Петр Астафьев. Я стоял у гроба Сталина

Петр Васильевич Астафьев – легенда и гордость Пий-Хемского района, Герой Соци­алистического труда, депутат Верховного Совета СССР.

В течение 33 лет – председатель известного на всю республику колхоза «Красный пахарь». Четырежды орденоносец, человек, который провожал в последний путь Сталина, да не как-нибудь, а стоял в почетном карауле у его гроба.

Вспомните, сколько людей тогда было сбито и втоп­тано в мостовую, рвущихся, чтоб только хоть одним глазком глянуть на гроб этого страшного и такого привлекательного человека-бога, вождя. А тут... спо­койно стоял в карауле.

Каждый ребенок знал в Туране, кто такой Астафьев. Раньше. Теперь вряд ли. Пусть это интервью будет кому-то напоми­нанием, а для кого-то новым знакомством с человеком неординарным, прожившим жизнь полно и увлеченно.

Мы сидим с Петром Васильевичем в его уютном садике за домом, под большой раски­дистой лиственницей, где, как в лесу, чири­кают и поют на разные лады всякого рода пичужки, и ведем неторопливый разговор обо всем помаленьку.

– Петр Васильевич, сколько вам лет?

– А вот нынче, в сентябре, уже 79 будет. Много. А кажется – и не жил совсем.

– А сколько лет в Туране живете?

– Вот когда в Туране колхоз образовался, родители мои сюда и переехали, а до этого в Суши жили. Было это где-то в году трид­ца­том, что ли. Я тогда пошел в третий класс. Ро­дители вступили в колхоз, и я вместе с ни­ми работал. Весной – на вспашке, летом сено косил вместе со взрослыми, осенью сно­пы вязал, суслоны с женщинами ставил. Помню, одна из них, жена Федора Доронина, он тогда председателем был, сказала мне: «Ну, Петя, много ты девок, однако, попортишь».

– Ну и что, сбылись ее слова?

– (Смеется). Да как сказать... Три раза был женатый, а так вроде ничего особенного не было.

– Сколько классов вы закончили?

– Шесть проучился и убежал – бросил школу. Меня учеба как-то сильно не привле­кала, а вот работать я очень любил. В работе был какой-то бесшабашный. Да и семья у нас была большая – 12 человек детей, роди­тели уже старенькие, надо было помогать. И работу колхозную я любил. Уже тогда, мне было лет 13-14, без всяких бригадиров, без всего, я сам делал грядки, сеял овес, пшеницу, потом смотрел, где лучше, где хуже, записывал все в тетрадочку.

– А на агронома не хотелось выучиться?

– Мы тогда и слова такого не знали. Хлебороб испокон веку сам знал, когда сеять, когда убирать. Нет, об этом я даже не думал.

– А в колхозе, до того, как вас в председатели выбрали, на какой должности были?

– У меня был друг, еще в школе вместе учились, Вася Кунаев, вот он поехал в Элегест и там выучился на тракториста. При­ехал и ме­ня научил. Мы с ним на пару на ста­­рень­ком «Фордзоне» работали – это был самый первый трактор в нашем колхозе. Были два первых парня на деревне. Вечером, бывало, чумазые, в комбинезонах, нарочно не умывались, идем с ним на танцы, в клуб. Девкам показать, что вот, мол, мы, меха­низаторы, явились.

– Девки-то, наверное, гужом за вами вились?

– Да нет, девки тогда скромные были, но вид­но было, что мы нравимся им, это я замечал.

– А вы-то были в кого-нибудь влюблены?

– Был. Это я уже счетоводом работал. И в баскетбол любил играть. Я был среди на­ших ребят самым длинным, и чтобы выиг­рать, они всегда мне мяч подпасовывали, а я закидывал. А играли всегда на школьной пло­щадке. И меня заметила учительница, она толь­ко тогда приехала. Был такой Вален­тин Монастыршин, вот она его и спросила, а кто, мол, этот длинный парень? Ну, а он мне го­ворит: «Хочешь, познакомлю тебя?» Вечером на танцах и познакомил, потом в бок все под­пихивал: не робей, до дому проводи. Я набрался смелости и проводил до ворот. Так мы с ней до самой зорьки и простояли у ворот, потом еще несколько раз провожал.

