно. У отца после этого был ин­фаркт. Я не знаю, зачем это было сделано и кому это было нужно. Или тогда были такие методы борьбы? Только я не понимаю, зачем бороться с пен­сио­нерами?

– А почему комсомолец Шойгу учил своих одноклассников из кызыль­ской школы № 1 совсем некомсо­моль­ской песне “Боже, царя храни” и даже дирижировал импровизиро­ванным хором? У вас что, уже тогда были какие-то монархические убеж­дения, дисси­дентские настроения?

– Ой, не надо так глубоко внедряться в политику… Просто этот гимн тогда никто не знал, а я его узнал случайно. В юности всегда хочется выглядеть ори­гинально. Кто-то пел блатные песни, а мне эта показалась ори­­гинальной.

Я всегда интересовался исто­рией. При­чем, не только той, которую нам преподавали. Инте­ресовался жизнью и судьбой баро­на Унгерна, адмирала Колчака, Юденича, импе­раторской семьи, Екатерины Второй, Петра Пер­во­го, Луначарского, Троцкого.

“Московский комсомолец” опубликовал не­­давно один мате­риал. Просто уди­ви­тель­ный – я как ни искал, не мог найти ни од­ного сло­ва правды. Написали: мой кумир барон Унгерн, тот самый барон, ко­торый утопил в годы гражданской войны тувинс­кий народ в крови. Это то же самое, что сказать моим земля­кам: нет, ребята, он не тот, за кого себя выдает, вот кто его насто­я­щий кумир. Я хотел позвонить в редакцию, сказать: вы историю-то хоть изу­чаете? Барон Унгерн никогда в Туве не был.

Что же касается юности, то была такая беззаботная пора, когда мы просто не видели грани допустимого. До нас тогда не дохо­ди­ли все эти диссидентские дела, мы не знали, что выез­жа­ющих за границу на постоян­ное место жительства ис­клю­чали из комсомола. Для нас это каза­лось нереальным, неестест­вен­ным. Как это мож­но было ехать из нашей стра­ны к ка­ким-то су­пос­татам? Но один раз, как раз шли чилийские события, нас пы­тались “разобрать”, строго ука­зать. “Как так, вы на танцах, в таком непо­доба­ю­щем месте, кри­чали “Свободу Лу­ису Корва­лану!” Да, кричали, а что тут такого? Мы тогда просто не пони­мали всех серьезных последствий, которые могут за этим следовать.

– Почему в школьные годы у вас была кличка Шайтан?

– Потому что я та­ким и был.

– Раз мы заговорили о кумирах. Кто из исто­рических лич­ностей яв­ля­ется для вас образцом?

– Таких людей мно­го. Екатерина Вели­кая – это один из инте­ресней­ших историчес­ких персо­нажей, к которым я обра­щаюсь ча­ще, чем к дру­гим. Из военных рефор­мато­ров – генерал Ско­белев, генерал Брусилов, его по­пытка поднять дух и авторитет рус­ской ар­мии в глазах самой армии и народа. Витте, безус­ловно. Это люди, которые само­от­вер­жен­но служили своей стране. Нео­бы­чай­­но та­лант­­ливые. Я себя, кстати, таковым не счи­таю.

– А вы уже полу­чили учреж­денную Указом Президента Рес­публики Ты­ва медаль из золота высшей пробы с вашим изобра­жением по пояс? Как вы отно­ситесь к это­му факту?

– Эту медаль я не получил. А отношусь очень плохо. Когда де­ла­ется золотая медаль в двух экзем­плярах… ну за­чем? Для меня го­раздо при­ят­нее было, если бы наши ху­дожники-кам­нерезы сде­лали ка­кую-то работу – не бюст, конечно, и не поясной портрет. Это дейст­ви­тельно искусство, это память, то, чем стоит гордиться.