– В любви-то объяснились?

– Нет, не успел. Она уехала потом в Иркутск учиться. Я ей писал, а она раз ответила, а потом не стала писать. Ну и я не стал, подумал, что там парней много и без меня. Так у нас и не сладилось.

– А кто эта учительница, если не секрет?

– Мария Васильевна Селина. Хорошая была девушка, тихая, скромная, симпатичная.

– Значит, Мария Васильевна – ваша первая любовь?

– Вот она, да.

– Петр Васильевич, вы в 21 год стали председателем колхоза. Вам не было страшно, что не спра­витесь?

– Нет, никакого страха не было. Я был мо­лодой, сильный, мог работать днем и ночью, сутки напролет. Поспишь, не по­спишь, поешь, не поешь, а чтоб усталость была, не припомню. Ну, потом, правда, на курорты стал ездить, отдыхать. Не от усталости, а по­смо­треть море, людей, Москву. Первый раз по­ехал вместе с секретарем райкома Агар­ки­ным. Он меня сагитировал вместе с пред­се­дателем колхоза имени Кочетова Поле­вым. Где-то на станции я побежал покупать сыну гармошку, прибе­гаю – поезд стоит, а меня не пускают. Оказа­лось, это другой по­езд, а мой уже ушел. Ну, потом все же отправили меня, Агаркин с Полевым встре­чали. Пе­ре­садка была в Моск­ве, и одну ночь нам при­шлось про­вести на вок­зале. Спали прямо на полу, фу­файки под­стелили и спа­ли. Это мы на ку­рорт отпра­вились – в фу­файках и кирзо­вых сапогах, другого-то ничего не было. А дру­­­гой раз ездил с Мактаром, это был пред­се­датель кол­хоза «Красная звезда» в Ле­нинке. Вот с ним мы попали на похоро­ны Сталина.

– Как это произошло?

– Мы возвращались с курорта, заехали в Москву и пошли в Тувинское поспредство. Это было в марте 1953 года, как раз умер Ста­лин, и нас включили в Тувинскую деле­гацию, в почетный караул. Нас подгото­вили, надели красные повязки, и пять минут мы стояли у гроба Сталина в почетном карауле. Корреспондент ТАСС, когда мы шли с вен­ком к Дому Советов, нас сфото­гра­фировал, и эта фотография была опубли­кована в га­зете «Тувинская правда».

– Какие чувства вы испытывали, когда стояли у гроба Сталина?

– Я все присматривался к Сталину, как он выглядит. Волосы оказались у него сов­сем реденькими, не то что на портретах. Ли­­цо рябоватое, ну и говорят, что он оспой болел. Я был как-то немного разочарован.

– А горе вы ощущали?

– Да нет. И жалости как-то не было. Прос­то было интересно. Мы ведь потом еще у Кремлевской стены стояли, в день похорон.

– Петр Васильевич, когда вам присвоили звание Героя Соцтруда?

– В 1966 году, а через год уже колхозу вручили орден Ленина.

– За что колхоз получил этот орден?

– Наш колхоз всегда был передовым. Начиная с 1952 года мы получали прибыль не менее миллиона рублей, нас тогда назы­вали колхоз-миллионер. И в животно­вод­стве, и в полеводстве, и по части культурной жизни мы всегда были впереди. Урожаи получали высокие – до 40 центнеров с гек­тара. Многие годы мы были участниками Сельско­хозяйственной выстав­ки в Москве, многие колхозники награж­дены медалями этой выставки. И я в том числе получил две золо­тые медали – малую и большую.

– А работать много приходилось, чтобы держать этот уровень?

– Все работали с раннего утра до позд­него вечера, все праздники мы справ­ляли на работе, такая у нас специфика.

– А вот сейчас, будь у вас моло­дость, силы, взялись бы вновь за «Красный пахарь», но уже в нынеш­них, современных условиях?

– Взялся бы. И я надеюсь, что люди бы на­чали работать. Я всегда находил с людь­ми об­щий язык. Мне люди доверяли, знали, что если я сказал – свое обещание выполню. Они во мне были уверены, и я в них был уверен.

– А сейчас вы следите за жизнью «Красного пахаря»?

– Нет. Так, слухами пользуюсь, но особо не вникаю.

– Почему?

– Тяжело это переносить, когда что-то не так делается: животноводство уменьшается, поля травой зарастают, пустеют, хотя они многое делают, стараются.

– Какое время вам больше по душе – нынешнее или то, прежнее?

– То... Только то время, до самой смер­ти, то. Та, народная жизнь, истинно демо­кра­тическая, справедливая, дружная. Все жи­ли по принципу – один за всех и все за одного.

– Петр Васильевич, что застав­ляло вас работать буквально на из­нос, ведь, в конце концов, вы вынуж­дены были уйти с должности предсе­дателя по состоянию здоровья?

– Если можно так выразиться – влюб­ленность. Я был влюблен в жизнь, в это хозяйство. Я стремился к тому, чтобы лю­ди жили лучше.

– Получалось?

– Получалось.

– Контора, ферма, МТМ, гаражи – все ведь строилось еще при вас?

– При мне. Школа в Билелиге, на Хуту магазин, клуб, школа, да много еще чего...

– А с вами советуются, когда бывает очень трудно?

– Пожалуй, нет. Жизнь теперь совсем другая.

– А школа родная, для которой вы так много сделали, вас вспо­ми­нает?

– Давно как-то приглашали на юбилей бригады, а последние годы – нет, никто не вспоминает.

– А ведь знаменитая туранская школьная бригада, созданная еще в 1959 году, была организована и мно­гие годы действовала не без вашей помощи. Как это было?

– Когда в школе решили создать бри­гаду, Нина Васильевна Селина, тогда она была директором, пришла ко мне по­со­ве­товаться. Нужна была техника, нужна земля, и я одо­брил, обещал помочь.

– И что сделали для бригады?

– А все. И землю дали, и технику, стан построили на свои средства. Когда нужно было, мы им пахали и боронили, ну а один трактор отдали совсем, чтоб ребятишки ездили, практиковались.

– А школа помогала колхозу?

– Помогала. Картофель убирали каждую осень, хорошо помогали.

– А помните, колхоз арбузы при­возил ребятишкам?

– Ага. Это мы их так вдохновляли – целую машину всегда отправляли.

– А вам от бригады выгода какая-то была?

– Выгоды-то особой не было. Польза была одна – вырастить кадры для колхоза. И хотелось, чтобы ребята получили какую-то разрядку от учебы, закалку рабочую получили. И для школы это была большая поддержка – на заработанные деньги ребята ездили на экскурсии в Москву, в Ленинград, в Ульяновск, Шушенское.

– Вы с Тока часто встречались?

– Приходилось, и не только на совеща­ниях, разных там сборах. Он к нам нередко сам приезжал, бывал на фермах, в квартирах у колхозников, в детских яслях, поля объезжал, скотные дворы обходил, с людьми разговаривал. Он без этого никак не мог. Замечаний строгих не делал, а все больше шутил, и доярки смеялись, и он смеялся. Если какие непорядки видел, делал потом зачемание мне, как председателю, да и то больше, как вроде, советовал.

– А когда он у кого-нибудь в доме был, бывали такие случаи, что его к столу приглашали?

– Да, приглашали. И чай пили, иногда даже обедали. У меня он однажды обедал. У меня еще квартиры своей не было, жили мы у сестры жены. Ну, он так хорошо пообедал, еще помню пословицу высказал: «Не красна изба углами, а красна пирогами». Запомнил я это.