У меня есть подарки-рисунки Шемя­кина, боль­шое собрание книг “Русский архив”, сделанных и подаренных Михал­ковым. Этим я горжусь. А все, что касается какой-то персо­нифи­кации… Я вам так скажу: я из этого кабинета выгнал человека, который принес мой портрет в масле. Метр на полтора. Я не знаю, где сейчас этот человек и этот портрет.

Я не сторонник этого. Как и не сторонник того, чтобы мы чти­ли наших земляков, как пра­вило, после смерти. Человек, мне ка­жет­ся, должен, если он этого заслужил, получать приз­нание при жизни.

– На съезде “Единства”, 27 фев­ра­­ля, в Кремлевском дворце, где вы бы­ли избраны лидером дви­жения, при­сут­ствовали предста­вители испол­ни­тель­ной власти регионов, были зачи­таны при­ветст­венные теле­грам­мы, но не бы­ло представителей испол­ни­тель­ной власти и телеграмм от Ту­вы. Вас это очень огор­чило?

– Почему это меня должно огорчать? Абсолют­но нет. Вы понимаете, то, что они не при­сутст­вовали, это еще ни о чем не говорит. Для меня говорит 71 %, отдан­ный “Единству” наро­дом республики. Вот это очень важно.

А то, что они не присут­ст­вовали – это их личное дело. Если они по-прежнему счи­тают, что в состоянии влиять на умы наших с вами земляков, то, по-моему, жизнь уже не раз по­казывала: это за­блуж­дение.

– Вы упо­мя­ну­ли о Никите Ми­халкове, которого не раз при­вози­ли в Туву. Он даже со­би­рался сни­мать часть своего гран­­ди­­оз­ного филь­ма “Си­­­бирский ци­рюль­­­ник” именно в Туве, подбирал места для съемок, о чем сообщил на встре­че с кызыль­ча­нами. Но съемки в Туве не состо­я­лись. У нас пого­ва­­ри­вают, что из-за кон­ф­ликта Михал­ко­ва с на­шим прези­дентом, ко­торый вы­ра­зил недо­воль­ство по поводу вы­ска­зываний Ми­хал­кова в защиту мест­ного ка­за­чества.

– Ой, все гораздо проще и гораздо банальнее (сме­ется). Просто, нужна была поздняя осень, когда листва еще не опала, все это мно­гоцветие красок. Если вы видели фильм, то имен­но этим, когда герой уже в Си­би­­ри, завер­шается фильм. Именно эта часть должна бы­­ла сниматься в Туве. Съем­­ки филь­ма начи­на­лись с конца. Но когда все было гото­во к съемкам, в Туве по погодным и клима­тическим условиям их ока­залось невоз­можно сделать.

Это одна причина. А вто­рая – это доста­точно фи­нан­­совоемкий проект, и если бы это делалось в Туве, то он был бы еще дороже. Мо­жете себе представить – в течение почти полутора ме­сяцев было задействовано только четы­ре вертолета, ко­то­рые летали каждый день. Так что тут – никакой поли­тики. Какое казачество? Бред какой-то.

– А правда ли, что в Верховье Ма­ло­го Ени­сея в таежных ста­ро­об­ряд­чес­ких местах, в самой глу­ши, в мес­­­теч­ке Катазы вы строите себе спе­­ци­альную заим­ку? А хо­зяин этих мест Илларион Пермяков со своей су­пру­гой даже побывали в Израиле, в Иерусалиме, у Гроба Господнего, бла­­годаря вашей помощи и Михал­кова?

– В Израиле – да. Ко Гробу Господ­не­му – да. То, что мы им помогли и спон­сировали эту поездку – тоже правда. Насчет заимки – нет (зара­зительно сме­ет­­­ся). Вы знаете, если бы речь шла о заимке где-нибудь здесь, в Подмосковье – это бы реально. А когда до этой заимки добираться надо сутки по тайге. Собст­венная заимка (улыбается).

Люди там очень хорошие. Очень добрые, самостоятельные люди. Чистые люди. Поэто­му я дейст­вительно очень люблю там бы­вать. Жаль, что мало времени на это. Я там был трижды или четырежды, на сутки-двое приез­жал.