– А отдыхать он к вам приезжал сюда?

– Приезжал иногда. Один раз проводили ночь на реке Одже, на рыбалке. Ночь ноче­вали у костра, уху варили, выпили немножко, конечно. А один раз ездили за ягодой, за голубикой.

– Он сам брал ягоду?

– И сам брал, и мы ему помогали всей артелью. Секретарь райкома тогда еще с нами был – Харченко.

– А на рыбалке, когда водочки выпивали, песни пели?

– Пели, долго пели. Тока любил русские пес­ни, особенно ему нравилась «Во куз­нице».

– Вы просто с ним себя чувст­вовали или все же скованно?

– Я бы сказал, что скованно с ним никак себя почувствовать нельзя было, до того он был сам простой.

– А на совещаниях он был уже другой?

– На совещаниях, в работе, он был, конечно, несколько иной. Но шуткой пере­броситься, анекдотом – это он и там мог.

– Петр Васильевич, давайте поговорим немного о личной жизни – о ваших женах, детях. Кто они?

– Моя первая жена Антонида Терен­тьевна Горбунова была учительницей. Позна­комились мы с ней в клубе, на танцах. Свадь­бу не справляли, а так – ее старики, мои ста­рики, сестры собрались, отметили немного, вот и все. Ну, жили мы хорошо, а потом она увлеклась водкой и умерла. Двое детей у нас было Валера и Лида, их теперь уже тоже нет. А с Елизаветой Григорьевной мы позна­комились уже в 1953 году, когда она приехала сюда работать зоотехником. Я председателем был, а она зоотехником. И так мы с ней подру­жились, а потом и жить стали вместе.

– Вы с ней были как бы едино­мыш­ленники, да?

– Конечно, конечно. Я и раньше был заин­тересован, чтобы создать молочное стадо высокоудойное, чтоб была настоящая ферма. У меня большое к этому было стремление – и чтоб лошади были хорошие, и овцы.

– Елизавета Григорьевна осу­щест­вила эту мечту?

– Да. Мы вместе ездили, отбирали пле­мен­ных производителей, по документам бра­ли самых лучших. Лошадей привозили – Ор­ловских рысаков, буденовской породы, других-то не было. А мне хотелось арабскую лошадь, но не было.

Из коров я хотел голландскую, черно-пест­рую. Я-то хотел, но министерство нам заглу­шило это дело, не дали. Но мы все равно не­сколько экземпляров купили. На Хуту и сей­час такие коровы есть, изменились уже, конечно, но узнать можно. Но, в конце концов, остановились на симментальской породе. Ели­завета Григорьевна создала стадо высоко­удойных молочных коров – это ее заслуга.

– Что в вашей жизни большее мес­то занимало – работа или семья?

– Грех сказать и утаить нельзя – работа. Детей я любил, но занимался ими мало, надо было больше. И Елизавета Григорьевна была такая же, как я. Она тоже дома не находилась, на Хут верхом на лошади ездила. У нее была кобылица по кличке Планета. Она везде на ней, даже когда машины были. Я – на ма­шине, она – на лошади.

– В 1966 году вас избрали депу­татом Верховного Совета СССР. Кто еще с вами был избран от Тувы?

– Доярка из Каа-Хема Галина Блинова, из транспортной организации Ондар, имени теперь уже не помню, водитель автобуса. Чабан, тоже не помню имени; Пилюгин, Тока и Мендуме.

– С Пилюгиным вам приходилось общаться? Он ведь был одним из кон­структоров космических кораб­лей, член-корреспондент, академик, дважды Герой Соцтруда.

– Я его хорошо знал, мы с ним на сессиях все время рядом сидели.

– А кроме сессий?

– Он меня на дачу приглашал в Барвиху, но я не поехал. До сих пор жалею. А в Моск­ве он мне все время свою машину давал – «Волгу». Куда надо было съездить – я брал, ездил. Сюда приезжал, тоже встречались, раз­го­варивали.