– А почему именно Пермя­ко­вых, и именно ко Гробу Господ­не­му?

– Мы там практически не спали, разго­варивали целыми ночами, настолько было инте­ресно беседовать с этими людьми. И когда видишь человека, пони­маешь, что это мечта всей его жизни, на грани смысла всей его жизни, естественно, возникает жела­ние помочь, чтобы эта мечта осуществилась.

– Вы верующий человек?

– Как вам сказать? (думает). В общем, да. Да, верующий. Но я не отношусь к “подсвечникам”, тем, кто на публику изо­бражает ве­рую­щего, стоя в храмах со свеч­ками. Я их “подсвечниками” называю. Я верю и это мое – внутри. Где-то кому-то пока­зы­вать свою веру я не намерен. Это мое, личное.

– Вы крещенный?

– Да. Давно. В пяти­летнем возрасте.

– Пятнадцать тысяч долла­ров, которые вы пожертвовали на стро­и­тельство буддийского хурээ в Кы­зы­ле, были вашими личными сред­ствами?

– Нет, это были не мои личные средства. У меня очень много дру­зей, которые в состоянии спон­сировать. Если вы при этом в Кы­зыле присутствовали, то там возле хурээ была маленькая за­мин­ка. Я спрашиваю, где же, где? А друг, у которого были деньги, прие­хавший со мной, в связи с пере­летом в другой часовой пояс и горя­чим при­емом, просто зас­нул в гостинице. Я отправил ма­шину, его при­везли. Так что деньги даже не были в моем кармане.

– Что вы почувст­во­вали, когда надели Звезду Героя России?

– Честно?

– Честно.

– Первая мысль, которая мне пришла: если бы, когда я пришел работать в МЧС, мне сказали – ты должен делать то-то и то-то, и через девять лет ты станешь Героем, я никогда не пошел бы на эту рабо­ту. Вообще, ес­ли бы я знал, что мне здесь предстоит, я никогда бы не согласился. А еще, наверное, почувст­вовал гордость за своих коллег, за то, что мы делаем, за своих ро­ди­телей, земляков. Действительно, гордость. По-моему, больше, чем я, радо­вались мои за­местители по МЧС, друзья. Все ведь слу­чи­лось как? Я пришел к пре­зиденту с до­кла­дом. А прези­дент го­ворит: “А у нас Указ есть”. Ему отве­чают: “Сей­час, Борис Нико­лае­вич”. “Что зна­чит сейчас, я вам когда ска­зал!”. Принесли, он подписал Указ. Так что я за­шел не бу­дучи Ге­ро­­ем, а вы­шел… И это все пока­за­ли тут же по теле­ви­дению. И по­ка ехал из Крем­ля сюда, ре­бя­та уже все собра­лись. Про­ш­ли в кабинет, закры­лись… Бо­рис Никола­е­вич по­зво­­нил, спра­­­­ши­вает: “Вы еще трез­вые?”. Отве­чаю: “Ну, в общем, да”. Вот так это было…

– Сейчас в Туве самым модным именем для маль­чиков становится имя Шой­гу. Как вы к этому отно­ситесь?

– Как я могу к этому отно­сится? Поме­шать я этому не могу. Ини­ци­иро­вать – не инициировал. Если нравится – замечательно. Скажу так: больше Шойгу – хоро­ших и раз­ных! (Смеется).

– Первый малыш 2000 года Шойгу Донгак уже получил от вас в подарок мед­ведя. А как вы узнали о том, что первого мальчика-кызыльчанина, ро­­див­шегося в 2000 году, родители наз­вали в честь вас Шойгу?

– Из вашей газеты. Спасибо, кстати, за регулярную отправку вашей газеты. Я про­читал, это меня так тронуло… За этим маль­чиком я буду смотреть.

– Вы планируете следить за его судьбой?

– Естественно.