– А о чем говорили?

– Я ему про хозяйство свое рассказывал, но чувствовал, что ему это не интересно. На природу мы его приглашали, но он все время отказывался, говорил, что не любит природу.

– Он чем-нибудь помог нашему району?

– Телевидение здесь появилось только благо­даря Николаю Алексеевичу Пилюгину. А я вот к нему ни разу не обратился, а он бы мог помочь – у него сила была большая.

– Вы только однажды избирались в Верховный Совет?

– Мне предлагали еще раз баллотиро­ваться, но я отказался. Я тогда сильно болел, от перегрузок у меня было нервное исто­ще­ние и требовался отдых. В 1972 году я вынуж­ден был оставить свою должность и заняться другим, более спокойным делом. Я устроился егерем. Там была тайга, я был наедине с природой, и это меня постепенно исцелило, хотя и там не так-то просто все. Были весьма опасные моменты, но в целом эта работа дала мне заряд жизненной энер­гии и здоровье.

– А охоту, рыбалку вы любите?

– Люблю, особенно охоту.

– Последний раз когда вы были на охоте?

– В прошлом году еще белковал. А нынче собирались с Алексеем Ткачем, но он взял, да умер. Теперь не с кем.

И еще много-много о чем мы говорили с Петром Васильевичем. Собеседник он инте­рес­­ный, жизнь прожита большая, насыщенная собы­тиями. И я с удовольствием снимаю наши диа­логи на видеокамеру, записываю на дикто­фон, а иногда и просто слушаю, запоминаю, а он с неменьшим удо­вольствием делится со мной своим богат­ством – воспоминаниями.

Но иногда бывает горько и за него, и за нашу непутевую жизнь вообще. Человек столько сделал, а пенсия совсем небольшая, да и ту часто задерживают. Пришла как-то, а у него даже на сахар денег нет. Акции колхозные, или, как он говорит, пай, тоже ему не выделили. Он-то сам, вроде, ни на что и не обижается и не жалуется, так – нечаянно обронит слово, но ведь все и без того понятно. Лошадь до сих пор держит. Ее по весне чуть не украли, но Петр Васильевич сумел отстоять друга. Пешком-то ему теперь далеко не уйти, а так еще надеется в тайгу выбраться хоть ненадолго.

Вот такие у нас герои и такая у нас жизнь.

P.S. На днях я встретилась с директором колхоза «Красный пахарь» Валерием Нико­лаевичем Гончаровым, и оказалось, что Петру Васильевичу выделили причитаю­щийся ему пай. По справедливости.

Прошло время…

В конце июля 2000 года отмечалось 50-ле­тие поселка Хут – отделения бывшего кол­хоза «Красный пахарь». Одним их осно­вателей этого поселка был Петр Василье­вич Астафьев, которого хутинцы пригласи­ли на свой праздник как самого почетного гостя. И Петр Васильевич, несмотря на свои 80 лет, поехал, а потом вместе с президентом Шериг-оолом Ооржаком на вертолете летал на отдаленную чабанскую стоянку в местечко Хон. После празднования он еще два дня провел на Хуту за рыбалкой, которой увле­кается с детских лет. А в августе я встретила его на стадионе, где проходил футбольный тур­нир памяти Юрия Шелехова. Петр Ва­си­льевич очень активно болел за родную ту­ран­скую команду, в которой он когда-то сам был капитаном...

Фото:

2. Петр Астафьев с сыном Валерой (на коленях), женой Антониной, матерью, отцом и родными. 40-е годы. Сороковые годы.

3. Родные поля (фото из архива Туранского музея).

4. –

5. В газете «Тувинская правда» от 15 марта 1953 года на 2-й странице опубликовано фото с надписью: «Москва в траурные дни. Делегация трудящихся Тувинской авто­номной области направляется к Дому Советов для прощания с И. В. Сталиным». Впереди С. Тока, за ним – П. Астафьев.

6. Колхозный праздник. Конец 40-х годов – начало 50-х.