– Почему вы, как государст­венное лицо, скрываете от народа вашу су­пругу: она нигде не появ­ляется с ва­ми.

– Потому, что она моя суп­руга, а не супруга го­сударст­венного лица. Это моя су­пру­га. Почему она должна быть супру­гой всей стра­ны?

– Хотя бы несколько слов – где вы познакомились, чем она зани­мается?

– В Красноярском институте. Учились вмес­те. Ирина – тоже инже­нер-строитель. Пре­­подавала в инсти­туте архитектуру. В Мос­к­ве она рабо­тала долгое время в япон­ской фарма­цевтической ком­пании. Потом – в рос­сийско-япон­ской. Сейчас занимается сво­им делом.

– А ваши дочери?

– Старшая, Юля, закончила МГУ, ра­ботает психологом в психо­ло­гической службе МЧС России. Младшая, Ксюша, учится во 2-м классе.

– В муздрамтеатре, во время чествования вас в Кызыле как Героя России в августе прошлого года, когда весь театр и площадь перед ним были заполнены наро­дом, вы сказали, что не ожидали такой теплой встречи. Это был просто вежливый реверанс или дейст­ви­тельно не ожидали?

– Действи­тель­но не ожи­дал. Вы знаете, там ведь есть много всяких под­вод­ных дел. Может быть, ма­ло кто знает о том, что не все руково­дители рес­пуб­лики хо­тели та­кой теп­­лой вст­речи. Но она по­лу­чи­лась та­кой, ка­кой она полу­чи­лась.

– Там же, в музд­рам­теат­ре, вы ска­­зали, что пойдете в Думу, если “Един­­­­ст­во” по­лучит боль­шинст­­­­во. Одна­ко, в Думу не пош­­­ли, хотя боль­­­шинство “Единство” по­лу­чило. По­чему?

– Да, мы про­­вели в Гос­думу самую боль­­шую фрак­цию. Сейчас “Единст­во” – са­мая влия­тель­ная фракция в Госдуме.

Я помню од­ну такую совре­менную притчу. Ста­рика на стро­и­­тельстве Кара-Кумского ка­на­ла спро­сили: “По­че­му вы отдельно на­ли­ваете чай, а сахар кладете не в чай, а тоже от­­дель­но. Он от­ветил: «Чай хоро­ший? Хоро­ший. Сахар хороший? Хо­роший. Зачем из двух хоро­ших ве­щей делать одну?» Так и здесь: мы сделали дело в Госдуме. Есть ми­нис­терст­во, которое тоже де­ла­ет много хоро­ших дел. За­чем из двух этих хоро­ших вещей делать од­ну?

Если бы мне надо было удов­летворить какие-то свои власт­ные амбиции, работать не на дело, а на себя, я бы, конечно, мог пойти в Госдуму. Сейчас бы был спи­кером Госдумы, без вся­ких голов­ных болей.

– Будет ли в Туве открыт кадет­ский корпус, который вы обещали землякам?

– Будет. Обязательно. В этом году – с 1 сен­тября. Сейчас гото­вятся предложения и, скорей всего, первой стадией будет ка­дет­ский класс.

– Война в Чечне – это большая ошибка, необходимость или то, без чего нельзя было обойтись?

– Это то, без чего нельзя обой­тись. Это не война, это дейст­вительно антитерро­рис­тическая операция. Если кто-то считает, что это ошибка, предложите дру­гой метод. Пред­ложите! Мы два года переговариваемся, и за это время 1560 россиян на всей терри­тории нашей страны украдено!

Я по сей день не могу себя прос­тить за то, что что-то недо­делал для того, чтобы осво­бо­дить наше­го капитана. Он единст­венный из всех пле­ненных посмел напасть на этих бан­дитов, вых­ватив нож. Ему за это просто отпи­ли­ли голо­ву. Хотя его взя­ли не на тер­рито­рии Чечни. Спа­сателя! который не имел в руках оружия, кото­рый помогал людям в Ингу­ше­тии.

И вы представьте себе – 1560 человек! А если это – твой близ­кий, если это – твоя дочь?

Или представьте себе: в Туву входят семь тысяч вооруженных людей, начинают грабить, воро­вать скот, рыть окопы, выгонять людей из домов. И вы предложите какой-то другой способ? И вы пойдете на переговоры: вот это­го не выгоняйте из дома, а этого – выго­няйте, эту женщину наси­луйте, а эту – не надо? Я не сторон­ник такого!

Когда мы были в Стамбуле, мне понра­вилось выступление Клин­тона. Там присут­ствовали прак­­тически все пре­зи­ден­ты, гла­вы государств. Он сказал: «Предс­тавьте, что происхо­дящее в Чечне, про­ис­ходит на терри­тории ва­шего государства. Ваши действия?»

Только кто-то что-то сказал на Фолк­лен­дах, поднялся флот, раз­несли эти Фолк­ленды и щепки не оставили. И все считают это пра­вильным. Курдов долбят уже два десятка лет, погибло уже больше тридцати тысяч. И все это считают правильным. А мы вот такие тон­кие эстеты, демократы в плохом смысле этого слова. Поэтому я не вижу даже повода для обсуждения какого-либо дру­гого варианта.

Другое дело, что моя работа сейчас – по­мочь в это трудное время мирным гражданам, что­бы они меньше стра­дали.

– Вас называют человеком Пути­на. Вы человек Путина?

– Я человек своих родителей. Я Путина знал еще тогда, когда он не был ни дирек­тором ФСБ, ни премьер-министром, ни секре­та­рем Совета безопасности. У нас еще с тех пор нормальные това­ри­щеские отношения. По­это­му, мо­гу себе представить, Путину в то вре­­мя задают вопрос: “Вы – человек Шой­гу?” В то время по нашей иерархической лестнице я был выше.

– Как вам нравится ваш образ в программе “Куклы”? Похож?

– Вы знаете, я видел себя в “Куклах” один раз. Смотрю на себя в зеркало, вроде не похож. Посмотрю еще раз – вроде похож. Это я о самой кукле. А если говорить о созда­ваемом образе, то нет, это не я.

– Был ли в вашей жизни пос­тупок, которого вам приходилось сты­дить­ся?

– Естественно, как у любого другого чело­века. Вы хотите, чтобы я рассказал? Вы знаете, это сродни показу нижнего белья. Потому и стыдишься, что рас­сказать стыдно. Когда об этих вещах рассказывают в газете, это сродни саморекламе. Как пра­вило, на этот вопрос никто ни­когда не отвечал.

– А самая счастливая минута вашей жизни?

– Их много. Рождение стар­шей дочери. Рождение младшей дочери. И в какой из этих мо­ментов я ощущал себя счастливее, я не могу сказать.

Хорошо проведенная работа. Помню, стоял я на пирсе в Со­чинском порту, когда пять с поло­­виной тысяч человек мы вы­везли жи­выми. Подошел священник и гово­рит: “Вы, и дети ваши, и внуки ваши можете гре­шить, ибо грехи ваши отпу­щены на многие лета впе­ред за то, что вы сделали”. Это счастливая минута в моей жизни.

– У вас есть в жизни свой девиз?

– Вы знаете, я не такой пра­ви­льный человек, каким вы ме­ня представляете. Что у меня есть самые счаст­ли­вые минуты. Их много. Что у меня один недос­таток. Он есть и не один. Что же касается афоризмов, то их тоже много. Если вы имеете в виду девиз моей жизни, то скорее подходит: “Делай, что должен, и будь, что будет!”

– Я вижу, в вашем кабинете на мес­­те огромного глобуса, который вы подарили своей родной школе №1, по­явился другой такой же гло­бус. Ска­­­­жите, на этом таком большом и та­ком маленьком зем­ном шаре есть то мес­то, которое вам наи­более дорого?

– Конечно, есть. Это – моя родина. Это ро­дина и вто­рой такой не будет. Это как в ле­генде про Чингиз-Хана, поставившего пе­ред жен­щиной ее сына, мужа, брата. “Кого из них ты просишь оста­вить в живых? Пра­вильно отве­тишь – отпущу всех, непра­вильно – всех убью.” Она отве­тила: “Бра­та. Сына я еще ро­жу, мужа найду, а брата у ме­ня уже не будет”.

То же самое – с родиной. Я в разных местах могу бывать и жить, многие места любить, но родина – одна. Не все, конечно, мне нравится из того, что там сейчас проис­ходит. Я бы мог рассказать, поче­му я пе­ре­стал ездить туда на охоту. Но я думаю, это част­ности моих отношений с неко­торыми людьми.

Очень люблю бывать на Хем­чике, на Чагытае. Кстати, там, у озера, мы хотели построить хоро­шую базу, красивую, эколо­гичес­ки чистую, на которой отдыхали бы и наши сотрудники, и жители республики. Сделали проект. Но все уперлось в одну ма­ленькую вещь – сделать отвод земли. Четы­ре года прошло. Я уже и не напо­минаю никому об этом...

– Что это, какая-то ревность к тому, кто достиг большего?

– Ой, это не ко мне вопрос. Я это отношу к какой-то забыв­чивости что ли.

Что же касается ревности… В девяностом году, когда начались все эти преобра­зования, были выборы председателя Совета минист­ров. Вот эту историю я вряд ли когда-нибудь за­буду. Меня вытащили черт знает откуда, я тогда ушел со всех работ, учился в ака­де­мии. “Мы приг­лашаем вас на пост премь­е­­­ра-министра Тувы”. Я долго не давал согла­сия, потом уже мне друзья говорят: “Совесть на­до иметь!”. Я поэтому и поехал. Приехал. Мне объяс­няют: “Сейчас будут выбо­ры пред­­­се­дателя Верховного Со­ве­та, и как толь­ко его избирают, он сразу же пред­лагает ва­шу кандидатуру на пост премьер-министра”.

Дома сидим с отцом, смотрим телевизор. Из­бирают пред­седа­теля Верховного Совета. И он предлагает на пост председателя Сов­ми­на …совсем другую канди­датуру. Кстати, кан­ди­датуру вашего нынешнего пре­зи­ден­та…

Я не знаю, какие чувства у меня тогда бы­ли. Я собственно, ехал работать, а не за долж­­ностью. Я единственно не мог понять – зачем нужен был этот обман? Вызывать из Мос­квы, вести переговоры. Зачем?

Вечером того же дня мне зво­нят: “Надо по­говорить”. “Зачем? Все и так ясно”. “Мы за вами отпра­вили машину”. Хорошо. Приез­жаю на встречу. Спускается один бывший зампред Совмина Тувы. Я умышленно не называю ни одной фамилии.

– Привет!

– Привет!

– Как дела?

– Да вот, иду с собеседования с предсе­дателями Верховного Сове­та и Совмина, предложили оста­ть­ся зампредом, кури­ру­ю­щим стро­и­тельство.

– Поздравляю, рад за тебя.

Поднимаюсь наверх. Сидят два господина:

– Мы предлагаем тебе стать зампредом по строительству.

– Как? Вы же только что пред­ложили это другому!. Я на голо­вы товарищей никогда не на­сту­пал. Поэтому, если ко мне все, то я поехал.

Вот так я оказался здесь, а мог бы быть и там. Вполне. Я с грустью вспоминаю все эти мо­­менты. Может быть, кому-то это не понравится. Но так было.

– Сергей Кужугетович, если бы мог­ло сбыться одно ваше жела­ние. Толь­ко одно, но на сто про­центов, какое бы вы загадали?

– У вас вопросы ориги­наль­ные, конечно (сме­ется). Одно желание бывает только на смерт­ном одре. А у меня еще, даст Бог, впереди жизнь.

А желание, наверное, такое: чтобы дети были достойными людьми, чтобы родители жили как можно дольше. Чтобы в стра­не, на моей родине, наконец нас­ту­пило спокой­ствие и ста­биль­ность, нормальная достойная жизнь, которую давно заслужили наши ребя­та, мои сверстники и наши старики, дети.

Мало кто знает, что я делал такие вояжи: от Саяно-Шушенс­кой плотины садился на лод­ку или катер и про­езжал до самого Кы­зы­­ла. Причем, делал это трижды.

– Предпочитали ез­дить по Туве инког­нито?

– Да. Останавливался с чаба­на­ми, ноче­вал у них. И там, где Хемчик впадает в Ени­сей, я оста­навливался. Там есть дорога в горы. Де­­тиш­ки возвращались из интерната. Мы по­сидели с ними, поговорили, потом их ро­ди­тели подошли, потом лошадей при­вели. Дол­го с ними говорили. Я не пред­ставлялся, да и они не спра­шивали. Попрощались. Они с детьми ушли наверх, на стоянку.

Утром мы спим вокруг костра, я из спаль­ника выле­заю, смотрю: они всей бригадой возвращаются назад и ведут барана. Говорят: “Мы долго думали, где мы видели это лицо. Вспомнили. Дошли наверх, взяли барана и сразу – вниз. Боялись, вдруг не успеем”.

Вот эти вещи помнятся. И гораздо более дороги, чем медаль по пояс.

Или еще одна встреча. В Чеч­не. Смотрю – родное лицо. Па­рень-тувинец. “Кто такой?” “Командир тувинского ОМОНа!” “Мо­ло­дец! Как служ­ба?”. “Нормально”. Когда встре­­чаешь земляков в таких горячих точках, в таких местах, это здо­рово!

– И последний вопрос. Сейчас мно­го говорят о национальной объе­ди­няющей идее. Но никто не может ее четко и ясно сфор­мулировать. Мо­жет быть, вы сможете?

– Основная идея, которая должна двигать нами: мы должны научиться верить в свое Оте­чество, потому что сегодня никто не верит или почти никто не верит. Мы должны вос­питать в себе и наших детях чувство патри­отизма. Без этого ничего не будет. Ничего!

Фото:

2. Восьмилетний Сережа Шойгу с двоюродной сестрой Айланой Кужугет, тоже героиней нашей книги. 1963 год.

3. Вручение знака отличия спасателя – оранжевого берета.

4. Спасатели спешат на помощь.

5. Прием пожарного самолета, сконструированного по заказу МЧС.

6. Время – 22 часа 22 минуты...

7. Приозерск. Взрыв газа в доме. Звонок по спутниковой связи.

8. Народный писатель Кызыл-Эник Кудажи вспо­минает детсадовское прош­лое Сережи Шойгу: “Когда ты был еще маленьким мальчиком, ходил в детский сад в Каа-Хеме вместе с моей доче­рью Светой. Твой папа работал тогда ре­дак­­тором газеты “Шын”, а я – мо­ло­дежной газе­ты. И мы по оче­реди забирали вас из сади­ка. Один раз, когда я за тобой пришел, ты спел мне песню:

Я встал среди скал,

Я Хрущева искал,

А Хрущев, как назло,

В кукурузу удрал”.

2 ноября 1999 г. Встреча с земляками в муздрамтеатре.

9. На чабанской стоянке – с дядей Калин-оолом Кужугетом и земляками.

10. С отцом Кужугетом Сереевичем и дядей Калин-оолом Сереевичем.

11. «Сережа, мы верим в тебя!» 2 ноября 1999 г. Муздрамтеатр.

12. Автограф кызыльскому школьнику: от Героя России – будущему герою. 2 ноября 1999 года, Кызыл.

13. На презентации книги отца «Перо черного грифа». Никита Михалков преподносит Кужугету Шойгу белые розы. Москва. 31 марта 2001 года.